Звёздочка

Мариан качнул бокал с вином. Алый глаз наблюдал за происходящим. До слуха доносился смех и дразнилки. Бастьена, Нав, Амаксимилиана не сдерживались, вихрями белого, черного и красного петляли между вишен, скрываясь друг от друга и присоединившихся к их игре подмастерий. Точнее любопытные новички выглядывали из-за укрытий, дивясь тому, что ведуны ведут себя так по-детски. Белые лепестки возмущено поднимались от бега. Так же возмущён был и Рик, который пыхтел, гоняясь за активными великовозрастными детьми. — Не поймаешь! Не поймаешь! Изумруд — девчонка малолетняя, показала язык и спряталась за чёрным стволом, тут же появляясь за другим вообще в противоположной стороне, выгнав оттуда мальчишку в коричневом плаще. Тот сразу подскочил, оскорблённый тем, что его слежку раскрыли и не знал, куда себя деть от смущения. Его так позорно раскрыли первым! — Бра-а-ат быстрый. — И не говори. Ой! Рик поймал хозяйку фиолетовых сапфиров. И судя по мелькнувшей чёрной юбке за другим деревом, Амеси сегодня в хорошем настроении, что даже не возмущается, что показательно. — Вот и выбрали, кто мне сегодня будет помогать с новыми телами. Смешок и белый опал ловит взглядом изумруд. У всех жителей сада сегодня настроение — шампанское, думает Мариан, пока все веселятся. Искрятся, полны жизни и блеска. Как драгоценные камни, рассыпанные по столику из красного дерева. Сияют во тьме, спрятанные от жадных взглядов. Бегают, суетятся, поднимаю пыль и сметают в доме тварей угловых. — Тогда я заберу Нава, и мы пойдём в обход. Выгоним всех на окраины, чтобы никто вас не побеспокоил. И всё хорошо. Всё спокойно и статично. Если бы не кипящая под ногами жизнь, что кровоточит из земли, то колдун почти поверил бы в идиллию. Докурив сигарету, Мариан поднимается. Потягивается так, что кости хрустят, а перед усталыми глазами пляшут пятна. Он тянул как мог, до последнего надеясь, что нет, ему не надо в это ввязывать ещё и этих негодников. Но условия неумолимы, законы незыблемы пока что, а действо нужно завершить нормально. — Тогда остальные — брысь по адресатам. Следующая за ключом — Амертин. Фиолетовый сапфир будет последней. — Развернувшись, Кросс прикрыл глаза, но рябь продолжала мутить разум. Он очень сильно надеялся, что эти двое — его последние шедевры. Кусты зашуршали и из них с визгом, как малая девчонка, выскочила Пассьёна. — Я передам! Я передам! Не надо! Вокруг неё вились алое марево, шлейфом струилось за ней, пока она бежала в сторону мрачного замка. Тот в кой-то веки укрыл острые башни в облака. Ну что за каприза, думает колдун. И он не только про Пассьёну. — Владыки красных камней и алого пламени вообще редко подчиняются кому-то, кроме своих прихотей, — фыркает высокая женщина. — Не так ли, Мариан? — Передай Амелю, что вечер близится, все, кроме завершающих инициацию, за пределы Ковена. — Игнорируя смех великанши, колдун поманил голема. Скормив золотому шарику прозрачный кристалл, мужчина поморщился. Тимкампи взмахнул крыльями и быстрым бликом устремился вверх. Выпустив струю дыма, мужчина окинул взглядом бесконечный горизонт, собираясь с мыслями и приводя их в порядок. Получалось отвратительно хорошо, даже время не выходило потянуть. Сила его переполняла, ласково обжигала вены и струилась по телу горячим железом. Самый важный этап, он же самый ненавистный. Сжав дымящийся окурок, Мариан сплюнул. Он искренне надеется, что это последние разы, когда ему достаётся такая участь. Если Аллен или Амаксимилиана не выдержат боли и силы, он бросит в жерло чаши все свои труды, ибо сил вынести смерть ещё двоих учеников у него не будет. Аллен молча сидела перед зеркалом. Серебряный гребень в сотый раз проходит по стриженым волосам. — Ты не расскажешь, как проходит инициация? — Нет. Иначе дядюшка вмешается. Неа смотрит с той стороны отражения. Прищур и тяжесть взгляда скрывают беспокойство Ноя. Он знает. Даже не так, он помнит последствия. И ему крайне не нравится, что его Звёздочке придётся проходить эту форменную пытку. Но оставить всё так — и собственная сила просто сожрёт её. Все три. Неа ненавидит, когда ему и его дорогим людям приходится выбирать меньшее из зол. Особенно, когда он не может повлиять на исход. — Это будет больно. Самая невыносимая боль, которую можно испытать. Неа, конечно, хотел бы отговорить её от этого, но пока они с Марианом ругались ещё в далёком прошлом, когда они был жив, учитель обозначил неотвратимость «муторного, многоэтапного, садистко-мазохистского мероприятия, которое иногда того вообще не стоит». Или оно, или сумасшествие напополам с рассыпающейся в пепел плотью. Хотя, кажется, она и так в объятиях безумия. — Тогда зачем? Зачем говоришь? Зачем идешь на это? Зачем опускаешься всё глубже в это страдание? Черная тень скользит за спиной. Когтистые руки Йохана ложатся на колени, и он смотрит снизу вверх, как побитый щенок. Крупный мужчина с нечеловеческими чертами, а выглядит хуже побитой псины. Зачем? — Не хочу, чтобы ты злился на моё молчание. Да и отступать уже некуда. Ты же не повернул назад. Неа дёргает плечом и смотрит на племянницу со смесью гордости и скепсиса. — Мне остаётся принять это как данность. Если я хочу обезопасить себя во всех аспектах, то это — самый необходимый этап. — Тогда, по его завершении, тебе стоит придумать достаточно оправданий. Достаточно, чтобы я утомился их слушать. Ведьма дарит искажённому отражению кроткую, но такую искреннюю, улыбку и треплет тёмные волосы фамильяра. Тот задушено скулит, но подчиняется. Ожерелья и браслеты из серебра и аметринов бессовестно разодраны на части. — Ну, я пошла. — Поднявшись, девушка прижалась к зеркальной поверхности, будто через неё могла почувствовать тепло Ноя. — Запомни, такой ты видишь меня последний раз. Следующая встреча сделает меня или рабой чуждого, или свободной от всего. В чашу, в которой лежало серебро, будто жидкого лунного света налили. — Хозяюшка. — Иду. Набрав полные руки цветных камней, Аллен шагнула за порог, оставляя за спиной одинокое зеркало и окно с чёрным небом. — Вы прибыли. — Вам надо остаться. Клосс, строящие у входа, открыли двери в мрачное помещение. Сиена с поклоном приняла драгоценные камни, позволив Аллен забрать чашу. — Йохан, жди меня здесь. Фамильяр растекся бесформенной жижей и спрятался в тени, не желая далеко отходить от места последнего ритуала. Естественно она боится. Железные кандалы, вымоченные в чаше с серебром жгут запястья. Она чувствует, как шипы внутри прокалывают кожу, как нагревается под ногами огненный рисунок, хотя она по щиколотку в красной воде. — Вам стоит говорить, если туго. Роуз бесчувственно перекидывает цепь через плечо. Действительно, он не жив, ему непонятна её боль. По крайней мере уже. — Ноги слишком тянет. Грохот и шипы на лодыжках не вгрызаются в плоть до онемения, хотя кровь уже растворяется в холодной воде подземелья. Руки, ноги, талия закрепляются металлическими креплениями, и они тянут, тянут грузом в темноту. — Не стоит сдерживаться в случае чего. Еле живое сердце трепыхается где-то в горле, а в глазах темнеет только от представления. Сиена проводит рукой по щеке, и её безразличное лицо с бесчувственными глазами вызывает лишь боль и страх. Холодные пальцы касаются губ, но нижняя челюсть немеет быстрее. Роуз без труда раскрывает руку, сжатую в кулак до белых костяшек. Аллен чувствует, как из воды вверх по ноге тянутся холодные плети растения, они царапают кожу и впиваются в раны, будто пытаются закрыть их собой, стать частью девушки хотя бы временно.

***

      Замок тихо гудел. Чёрные камни, будто паразиты под кожей, двигались, незаметные по ощущению, но стоит только приглядеться и ужас обуревает разум. Редко, как же редко он это делает. До красных вен раскаляет тело, напитывает замок силой, пока тот корёжит пространство. Держит в узде силу, что вырывается грохотом цепей и истошным криком из чёрных недр. Обрезая соцветие бордового шиповника, мужчина смотрел на тварей у себя в ногах. Голые, тощие, антропоморфные летучие мыши жадно жрали пышные бутоны, силясь утолить голод хотя бы так. Но никогда они не смогут этого сделать. Ему было совершенно всё равно, может, они были безгрешны когда-то. Праведны и чисты. Сейчас это — существа лишённые разума, но кто знает, может, его ученицы смогут их полюбить? Смогут дать им будущее в таком жалком существовании, до которого их довёл злобный умысел. — Что у вас за движ? Чейс выруливает из-за колоны и с тихой руганью пригибается. Ножницы входят в черный камень, как нож в хлеб. Знающий от этого проглатывает ругательства. — Все покинули Дом. Думаешь просто так? Мариан, не похожий сам на себя, холоден и внушает страх. Рубин, небывало яркий, обрамляет белую маску светом, а лицо искажено ни то яростью, ни то злобой. — Да хотел спросить про классификацию… — Всё закончится — спросишь. А сейчас проваливай. Чейс растерян. Он не видел ни одного из действующих Мастеров в такой ярости. Щелчок и Знающий отшатывается в ужасе. Страшный суд блестит в свете нереального белого неба. Лицо Кросса будто становится острее, бледный со вздутыми венами и холодным безразличием. — Так, спокойно. Спокойно. — Всё закончилось. Беспристрастный голос отвлекает его, и это роковая ошибка. Чистая сила не может навредить человеку? После звука выстрела Чейс хватается за грудь и валится с ног. Он даже не успел сообразить, за что его убили. Кажется за то, что ему нельзя было знать. — М-мастер… Он слышит, сквозь онемение расползается по телу холод. — Аллен. Моя маленькая Аллен. Всё закончилось. Пожалуй, это самая нереальная картина, которую можно было бы представить себе перед смертью. Пока в его тело впиваются острые клыки тощих монстров, пока холод мешается с горячим пламенем, обещая кончину, разум распался на множество осколков, унося алый лист. Пока он медленно угасает, Чейс видит одно из главных откровений ведущих. Мариан перешагивает через тело перед собой, бережно подхватывает бессильную ученицу. Роуз, не знающий как взяться, принёс девушку на руках. Белая рубашка, руки и рот перепачканные в багряном. Аллен захлёбывалась собственной кровью из-за чего кашляла, силясь вдохнуть хоть каплю кислорода. — М-маст-тер… — Всё хорошо. Ты справилась. Бережно качая содрогающееся тело, Мариан тихо ненавидел себя, но красный огонь бережно соскальзывал с ладоней, просачиваясь в слабый организм. Он не позволит уйти вот так. Не после всех этих танцев с бубном и потраченных сил. Не с такими грандиозными целями. Девушке нужно бороться за свою жизнь. И, не смотря на яркость волшебных глаз, она слепо шарила ослабевшей рукой, силясь найти его. Покрывающиеся шерстью твари смирно сидят и жадно смотрят на его руки, перепачканные в крови Хозяйки аметринов. Голодные гады, что никогда не насытятся. Мастер ковена поднимается, и шиповник щетинится, бросается плетями на поеденное хрипящее тело и тварей. Беседку накрывает плетущая багровая роза, закрывая арки и вход. Если быв ковене была хоть одна живая душа, эти хриплые стенания молодой девушки повергли бы её в отчаяние, с каким поднимали вой твари, выгнанные с территории замка. Они волнами стекались обратно, образуя бесформенную массу, топча друг друга. И лишь величественная женщина и треххвостых ящер не пускали их к этому сладостному запаху.