Служанка

      Утром Бан Чан был на кухне, уговаривая Рюджин помочь ему. Она не соглашалась, считая затею слишком рискованной. Сонный Джисон зашёл на кухню, здороваясь:       — Доброе утро. Как дела?       — Скажи ему, Рю, прошу тебя, — сказал Чан.       — В общем, молодая госпожа, э-э... хочет завтрак в постель... В общем... — Хан внимательно слушал, кивая головой в поощрение, чтобы Шин продолжала, и пытаясь понять, о чём речь вообще, — она хочет, чтобы завтрак ей принёс ты.       — Кто? — ему послышалось? — Я?       — Да, она хочет, чтобы завтрак ей принёс Питер.       — Правда? Серьёзно?       Чан, радостно улыбаясь, кивал в подтверждение, а затем с пафосом, пытаясь изобразить свои слова, сказал:       — Ты к ней войдёшь и скажешь: «Я пришёл, моя кошечка». Потом ты откидываешь одеяло, — представляя всё это, Хан уже снял с себя пиджак и оттянул узел галстука, — и начинаешь обнимать её, целовать, ласкать и любить.       Рюджин отвернулась, делая вид, что она занята, чтобы не засмеяться над представлением. Уж очень комично выглядели в этот момент Бан и Хан.       — Вот так сразу? — Джисон натянул обратно пиджак, посерьёзнел. — А вдруг она рассердится?       — Слушай, ты разносишь завтраки по комнатам? — Бан Чан принял серьёзный вид. — Тебя когда-нибудь звали?       — Нет, — растерянно проговорил Хан.       — Молодая госпожа просит тебя сделать это для неё... — Чан сделал акцент на местоимениях.       — Неужели, потому что она хочет меня?       — Да! Она ждёт тебя, чтобы ты сказал ей: «Вот и я, моя кошечка!» А сейчас иди!       Рюджин подала Хану поднос с завтраком. Он ушёл, но тут же вернулся:       — А может, стоит просить её выйти за меня замуж в ближайшее воскресенье? Или это слишком рано?       — Иди уже, — Чан развернул его в сторону выхода, подталкивая в спину.       Минут через десять Джисон вернулся без подноса, удручённо садясь на кухне. Рюджин отвлеклась от плиты и спросила:       — Что случилось, Сони?       — Меня уволили, — вздохнул он.       — Что ты имеешь в виду?       — То, что сказал...       — Видишь, что ты наделал? — Рю набросилась на только что вошедшего Чана. — Из-за тебя Сони уволили!       — Как это уволили? — Бан не предвидел такого поворота событий. — За что?       — Ну, молодая госпожа не приняла моего брачного предложения. Когда я прыгнул к ней в постель, она начала кричать, как резаная, звать на помощь, драться, — подавленный увольнением, Джисон сидел, упершись локтями в стол и уронив голову на руки, чуть не плача. — В общем, она не восприняла это всерьёз.       Донсок, взяв Джисона за ворот рубашки, как какого-то нашкодившего кота, пытался выволочь его из кухни, да и из дома в общем.       Чан встал на защиту, что он неудачно пошутил и Сони ни в чём не виноват. Но Кан остался непреклонен:       — Меня не волнует, виноват он или нет, — от ледяного тона дворецкого всегда были мурашки. — Я выполняю приказ.       — Подожди! Не выгоняй его, Донсок. Дай мне десять минут.       Чан поспешно ушёл из кухни, направившись к Йеджи. Он застал её в коридоре второго этажа, жалующуюся матери. Он услышал, что Джихё хочет засадить Хана за сексуальное домогательство.       — Прошу прощения, госпожа, — обратился он к хозяйке дома. — Джисон не виноват, лучше увольте меня.       — В чём дело? О чём ты?       — Дело в том, что это была шутка. Хан это сделал из-за меня. Это я сказал, что молодая госпожа ждёт его с завтраком.       — А, понятно! Вы с Питером держите меня за дуру? — возмутилась младшая Хван. — Тогда ты тоже уволен!       — Чан и так уходит в конце месяца, — сказала мать. — Пусть доработает. Мы ещё не нашли ему замену.       — К-кто сказал, ч-что я ухожу? — Чан в удивлении аж заикаться начал.       — Разве ты не собираешься в Австралию за наследством?       Чан закрыл лицо руками, отчаянно пытаясь не закричать и не помчаться добивать Джисона, если его ещё не убил Донсок. Но сначала он спасёт Хана от увольнения, а потом уже убьёт его.       — Это просто недоразумение. Я вовсе не собираюсь уходить, и Хан тоже не хочет. Умоляю вас! Но если вы хотите кого-то уволить, то увольте меня. Джисон не виноват! Это я убедил его в том, что молодая госпожа влюблена в него.       — Господи, — Йеджи прыснула со смеху, — да он просто идиот.       Чан бросился на колени, вымаливая прощение. Йеджи снисходительно простила обоих. Всё-таки искать нового водителя ей не хотелось, она уже привыкла к Хану.       Бан пошёл обрадовать друга, но нигде его не мог найти. Наконец, Хан нашёлся в гараже.       — Сони, всё в порядке. Ты остаёшься.       — Правда? — Джисон бросился на шею другу. — Всё-таки у меня ещё есть надежда на её внимание...       Но вдруг погрустнев, Джисон сказал, немного отойдя от друга и задумчиво глядя куда-то в сторону окон спальни девушки:       — Но знаешь, она сейчас увлечена каким-то тайным поклонником, который поёт для неё песни на радио.       Чан уже и забыл, что был зол на парня. Надо как-то помочь другу. В очередной раз его голову посетила какая-то стопроцентно верная идея по завоеванию юного сердца:       — На гитаре играть умеешь? Петь? Так, я сейчас вернусь.       Пока ждал возвращения Чана, даже не представляя, что мог тот придума      Джисон размышлял над тем, что он действительно умеет петь и играть на гитаре.Только вот задача: как ему пробиться на радио и где взять гитару? В размышлениях Хан задремал. Его разбудил томный голос:       — Привет, Джисон.       Он открыл глаза и увидел Йеджи, склонившуюся над ним.       — Я — Джисон? Разве я больше не Питер?       Йеджи села к нему на колени:       — Я не могу тебя звать «Джисон»?       — Конечно, можешь, дорогая! — как же он был счастлив ощущать её так близко к себе.       — Мне нравится, когда ты говоришь мне «дорогая». Я тебе нравлюсь? — она хихикала, гладя его по щеке. — Можно я сниму с тебя галстук?       — Можешь снять всё, если захочешь.       Она сняла с него галстук и расстегнула верхние пуговицы рубашки, проникая под неё руками.       — Дай мне посмотреть твою кожу, — шептала она, наклоняясь к его шее.       — Тебе нравится моя кожа? — спросил он, ощущая, как жар разливается по телу.       — Да. А я тебе нравлюсь?       — Очень. Да-да!       — Нет, я тебе не нравлюсь, — Йеджи надула губы, поправляя волосы, а затем прижалась к нему. — Ты меня не любишь.       — Ты мне очень-очень нравишься, — шептал ей Джисон. — Я обожаю тебя.       — Сони, я от тебя без ума, — она поцеловала его в лоб, в кончик носа...       Хан не мог поверить своему счастью.       — Можно тебя поцеловать, мой сладкий Сони?       Он, закрывая глаза, притянул её лицо к себе, немного надавливая на затылок. Как прекрасны её губы...       — Да что ты делаешь? — послышался возмущённый крик Чана.       Джисон резко открыл глаза, почувствовав, как Йеджи в испуге выпуталась из его объятий.       — Что ты так кричишь? — возмутился Хан.       — Идиот, ты целовал меня!       — Я целовал свою невесту — Йеджи, — Хан смотрел вокруг. — Она так быстро убежала... Такая милашка...       — Какая Йеджи?! Ты был здесь один, и ты целовал меня.       — Правда? Мы были женихом и невестой? — он никак не мог вернуться в реальность.       — Я тебе покажу невесту!       — Это был сон? — Хан был очень разочарован и растерян, наконец осознавая происходящее.       Как эти прекрасные губы, нежные руки могли оказаться сном?! Всё было так явственно, так чудесно!       — Да, сон! В общем, слушай, я решил твою проблему.       — Какую проблему?       — По поводу гитары. Я знаю, где её взять, а ты споёшь для Йеджи. Тогда ты полностью завоюешь её сердце!

***

      — Черён, вот, — Хёнджин бросил конверт на стол секретарши.       — Что это? — спросила она.       — Это надо отправить курьером в офис в Ульсане. Выполняй.       — Ты не хочешь изменить своё поведение? — сказала она, надевая очки, когда Хёнджин уже возвращался к себе в кабинет.       — Что ты имеешь в виду?       — Ты ведёшь себя так, будто ничего не произошло.       — А что произошло? Я приехал к тебе, а мой отец выгнал меня оттуда, — Хёнджин словно метал молнии из глаз, прожигая ими Черён.       — Не будь таким. Это вовсе не то, что ты думаешь.       Хёнджин сделал задумчивый вид, приложив палец к губам, а затем, цыкнув, сказал:       — Знаешь, где-то я уже это слышал...       — Если захочешь поговорить, буду рада выслушать.       — Поговорить? А нам есть о чём говорить?       — Ну, хотя бы о том, что произошло. Я ведь обиделась, Джинни... Ты ушёл в Рождество к той грязной шлюшке.       Почему-то Хёнджину стало неприятно это слышать. Сказав лишь: «Ты ошибаешься», он вернулся в кабинет, хлопнув дверью.       Черён задумчиво смотрела на закрывшуюся за парнем дверь. Она не понимала, как себя вести с ним, чтобы привязать его к себе раз и навсегда. Наследники компании, особенно такой, как Hwang Industry, на дороге не валяются.       Спустя полчаса Черён без стука вошла к Хёнджину, который сидел за своим столом, что-то читая:       — Хёнджин, приходи ко мне на ужин. — Путь к сердцу мужчины лежит через желудок?       — Оставь меня в покое, — Хван даже не удостоил её взглядом.       — Пожалуйста, я скучаю по тебе. Нам нужно поговорить, — она подошла ближе, села рядом на корточки, положив руки ему на колено.       — Поговорить? — он смахнул её руки. — Мы что, друзья? О чём нам говорить?       — О том, что произошло между нами. Мы же взрослые, не так ли?       — Оказывается, я уже вырос? Да?       — Да...       — Вот как? Ну, спасибо, — он встал, выходя из-за стола, чтобы быть подальше от Черён. Её прикосновения всё же вызывают реакцию его организма.       — Нам нужно поговорить и принять какое-то решение. Приходи, — продолжала настаивать она, встав и подойдя к нему. — Придёшь? Потом всё решим.       Её томный взгляд, голос, переходящий на шёпот...       — Не знаю. Вдруг я приду, а ты пригласила ещё и моего отца.       — Твой отец оказался там случайно. Между нами ничего не было и нет. Просто я рассердилась и использовала его, чтобы разозлить тебя.       — Ну что ж, тебе это удалось.       — Пожалуйста, прими моё приглашение.       — Ты не спала с моим отцом?       — Нет. Придёшь?       — Поклянись.       — Так ты придёшь?       — Хёнджин, — в кабинет зашёл Минхёк, — простите, но вы вроде как на работе.       — Хорошо, увидимся вечером, — сказал Хёнджин, давая девушке знак, чтобы она покинула кабинет.

***

      Донсок неоднократно приходил к Ханыль, уговаривая пойти к Минхо. Конечно, сейчас она немного остыла и уже не так горит желанием отомстить ему. Тем более, что парень столько лет провел в уединении. Ей было его искренне жаль — он потерял мать и любимую девушку, но разве это даёт ему право обманывать людей?       В конце концов, Минхо подкараулил Ханыль, когда она проходила мимо его комнаты, а вокруг никого не было. Правда, он не стал рисковать и, открыв дверь, быстро сел в своё кресло:       — Ханыль, — позвал он её, — пожалуйста, дай мне объяснить...       Она остановилась, глядя на него:       — Нет, я не хочу выслушивать никаких объяснений!       — Дай мне хоть слово сказать...       — Отстань от меня своими небылицами. Делаешь вид, что ты мой друг, — видя отчаяние в его глазах, Ханыль всё-таки вошла, закрыв за собой дверь, — а сам втихаря шляешься. Ты просто негодяй!       — Я прошу тебя...       — Знаешь, что мне больше всего обидно? — продолжала она, не обращая внимания на его слова, — Мне было жаль Хару, он мне нравился. Он был мне настоящим другом.       — Я тоже твой друг...       — Нет, ты мне не друг. Друзья никогда не лгут, а ты всё время мне лгал, прикидывался, изворачивался...       — Кто бы говорил, — вдруг вспылил Минхо, — ты тоже мне лгала. Я видел, как ты целовалась в коридоре с моим братом!       — Не напоминай мне о нём. Твой брат хуже чумы!       — Но ты не выглядела несчастной...       — Он застал меня врасплох, — Ханыль начала оправдываться. — Во-первых, это было, словно целовать статую. А во-вторых, не надо шпионить. Кто ты такой, чтобы следить за мной?       — Я люблю тебя! — в этих словах было столько отчаяния и надежды, но Ханыль всё ещё злилась:       — А я тебя нет.       — Почему ты так жестока? Тебе кто-нибудь уже говорил подобное? Ты знаешь, что чувствует человек, когда слышит такое?       — Я слышала это сотни раз и не только это. Кое-кто смотрит на меня свысока, — она села на кровать. — Достаточно пройти в гостиную, и ты убедишься в том, что твоя тётя, твой дядя, твоя кузина и многие другие презирают меня. Но это неправда, что ты мне не нравишься.       — Ты сама так сказала...       Минхо пересел на кровать, беря Ханыль за руку. У неё такие тёплые, мягкие ладони. Но большего он не мог себе позволить. Радовало хотя бы то, что она не убрала свою руку.       — Я сказала, что не люблю тебя так, как ты бы хотел, — всё-таки она смягчилась. — Но если ты пообещаешь никогда не лгать, то мы можем стать друзьями.       — И больше ничего?       Хо смотрел ей в глаза, желая найти хоть каплю взаимности, но тщетно. А она уговаривала его, как ребёнка, положив вторую руку поверх его:       — Это немало! Ты знаешь, что такое друг? Нари — моя подруга, Джису — тоже моя подруга. Ради них я готова руку отдать на отсечение.       — Я этого никогда не попрошу, разве что подстричь ногти... — Минхо впервые улыбнулся.       — Да нет, я серьёзно. Друг — это как брат, который помогает тебе жить.       — И больше ничего?       — Больше ничего, — сказала она, вставая. — Мне пора, а то бабуся меня уже заждалась, наверное.

***

      Ханыль протирала пыль в спальне старушки, когда та вдруг сказала:       — Помнится мне, что у тебя есть кулон с лотосом... Но ты мне его так и не показала.       — Да, но эта драная кошка...       — Какая ещё кошка?       — Девушка вашего внука, — пояснила Ханыль. — В той потасовке она порвала мне цепочку, поэтому я не ношу его.       — Ты всё ещё злишься на неё?       — Да, конечно. Она такая высокомерная, а ваш сын при ней, как марионетка. Она вертит им, как хочет.       — И тебя это расстраивает?       — Да нет, — выдохнула она. — Мне всё равно, если уж он такой идиот.       — Хорошо. Ты закончила с уборкой?       Если Гымсун задала этот вопрос, значит:       — Не-е-ет, снова лекции по культуре? — захныкала Ханыль. — Бабуся, ну, не надо.       — Я хочу проверить, что ты помнишь. Считай, что у тебя сегодня экзамен.       Ханыль села и приняла важный вид, сложив ногу на ногу:       — Здравствуйте, господин. Как дела, господин? — на это старушка одобрительно кивала, но Ханыль вдруг, скорчив гримасу, выдала: — Как дела, приятель? Как дела, мужик? Хреновенько?       Госпожа Гымсун закатила глаза:       — Ты ничего не понимаешь. Приветствие имеет большое значение в культуре. Например, древние египтяне, здороваясь, низко кланялись, касаясь рукой колена, — Ханыль на это вытянула ногу и хлопнула себя по колену, — не кривляйся! Это выказывало уважение. Евреи же всегда придавали значение физической форме приветствия: они обнимали и целовали друг друга.       — Но мы же не евреи...       — Я тебе и не говорю так делать. Как ты не понимаешь? На Западе же чаще всего здороваются за руку.       Старушка встала, показывая, как это делается. Ханыль встала следом, пожимая старухе руку:       — Привет, старушка, как дела? — она притянула её за руку к себе, ударяясь плечом об её плечо, как часто парни делают при приветствии.       Госпоже Чон стало больно:       — Ты не должна быть такой грубой при рукопожатии.       — Я всё правильно сделала...       — Ты не должна сдавливать руку другого человека, будто это какая-то рыба, которую ты хочешь удержать.       — Ладно, ладно... Бабуся, а можно мне уйти? Я хочу прогуляться.       — Можно, иди.       — Пока, старушка...

***

       Хёнджин, проезжая в обеденный перерыв мимо кафе, в котором любил покупать кофе с круассанами, увидел Ханыль, выходящую из него. Она сразу узнала его машину, поэтому остановилась, видя, что он паркуется. В её руке был стаканчик с кофе. Хёнджин подошёл к ней, забирая кофе и отпивая, поморщившись:       — Фу, с молоком...       — Опять ты? — произнесла Ханыль, забирая у него свой кофе и тоже отпивая. — Вкусный кофе!       — Может, уделишь мне немного времени?       Они сидели рядом на капоте его дорогого авто. Он был одет в дизайнерский костюм и пальто, она — в пуховик и джинсы с самого обычного рынка. Эта пара бросалась в глаза своим нелепым сочетанием: принц и нищий.       — Даю тебе пять минут, — сказала она.       — Пять минут — это мало. Очень мало.       — Вообще-то холодно, знаешь ли... Кстати, я хотела спросить: как у тебя дела с Черён? — Ханыль потянулась к его плечу, заметив на нём волос.       Ей было уютно сейчас рядом с ним. Он разговаривал с ней без высокомерия, спокойно, словно они друзья. Он был каким-то задумчивым, даже грустным, что ли.       — Забудь об этом. Всё в порядке, — вздохнул Хван. — Больше не трогай Черён. Не цепляйся к отцу, Йеджи. Будь от них подальше.       — Но она же первая начала! — возмутилась она. — Я хотела поблагодарить тебя, а она тут же оскорбила меня. Я этого не прощаю!       — Ну вот, поэтому я и прошу тебя забыть об этом.       — Нет уж! Я не забуду. Ты меня ещё не знаешь! — она помахала кулаком куда-то в пустоту, цедя слова сквозь зубы.       — Можно тебе ещё кое-что сказать?       — Давай...       Манера Хёнджина быстро менять темы не очень нравилась Ханыль. Она всегда ждала какой-то подвох.       — В клуб ты одеваешься, как настоящая девушка, и выглядишь потрясающе, — Ханыль отвернулась, чтобы не показать ему, насколько приятен ей этот комплимент. — Почему ты всегда не одеваешься так?       Ханыль удивлённо посмотрела на него, всё ещё еле скрывая улыбку:       — Как это «так»? Я что, одеваюсь убого?       Но Хёнджин заметил огоньки в её глазах и проступивший, уж точно не от холода, румянец.       — Нет, нет. Просто ты всегда одеваешься, как парень.       — Послушай, я ведь не даю тебе советов, как одеваться, и ты не лезь ко мне. Понял?       — Понял, — но на этом вопросы не закончились. — Ханыль, ты встречаешься с моим кузеном?       — А что такого, если я встречаюсь с Минхо? Я разве спрашиваю, счастлив ли ты со своей драной кошкой?       — Я несчастлив...       — Что? — он не перестаёт её удивлять.       — Я сказал, что я несчастлив.       — Ха. Парень встречается со своей любимой, но он несчастлив. Разве такое возможно?       — Она старается сделать меня счастливым, но я несчастлив.       Хёнджин был спокоен и говорил, словно озвучивает прописные истины, о которых Ханыль почему-то не известно.       — Не понимаю...       — Она делает меня счастливым только в постели, Ханыль. Теперь понимаешь?

***

      Юна стала бегать от Ёнджуна, совсем перестала к нему приходить. Несколько раз он ловил её то тут, то там, но каждый раз получал от ворот поворот. Она упрекала его тем, что столько времени с ним потратила, а он так и не выполнил своё обещание жениться на ней.       Теперь Юна нашла себе нового претендента, который снимет с неё униформу не на ночь, а навсегда:       — Привет, Чан, ты сегодня прекрасно выглядишь.       — Я? — садовник удивлённо посмотрел на Югу, но продолжил подметать дорожку.       — Да-а. Просто потрясающе. У тебя, наверное, полно женщин, которые бегают за тобой.       — Наверное, — Чан оглянулся по сторонам, — только я почему-то не вижу ни одной.       — Как интересно, — она встала с ним рядом. — Представляю, как твоей девушке хорошо с тобой.       — У меня нет девушки. Пока нет, — уточнил он. — Но есть одна на примете...       — Я знаю, за кем ты ухаживаешь, но ты совершаешь ошибку, — Юна остановила его, положив свою ладонь на его щеку. — Ты молодой, симпатичный... Зачем ты ухаживаешь за кухаркой? Если хочешь, можем погулять...       — С тобой? — в его взгляде и голосе было столько презрения.       — Чан, знаешь, как ты мне нравишься? — Юна схватила Бана за грудки, притягивая к себе, и поцеловала.       Конечно, классику жанра никто не отменял — Рюджин всё это увидела.       Когда Юна зашла на кухню, то увидела расстроенный взгляд сестры.       — Что ты на меня смотришь, онни? С Ёнджуном все покончено...       — Я знаю, теперь у тебя другая цель, — глаза старшей Шин наполнились слезами.       — И что такого? — фыркнула младшая. — А ты ревнуешь?

***

      Ханыль, уличив минутку, снова позвонила Хёнджину. Джису была рядом, чтобы подстраховать вдруг Юна неожиданно зайдёт. Да и услышать и увидеть всё лично было очень интересно.       — Алло, — снова изменив голос, проговорила Ханыль, когда Хёнджин ответил на звонок, — ты по мне скучал, любимый?       — Почему ты не можешь дать мне свой номер? Я бы сам тебе позвонил, — сразу сказал Хёнджин, игнорируя вопрос.       — Но я уже сказала тебе, я очень застенчива. Лучше я буду сама звонить, когда наберусь смелости.       Джису еле сдерживала смех, утыкаясь в спину Ханыль, чтобы её не было слышно.       — Я очень скучала по тебе. Ты один?       — Нет. Нам лучше поговорить попозже.       — Кто это? — послышался голос Черён.       Значит, Хёнджин у этой мымры. Как жаль...       — Я же сказал тебе — бухгалтер, которая ищет работу в компании, — сказал Хёнджин, поставив звонок на паузу.       — Но у нас есть бухгалтер, вернее, целый штат бухгалтеров.       — Неважно, — сказал Хёнджин и продолжил телефонный разговор: — алло, да.       — Любимый, ты со своей девушкой? Как обидно. — Ханыль надула губы, хоть Хёнджин этого и не видел, но почувствовал по голосу. — Я бы так хотела быть с тобой, а ты сейчас с ней.       — Извините, я ничего не могу сделать, это сложный вопрос, давайте поговорим попозже.       — Алло, — Черён выхватила телефон из рук Хвана, — кто это говорит?       — Гадина! — крикнула в трубку Ханыль и завершила звонок.       — Она назвала меня гадиной! — опешила Черён, глядя на Хвана и возвращая ему телефон. — Скажи, кто это названивает тебе?       — Сказал бы, но я не знаю, кто это, — пожал плечами Хён. — Извини.       — Как это не знаешь?       — Не знаю и всё. Она всё время звонит, всё время надоедает. Номер скрыт.       — Но ты сказал, что поговоришь с ней позже.       — Она позвонит ещё. Мне нужно разоблачить её и положить этому конец. Не понятно?       — Понятно, — прошептала она, притягивая его к себе. — Иди ко мне...

***

      Помирившись с Черён и довольный, как мартовский кот, Хёнджин вернулся домой довольно поздно, но встретил в гостиной бабушку:       — Ты пришел к стати. Мне нужно с тобой поговорить, — сказала она, ведя его в кабинет.       — В чем дело? Я плохо себя вел? — удивился тот.       — Не знаю. Хочу поговорить с тобой о Ханыль.       — А что за проблема с Ханыль?       — Это я должна у тебя спросить...       Да что хочет от него бабушка? Хёнджин никак не мог понять:       — Так что за проблема?       — Я хочу знать, что с ней?       — Не понимаю. Откуда я знаю, что с ней? — он показал на себя, затем в недоумении развел руками.       — Мой вопрос таков: что у тебя с ней? — строгим тоном спросила бабушка.       — Ничего не понимаю. Может быть, я сегодня не очень хорошо соображаю...       — Джинни, я видела, как ты в «Хэтсаль» играл в футбол.       — Да. Что в этом плохого? Я люблю футбол, ты же знаешь.       — Ну, да. И потом, ты покинул семью и свою девушку в Рождество...       — Ну, дети нуждались в подарках. Я не прав? Я же тебе объяснил уже, и ты меня поддержала. Это же особый день. В такой день все люди становятся добрее...       — Хёнджин, перестань говорить глупости и ответь мне на один вопрос: это правда, что ты влюблён в Ханыль? Я хочу знать, какие чувства ты к ней испытываешь?       — Какие чувства? Ну, это смешно, бабушка! — нервно засмеялся Хёнджин. — Как ты могла подумать, что у меня может быть что-то общее с Комени?       Ханыль, которая была не замечена в гостиной и проследовала за бабушкой и внуком до кабинета, услышала весь разговор.