Спасти рядовую Штерн

— Энтони, подвинься! — Штерн оттолкнула парня и схватила шейкер. — Я быстрее сделаю. Кому чего? Блейз? Маргариты? — Нет уж, спасибо, — рассмеялся тот, откручивая пробку на бутылке с огневиски. — Кому налить этого нормального пойла? Гарри, задумавшись, неосознанно протянул бокал, и Забини так же на автомате плеснул туда темно-янтарную жидкость. Поттер тряхнул головой. Как вообще получилось, что они стоят около бара с Забини и Малфоем, и первый подливает ему огневиски? Судя по лицу Блейза, ему пришла в голову абсолютно такая же мысль, потому что он странно фыркнул, искривив губы, и тоже покачал головой. Гарри вздохнул. Видимо, они теперь будут наблюдать Малфоя и Забини рядом чаще, чем хотелось бы. — Клубничный мартини сделаешь? — нетерпеливо облизнула губы Джинни. — И мне, — поддержала Гермиона. — Секунду. — Кассандра загремела бутылками, быстро смешивая в шейкере алкоголь с остальными составляющими, разливая его по бокалам и протягивая коктейли подругам. — Спасибо, ты — лучшая, — заявила рыжеволосая девушка, махнув рукой в угол и слезая с барного стула. — Мы будем там. Догоняйте. Штерн кивнула и повернулась к Драко. — Я буду маргариту. Тебе сделать? Малфой кивнул. Пододвинул к себе шесть стопок, выставляя по три в ряд. Потянулся к бутылке с огневиски и наполнил стопки примерно на треть. — Что ты делаешь? — заинтересованно спросила Штерн, тряся шейкером. Он ухмыльнулся. — Прежде чем пойти к остальным, Гриффиндор, мы с тобой быстро сыграем в игру. Называется «правда или действие». — Что-то я не припомню в ней алкоголя, — фыркнула Кассандра. — Неважно, — отмахнулся слизеринец. — Смысл игры ты знаешь. Выбираешь, ответишь честно на любой вопрос либо действие. И затем второй выпивает стопку, если принимает ответ. — Ну давай попробуем, — кивнула девушка. — На любой вопрос, — Малфой еще раз уточнил и внимательно посмотрел на нее. — И я стесняться не буду ни в вопросах, ни в выборе действий. Так что хорошо продумывай свои. Я начну. Правда или действие? Кассандра задумчиво облизнула верхнюю губу, не замечая, что глаза Драко моментально потемнели под красными радужками от ее движения языком, и затем заявила: — Правда. Он хмыкнул и безразлично спросил, словно обсуждал погоду за окном: — Когда у тебя это началось ко мне? Штерн подавила тяжелый вздох. Он действительно не стеснялся в вопросах. Ладно, отвечать так отвечать. Она ненадолго задумалась и, нырнув в омут головой, призналась: — Почти сразу. На первом полете я, наверное, еще не думала об этом, я больше была рада, что мы все-таки поладили. А вот на последующей вечеринке даже еще до того, как ты ко мне подошел, меня уже что-то неприятно кольнуло, когда я увидела, как ты обнимаешь Паркинсон. И честно было бы сказать, что, кто ты такой, я знала из газет еще до школы. И, когда увидела тебя в Хогвартсе, мне уже было любопытно, кто ты на самом деле. На моем дне рождения, когда мы были на совятне, я уже планировала поцеловать тебя, если ты сам не сделаешь первый шаг. Не могла не попробовать. — Принимается, — он кивнул, залпом выпил стопку и, опережая вопрос, сказал: — Правда. Кассандра прищурилась. — К кому до меня ты испытывал какие-то чувства? И как долго? Он пожал плечами и сразу ответил: — Ни к кому, — увидел, что Штерн недовольно и недоверчиво качает головой, и нахмурился. — Касс, мы играем честно. Я тебе уже говорил, что у меня не было отношений в нормальном понимании этого слова. И я ни к кому ничего не испытывал. Даже с Пэнси мои отношения базировались на периодическом сексе и том, что я могу ее выносить рядом с собой. Так что в этом плане ты — первая. Я серьезно. — Ладно, принимается… — выдохнула Кассандра, опрокидывая в себя обжигающую жидкость. — Правда. — Почему я, Гриффиндор? — Драко поднял бровь. — Как ты заметила, я далеко не самый приятный и легкий в общении человек. Скажи честно, на что ты повелась? На внешность? Что тебя удерживает рядом со мной? Она нахмурилась. — Какой странный вопрос… я не знаю, что тебе ответить, — задумалась. — Да, ты действительно чертовски красив, но ты и сам прекрасно в курсе. Знаешь… помнишь тот момент, когда я выбегала из Большого зала и врезалась в тебя? Малфой кивнул и немного подался вперед, его красные глаза обжигали. Штерн продолжила: — Ты явно не ожидал, что это произойдет, и непроизвольно поймал меня. Тогда я тебя в первый раз увидела настоящим. И так близко. Без вот этого твоего равнодушия или ненависти в глазах, без вот этого всего… напускного, как мне кажется. Ты же не такой на самом деле, теперь я знаю это… И тогда ты выглядел таким растерянным и открытым на несколько секунд. Разглядывал меня без той злобы, как при первой встрече, и твои глаза были теплыми. Я тогда так и не проанализировала это все, слишком была сбита с толку… и знаешь, я, видимо, соврала тебе, отвечая на первый вопрос. Это началось для меня с того столкновения. Я не могу ответить на вопрос, почему ты. Я не хочу говорить о том, что мне просто с тобой хорошо и спокойно, что мне с тобой интересно. Или что мне нравится твой язвительный юмор, самодовольное фырканье, твои руки и падающие на лоб пряди волос. Хотя это все так. Мне действительно очень хорошо с тобой, когда ты меня обнимаешь или даже просто находишься рядом. Я не хочу говорить об этом, потому что это все появилось после. И я правда не знаю, что именно я тогда увидела в твоих глазах, просто все началось с этого открытого взгляда и растерянности. Я помню, как мое сердце словно остановилось на секунду от него, а потом ускорилось. Это очень странно. Я абсолютно точно знаю ответ, почему ты, но при этом у меня нет ответа для тебя. Просто потому. Потому что это ты. Для меня все логично и просто, а что ответить тебе — я не знаю… — Принимается, Гриффиндор, — прошептал Драко, забирая стопку и стараясь скрыть дрожь в пальцах. — Правда. Было бы честно ответить тебе на твой любой вопрос за твой ответ. Кассандра хмыкнула: — Я хотела спросить тебя примерно о том же, но если я не смогла дать тебе внятный ответ, то ты, видимо, тоже не сможешь? Мне тоже интересно, почему все-таки я. Малфой хмуро кивнул и вскинул ладони. — Теперь я понял. Я не могу тебе объяснить. Я просто хочу тебя целовать и касаться. Ты какая-то потрясающая, и каждый раз, когда я тебя вижу, ты что-то переворачиваешь во мне, — он сглотнул. — Какой-то смысл во всем появился, что ли… И мне с большим трудом дается говорить об этом. Ты мне просто нужна, и я не знаю, что еще сказать. Я уже даже жалею, что начал эту игру. — Принимаю твой ответ, — заявила Штерн, сухо сглатывая, вливая в себя горящую жидкость и подталкивая к нему стопку. — У нас остался последний раунд. Начинаем. И я выбираю действие. Малфой посмотрел на нее, и в радужках за красным карнавальным маревом металась самая настоящая гроза. — Хочу, чтобы ты ушла сегодня после вечеринки со мной в мою комнату. Хочу еще как минимум раз сегодня кончить с тобой, а утром проснуться вместе. Кассандра молча кивнула, подтверждая, что она выполнит правила игры. Драко шумно выдохнул: — Серьезно?.. — Да. — Девушка опустила голову и старалась унять возбуждение, побежавшее к кончикам пальцев. — Я этого хотела еще раз с момента, как мы помирились, и подозревала, что сегодняшний вечер может к этому прийти. Мантия уже у меня в комнате. — Действие, — прохрипел Малфой и залпом выпил свою последнюю стопку, чувствуя, что еле сдерживается, чтобы не взять ее прямо здесь на барной стойке. Штерн вскинула на него глаза и прошептала: — Помнишь, что ты делал со мной в нашу ту ночь, когда я осталась у тебя? Можешь повторить? Драко задохнулся, в подробностях вспомнив, как она кончала от того, как он ласкал ее своим языком. — Кассандра, у тебя минут десять максимум, чтобы ненавязчиво попрощаться с друзьями. Больше я просто не выдержу. Гриффиндорка опрокинула голову назад, вливая в себя огневиски, почти задыхаясь то ли от его слов, то ли от высокоградусного напитка. Он молча встал, подхватил со стойки маргариту, нашел глазами Забини, качнул ему головой и направился в соседнюю комнату, уже стандартно оборудованную на каждой вечеринке под бильярд и курилку. — Дай сигарету. — Мулат догнал его и потянулся к пачке. — Забыл свои в комнате. Драко выдохнул дым, убрал клыки и красную пелену с глаз и не удержался от вопроса: — Видел, как вы с Грейнджер танцевали. И что теперь между вами? — Ага. — Блейз прикурил. — Да хрен знает. У нее явное «и хочется, и колется». Все переживает, что ее дружки это не примут. Да и типа что она недавно рассталась, моральное поведение и все такое — вот и мечется, не может определиться. Да норм, разберемся, у меня все схвачено. Кстати, ты на следующей неделе с ней в дежурстве. Махнемся? Правда у меня тебе на замену Боунс будет. Малфой тяжело вздохнул: — Ладно. Забини хлопнул его по плечу. — Не вздыхай. Вам все равно уже и так нет смысла подгадывать дежурства, хотя насчет Боунс сочувствую, даже мне с ней тяжело, перепонки иногда не выдерживают… Ты как, кстати? Блондин равнодушно пожал плечами. — Нормально. Блейз фыркнул: — Блин, не завидую я Касс, досталась же такой живой и смешливой такая лужа льда. — Иди ты. — Драко одарил его холодным взглядом, на что Забини только рассмеялся. — Ну вот и я о чем. На самом деле, я очень рад, что вы помирились. — Ага, — хмыкнул Малфой. — Если она после сегодняшнего не получит соплохвоста вместе с совой, будет совсем замечательно. — Да не, не получит, — отмахнулся Блейз. — Я думаю, что на этом она закончила. Драко прищурился. — В смысле? — увидел, как его друг на секунду замялся, затянувшись сигаретой, и потребовал: — Говори, кто она? — Что? — Мулат удивленно вскинул брови. — Ты знаешь, кто прислал Кассандре коробку с гноем, и сейчас мне это расскажешь, — спокойно произнес Малфой. — Или я просто размажу тебя о ближайшую стену. — А тебе не кажется, что твоя подозрительность переходит все границы? Я просто предположил, что после второго вашего показательного выступления больше никто не станет переходить ей дорогу, особенно с учетом того, что она сделала тогда на завтраке. Драко нетерпеливо прикрыл глаза и постарался спокойно еще раз донести мысль до друга. Ровно и тихо. — Блейз, я очень хорошо вижу, когда мне врут, и ты это прекрасно знаешь. А тебя я вообще знаю как облупленного, но тут ты вообще тупо спалился. Просто, блять, скажи, кто это был. Не испытывай мое терпение с учетом того, что Кассандра могла пострадать. Забини нервно дернулся, встал напротив Малфоя и положил руку ему на плечо, пристально сверля глазами. — Обещай мне, что ты ничего ей не сделаешь. Я прошу тебя. Ей и так сильно от тебя досталось. Драко сжал челюсти, и желваки заходили на его лице. Паркинсон. — Я серьезно, — продолжил Блейз, с силой сжимая плечо друга. — Когда ты ушел к себе после той посиделки в гостиной с травой, вечеринка продолжилась. Пэнси было очень хуево после того, как ты ее оттолкнул. Она перебрала с алкоголем и явно сильно страдала. Я не мог оставить ее одну в таком состоянии, и мы долго сидели вдвоем в углу гостиной, пока она мне выговаривалась и рыдала, не позволяя мне забрать у нее бокал. Ну и по пьяни случайно проговорилась, что это она прислала гной Кассандре. Я поговорил с ней, как мог убедил, что вредить Штерн не поможет ей вернуть тебя. Ну и вообще попробовал донести мысль, что ей надо двигаться дальше и что на твоей смазливой морде свет клином не сошелся. Я думаю, она меня услышала. Прошу тебя, не наказывай ее за этот поступок. Пожалей ее, если это чувство, конечно, вообще тебе знакомо, — Забини холодно и зло посмотрел на друга. — Она горько оплакивает твою потерю, и мне было очень тяжело ее успокаивать. Прояви хоть каплю милосердия и не трогай ее. Я буду с ней общаться и дальше, заодно постараюсь проследить, чтобы она больше не повторила подобной херни и не пыталась навредить Кассандре. Малфой резко сбросил с плеча руку мулата и взбешенно прошипел: — Не делай из меня настолько отрицательного героя. Я ее не трону. Забини облегченно выдохнул. — И спасибо, что поговорил с ней, — тише добавил блондин, рассеянно проведя рукой по волосам. — Мне следовало закончить это раньше, но, откровенно говоря, мне всегда было плевать на ее чувства, да и она казалась единственной, кого я мог выносить рядом с собой дольше пяти минут. — Ладно. — Блейз затянулся последний раз сигаретой и затушил окурок. — Разберемся уж как-нибудь… Пошли обратно. Драко приподнял бровь, заходя в основную часть комнаты. Свет был приглушен, и многие студенты старших курсов явно затеяли показательное выступление, хвастаясь своим мастерством вызова Патронусов. Сложно было не признать, что зрелище выглядело действительно красивым. В воздухе растворялся, сверкая, заяц Лавгуд, а Джинни уже откинула назад копну рыжих волос и, глубоко размеренно вдохнув, звонко выкрикнула: — Экспекто Патронум! На кончике ее палочки зародилось сияние, и через несколько секунд полутьму зала осветила стремительно летящая сверкающая лошадь. Еще секунда — и ее догонял олень Поттера, освещая комнату еще ярче. С каждым новым Патронусом раздавались громкие аплодисменты. Малфой хмыкнул, ища глазами Кассандру. Она стояла рядом с рыжеволосым Уизли и смеялась, отрицательно качая головой, пока тот что-то рассказывал Макмиллану, яро жестикулируя руками. Парни синхронно подняли палочки. — Экспекто Патронум! И следом новый шквал аплодисментов, пока в воздухе наперегонки неслись терьер и кабан. — Ну, Касс, покажи! Он же великолепен! А твоего Патронуса видели только мы тогда на дуэли, всем остальным же тоже интересно! — донеслось до Драко громкое восклицание Рона. Все стоящие рядом с ними согласно закивали. Девушка неуверенно пробежала по залу глазами, что-то выискивая. Кого-то. Мерлин, она искала его! Столкнулась со взглядом холодных серых глаз и чуть нахмурилась. Малфой прищурился. «Глупая, ты же надеешься, что я не знаю твой маленький секрет… Но я его знаю. Покажи мне еще раз. Покажи мне, пожалуйста». Драко чуть заметно поднял вверх уголки губ и легко наклонил набок голову. От него не ускользнуло, что ее глаза сразу же потеплели и наполнились чем-то настолько светящимся, что его сердце сразу же пропустило удар, а потом с удвоенной силой принялось перекачивать кровь, отдавая пульсацией в виски. «Покажи мне, Гриффиндор. Я должен еще раз это увидеть». Кассандра вскинула палочку и крикнула: — Экспекто Патронум! Под общий изумленный выдох из вихря света из конца ее палочки вырвался огромный дракон, ослепляя, расправляя широкие крылья и стремительно летя над головами студентов вперед, выдыхая светящееся пламя и поводя рогатой головой. Длинный хвост с шипами не оставлял сомнений в том, что Патронусом девушки был именно венгерский хвосторог. Из всех присутствующих на вечеринке студентов Штерн была единственной, кто не смотрел на него. Она, не отрываясь, смотрела на Драко, в глазах которого сквозило удивление, словно он видел ее Патронуса впервые. Удивление, недоверие и сверкающие переливами ртути отблики света на серых радужках. А ей не было нужды смотреть на Патронуса. Как глупо. Научиться выживать за последние два года, перенести тяжелые потери, научиться быть сильной, независимой, смелой. А потом приехать в Хогвартс. Чтобы здесь ее глупое сердце самостоятельно, не спросив никого, решило так открыто стать зависимым от другого человека, пустив под хвост все, что она так долго выстраивала кирпичик за кирпичиком. Кассандра точно знала, что любовь существует. Она читала о ней в книгах и видела ее во взглядах своих родителей, обращенных друг на друга. После она замечала какой-то совершенно особенный свет в глазах лучшего друга Ганса, когда он смотрел на свою избранную. И такой же здесь — в глазах Гарри и Джинни. Это была любовь. Ей не хватало проницательности, но даже так она все равно видела, что вихри этого чувства, знакомые ей по описаниям, уже топили радужки глаз ее близкого друга из Слизерина и ее подруги из Гриффиндора, обещая, зарождаясь и набирая силу с каждым новым днем, в котором они пытались это спрятать. Она сама не знала, что это, испытав только один раз год назад какое-то короткое влечение — да и если откровенно, это даже влечением не являлось — которое как появилось, так сразу и исчезло, дав девушке понять, что это не то самое чувство из сказок, что заставляет светиться глаза людей в реальности. Можно было только ждать дальше и надеяться, что и ей доведется познать это прекрасное нечто. Но, откровенно говоря, шансов было мало. Последние два года она отчаянно старалась сохранить себя в этой войне. И ей в принципе почти удалось. Почти. За счет любви к семье и друзьям. Они с Гансом действительно практиковали пограничную магию, черпая из себя силы, чтобы победить в этой войне и защитить себя и близких. Это были оправданные риски. Но она уже потом поняла разницу между ней и ее лучшим другом. У него был более глубокий якорь, который возвращал его назад — и звался он любовью — смягчая его душу, подпитывая тем, что наверняка могло победить любую тьму. У нее этого якоря не было, и сердце все больше черствело и облачалось в броню, особенно после гибели Ганса в прошлом июле и до окончательного падения Темного Лорда. И в этом временном промежутке от публичных пыток Круцио на допросах пойманных Пожирателей ее останавливало только осознание того, что ее соратники это не одобрят, хотя она сама уже весьма искренне не понимала, почему тем можно пытать и убивать, а движению сопротивления — нет. Но речь же шла только о публичных пытках. На своих ночных дежурствах над заключенными она проскальзывала в клетки в наспех сооруженных тюрьмах, вырывала из Пожирателей необходимые данные и передавала их в центр, как ни в чем не бывало утром беспокоясь о виноградниках, учебе и завтраке для отца и Николь. Снейп был прав, эта магия разрушала ее, равно как и использование Непростительного, сохранив только остервенелое желание, не раздумывая, защищать себя и всех, кого она считала семьей — тех людей, с которыми она могла бы радоваться жизни, как и раньше. И остатки этой древней магии ей сопутствовали в ее стремлениях в коридоре, когда она без малейших сомнений ударила Драко, и в подземельях Слизерина, когда она приводила в исполнение свой приговор над Блэком, и в Большом зале, когда она подняла грозу, защищая Джинни. Каждый раз эта серая магия ненавязчиво и аккуратно забирала частичку души себе, заставляя глаза гореть первобытной жестокостью. Ее наставника не было рядом последний год, он бился на своей войне, а она на самом деле стала одним из самых молодых и яростных борцов сопротивления в Германии и одним из самых сильных. Никто этого не знал, кроме нескольких человек — самого центра борьбы, его сердца. Их имена были всем известны, они призывали, вели за собой движение. Но Штерн пошла дальше и стала серым кардиналом, безликим палачом, старательно избегая огласки, чтобы Пожиратели не пришли за ее семьей. И иногда ей казалось, что ее боялись даже собственные соратники. Боялись, но оставляли дежурить над заключенными, догадываясь, что утром они получат необходимую движению информацию. Стыдливо опуская глаза в пол из-за того, что не они замарали свои руки. Кассандра же спокойно забирала на себя всю грязную работу. Ей было все равно. Ей были нужны любые сведения, которые приблизят мир, которого так ждал ее лучший друг и в котором ему уже не доведется пожить. Но, если все сложится, доведется ее сестре и его невесте, которой она была должна. После падения Волан-де-Морта использование пограничной магии прекратилось, война закончилась, и она старалась восстановить утерянные фрагменты души, постепенно снова смягчаясь, подозревая и беспокоясь, что она все-таки потеряла что-то очень важное в этой войне. Хотя эта потеря в любом случае оправдывала все. Она точно внесла свой маленький вклад в общую победу: она защитила Николь, она защитила отца, она защитила свою деревню. А теперь она, не отрываясь, смотрела в обычно надменные серые глаза, сейчас — удивленно раскрытые и теплые. «Мерлин, ты заполучила себе самого красивого и недоступного парня в школе!» — раздался в голове голос Николь. «Глубже, сестренка». Кассандра смотрела на Драко, и сердце пропускало удар за ударом. Она всегда считала, что на его месте будет кто-то очень похожий на Ганса, но не Ганс. Тоже кучерявый, простой, надежный, понятный. Но в Хогвартсе при первом поцелуе, на который она сама пошла, она спрятала пальцы в неожиданно мягких белоснежных волосах. И так и потерялась в них, не в силах отпустить. «Драко». Да, он был ошеломительно красив. Восхитительные платиновые волосы, темные брови, эти аристократические правильные черты лица. Ледяные глаза. Шрамы, покрывающие не только тело, но и душу. И каждый из этих шрамов был ей очень важен. О каждом она хотела знать свою историю, если бы он только позволил. И рваные удары глупого сердца подсказывали ответ, что она все-таки не потеряла себя в этой войне. Вся ее броня дала трещину с первого столкновения около Большого зала, когда ледяной взгляд обернулся теплом, рот приоткрылся в удивлении, а в глубине зрачков показалась такая же родственная больная сломанная сущность, которая снаружи выглядит такой сильной — не пробить. «Такой нужный». Да что там было говорить. Ее Патронус сказал все очевиднее, чем она сама могла бы. Глупое сердце само все решило. Хорошо, что Драко этого не знал, но глядя на него сейчас, она наконец-то смогла признаться себе в одной простой и очевидной вещи. Она была влюблена в него. Девушка спешно опустила глаза и, пока ее Патронус растворялся в воздухе под шквал аплодисментов, отвернулась, почувствовав, что Малфой сейчас повернется к ней. Она смогла признаться себе в своих чувствах, но ему — точно была не готова, подозревая, что ее глаза предательски же ее и выдадут. — Твой Патронус тебе очень подходит, — заявил Эрни, восхищенно смотря на нее. Кассандра еще раз опустила взгляд и слегка покраснела. — Действительно, — раздался тягучей патокой знакомый голос за ее спиной, и она обернулась, краснея еще больше. Драко. — Спасибо. — Она постаралась наклонить голову как ни в чем не бывало. И тихо заинтересованно спросила: — А какой у тебя Патронус? Малфой фыркнул, делая глоток маргариты: — Кассандра, твои десять минут закончились. Штерн непроизвольно быстро прошлась языком по верхней губе, не успев унять дрожь в пальцах от признания своих чувств, но к этим мурашкам добавилась новая — от предвкушения. «Хочу, чтобы ты ушла сегодня после вечеринки со мной в мою комнату. Хочу еще раз сегодня кончить с тобой, а утром проснуться вместе». «Помнишь, что ты делал со мной в нашу ту ночь, когда я осталась у тебя? Можешь повторить?» Кивнула. — Мне нужно забрать мантию. Где встретимся? Малфой пожал плечами. — Я провожу тебя до башни. Просто долго не копайся, иначе я своим видом там всех на подходе распугаю. — Ты уверен?.. Многие сейчас увидят, что мы уйдем вдвоем. — Гриффиндор, ты уже давно должна была понять, что мне вообще похер, как на меня смотрят со стороны. А вот насчет восхваляемой смелости твоего факультета у меня возникают большие сомнения. Штерн сразу с вызовом вскинула глаза и быстро обвела взглядом друзей. Все были заняты разговорами и алкоголем, показывая друг другу разные мелкие полезные бытовые или смешные заклинания. Парень усмехнулся и отметил про себя, что потом на этот недостаток ей надо будет указать на всякий случай. Нельзя позволять себя так легко задирать. Именно так она его победила в дуэли, только это было для него исключением, а ее наверняка достаточно было любому задеть, обвинив в трусости или слабости. — Пойдем сейчас, — развернулась, расправив плечи, и направилась к дверям. Малфой залпом допил коктейль и направился за ней, догоняя и внезапно дразняще смеясь: — Храброе львиное сердце, только в понедельник совиную почту лучше либо сама сразу уничтожь, либо перекинь мне, я точно лучше справлюсь. *** Каблуки классических туфель Драко громко щелкали по полу в пустых коридорах Хогвартса, не наполненных гулом голосов учеников, как на переменах. Хотя даже их отстукивание не заглушало глухие удары его сердца, отдающие в уши. Мягкие сандалии Кассандры тихо скользили рядом по каменному полу. Они ушли с вечеринки. Он провожает ее до башни Гриффиндора, но только за тем чтобы потом увести в свое логово, в подземелья Слизерина, чтобы этой ночью она хрипло выдыхала его имя, кончая под ним или на нем, и окончательно забрать свои права на нее, а утром… проснуться с ней. Снова. Вместе. Как в тот раз. После двух недель пустоты. После вообще хер пойми скольких лет пустоты. Перебирая ее волосы и прижимая ее тело к себе. Бросил взгляд на идущую рядом девушку и спросил: — Почему ты хмуришься? — Да нет, все в порядке, — отмахнулась она. — И все-таки? — Малфой поднял бровь. Она замялась. — Ты избежал ответа на мой вопрос про твоего Патронуса. Драко подавил тяжелый вздох. Молодец, сам поднял этот разговор, и теперь соскочить уже не получится. — Я… не умею вызывать полноценного Патронуса. Только дымку, — нехотя процедил он, признаваясь, сжав челюсти и смотря в сторону. — В смысле?! — Штерн остановилась как вкопанная и пораженно уставилась на него. — Ты же нереально сильный маг! Это невозможно, чтобы тебе не хватало умения! Драко остановился рядом и просто молчал, ожидая, пока она сама догадается. И она догадалась, потрясенно выдохнув. — Гриффиндор, — Малфой предупреждающе вскинул ладонь и с вызовом поднял бровь, — я уже говорил тебе, что мне не нужна твоя жалость. Кассандра молчала, пытаясь осознать до конца и принять то, что невозможно было принять и во что невозможно было поверить. Ему, конечно же, хватало сил, умений и опыта для любого заклинания. Дело было в другом. У него не было ни единого достаточно сильного счастливого воспоминания, чтобы вызвать Патронуса. Ни единого сраного счастливого воспоминания за всю жизнь. Мерлин, в каком же аду он рос? Блейз был прав. Все то, что она читала о Малфое в «Пророке» или где-то еще, оказалось верхушкой огромного айсберга. Но как он вообще выжил в собственном доме, в таком ледяном дворце, сохранив хоть какую-то часть себя? А ведь он смог. И сейчас у нее не оставалось вопросов, откуда в нем были эти закрытость, высокомерие, пренебрежение к остальным и заносчивость. Он впитывал это все с детства, и без этих качеств его мир попросту бы его раздавил. Он рос в семье, которая не подарила ему ни единого сильного счастливого воспоминания в детстве, которые не были потом затерты бесконечными пытками Круцио в собственном доме, когда он лежал на полу без сознания или задыхался в постели от боли из-за полученных на дуэлях ран или тренировочных ядов. И все равно он смог максимально сохранить себя в этом аду и остаться нормальным, не превратившись в бездушное чудовище и социопата — не превратившись в своего отца. Кассандру не остановила ни его поднятая рука, ни вздернутая бровь. Она просто задрожала и бросилась к нему, обнимая и пряча голову на его груди, чтобы он хотя бы не увидел выступившие на ее глазах слезы. — Мерлин, — Малфой устало вздохнул, кладя руки ей на плечи, прижимаясь щекой к макушке, и мягко упрекнул: — Касс, ну что я только что сказал про жалость? Пожалуйста, не глупи и переставай дрожать. Все же в порядке. Штерн судорожно выдохнула. Все было совсем не в порядке. — Спасибо, что открылся и рассказал… — прошептала она, стараясь сдержать дрожь хотя бы в голосе. Драко усмехнулся и потянул ее дальше. — Пойдем уже, Гриффиндор. У меня на тебя сегодня еще слишком много планов… Но в одном из длинных пустых коридоров Малфой резко остановился, прислушиваясь. — Иди ко мне, — цокнул он языком и резко втолкнул девушку в маленькую незаметную нишу сбоку коридора за какую-то гардину и стоящие металлические доспехи с перьями на шлеме. Штерн только недоуменно подняла голову, вжатая его телом в холодные камни, как его дыхание с привкусом сигарет и маргариты опалило губы: — Чш-ш… не шуми… Она услышала вдалеке шаркающие шаги. Филч. Непроизвольно задержала дыхание, поднимая глаза на Малфоя. И внезапно он накрыл ее губы своими, выдохнув: — Тихо. И начал медленно и глубоко целовать. Кассандра почти задохнулась, стараясь не издать ни единого звука в ответ. Рука Драко самоуверенно прошлась по ее ноге снизу вверх, гладя открытое бедро, затем он сжал ее ягодицы ладонями и прижал бедрами к стене. — Чш-ш… — мазнул языком по верхней губе девушки. И пока шаги Филча были еще достаточно далеко, тихо прошептал, еще раз толкнувшись к ней через ткань уже напряженным членом. — Хочешь меня? Усмехнулся, когда Кассандра кивнула и потянулась за новым поцелуем, чувствуя, что ее сердце вот-вот выскочит из груди от несущегося по крови адреналина. Она практически боготворила его поцелуи, настойчивые, жадные и такие нужные. В голове громко отдавались приближающиеся шаркающие шаги Филча, уже даже можно было разобрать его недовольное бормотание. Малфой отстранился от ее раскрасневшихся губ и теперь покрывал ее лицо и шею легкими почти невесомыми касаниями, и каждый участок кожи нестерпимо горел после них в прохладном воздухе коридора. Штерн закусила нижнюю губу, чтобы не застонать. Шаги завхоза, поравнявшиеся с доспехами, оглушали. Драко поднял руку, предупреждающе накрывая ее губы подушечкой большого пальца. И она, не понимая, что делает, приоткрыла рот, мазнув языком, и затем нежно обхватила подушечку пальца губами, посасывая. Даже через ткань почувствовала, как дернулся от этих прикосновений прижатый к ней член в брюках парня, и распахнула глаза, вглядываясь в его расширенные черные зрачки, вокруг которых металось потемневшее дождевое марево. Малфой приоткрыл рот и тихо прерывисто выдохнул, чувствуя, что рассудок стремительно покидает его. Это было самым красивым и возбуждающим, что он вообще когда-либо видел. Она — просто сумасшедше красивая со своими выбивающимися из прически прядями и янтарными глазами, и ее горячий влажный язык, скользящий по его пальцу. В ее прямом широко распахнутом взгляде горело желание и что-то… что-то очень сильное, обнаженное, открытое и бесконечно теплое. И внезапное открытие со всей силы шарахнуло по мозгам, а сердце глухо ударилось о ребра. Она смотрела на него с любовью. С любовью, твою мать! На него! Это было слишком. Он еле сдержал дрожь в теле и порывисто прижался губами к шее девушки, зарываясь носом в волосы все глубже, не доверяя своим наблюдениям, пряча от нее свои глаза. Сдерживая на языке вопрос. Нет, он не имеет права его задавать, требуя ответа и прижимая ее к каменной стене своим возбужденным телом. Пусть она скажет сама, когда захочет, когда будет готова. Не взглядом, словами. А сейчас ему было достаточно этих глаз, в которых читался ответ на вопрос, который не будет задан. — Моя, — так тихо выдохнул ей на ухо, что не был уверен, что она услышала. Но она услышала и кивнула в ответ, прижимаясь к нему всем телом и перебирая пальцами волосы на его затылке. Малфой зажмурился, чуть прикусывая кожу на ее шее. Ему нравилось, когда она касалась его. Облизал губы, игнорируя напряжение в паху. В конце концов сам виноват, что затащил их сюда в эту чертову нишу. Ему очень хотелось взять ее прямо сейчас и здесь в этом роскошном платье, высокий разрез юбки которого так и просил закинуть ее бедро себе на талию. И судя по ее сдерживаемому сбитому дыханию и горящим глазам, она тоже была не против. Но он все еще хотел довести ее до своей комнаты, на которую он наложит заглушающее заклятие, и никому больше не придется сдерживаться, и все произойдет, как он и хотел, в его кровати, правильно. А утром проснется с ней. Хоть им и придется встать рано, чтобы она снова незаметно смогла вернуться в свою гостиную, пока остальные еще спят. Драко напряженно выдохнул, не позволяя себе пальцами проверить, насколько сильно она его действительно хотела, и прислушался к удаляющимся шагам Филча. — Пойдем, — тихо прохрипел он, с сожалением отстраняясь. — Вроде бы он уже скрылся за поворотом. Кассандра постепенно приходила в себя, выбираясь обратно в коридор. Нахмурилась. — Драко… погоди, я не понимаю, а зачем мы вообще от него прятались? Мы не просто старшие курсы, а оба префекты своих факультетов, мы можем находиться после отбоя в коридорах. Ну и что, что мы в костюмах после Хэллоуина. Малфой тихо рассмеялся: — Ну да. До тебя серьезно только сейчас это дошло? — Так какого тогда черта ты меня туда затянул, словно мы какие-то малолетки, рискующие быть пойманными?! Блондин продолжал веселиться: — Гриффиндор, ну ты же пропустила столько лет обучения в школе и явно недозволенно не зажималась нигде ни с кем после отбоя. А мне просто захотелось этого сейчас, вот и все. Ну и заодно показать тебе, что это такое. Тебе же понравился адреналин в крови? Кассандра несколько раз растерянно моргнула. А затем Драко не успел ее остановить, и она уже знакомой ему манерой, только теперь с ним откинула назад голову и звонко рассмеялась. Эхо ее заливистого смеха полетело по гулкому коридору, птицей-пересмешником отражаясь от стен снова и снова, раскатываясь куда-то совсем далеко. Малфой закатил глаза. — А вот это уже перебор даже для префектов. Филч же все-таки не испарился за поворотом. Надеюсь, ты быстро бегаешь в сандалиях. Он схватил ее за руку, сплетая пальцы и дергая дальше. И они полетели по коридору. Кассандра продолжала смеяться. Ее смех был чертовски заразительным, и Драко расхохотался в ответ, принимая нелепость всей ситуации и слыша, как громко его собственные каблуки туфель стучат по полу, разрывая тишину. — Гриффиндор, если ты перестанешь ржать, то мы даже убежим и не разбудим весь Хогвартс. А сам мимолетно задумался, когда он сам так громко и искренне последний раз смеялся, как сейчас. И, если быть откровенным, настолько был счастлив.