Звёздочка

Из белого крыла доносился звон, вопли, звуки бьющего стекла и массового бесконтрольного разрушения. — Лима, хорошая моя! Пожалуйста не поранься! Звон. — Алима! Ты не в своём крыле! Битое стекло. Амеси и Аллен сидели облокотившись друг на друга, полностью перевязанные с ног до головы, и медленно цедили куриный бульон с сухарями. Только глаза, нос и рот миновала участь. И то, побывавшей за дверями ведьме пришлось отвоёвывать право сестёр на зрение, раз уж сна и провал в бессознательность им не светит. По-хорошему, повязки на щиплющие от белоснежного сияния глаза больше мешали и беспокоили, но иногда врачи, знахари и целители позволяют себе такую роскошь, как перестраховка. — Он обещал больше никогда этого не делать! Молчи! Я знаю, что это необходимость! Но он обещал! Обещал! — надрывные вопли, полные отчаяния, эхом прокатывались по пространству. Сломанный шкаф с хрусталём. Прохладная рука Рика опустилась на бледный лоб. Обе девушки успешно пережили последний этап инициации. Не то чтобы им было от этого легче. Как раз наоборот: тела казались невыносимо тяжёлыми, а разум заполняла кровавая, вязкая дымка. Закрой глаза и провалишься в бесконечно мягкий сон. Обволакивающий и всесторонний он никогда не отпускал подавшихся искушению. Волшба шептала, молила, искушала. Прикрой веки, всего на пару секундочек, на один вздох... — Амеси, открой рот. — Эш сморщилась, но послушно разомкнула губы, отставив тарелку в сторону. Она медлит, пытается если не сосредоточится, то заставить себя делать, что от неё просят. Где-то там грохнулась гардина, порвав тяжёлые шторы. Сине-фиолетовые клыки — чуть-чуть больше человеческих, но меньше, много меньше, чем у чудовищ. Осторожно повертев голову и понаблюдав за переливами, Рик тихо цыкнул. — Закрой. И смотри на меня так долго, как сможешь. Белый опал, завораживающий в своих переливах, гипнотизирующий и притягательный, он открывал тайны человеческого тела и сознания своему хозяину. Секреты и слабости, которые прячут, о которых даже не знают. Звон железа, хруст костей и скрипучие вопли. Кто-то попался под руку. — Отлично. Теперь Аллен. — Предварительно закапав лекарство для чувствительных глазных яблок, знахарь кивнул. Хозяйка фиолетовых сапфиров что-то пробормотала и медленно сползла на подушки под звон стекла, позволяя огромному белому коту топтаться на ней, как на матрасе. Александрит ругалась громко на разных мёртвых языках, как только её нога вновь ступила на территорию Ковена. Она бесновалась и рвала туши попавших под руку монстров, что слепо тянулись к её ярости. Грохот от упавшей стены заставил подпрыгнуть несколько тарелок в серванте. Проделав всё тоже самое, полностью игнорируя шторм за дверьми, Рик взял ведьм за руки. Ногтевые пластины большого и указательного пальца у обеих девушек были другие. Толстые, кристальные коготки с острым клювом и гранями. Знахарь убедился, что конечности исправно шевелятся и в душевном порыве обнял девушек. Крики и мольбы угомониться за дверью выходили на новый виток. — Это было чересчур, — ворчит колдун. Они все сидели на изжоге несколько дней, особенно Хозяин аметистов. Пока тёплая волна не пробежала вдоль позвонков, а на кончиках волос не заплясали алые искры, никто не смел дёргаться в сторону замка, как бы ни хотел. Мастер дар приказ, и они обязаны были его исполнить. Даже если они уронят небо на голову и полезут убивать бога прямо сейчас, он бы не впустил их и не вышел бы сам. — Необходимость диктует. — Теперь Амель от нас действительно просто так не отстанет. — Амаксимилиана хрипловато смеётся и стирает невидимую кровь с губ. Как будто челюсть ещё сводит боль, а руки немеют от сдерживающих цепей, что жадно вгрызлись в кожу и мышцы, разрывая гибкое мясо. Как будто отточенная хватка не-живых Клосс с орудиями вновь схватит их. Только как будто. — В смысле они хотели?! Растрепав светлые макушки, колдун выпрямился. Буйная пустынница, коей являлась Алима, не собиралась подавлять свой дикий норов ни на секунду. Она громила белое крыло так, будто это арена, и она здесь правая. — Вы ещё не закончили? Вместо ответа он поймал ночную вазу, благо пустую, и невнятные ругательства на старом наречии, после чего вновь занырнул в покои к сёстрам. Что же, это обещает быть тяжелее, чем он думал. Хотя могло быть и хуже. Благо сестра Пассьёна занята письмами. — Лима, такая Лима. — И вы туда же! Нет! Вам самим не стыдно?! Девушка возмущено всплеснула руками и если бы не Рик, что поймал её прям у кровати, налетела бы на младшеньких с карой праведной. Она бы и двери вынесла, если бы не чары и тяжесть. Сложно представить, скольких эта громадина до потолка спасла от праведной кары. Встрёпанные кровавые кудри, бешеный взгляд цветных александритов и сжимающиеся кулаки. Едва не споткнувшись о плети виноградной лозы, ведьма зазвенела золотыми украшениями. — Совсем не бережете ни меня, ни моё сердце! Святые души, за что мне эти дети?! Горестно возведя оче-горе к потолку, хозяйка александритов рухнула рядом с замершими девочками. Ну уж нет, она сама, лично проконтролирует их выздоровление. И чтобы они никуда не сбежали. Подмяв под себя одну из подушек и глубоко дыша, Алима позволила Рику положить себе на лоб прохладную тряпку. Она обижено отвернулась к вазе с букетом из багровых маков и тюльпанов, что охапками стояли то тут, то там. — Кстати, Йохан, пожалуйста, позови брата Акрина. — Тень колыхнулась и уменьшилась, чтобы через пару мгновений трёххвостый ящер забрался на кровать. Обеспокоенный старший ученик спешно вошёл в покои, внимательно оглядывая каждого. Протянув кувшин с вином Лиме и подвинув кресло, чтобы усадить в него шебутного знахаря, владыка аквамаринов выдохнул. Все живы, здоровы, в здравомыслии. Остальное они смогут исправить, если, конечно, надо. — Вот. Книгу я уже отдала Мастеру, но… Это ведь её, да? Колдун смотрит на протянутые руки Аллен и бледнеет. Любимый гребень его фамильяра из коралла, жемчуга и перламутра покоился на красной ладони. Горе её было незыблемым, ведь это единственное, что у неё осталось от её дома. То, где она хранила свои воспоминания. И пропало оно очень и очень давно. Она столько раз про него рассказывала, что не узнать его Акрин не смог бы.        — О, она так переживала, я не знаю, как благодарить сестру. Акрин движением фокусника прячет гребень и хмурый поднимается. Казалось бы, Аллен могла поправиться и отдать его… Но время не ждёт. Оно порывисто и неумолимо, заставляет делать ошибки и учиться. — Да. Он всё это время был в Чёрном ордене. И, кажется, они знали у кого его отобрали. — Колдун на это сжимает губы в тонкую полоску, его движения резки, он поднимается, подходит к окну и как будто что-то слышит. Вечно спокойный, как озёрная гладь, сын дна смотрел на красный лес и чёрное небо. Заправив голубую прядь за ухо, он медленно, тягуче и холодно, как ил, говорит: — Должно ли мне поступать как человеку и наказать всех в назидание, или поступить как тварь и искромсать только виновных? Хозяйки фиолетовых камней переглядываются, понимая растерянность старшего брата. Он стремится понять людей, так как похож на них, но его мышление другое и эта инаковость качала его, мешая принять решение.        — Для начала стоит обрадовать Лорелей. А там Мастер изучит книгу, которую принесла Аллен. Нам спешить ни к чему. — Алима прикладывается к кувшину и делает несколько жадных глотков не морщась. Уютная тишина прерывается звоном колоколов из главной башни. Акрин вскидывается, щурится и поворачивается к родным. Ему бы спешить, наверное, мчаться проворной змейкой ручья. Но он лишь выпрямляет спину, игнорирует то, как сводит лопатки от напряжения. Подходит к уставшему Рику, целует его в лоб и приглаживает светлые волосы, дарит умиротворение, так необходимое для холодного рассудка знахаря. Взмыленная Алима тянется к нему сама, крепко обнимает и волнения в ней утихают вместе с поцелуем в макушку. Жаркая и резкая, ей тяжело идти на компромисс даже с собой, что уж говорить о других. Аллен и Амеси держатся. Несмотря на то, что они говорят, двигаются, он сам вспоминает какого это, когда щипцы, похожие на пыточные, вырывают здоровые зубы и кровь хлещет изо рта. Как больно, когда вытягивают ногти, а сил кричать уже нет. Как металл и каменная крошка смешивается с волшбой, кровью и оживает. Тянется обратно в полусознательное тело. Как вены жгут изнутри и захлëбываешся собственной кровью. Плети растений холодными червями ползут по ногам и выше, оставляя за собой следы, будто там мертвецы касались. И как хорошо, что это больше не делает Мариан. Спустя столько времени Акрин всё ещё не может спокойно смотреть ему в глаза, вспоминая всю ту боль. Этот взгляд. Этот кровавый рубин, полный отчаяния и страдания от собственных действий. Он не хотел этого всего делать, но, как и положено ведуну, Кросс знал, что будет, если остановиться. Мастер благороден за то, что предки дали им дар. Мастер ненавидит предков за то, какие испытания нужно проходить его ученикам, за этот дар. Он целует болезненно-бледных девочек по очереди в левую и правую щеки. Помогает лечь обратно, зная, что уснуть не даст ужас пережитого, страх последствий и верные спутники. Как бы они не храбрились и не старались, но скрыть поникшие плечи и печаль, что сковывала руки, было невозможно. Не от него. — Рик, отдыхай, я поднимусь к Мастеру и расскажу. Тебе стоит побыть здесь. — А как же твоя Лорелей. — Сразу после Мариана. Если я буду заставлять ждать его, то он выйдет из своей башни и вынесет весь огонь. И тогда мы все тут в кренделя загнëмся. Закройтесь как можно плотнее. — Он превращается в воду и быстро утекает в щели, стремясь к самой высокой башне.

***

Аллен стояла перед огромной поляной. Она не могла сказать, какая у её точная величина, но она надеялась, что её хватит. Кровавые пятна и лужи подсказывали, что недавно кто-то здесь дрался. Тем лучше. Черепа валялись то тут, то там; обглоданные до бела кости, хотя, кажется, кого-то ещё догрызают. Тим восторженно носился повсюду, дразня Йохана и не давая себя поймать. Аллен чувствовала себя лёгкой. Наконец-то всё тяготы мира покинули её, концы найдены и прижжены. Теперь — будь что будет, ей почти нечего терять. Глубокий вдох, разум и память воспроизводили мелодию Исполнителя. Казалось, что Неа, уловивший её желания и настрой, сам играл на пианино. Она почти видит, как мужчина погружён в своё действие и мысли. И Аллен поёт с инструментом — тихо, неидеально, едва дотягивая, но так искренне. Она слышит скрежет шестерней, что подпевают им, ещё не совершеннее, но всё это складывается в ключ к появлению. Ветер, поднявшийся над поляной, сдул золотой шар, которого фамильяр едва успел поймать за хвост. Огромный Куб появился над поляной. Мягко паря и резонируя с миром вокруг. Всё будто замерло, алые листья устало легли на траву, потревоженные порывом ветра. Механизм людей, самых что ни на есть людей, впервые оказался в месте, полном другой энергии. Но принятый. Как и все другие, его приняли и признали, медленно вписывая в само пространство, позволяя ему действовать и быть здесь. Чёрные ветки вздыбились из кровавых луж, что тонкие лапы, обхватывая грани, обнимая и запутывая огромную плотную древесную сеть. Самые тонкие проникли в трещины, заделывая и обламываясь. Время беспощадно ко всему, как бы оно не было важно. Но оно же позволяет исправлять ошибки. Земля ломалась, расходилась трещинами и в белую высоту вздыбились колонны, покрытые трещинами из которых сочилась будто бы кровь. Густая тёмно-багровая жидкость текла из каменных трещин, бежала тонкой ниточкой вниз. Под кубом образовался огромный бассейн с невысокими бортами, чуть выше самой Аллен. Если ветви-лапы обломятся, то Ковчег упадёт прямо в этот квадрат, будто фигура войдёт в паз. Виноградные лозы плелись и змеились со всех сторон, отдавали силы в сияющую конструкцию и обламывались. Блеяние под ногами, хруст и монстры — склизкие, похожие на слизняков из гниющей плоти, они тянутся вверх. Давно слепые, они всё ищут своё спасение и свет древнего механизма манил их. Как свеча, он обещал тепло и сжигал. Аллен не морщится ни секунды, просто смотрит, как эти бедные, измученные временем существа сгорают, а их деформированные черепа и кости падают в бассейн. А красные листья уносятся прочь к огромному дереву, что подпирает бескрайнее небо вместе с запахом горелой плоти и вздохами облегчения. Тридцать пять лет стазиса не прошли бесследно, город вытягивает энергию, наполняет себя, вместе с музыкой шестерни набирают свой ход. Облегчено выдохнув, девушка подошла к Ковчегу. Она по сравнению с ним — пылинка. Город закрытый за гладкой поверхностью, как за щитом, манил к себе. Звал, как если бы был живым. Тихий гул и едва заметное искажение. Он раскрыт и готов бороздить открывшиеся ему пространства, будто корабль покоряет большие волны. — Кто я такая, чтобы отказываться от хорошего предложения? Внутри Ковчег, пока не изменился, всё такой же белый и тёплый город. Ласковый и полный иллюзий. Только твой, честно гудят тёмные стёкла окон. Только для тебя, отдаёт цокотом каблуков по серой брусчатке. Только ты имеешь право на это всё, шепчут виноградные листья, что обнимают колонны и слетятся по некоторым крышам. Почесывая чешуйчатую голову, Аллен смотрела с высоты центральной башни на часть перекрытую барьером. Какой прекрасный вид, кажется, что эта башня, центральная, хранила в себе пианино. Она представляет как музыка разливалась по всему пространству, проникала в каждый уголок и это будоражило. Но то теперь в Чёрном ковчеге. Сердце же белого спрятано глубоко и найти его невозможно. — Ничего не сделаешь?        — Нет. Это честно. В конце концов, не всё же Ноям как сыр в масле кататься. Но и я не настолько щедра, чтобы так разбрасываться своим просто так. Вам стоит побыстрее изучить этот феномен и сколотить что-то подобное. Тэвак, одна из немногих, у кого была возможность проходить барьер и свободно перемещаться по городу. Причина этого проста и понятна самой бывшей ворон, но как об этом узнала сама Аллен… Кто её, ведьму, знает. Та только улыбается украдкой и ппротягивает ей книжку. — Ваш коллега, Чейс, имел неосторожность потревожить Мастера. — Я передам Акелле. — Ласточка и стриж цепляются за расписной плащ Тевак, щебечут почти скорбно. — Скажи, оно того стоило? — Ну, я-то уже ничего не могу изменить. А вот ты… Стоят ли твои метания того? Девушки молчат, смотрят как за барьером кипит жизнь, не то пробить пытаются, не то изучить. — Мы думали, ты уже всё. — Правильно думали. Всё, я больше не человек. У Аллен глаза — безумная жадность, завораживающая и пленяющая. В её сердце сломанные древние цепи и звон последних колоколов, а рука протянута к перепутью. У Аллен — чужое будущее на ладони раскрыто, а своё она променяла на секреты и любовь мира. — Они ведь не оставят тебя в покое. — Тевак поджимает губы и ноги, ей не понятна эта безмятежность и спокойствие. — В таком случае мне придётся предпринимать ответные меры. — Красная рука перекатила между пальцев монетку. — Они пытаются сломать барьер? Беспечно. Как же беспечно! — Повернувшись к юной знающей, Аллен улыбнулась и, бесстрашно шагнув с белого кирпича, скользнула падающей звездой. — Действительно, как же беспечно. — Пустота и тишина были Тэвак ответом. Только ласточка встрепенулась на плече, призывая отнести книжку Знающему. Когда сапог касается бордюра, Аллен тянет руку и хватает чёрную юбку платья, заставляя неожиданную гостью взвизгнуть. — Святые силы, Аллен Уолкер, я чуть дух не испустила! Амаксимилиана выдергивает ткань и смотрит на неё; кот на плече лениво зевает, как и ящер. — Не можешь сдержать любопытство? — Ты шутишь? Это самый старый в мире механизм, он скрывает в себе сколько секретов, что аж будоражит. — Эш сжала кулаки и блеснула азартным взглядом на искусственном солнце. — Я не смогу тебе показать комнату Исполнителя, но механизм да, вполне. — В конце концов, она всего лишь тянет время до неминуемой участи. И они обе это прекрасно понимают. — Что, как только перейдешь порог, тебя сразу заберёт твой дядя? — Да… Клоун, спасибо ей, брала всё внимание на себя. Но участь моя неизбежна. — Тогда пошли быстрее! — Амеси хватает сестру под руку и тянет куда-то, не зная куда. — Пока тебя не посадили под домашний арест, а я не заперлась с Риком в одном крыле. Аллен только вздыхает о своей нелёгкой судьбе, отсчитывая минуты до скандала. Злость дядюшки от произошедшего она чувствовала, но давала ему время подуспокоиться и остыть. Времени, как всегда, было мало.

***

Мышцы после интенсивной тренировки всё ещё болели, но это привычно. Канда раздражался всё сильнее, Тидолл и Лави позвали их примерно к одному времени, но Дейся пропадал неизвестно где, чем разочарует старика. Тот вновь разноется и будет блеять в бреду беспокойства, благо руки не заламывает. Что за бесполезная трата времени. — Всё изменится. — Младший книгочей хмур и недоволен. — Что-то не в нашу сторону. Очень не в нашу сторону. Тихо цокнув, Канда поднял взгляд к окну. Полная луна смотрела на него с холодным безразличием. Ему это спокойствие казалось издёвкой. Пока взгляд не упал на две знакомые фигуры. Кроули, протянув руку, помогал Миранде сесть в лодку, пока Искатели суетились рядом. Женщины поправила часы на своей руке и, повернувшись, улыбнулась ему нервной улыбкой. Канде показалось, что в свете фонарей радужка глаз Лотто сверкнула гранью.