Трёхглавый змей: Хранители

      Утро началось поздно, как и следовало ожидать. Не было смысла вставать с первыми лучами солнца, когда за окном всё равно был серый, пасмурный день, и в доме царила сонная тишина. Мара, Себастьян и Оминис лежали в постели до полудня, восстанавливая силы и откладывая неизбежное — очередной день упражнений в легилименции, которые до сих пор ни к чему не привели.       — Что ж, может, хоть сегодня у нас что-нибудь получится, — проворчал Себастьян, поднявшись с кровати и потянувшись.       Он выглядел разбитым, но пытался сохранить бодрость духа. Мара молча кивнула, хотя внутри у неё нарастало чувство тревоги. Она понимала, что от их успеха или провала зависит слишком многое. Но сколько бы они ни пытались, каждый раз результат был одинаковым. После того случая Себастьян так и не смог снова проникнуть в мысли Мары. Они потратили на это целый день, и, несмотря на усилия, ничего не изменилось.       Они менялись ролями. Сначала Себастьян пытался проникнуть в сознание Мары, но каждый раз терпел неудачу. Осознанно или нет, она закрылась от него на стальной засов. Потом пробовала она, но результат был тот же: размытые образы, обрывки воспоминаний Себастьяна — его сестра, сцены в Хогвартсе, их первые встречи, — но ничего конкретного.       — Не знаю, почему так сложно, — хмуро говорил Себастьян, сидя на полу. — Профессор Вульф говорил, что всё дело в концентрации. Но у меня такое чувство, будто я пытаюсь пробить стену.       Мара тоже выглядела расстроенной.       — Я видела что-то, — тихо сказала она, сосредоточенно нахмурив брови, пытаясь вспомнить, что именно. — Но когда я попыталась углубиться, меня отбросило. Словно что-то меня остановило.       — Проклятье, — пробормотал Себастьян, потирая виски. — Как будто мы топчемся на месте. Мы должны научиться этому, и как можно быстрее.       Оминис наблюдал за ними со своего места у окна, вслушиваясь в их разговор. Он не вмешивался, но его лицо отражало тревогу и внутреннее напряжение от того, что он ничем не может им помочь.       Когда в полночь, как и было обещано, появился профессор Вульф с корзинкой еды, судя по всему, заботливо собранной Дееком. Ребята сидели за столом, погружённые в свои мысли. На их лицах читалась усталость и беспокойство. Себастьян нервно постукивал пальцами по столешнице, Мара выглядела бледной и уставшей, а Оминис сидел с опущенной головой.       — Как успехи? — спросил Вульф, ставя корзинку на стол и оглядывая их с лёгкой улыбкой, но она быстро угасла, увидев их мрачные выражения лиц.       — Пока ничего, — первым отозвался Себастьян. Он не пытался скрыть своё разочарование. — Мы не можем прорваться. Всё выглядит слишком размыто, слишком неопределённо. Как будто что-то нас отбрасывает.       — Это нормально, — мягко ответил Вульф, садясь напротив них. — Не переживайте, освоение легилименции может занять время, и оно у нас пока есть.       — У нас нет времени, — резко перебил Себастьян. — Мы не можем позволить себе ждать. Мы должны разобраться с этим быстрее.       Вульф выслушал его спокойно, затем кивнул.       — Я понимаю ваше беспокойство. Но я уверен, что у вас получится. Вы сильные волшебники. А пока что… — он сделал паузу, словно обдумывая, что сказать дальше. — Пока что у меня нет никаких новостей.        Оминис нахмурился.       — И что мы будем делать, если не сможем воспользоваться легилименцией? — спросил он.       — У нас не так много вариантов — ответил Вульф. — Продолжайте тренироваться, и со временем вы научитесь «слышать» разум другого человека.       Профессор поднялся со своего места.       — Я вернусь завтра вечером, — сказал он, поднимая руку в прощальном жесте. — Уверен, что мы скоро сдвинемся с мёртвой точки. А пока… отдыхайте.       Он исчез так же внезапно, как и появился, оставив ребят наедине с их мыслями.       Себастьян тяжело вздохнул, глядя на пустоту, где только что стоял Вульф.       — Ладно, — пробормотал он, вставая. — Ещё один день впустую.

***

      Следующий день начинался так же, как и предыдущий — в бесплотных попытках освоить легилименцию. С самого утра они вновь погрузились в упражнения, надеясь на какой-то прогресс, но чем больше они старались, тем больше ощущали бессилие.       Мара и Себастьян сидели на мягком диване у камина. Оминис, молча вслушиваясь в их препирания и раздосадованные вздохи, устроился в кресле неподалёку. Его беспокойство росло с каждым неудачным шагом, и напряжение в комнате становилось всё ощутимее. Он чувствовал, что их усилия не приносят результатов, и молчаливо проклинал собственное бездействие.       Наконец, не выдержав, Оминис откинулся в кресле и, потирая виски, задумчиво проговорил:       — Это ни к чему не ведёт, — его голос был тихим и полным разочарования. — Я не могу просто сидеть и смотреть, как вы боретесь с этим в одиночку. Дайте мне попробовать.       Мара и Себастьян переглянулись, оба явно удивлены его словами.       — Оминис, ты же понимаешь... — начала Мара, но Оминис уже поднял руку, прерывая её.       — Понимаю, что я слеп, — перебил он, с лёгкой усмешкой. — Но легилименция не должна зависеть от зрения, верно? Это проникновение в сознание другого человека, а не в его глаза. И если у меня нет возможности видеть этот мир, может, я смогу чувствовать его в ваших мыслях. Ведь у меня в роду был один из величайших мастеров легилименции в истории — Салазар Слизерин. Возможно, я унаследовал не только его способность общаться со змеями.       Мара колебалась, её лицо отражало сомнения. Оминис всегда был невероятно талантливым волшебником, несмотря на свою слепоту, но… легилименция?       — Ты уверен? — осторожно спросила она. — Ты ведь никогда раньше этого не делал.       Оминис слегка приподнял подбородок, его тон стал тверже:       — В этом и смысл, — сказал он. — У вас пока ничего не выходит, но это не значит, что я не смогу. Может, у меня есть к этому… талант. В конце концов, у вас с Себастьяном уже несколько дней не получается. У меня хотя бы есть шансы, что я смогу ощутить что-то — запахи, образы, звуки. Я должен попробовать.       Себастьян вздохнул, будучи явно не в восторге от идеи, но затем кивнул:       — Ладно, ты прав, — сказал он, сев ровнее на диване. — Дела у нас и впрямь идут из рук вон плохо. Если у тебя получится хоть что-то… давай попробуем.       Они поменялись местами. Мара пересела в кресло, а Оминис занял место на диване рядом с Себастьяном. Мгновение тишины — и вот Оминис поднял руку, как будто собираясь дотронуться до разума Себастьяна. Его лицо стало необычайно серьёзным, а его дыхание замедлилось.        Оминис сосредоточился, пытаясь найти путь к сознанию Себастьяна. Он словно пробирался сквозь густую тьму на ощупь, чувствуя преграды и сопротивление. Ещё секунда — и что-то изменилось. Оминис замер, его руки слегка дрогнули, а глаза вдруг расширились, бегая из стороны в сторону.       — Это что… — он сделал паузу, его голос дрожал от изумления. — Это что, я?       Мара и Себастьян замерли, не веря своим ушам.       — Оминис… ты что-то видишь? — спросил Себастьян, едва дыша.       — Я… — Оминис прервался, пытаясь осмыслить происходящее. — Кажется, это я.       Мара выпрямилась в кресле, не сводя с него глаз и даже не моргая. Её сердце бешено стучало в груди. Он был слеп с рождения, неужели он мог считывать чужие зрительные образы?       — Покажи мне самое красивое, что ты когда-либо видел, — прошептал Оминис.       Себастьян сосредоточился изо всех сил, стараясь восстановить в памяти мельчайшие детали. Его мысли начали скакать, переходя из одного воспоминания в другое. Вот закат над морем в Фелдкрофте — тёплый оранжевый свет, рябь на воде, лёгкий ветер, качающий траву. Затем луна над башнями Хогвартса, освещающая величественные контуры замка. Потом Чёрное озеро, скованное льдом, среди покрытых снежными шапками гор — яркий, холодный свет блестит в снегу.       И вот, наконец, он увидел её. Там, на замёрзшем Чёрном озере, под лучами зимнего солнца. На её фарфорово-белой коже румянец то ли от холода, то ли от счастья. Она смеётся, её зелёные глаза щурятся от яркого света, а в растрёпанных от ветра чёрных волосах застревают снежинки.         Оминис замер.       — Это… — его голос был почти неслышным. — Это Мара.       Мара едва не плакала, наблюдая за его лицом.        — Такая красивая… — прошептал он, наблюдая за воспоминанием Себастьяна.        Себастьян не попытался прервать поток мыслей. Он позволил Оминису смотреть столько, сколько тому было нужно. Он был готов потратить на это сколько угодно времени — месяц, год, десятилетие — чтобы показать ему всё, что видел сам за всю свою жизнь.        Но спустя ещё несколько мгновений Оминис разорвал контакт сам. Он повернулся к Маре, его лицо всё ещё отражало легкий трепет от увиденного, но теперь в его глазах появилось другое желание. Глубокое, почти невыразимое словами. Она никогда раньше не видела его таким… одержимым.        — Покажи мне Себастьяна. — С жадностью попросил он. — Тот момент, когда вы катались на коньках на озере.       Мара почувствовала, как внутри неё что-то дрогнуло. Не раздумывая, она бросилась к нему, упала на колени и взяла его за руку. Она с готовностью закрыла глаза и сосредоточилась на том моменте, мысленно переносясь в воспоминание о том дне. Её разум тут же наполнился холодным воздухом, лёгким скрипом коньков по льду и смехом, звенящим в ушах.       Оминис снова видел Чёрное озеро, покрытое льдом, но главное — он видел Себастьяна. Его волосы и глаза казались золотыми в солнечных лучах, а уголки глаз морщились от широкой, искренней улыбки.       — Это Себастьян? — прошептал Оминис.       — Да. — Мара кивнула, не открывая глаз, полностью погружённая в воспоминание, которое она показывала ему.       — Он смеётся, — тихо добавил Оминис, его губы слегка приподнялись в ответ на этот образ.       — Да, — снова прошептала Мара, её голос дрожал.        Оминис глубоко выдохнул, с трудом приходя в себя после увиденного. Его руки всё ещё дрожали, но на лице была улыбка — тёплая, немного неуверенная, но счастливая. Он словно всё ещё жил в этом воспоминании, где видел Себастьяна, смеющегося под зимним солнцем. Но затем он обратился к Маре и снова заговорил.       — Теперь... покажи мне... меня, — попросил он, его голос был тихим, но в нём слышалось странное, почти детское любопытство. Как будто он наконец осмелился спросить о чём-то, что всегда хотел знать.       В её голове сразу пронеслись сотни моментов — все те секунды, когда она без зазрения совести пожирала глазами Оминиса, пользуясь тем, что он не мог этого видеть. В разные моменты: когда он сосредоточенно поджимал губы, когда тихо смеялся над шутками Себастьяна, когда на его лицо падали пряди белых волос... Она не могла скрыть смущение и быстро покраснела, осознав, как часто это происходило.       Оминис уловил её реакцию и вдруг тихо засмеялся.       — Теперь я понимаю, почему ты постоянно пялилась на меня, — произнёс он, улыбнувшись. — Кажется, я и вправду красивый, да?       Мара смущённо фыркнула, пытаясь скрыть нервный смех, но не сдержалась. Её смех смешался с хохотом Себастьяна, который не упустил возможности добавить:       — Ты очень красивый, Оминис! — с широкой улыбкой сказал он. — Я всегда тебе говорил, но ты не верил.       — Себастьян прав. — Мара наконец немного успокоилась и снова посмотрела на Оминиса. — Ты красивый. И дело не только во внешности.       Она забралась на диван и обняла его, а Себастьян обнял их обоих.