пока утро мне не ошпарит по сомкнутым векам

Нежно и медленно губы прислони, Тише, наверное, мы здесь не одни. Глаз твоих омуты тянут вновь к дну. Я фатально в них тону

черное олово — фатально тону

      Первый поцелуй — это самая неловкая штука. Он случается спустя пару долгих месяцев, что Ваня ломался и не принимал свои чувства, а Сережа пытался не сойти с ума, потому что лишнее касание — и Ванечка уже дёргается. Да и все эти месяцы они просто пытались как-то сжиться со всеми событиями, произошедшими в их жизнях.       Сережа не давил. Он позволил взять столько времени сколько потребуется. На самом деле, Ване безумно хотелось ласки. Трогать-трогать-трогать Сережу. Его волосы, шею, щеки и руки. Касаниями покрыть всего целиком. Только вот страх, неуверенность и стеснение заставляли каждый раз сдерживаться или вздрагивать от чужих рук.       Но в какой-то момент стена ломается.       Губы нежные, чуть шершавые, но будто опьяняют, еще до того, как тебе будет позволено их вкусить. Ваня не медлит, сокращает расстояние быстро, чтобы не передумать. Он знает, что сам должен сделать этот шаг. Сережа не решится, у него и прошлый опыт, когда первый шаги делал, а потом был отвергнут, внутри грызет и совесть, за то что может давить на Ваню или спешить. Поэтому ему нужно взять инициативу в свои руки, перешагнуть через страх, гордость или что там еще ему мешало? Он делает этот огромный шаг и понимает, что рушить стены внутри себя — охуеннейшее занятие.       Приблизиться к его лицу, видеть его в нескольких сантиметрах от себя и ощущать дыхание, что смешивается с его собственным — невозможно. Ваня крепко глаза жмурит, начиная неспешные движения губами. Сережа в ступоре, руку Ванину ищет и со своей осторожно переплетает, также на поцелуй отвечая. Кажется, он забывает дышать, да и Ваня, в общем-то тоже. Они слишком близко, это слишком в новинку. Вот видишь ты человека часто, почти каждый день — в инстаграме, на стримах, в своей квартире… но все это на расстоянии, как минимум метр-два, как максимум с тысячу километров. Вот вроде и любишь (правда любишь, понял это и принял наконец), но его присутствие в таком положении будоражит. Ваня пальцами в волосы кудрявые забирается, мягко кожу массируя, перебирая пушистые локоны.       Сереже не верится, что это происходит. Сережа хочет плакать от счастья и оставлять лёгкие поцелуи-бабочки на алых щеках Ванюши.       Сам поцелуй выходит недолгим, он вовсе не страстный, как в фильмах, где главная героиня набрасывается и жадно засасывает парня, как только узнает, что похититель ее сердца тайно влюблен в нее в ответ. Тут ситуация другая. Оба бояться сделать что-то не так, оба не решаются и стесняются, но оба очень хотят попробовать. Они сливаются, ощущая друг друга так, как хотелось слишком давно. Губы теплые, нежные, касаются совсем слегка, неуверенно и мягко. Для языков еще слишком рано — они изучают все это неспешно, наслаждаясь каждым мгновением рядом. Стук сердец зашкаливает, в груди разливается что-то горячее, такая эйфория и любовь к человеку, которому даришь сейчас всего себя. Словами сложно передать, но оба сейчас готовы мир положить к ногам другого и в прибавку все звезды с неба достать.       Ваня отстраняется, хотя делать этого совсем не хочется. Он смотрит в карие глаза напротив, что находятся во все такой же близости и просто тонет. — Я люблю тебя, — с шепотом выдыхает Сережа, также завороженно вглядываясь в любимые черты. Ваня замечает в уголках его глаз влагу и, не смея сдержать порыв, нежно трется своим носом о чужой. — Я тоже люблю тебя, — сердце бьется где-то в районе горла, а может это просто пульс зашкаливает так, что кажется он сейчас задохнется от чувств. Их так много, они такие разные и прекрасные. Сережа улыбается, глаза чуть скашивает на чужие обветренные губы и будто спрашивает. Глупый, ему не нужно спрашивать о таком. Теперь, когда Ваня раскрылся, нет смысла прятаться и подавлять в себе порывы тактильности. Теперь, кажется, Ваня сам не сможет отлипнуть от него, полностью утопая в своих чувствах и глубоких карих глазах.