Звёздочка

Тики соскальзывает с кресла, обитого шёлком, всё ниже и ниже, пока взгляд не прячется за столом. Его изрядно достало всё это высокородное дерьмо, про которое он успешно забыл. А напряжение сбросить некуда. Уже как полгода граф приостановил прямое уничтожение Чистой силы. Он был разочарован тем, что Тики не удалось привести носителя Четырнадцатого в Чёрный ковчег, но вот информацией, которую она передала и кристалл, который добыл Микк… Когда Майтра и Вайзли, пожав друг другу руки, забурились в проверку данных, никто не обратил на это внимания. Собственно, зря они это сделали, предпочитая переругиваться. Пожинать плоды маниакальных поисков и экспериментов этого тандема им придётся долго. И, вероятно, очень болезненно для самооценки. Но то мрачное будущее пока недоступно. Не менее мрачное настоящее скалилось на него хищным оскалом. Пока не начался светский сезон, и Камелоту-старшему срочно не понадобилась помощь со стороны семьи во имя своего развлечения. Поэтому прибыл он невовремя, с новостями не очень хорошими, был наказан по всей строгости и суровости. Но, естественно, это считалось только его недальновидным мнением. Да, пожалуй, они все были в несказанном бешенстве, чтобы не заметить подобного и, с одной стороны, хорошо, что ему досталось только общее «наказание», а не от каждого по приколу с изощренным пассажем. Уж Узы бы на нём оторвались, это он знает. Помнит, как Джасдеро облизывался на него, прижимая к себе сомнительного вида тряпки. Так что пока было приостановлено «уничтожение», Шерил смог подключить свою светскую сторону-жизнь-сучность. И его втянуть в эту мерзкую трясину хитровыдуманных интрижек, полных фальшивых капризов и надломанной суровости. Это приносило самое дешёвое удовольствие из всех, что он пробовал. Оно ни разу не будоражило, не подбивало в кураже и даже не веселило. Так, припудривало самомнение и тешило лестью. Тики идеально лавировал в дискуссиях, блистал харизмой и обольщал улыбкой. И после них уносился в самые трущобы, самую гниль больших городов. Крысы ему казались честнее чиновников, проститутки искреннее прелестных дам. Джойд внутри него воспевал кровавость уличных боёв после унылых светских раутов. Это было выше его моральных сил. Как бы Шерил не пытался манипулировать, он не может заставить себя давиться фальшью больше, чем один приём в неделю. Хотя в этом были свои плюсы. Камелот сделал в самом дальнем углу подвального помещения склад под потенциальную Чистую силу. Часть её сидела в украшениях, предметах обихода, которые они обменивали, крали, покупали, изымали в качестве извинений. Из двадцати — только одна была настоящей. Такой же холодной и отравляющей, как рука ведьмы или этот светящийся кусок чего-то. Узы, нашедшие кристалл, чудом не разрушили его, в последний момент успели отобрать. Правда Лулубелл тогда сама чуть не уничтожила его, но у неё выдержка всё же получше будет. С оговоркой, что это был приказ Адама. Также с недавним письмом к Шерилу пришла посылка. Прямо в Парижский особняк, о котором знали полторы немых калеки. В короткой записке, написанной отрывистым и угловатым подчерком, было написано: «Для сравнения», а вместе с ней и сухими маками лежало металлическое перо. Вот оно как раз привычно обжигало и задорило ноевскую сущность. Как в остальных девятнадцати из двадцати случаев. Отправителя не найти, передал посылку слуге, что шёл за покупками, и оставил рядом с остальной почтой, мальчишка, чьими услугами Шерил пользуется по его, Тики, рекомендации. И то, это только догадка. Саму посылку нашла Снежка, когда начала играть с бантом. А кошку, соответственно, нашла Лулубелл, которая поначалу, засмотрелась на игру. Поэтому отследить передачу, увы, не получится. Только если Мудрость неожиданно не выкинет финт ушами и научится читать воспоминания предметов. Эта мысль одновременно ужаснула и восхитила Тики. Но сейчас его съедала усталость и раздражение, что душили и подавляли его. — Ого, ты фонишь бренностью. — Вайзли подходит тихо, кладёт серую ладонь на голову и замирает. Хмурится, тянет чужие щёки и злорадно скалится. Тики хватает его за руки и смотрит в полном недоумении и злости. Попытка остановить брата не увенчалась успехом. А вот задорный блеск в маниакальном взгляде сулил всё больше проблем. — Ты хочешь порвать мне рот, чтобы Роад скидывала в него отвратительную овсянку? — Едва не срываясь на ругань, мужчина хочет сломать пальцы Вайзли. Тот только скалится и отпускает его лицо. — Ты заинтересован в ком-то? У Тики сердце падает в желудок, взгляд ужесточается, а лицо почти исказилось в фирменной злобной усмешке Ноя. — Я азартный дурак, но не предатель. Вайзли медлит, пользуется тем, что его держат, и сам тянет его вглубь бесконечного дома. — Всё просто, он убил ведьму. — Граф машет спицами, будто пишет, а цветной шарф появляется с такой скоростью, будто мужчине нужно целую роту к зиме одеть. Оба Ноя молча переглядываются, не понимая. — Знаю-знаю, это больше была моя ошибка, забыть, что Мариан — мастер Багрового сада. И что эти ведующие, а также Кровавый берег, что мастерит сестра Мариана, сложны в убиении. Но чтобы настолько… — Адам грустно выдыхает, складывая спицы и вязаное полотно. — А то, что тебя беспокоит, это связь между ведьмой и её убийцей. Это почти как долг, но при должной договорённости, это можно превратить в обоюдоосторонюю нить. — Вы сказали, что ведуны тяжелы в уничтожении. — А, это… Разве не сообщал? Какой ужас! Время чаепития! Немного хлопот и вот Граф и все его живые апостолы собрались в одной из зал Чёрного ковчега. — Наши Мудрость и Удовольствие напомнили, что я уже немолодой и могу забываться в некоторых моментах. Пока Узы кривлялись, воюя за кресло, а Мечта пыталась накормить Одарённость конфетами, все остальные хотя бы делали вид, что им интересно происходящее. — Великая мать, ранее почитаемая как дарующая жизнь, тоже видела тот дивный мир, который мы хотим вернуть, — торжественно начал Адам. — Но она избрала другой путь, отличный от нашего. Но и путь отличный от этого мира. Она прикоснулась к бездонному источнику силы, стала его частью и всем, кто приходит в её сад, преподносит дар видеть больше. Заключив договор с первыми нашими потомками, показала им другие возможности. И по сей день она это делает. И как мать, дарующая жизнь, она бережно хранит их. Багровый сад — её пристанище, Мариан Кросс — её нынешний контрактор, ухаживает за садом, его ученики — её любимые цветы и дети. — Немного поразмыслив, Граф упал в своё кресло, выглядя слишком грустно. Будто погрузился в старые воспоминания. — И в чём проблема-то, взяли и начали рушить пирамиду с её основания? Тем более нам нужна только одна деталь. — Страсть добавила в чай сливок и, несмотря на скривившегося Шерила, с наслаждением отпила глоток. — Ты глухая? Тебе же сказали: «мать даровавшая жизнь», высока вероятность, что она делает всё, чтобы её сад продолжал цвести и расти. — Ладно, не в этом дело, — бормочет мужчина себе под нос, добавляет в чай сахар, смотря куда-то вверх. — Она не покидала Ковен семь тысяч лет. Вся живность и зелень после трёх дней тьмы были созданы и взращены еë присутствием за семь дней. — Эта старуха действительно так сильна? — Скажем так, я рад, что она нам не враг. Не смертельно конечно, но проблем добавляет знатно и изощренно. — Меня больше беспокоит другой вопрос, — Одаренность, сидевший тихо и единственный внимавший информацию, звучал серьёзно, — Четырнадцатый, который находится в теле Аллен Уолкер, попадает под это дар? Молчание, пусть и не долгое, но прервалось хрустом карамели. — В любом случае, всё сводится к Аллен, а, значит, сначала нужно найти её и привести в нашу семью! — Мечта беспечно улыбнулась и взялась за другую сладость на палочке. Она уже погрузилась в свои раздумья и вытаскивать её оттуда никто не собирался. Справедливо опасаясь, угодить в эти самые раздумья. — И у нас даже есть возможность сделать это в кратчайшие сроки! — Воодушевлению Адама не было предела. Он почти сиял как новая монета. — Связь убийцы и ведьмы можно обратить себе на пользу. Полагаю, так она и скрывается, ощущая наше Удовольствие. Мудрость, Мечта, вы же поможете нашему дорогому малышу Тики найти потеряшку? — Было бы замечательно, если бы он смог вытянуть оттуда Четырнадцатого и дело с концом, — фыркнул кто-то из семьи. Но, увы, Тики не волшебник, и всё это действо казалось ещё куда более сомнительным, чем было до этого. Что же… Это была очень непривычная практика. Идя по мягким облакам за фиолетово-желтой нитью, Тики думал, кого же он встретит на том конце? И хочет ли он вообще кого-то там встречать? Как будто бы нет. — Будь максимально осторожен. Это будет разум Аллен, там будет царить власть и сила тех, кто связан с ней, и ею самой. — Роад и Вайзли достаточно обеспокоены и суетятся больше привычного. Не без причины. По иронии встретить хозяйку сознания — самая лучшая из перспектив, которая может быть. Но вот облака заканчиваются, и нога наступает на камень. В дырявом цирковом шатре виднеется чёрное беззвёздное небо. Всюду валяются деревянные обломки, кристаллы жёлтого и фиолетового цвета блестят гранями, зелёная пыль и чёрные смоляные лужи. — Как же ты вовремя. Но зачем ты здесь, Третий апостол? Из-под обломков поднимается тёмная фигура. Бежевый плащ и яркий тонкий бант, в остальном фигура была весьма искажённая, будто из чего-то чёрного. Например, тёмная материя. — Четырнадцатый? — Неа, Неа Д. Кемпбелл. Если ты, Тики Микк, настолько стар, я напомню тебе своё имя. Тень с искажённым голосом чуть заваливается назад и поднимает меч, похожий на тот, что носит Граф. Кряхтя, будто ранен, Ной гомерически хохочет, прибывая в каком-то подвешенном состоянии. Внутри всё скручивается, щетинится. В голове вспыхивает секрет тридцатипятилетней давности. Его Ной, Джойд, зол и ошарашен, но больше насторожен. Внимателен. И Тики ловит себя на том, что напрягается, щурится, следит за каждым действием Неа. — Что же, Неа, как насчёт вернуться в семью? Думаю, Тысячелетний тебя простит, если ты всё объяснишь. — Тики разводит руками, как будто хочет казаться безопаснее, чем он есть на самом деле. Он не понимает, для кого из них двоих говорит так умиротворяюще. — Нам больно. — Неожиданно наклонившись в сторону, Ной потёк к выхожу из шатра. — Я не могу найти Коронованного клоуна. Моя путеводная Звёздочка тоже молчит. Найди Исполнителя. Он подбирает шар и обнимает, будто это ценное сокровище. Пока мир не содрогается и крик не приносится по нему. Звенящий и громкий, он волной прокатывается по шатру, искажая конструкцию и ломая её. Спина в бежевом плаще горбится, под тканью набухает пузырь. Не взрываясь, он вскрывается и, будто кровь из белого рта, из нароста вытекает черная вязкая жидкость. С хлюпаньем и шипением дёготь дымится и разъедает воспоминания перед ним. — Это всё вы! Они нашли нас! Тики выталкивает приблизительно тогда, когда он узнаёт эти вопли с задыханием. Он узнаёт этот голос, но не видит его хозяйку. — Вяжите крепче! Если мы не можем спасти её тело, так пусть её душа пройдёт через огонь очищения. Пускай Сердце простит и примет её. Он видит, как будто его куда-то тащат, вокруг тёмные стены и сырость. Сзади кто-то кричит. Кто-то молодой. А она мечется в крепких руках от изнывающей, огненной боли, но что-то пьёт его силы. Почему рана не заживает? Тяжесть чужих мыслей передаётся Тики, погружая в скрежет и звуки рвущейся ткани. — Я не могу сдерживать их. Голос хрипит, будто задыхается. Скрежет металла и тихое рычание продираются сквозь боль. Такой родной и привычный холод касается затылка и вой смешивается с предсмертным хрипом. Пока ликование и призыв не перекрикивают голоса людей. — Поджигай, Звёздочка! Открыв глаза, Ной тяжело дышит, шарит по комнате взглядом, но не находит того, кто ему нужен. Он упал с кровати и дезориентирован больше, чем ожидалось. Он слышит эхо хохота и перезвон цепей. Мурашки бегут по руке и ящеркой заползают под рубашку. Мечта и Мудрость, зайдя в комнату, что-то спрашивали, но он вылетает быстрее, чем успевает услышать. Кажется, он даже проходит сквозь стены и акума, подгоняемый чужим чувством опустошённости, ярости и скорби. — Граф! Это срочно! Лулубелл сердито смотрит на него из-под очков, пока Адам докидывает сахар в чашку, любуясь стенами и смыслом бытия. — Если сжечь ведьму из ковена этой Матери, что будет? Пока возмущенные Нои дёргали его, граф уронил свою чашку и поднялся с места. — Убить ведьму очень сложно, но не невозможно. Поэтому они принимают обеты о тишине своих секретов, оставляя людей, что зависят от них, на случай если им понадобится помощь. Как правило, их недооценивают и на последних этапах удаётся сбежать в безопасное место. — Прищурив золотые глаза, Адам рассержено перебрал пальцами по подлокотнику. — Но если мисс Уолкер закроется в ковене, придётся перенести наше шоу с уничтожением мира. — Адаму не хотелось даже представлять то, как они будут брать штурмом Багровый сад. Он не думает о вероятности успеха или что-то такое. Просто за эти семь тысяч лет он не узнал способа, как попасть в обиталища ведьм и колдунов. Хотя он пытался. Общество слишком закрытое и тесно связанное друг с другом. Особенно последние несколько лет. — Кажется, она тоже очень против, но её не спрашивают. Очень не спрашивают. — Когда? — Сейчас. Тащат по какому-то сырому подземелью, что-то было про Сердце и очищение. Как у них с огнём? — Проклятые священники. — Со стоном Адам закрывает лицо, пытается вспомнить всё о конфликте веры и ведания. И ничего хорошего там нет и не было. — Инквизиция славно постаралась в своё время, чтобы её запомнили. И сожжения дошли самым значимым отголоском. — Шерил открыл огромное окно и вид, представший перед ними, будоражил воображение в своём ужасе и абсурдности. Нотр-Дам де Пари, бесконечный страж перерождавшийся на святой земле. Вечный храм разным верам, собранный людьми ради своего спокойствия. Где-то в воспоминаниях шевелится ужас ностальгии. Мол да, храм под разными личинами бы здесь всегда. Но сейчас во всём своём величии и великолепии он объят дымом и лепестками огня. Сверкая днём своим очами-окнами, ночью он оказался в плену криков и всполохах пламени. — Я слышу… Слышу её. Тоненько, будто через гущу и шум, он слышит надрывный крик ярости и безысходности. После такого плюют кровью и проклинают. Тики хватается за голову, и даже Джасдеро прекращают свои дразнилки, подхватывая его. Стигматы проявляются на лбу и кровоточат, пока мужчину колотит от всепоглощающей боли из ниоткуда. Пламя вырывалось из окон и плевалось искрами, хотя перед взором стояли стены, светлые с вензелями, но как будто он видит дымную серость, чувствует запах горелого дерева. — Это Апокриф! Перед ним трещат брёвна и кости, поглощённые дикой стихией. Жар, будто тысячи Солнц взорвались вокруг, беспощадно проникал в ломкое тело. Но от чего-то не превращая в пепел. Легкие наполнялись дымом, агония погружала разум в чан из жгучих страданий и изощренных пыток. Знакомые зелёные искры, которые он никогда не видел, пробуждали ярость, и только проклятые цепи держали его. Жар и холод обнимают, перетягивая эмоции в разные крайности, сыпя шквалом ощущений. Пока Майтра и Фиррид старались поставить его на ноги, остальные собрались около окна, восхищаясь происшествием, что ранит бесконечное количество сердец. Дебитто дёргает брата и тычет в толпу. Страж нёсся в сторону собора ничего не замечая. Тики тяжело дышит, пытаясь сбросить с себя наваждение. Не сразу, но ему удаётся. — Тики, Шерил, Роад — вы в собор с другой стороны. Найдите носителя нашего дорогого брата и верните его домой. А мы попробуем поймать Апокрифа. Пробраться сквозь горящее марево не так уж и легко. Стоит отдать должное, Нотр-Дам действительно огромный и найти в нём одну-единственную девицу довольно тяжело. — На втором ярусе ничего. Игрушка падает в руки и зашитый рот говорит голосом Роад. — Может, ты попробуешь наладить эту вашу связь, а? Мы и так тут задержались. Шерил ворчал. Ворчал о вандализме, ворчал о их ситуации, ворчал по поводу того, что Мечта ушла без них наверх. Ворчал так много, что расшатанные нервы Тики, облитые кипятком чужой агонии, грозились лопнуть прямо здесь и сейчас. Но приоритеты и приказ Графа перевешивали, зажимали горло и гнали вперёд. А ещё Шерил мог ворчать больше, но также сдерживал себя. Поэтому он смотрел под ноги и вытаскивал Желание из горелых досок. — Что это? Впереди появилась жижа призрачной черноты. Она ползла чуть впереди них, бормоча мужским баритоном ругательства. Бежевый плащ, по которому будто дёготь разлили вспыхнул в голове узнаванием. — Неа, он же Четырнадцатый. Он так же ощущался в разуме. И так же выглядел. Он узнаёт Ноя, не имея возможности даже ощутить его, бешеный жар и разрушения подвергали восприятие чересчур большим нагрузкам. Что и при наличии жижеобразного Четырнадцатого, и концентрации силы, и ситуации орало им о проблемах в этом месте. И естественно, это ощущение скапливалось из самого эпицентра пожара, где ведение растворилось, приведя их к цели. Плотное пламя сожрало убранство помещения, потолок бы уже обвалился, как в прочем и пол, если бы не белые ленты, что прошивали пространство. — Это оно. Они вбегают сквозь пламя, врываются в арку, радуясь, что дым тянется вверх. — Она там! — И её Чистая сила тоже. Она активирована. — Ловя не понимающий взгляд, Тики оттянул Камелотов на несколько шагов. Балка рухнула обнажая картину, достойную запечатления. Алое пламя бурно кружились рядом со столбом, к которому привязано тело с угадывающейся девичьей фигурой, и доедало человеческие кости подле. Сам костёр, как источник огня, распалял и распространял его всё больше от себя, безумно защищая ведьму от неожиданного зелёного марева, что тяжестью скапливалось под потолком и грузно опускалось, частично оседая на белых лентах. — Надо потушить пламя, иначе мы не пройдём. — Мечта сжала ещё не заживший ожог и волдыри вновь вскрылись. — Не думаю, что ваши способности тут помогут. Белый блик и над столбом, отражая алые языки, высилась фигура в белом вместе с обугленными перьями, укрепляя пол. Теперь у них не было сомнений. Это Коронованный клоун мечется по огромной зале, пуская ленты то в каменный потолок, то в стены. — У внешней стороны стоят акума? — Да. — Отлично. Шерил чуть улыбнулся и отдал мысленный приказ. Заднюю стену разнесло по камешкам, но вместе с тем будто хрустнуло что-то ещё. Зеленые осколки, будто бы стекло, каменная крошка и огни вспыхнули с новой силой. Искаженный крик прокатился по помещению и задние как будто тряхнуло. Зелёная дымка быстро растаяла во взвившемся вверх огне, треща и шипя, превратилась в ядовитый огонь. Та же участь постигла и «осколки» зелёного стекла. Они таяли и вздыбливались вверх, пока не подчинялись багровому безумию, что щедро и жарко расходилось от хрипящего привязанного тела. Ядовитая зелень вилась вокруг столба, тянулась, сжирала древесину, отравляла плоть, сдавалась и оставляла на последок следы-ожоги. Алое же пламя окутывало девушку, защищая, щерилось и отбрасывало вредителя, набирая большую силу и распаляясь всё больше. Вскрытые раны тут же прижигались языками огня и вновь надрывались, увеличиваясь. — И это… — Менина. Я вижу их. Эти волшебные глаза. Она смотрит на нас и пока узнаёт. Тики смотрел на привязанную фигуру и едва не оступаясь быстро приближается к эпицентру пожара. От одежды остались одни лишь тряпки, а сама она, будто отчаянная, склонились вниз. Поверхностное дыхание и полу-разумный взгляд были непривычным зрелищем. В голове звенела пустота. Оглушительная и чуждая, она пронизывала своей безразличностью. — Что будем делать? Маска соскакивает со столба. Перистый плащ обуглен, но всё равно вспыхивает искрами чёрного и белого. После чего на пол опускается сапог с закрученным носом, разделяя их и хозяйку. — Я держу потолок и балки, пока есть возможность, но мои силы ограничены. Как и ваша возможность сопротивляться этому огнищу. Стоило только проговорить, как раздался треск над головой. Ленты юрко раскинулись бесконечной паутиной над головой и под ногами. Коронованный клоун, чей голос звучал скрежетанием по железу, опасалась их, но не могла помочь сама. Она уже потеряла возможность взаимодействовать с внешним миром, вкладывая силы в поддержку пространства. Правда она рассчитывала на то, что придут другие ведуны. Но и Нои лучше, чем ничего. Пока не вылетела стена, перебив все попытки на экспресс-переговоры. — Не сметь трогать моего ангела! Покарëжанная сущность, покрытая пламенем, меняла форму и рвалась через ткань. Лёгкие воздушные ленты не плотной стеной без единой щели не стали ему преградой, но запутали будто в паутине. Плеча безмолвно касается рука, и Шерил скользит вперёд. Непривычно спокойный без своей лисий улыбки он пугал. Пока они переглядывались, Роад уже облюбовала пустующий столб, поддерживая отца с дистанции и помогая тому со сменой позиции. — Цепи. — Кто-то очень хотел, чтобы она не выбралась. — Мой Апостол! — громкий раскатистый крик и шутиху толкает немного назад вместе с огнём с зелёными искрами. Ткани трясутся, вспыхивают, начиная загораться. Тихая ругань, короткий взмах рукой и плотная лента легла ещё одним слоем на пол и стену, туша предыдущий слой, пока Желание цедит ругань и обжигает пальцы. — Что у тебя? — Пиздец. Цепи жгут не меньше, и ожоги эти восстанавливаются неохотно. Знакомо жгут. — Почему ты не закроешь всю комнату? — Вытягивая очередной выломанный кусок железной вязи, Тики злится куда сильнее обычного. Ужасные ожоги оставались на бледной коже воспалёнными волдырями. — Она жива вообще-то. Я не хочу извращаться и делать что-то с её легкими. — Когтепалые руки плели из лент узоры, к которым присоединилась Роад. Свечи, как перемычки, врезались в ткань, образуя новые углы и узлы. — Остались руки. — Да сколько их здесь? Бешенство и злость разъедало разум не хуже огня, пожирающего плоть. Кажется, он уже несколько раз сорвал с руки обугленную кожу, когда пламя не сходило с него. Последняя цепь падает и бессильное тело отклеивается от столба. Красный огонь скидывает остатки зелёных всполохов. Они ловят ведьму одновременно. Одновременно с уходящим полом под ногами и всплеском зелёных искр и перьев. Хлопок и дверь Мечты выплёвывает их на ближайшую крышу. Обиженных, пропахнувших гарью. — Он забрал её! Роад взвинчивается на ноги, и если бы не Шерил, то она, злобный маленький гремлин, ломанулась бы назад. — Граф тебя дери! Там Апокриф, и он в последний момент забрал Аллен! А мы так старались! А Тики смотрел, как Нотр-Дам горит. Они стоят у входа, и алое пламя танцует свой безумный танец, пробуя на вкус вековую постройку и его бесконечную историю. Оно победило зелёный яд и ликующе взметнулось вверх с новой силой. — Слава богу, кардинал справится с этим лучше, чем я. Трайд и Филлер притащили какого-то священника. Тот судорожно хватался за крест на шее и читал молитвы, игнорируя абсурд и опасность вокруг себя. — Как это ужасно, простит ли нас господь. Один из его домов станет могилой оскверненного дитя. А Тики всё смотрит вперёд на пламя — красное, как пролитая кровь. Треск и визг задания, что величественно возвышалось, был похож на отчаянный смех. Он слышал голос этого мужчины где-то. Но не узнаёт лица. — Нотр-Дам тлеет. — Естественно, ещё чуть-чуть и от него и пепла не останется. — Но тлеет он сейчас. — Мы не будем так жестоки. В конце концов, это культурное наследие. Пламя выплёвывает две фигуры. Белое нечто превращается в мужчину, а напротив него ступает сапог с завитым носом. Блестят серебром ножи-пальцы, что теснят монаха к ним резкими движениями. Перья опадают прямо перед священником, будто стая птиц взлетела. Звонкий и игривый цокот пробегает по брусчатке вместе со смехом бубенцов и клацаньем острых зубов. Бесцветные одежды, серебряные украшения, колпак с тремя хвостами и серебренная маска. От перистого воротника почти ничего не осталось, только белые ленты тянулись за ней подгоревшим шлейфом. Рот раскрывается в улыбке, с частоколом острых зубов. — Коронованный клоун. — Не смей! — Ломанный голос взвивается в высь, перебивая треск огня, и ленты бешеными змеями рвутся вперёд, пробивая брусчатку. — Всё сделанное не вернуть, а я слишком чту условия контрактов. И когда они нарушены, он разрывается сиюсекундно. — Ты передаешь Сердце? Скрип металла о камень и треск огня были печальной симфонией, прежде чем фигуру обхватили ленты, и она, разразившись скрипящим смехом, играючи ускользает от белых пут противника. — В том договоре было всего три пункта. — Тонкие зелёные нити, окутывающие и тянущиеся вверх истончаются. — И вы нарушили их все, как славно, ставленник! Всего! Три! Простых! Пукнта! — Шутиха стягивает с себа колпак. Бросает под ноги Апокрифа, лезвия её пальцев блестят, и одно из них летит, задевает ногу. Конечности разбушевавшейся Чистой силы удлиняются и деформируются, когтистые руки высекали искры на брусчатке. Тело с треском выгибается и истончается. Она будто приобретает цвет, белая кожа покрывается пятнами телесного, а одежды пестрят красным. — Если бы не эта девочка, которая сейчас почти сгорела, здесь бы камня на камне не осталось… — Корона, остановись. — И я говорю не про эту церковь… — Оставь их мне… Сущность замерла, по-змеиному изгибаясь, разевая зубастую пасть, пока сквозь неё не прошла девушка. Седые волосы собраны чёрной лентой, чёрное платье под горло до щиколоток с белым кружевным воротом и красные перчатки. Скрип, дым, гарь и молниеносное движение. — Тогда я продолжу. — Рассыпавшись зеленой пылью, шутиха оставила после себя меч, светлый аналог графского. Схватив ручку и замахнувшись, Аллен оттолкнула вылезшего из ниоткуда акума. — Даже священное пламя не берëт. Есть ли в тебе что-нибудь человеческое?! — Христан дёргается и вырывается из хватки Ноев, достаёт кинжал, его руки трясутся, сдерживая крепкий натиск двуручного меча. Тени Нотр-Дама оживают, белые пасти ревут, пока из них выходят твари, за ними тянется кровавый след и клацают зубы. Хруст и на обрубок, культю, которая остаётся после активации, нарастает фиолетово-желтый камень. Холод аметрина, что застыл во взгляде, рука из драгоценных камней схватилась за ручку клинка. Её всю колотило ни то от ярости, ни то от потрясения. Напор на меч с каждой секундой становился всё больше. Пока над головой свистят пули и твари, сформировавшись в гибрид волка и ящерицы, нападают на всех подряд. — Становится всё веселее! В Тики разгорается азарт, когда мимо него летят свечи и хрустят кости непонятной чертовщины. И в голове фейерверком вспыхивает удовольствие от открывшейся ему картины