Папочка

      — Милая, да подожди! — Хью уже несколько минут, нагруженный чемоданами, пытался догнать стремительно шагающую по зданию аэропорта жену. — Что… Что случилось?       — Ничего, — громко фыркнула она, прижимая ребенка ближе к груди, от ярости не ощущая его веса. Дэнси заставил себя заткнуться и дать Клэр немного пространства и времени, окружив ее молчанием. В конце концов, это сработало, хоть и заняло несколько минут тяжелых взглядов. — Ничего, кроме того, что вы тут снимаете! Я думала, что у вас тут детективная драма! А оказалось… — Клэр вновь фыркнула, явно выражая негодование. Хью едва ли понимал, что настолько сильно ее задело. Она вылетела с площадки сразу после команды «стоп», грубо выхватывая Сая из объятий Виолы и игнорируя предложение Мадса довезти их. Хью едва удалось догнать ее у такси.       — Милая, стой! — Дэнси удалось аккуратно поймать ее ладонь, останавливая на месте, внимательно следя за тем, чтобы случайно не сжать ее сильнее нужного. — Что случилось? Я правда не понимаю. Что не так с «Ганнибалом»?       — Черт. Я не знаю, что конкретно, — Дейнс выдохнула, кажется, пытаясь успокоиться. Сай на руках беспокойно захныкал, чувствуя нервозность матери. — Но эти прикосновения и взгляды, — Клэр прикрыла глаза, будто вновь отсматривая эту картинку в воображении. — Вы буквально стояли посреди какого-то сарая возле изувеченной лошади и маньяка-убийцы, а все, что между вами… ними было — сплошная химия.       — Это специфика шоу, Клэр. Если оно тебя так пугает, мы больше не будем говорить об этом! Хорошо? — Хью все же забрал расплакавшегося сына, прижимая его к своему теплу. — «Ганнибал» может быть довольно жестким, я знаю.       — Не это, — Клэр замотала головой, скрещивая руки на груди. — Ты, — она обвиняюще поджала губы, — и твой друг. Эти ваши взгляды. Я не знаю, что еще сказать.       — Брось, это ведь работа, — Хью постарался расслабить напряжение мышц от спазма в горле. Черт. — Ты ведь и сама знаешь, как это бывает, когда ты окунаешься в чужую жизнь, милая.       — Да, наверное. Наверное, знаю, — саркастично выдохнула Дейнс. — Я и целовалась в кадре и имитировала страсть. Но тут… Да черт! В конце концов, мы ведь были у них на ужине, — скорее самой себе пробормотала Клэр. Она подозревала. И лишь поэтому настойчиво присматривалась к тому, как они ведут себя друг с другом и на площадке. — Но та фотография!       — Какая? — Остатки выдержки ушли на то, чтобы не закусить губу виновато. Кажется, он слегка вспотел, мгновенно вспоминая сделанные Фуллером фотографии их с Мадсом в лесу. А если он оказался не так надежен, как они думали? А если у него украли телефон? Или взломали, если он на самом деле не удалил их?       — Вы бегали вместе, — нахмурилась Клэр. Складка на ее лбу появлялась каждый раз, когда она думала о чем-то, что ее невероятно сильно заботило. — И смеялись.       — Родная, — Хью сдержался, чтобы не выдохнуть успокоенно. — Утренняя пробежка улучшает кровоток. Это ведь… Обычное дело. Не понимаю, почему тебя это взволновало. Ты что?       — Может, тогда меня должно было взволновать то, что ты кормил его с ложечки посреди кафе? — Клэр наконец взорвалась, повышая голос. На них обернулись несколько скучающих обитателей аэропорта, но быстро потеряли интерес к семейной драме. Вот они и докопались до сути того, почему вообще Клэр решила неожиданно нагрянуть в Торонто. Хью явственно вздрогнул, плотнее прижал к себе успокаивающее тепло сына. Их все же сфотографировали. — Да, я понимаю, что это особо не значит ничего. Но я не знаю. Это отвратительно: читать то, как вас едва ли не сводят в интернете как пару. Все эти пересуды о ваших «тайных отношениях». И ты! Ты стал чаще пропадать. Я не понимаю, что происходит, Хью!       — Клэр…       На секунду он решил, что признаться во всем стало бы гораздо проще. На крохотную секунду успокоил себя мыслью о том, что откроет душу и освободится от гнетущего бремени. Просмаковал ощущение легкости целую, мать его, секунду. И отбросил. Он не может отпустить Клэр с ужасающей правдой одну в Нью-Йорк. Что лучше: сладкая ложь или горькая правда? Он не знал, но догадывался. И все равно поступал сейчас как мудак. В голове замельтешили оправдания разной степени адекватности.       — Я не могу рассказать тебе этого сейчас, — спокойно начал Хью, выдавая, пожалуй, лучшую игру глазами, изображая бескорыстную честность. — Это связано с пиар-компанией «Ганнибала». Но я расскажу обязательно. Когда не буду связан юридическими обязательствами.       Недоложь, полуправда. Ему оставалось лишь надеяться на то, что Клэр примет это объяснение и не станет задавать вопросов. Зная ее, такой исход был маловероятен, но профессиональная этика все же связывала ее желание вмешаться и расспросить мужа.       — Черт. Ты серьезно? — Клэр обернулась к нему спустя несколько долгих минут обдумывания этой новости. Глаза ее остались потухшими и слегка покрасневшими, но на лицо вернулось легкое подобие улыбки. — О! Да. Я понимаю. Не стоило мне…       — Ты прости, милая, — перебил ее Хью, заключая жену в объятия. — Но я правда не могу рассказать пока.       Перед посадкой Дэнси зацеловал пухлые щеки сына, с удовольствием вдохнул его запах, еще несколько раз стиснул Клэр в объятиях. Они расстались не вполне довольные скомканным прощанием, но с явным перемирием. Хью окунулся в тяжелый омут чувства вины и смутного ощущения неправильности. И страхом от того, что их с Мадсом уже несколько раз поймали. Ему было стыдно примерно так же, как и в детстве, когда он раздвигал границы своей дозволенности. Он стоял тогда, глядя на пачку кислых мармеладок в магазине, осматривал углы в поисках слепых зон и на наличие людей вокруг. Ни камер, ни зорких глаз. Бери и уходи. И все же Хью колебался, сминая пачку в своих ладошках несколько долгих минут. Он отчаянно боролся с соблазном и совестью. Отца бы это взбесило: он бы не кричал и не позволил себе поднять руку — слишком уж он был отстранен для такого. Он бы холодно глянул на него и одарил высокомерным молчанием. Разочарованием в глазах. Возможно, на несколько лет. Этого в жизни Хью было и так довольно.       — Что, малыш, — маленький Хью резко обернулся на низкий голос, испуганный тем, что этот взрослый мужчина возле него смог вдруг разгадать его намерения. Или прочесть его мысли. — Не хватает? Пойдем, я оплачу. Просто подарок, — тут же успокаивающе поднял руки незнакомец. — Я помню, каково это — смотреть на недосягаемое такими глазами.       Хью мог огрызнуться или взбунтоваться: денег у него были полные карманы. И все же он промолчал и неуверенно кивнул. Высокий молодой мужчина перед ним осторожно повел его вперед к кассе, по пути прихватил еще несколько упаковок кислых мармеладных червячков. Расплатился за них, элегантным движением вытаскивая пару хрустящих купюр. И протянул покупки Хью. Они тогда разговорились на несколько часов. Неожиданное тепло крепкой мужской фигуры засело в юном мозгу еще надолго, пока они вдвоем ели мармелад, сидя на берегу возле спокойной и тихой Темзы. Они встречались еще много раз после этого, то играли в бейсбол, то просто пускали в темное низкое лондонское небо змея. Он стал ему… почти отцом. Пока в один день не пропал раз и навсегда. Хью еще долго тогда считал, что все испортил. Не спал ночами, раз за разом прокручивая каждый разговор. И пришел к выводу, что он просто не заслуживает хорошего.       Дэнси отряхнулся от нахлынувших воспоминаний. Не вздрогнул, когда на его плечо легла крепкая ладонь. Хью не оглянулся, сжимая кулаки в карманах пальто.       — Поедем? — осторожно спросил Мадс тихо. Конечно, он приехал сразу за ними.       — Ты был в Лондоне? — Хью отмахнулся от возможных упоминаний многочисленных поездок Миккелсена в Англию и уточнил. — В восьмидесятых. Ты был там?       — Нет, elskede, — если он и был удивлен, то не показал этого. — Нет, не был.       — Жаль, — прошептал Хью, смаргивая неожиданные слезы.       Дэнси мало что помнил из последних сеансов с доктором Роудсом. Какими бы штуками ни пользовался психиатр, Хью едва ли мог разобраться в многообразии подходов, которые на нем опробовали за эти несколько месяцев. Он помнил только щемящее чувство напряжения, заходя и выходя из этого стерильно-белого кабинета. Возможно, он бы действительно чувствовал себя как в больнице, если бы не безвкусные темные шторы и несколько мягких кресел. Он осознавал слезы на своих щеках только на самой улице, когда его обдувал по-весеннему прохладный ветер. Мадс ни разу не спросил его о сеансах, только еще плотнее и сильнее окружил своей заботой. Ходил за ним по пятам, пытаясь то заставить плотно поесть, хотя у Хью абсолютно не было аппетита, то кутал в излишне теплые шарфы — Дэнси было слишком жарко.       Миккельсена внезапно оказалось слишком много. Хью уже не так радовался панкейкам на завтрак, кофе горчил, утренняя привычка Мадса подниматься ни свет ни заря — раздражала до одури. Вокруг него сжалось пространство, вытесняя все, кроме Миккельсена. Ему стало тесно до щемящего ощущения страха и ненависти в груди. Он спал в кровати Мадса, жил в его доме, ездил на его машине, чувствовал касание его рук, даже, блять, пах им. Будто от самого Хью не осталось совсем ничего. Он несколько раз ночевал в пустынном номере отеля, просто наслаждаясь тем, что вокруг него находятся его вещи. Что он мог смыть с себя надоедливый древесный запах и окунуться в аромат «Армани». Что кровать была почти его. И все равно он возвращался к Мадсу через пару дней, был с ним. Ругался с ним по мелочам: от слишком тяжелого вздоха Миккельсена с утра до раздражения от нежно заправленного локона за ухо. Дэнси злился и кипел, но не мог ничего с этим сделать. Хью трусливо сбегал, чувствуя малейшее проявление чрезмерной заботы. Он почти задыхался, не в состоянии хоть немного отдалить от себя навязчивое внимание. И до жути боялся того, что однажды Мадс перестанет это терпеть.       — Да, Клэр, — в очередной раз пробормотал Хью отстраненно в трубку. Он почти не слушал торопливую речь, изредка улавливая отдельные фразы и вопросы. Мадс, как обычно, ушел на балкон. Они вновь повздорили перед самым звонком, и впервые Хью задумался о том, чтобы все закончить. Уйти первым, чтобы не дать сделать себе больно. Чтобы не переживать вновь пропажу. В трубке повисла тишина, и Хью понял, что от него ждали ответа. Клэр стала еще более навязчивой. Почти как мать проверяла, поел ли он, во что одет, чем занимался сегодня. Ее вдруг тоже стало слишком много. Дэнси переспросил. — Нет, милая. Да. Да. Да, Клэр. Хорошо. Конечно. Да, я тоже тебя.       Дэнси раздраженно откинул от себя нагревшийся от недолгого разговора телефон. Весенний Торонто душил его так же, как и два этих человека. Он казался себе сплошным оголенным нервом. Скопившимся ураганом бури, готовый выплеснуться при любом удобном случае. Все, чего ему хотелось — сбежать. Укрыться одеялом в номере отеля, обрывая все связи с внешним миром. Он никогда не был дураком — Клэр не глупая женщина, а у Мадса не бесконечный поток терпения.       — У Вас усилились признаки избегающего типа привязанности, — терпеливо, будто маленькому ребенку, объяснил доктор Роудс в очередную среду. — Вам тяжело от того, насколько Ваши чувства личностного «я» сжимаются в чужих рамках. Любое внимание кажется гиперопекающим, любой жест — чрезмерным. Это абсолютно нормальное явление после начала когнитивно-поведенческой терапии. Я бы даже сказал, что это — ожидаемый эффект.       — Почему сейчас? Раньше я не замечал ничего такого, — Хью сложил руки в замок, неуютно пододвинулся в кресле. — Со мной никогда такого не было. Я был нормальным.       — Вы и сейчас нормальны, — заверил Виктор почти равнодушно. — Ответьте себе, почему Вы всегда выбираете рабочие места так далеко от своей семьи?       Хью замолчал, ощущая странность от того, что он всегда знал ответ на этот вопрос. Так что он просто кивнул, не отвечая. Тяжелое молчание показалось Дэнси уютным и успокаивающим. Он вновь ощущал, что принадлежит самому себе.       — Я не хочу так, — выпалил Хью, когда эта мысль, все расширяющаяся в его сознании, не выскользнула наружу. — Я люблю его.       — А Вашу жену Вы любите? — Дэнси внезапно захотел ударить это спокойное лицо. Разбить чужие скулы своими кулаками, заставить забрать вопрос назад. Но тяжелые слова уже повисли в комнате. Будто канат, на котором Хью все пытался балансировать и казаться себе нормальным.       — Не так, — наконец выдохнул Дэнси. Натянутая веревка под ним оказался разрублена надвое, и вторая часть стремительно летела в бездну.       — Теперь, когда Вы действительно можете определиться со своими чувствами к двум этим важным людям, Вы сможете достоверно понять, что на самом деле не дает Вам места в Вашей собственной жизни, мистер Дэнси.       И пазл сложился с оглушающим щелчком. Его раздражала не Клэр, а свое безразличие к ней. Не Мадса было много, а самого Хью и его мыслей. Невозможность быть с ним так, как он действительно хотел. Невозможность закончить все с Клэр, как он действительно хотел. Его раздражали ограничения, наложенные на него. На их совместное времяпровождение. Они не могли быть с Клэр рядом, не могли даже обняться на улице с Мадсом. Его заставляли на площадке играть близкого друга, а для Клэр — любящего мужа. У него почти отняли право на истинное выражение своих эмоций.       Он вышел из кабинета на слегка пошатывающихся ногах. Миккельсен оказался рядом сразу же, помогая встать прямо. Он не спросил ничего, просто обнял аккуратно, прижался губами к покрытому испариной лбу. Их утренняя ссора все равно повисла над ними невысказанными претензиями. Причина? Невероятно глупая. Хью пролил свой кофе на брюки, а Мадс кинулся помочь ему слишком быстро. Дэнси не сказал ничего злого или плохого, но громко хлопнувшая дверь в ванную послужила красноречивым знаком.       — Прости за утро, — буркнул Хью, цепляясь за упругую линию талии возле себя.       — Все хорошо, elskede. Не за что извиняться, — сколько еще раз от него не откажутся перед окончательным разрывом?       — Есть, не спорь, пожалуйста. Прости, Мэсс. Я просто запутался совсем.       — Я понимаю, родной, — просто сказал Мадс, и Хью прикрыл глаза, утыкаясь носом в складку шеи. Вдыхая вновь полюбившийся аромат дерева и кожи.       — Ты можешь отвезти меня в центр? Нужно прикупить кое-каких вещей перед потеплением.       — Конечно, — уверенно кивнул Мадс. И вдруг замялся, глядя на Хью из-под опущенных ресниц. — Ты… позволишь мне оплатить этот сеанс?       Миккельсен всегда делал это, не спрашивая и отрицая любое сопротивление. Дэнси поднял бровь, изучающе взглянул в карие глаза. Ему давали выбор, интересовались мнением, как у равного. Хью просипел «да» и даже не покривил душой. Яркий огонек тепла вновь зажегся глубоко в груди от осознания этого простого факта. Хотя бы сейчас Дэнси мог позволить себе чувствовать то, что чувствовал. Они ехали молча, но держась за руки. В торговом центре было тепло и немноголюдно. Утро среды — большинство людей сидят на работе или по домам. Хью не шутил по поводу покупки одежды — ему, скорее, нужно было полностью обновить гардероб.       Они обошли бутик за бутиком, примеряя и откладывая бесконечный поток вещей. Дэнси всегда любил красиво и комфортно одеваться, но то ли ему все не нравилось, то ли что-то резко случилось с модой. Они проходили ряд за рядом, игнорируя вешалки с типично уилловскими рубашками и брюками цвета хаки. Мадс, если и устал от бесконечных походов из угла в угол, то никак этого не показывал. Он совершил несколько звонков пока Хью удалился в примерочную, вещь за вещью отбрасывая от себя неподошедшие тряпки. Кажется, он и правда похудел — мышцы стали выделяться еще четче под тонкой кожей, а на лице явственно наметились скулы. Он примерил несколько рубашек-поло и три пары брюк.       «Нет» — отлетела первая пара. «Совсем нет» — вторая пара присоединилась к куче отброшенных вещей. «Ну…»       — Мэсс?       — Да?       — Посмотри, — Хью отодвинул шторку, вертясь со всех сторон.       — Хорошо, — кивнул Мадс, но всего он его не осмотрел, надолго задержавшись глазами на аппетитно обтянутой пятой точке. — Очень хорошо.       — Мои глаза выше, — буркнул Дэнси и все же снял белую поло. Мадс только бровь приподнял, когда Хью обернулся на него игриво, сверкая глазами.       — Сейчас подъедет мой друг, — Миккельсен с большим сожалением отодвинулся от шторки. — Но придержи эту мысль, мой ненасытный мальчик.       — Что за друг?       — О, вот и он, — Мадс приветственно поднял руку, и на его лице скользнула искренняя улыбка, красиво осветившая его идеальное лицо.       — Мэсс, роднулька! — Молодой чернокожий парень оказался возле него, заключая Миккельсена в крепкие объятия и весьма манерно расцеловывая его в щеки. — Ну, показывай, жеребец, с чем работать?       Взгляд мужчины проследовал за ладонью и упал на Хью, и тот сразу же почувствовал себя не в своей тарелке. Его будто раздели, одели, еще раз раздели и переодели за секундное касание ярко-черных глаз к телу.       — Die Liebreiz! Ну что за красавчик! — Мужчина, до сих пор не представившийся и даже не протянувший руку для знакомства, заструился вокруг Хью неутомимой змеей. — Отличные плечи, хороший зад, — он слегка ущипнул его. Мадс предостерегающе нахмурился, но мужчина либо сделал вид, либо и правда не заметил. — С таким холстом можно нарисовать великолепный шедевр! С тобой, кстати, тоже, — взгляд черных глаз презрительно скользнул по растянутым треникам и свитшоте.       — Сегодня день Хью, — со смешинкой ответил Мадс, возвращая внимание к застывшему Дэнси. — Хьюстон, это Якоб. Стилист, который все мечтает затащить меня в белые рубашки и обтягивающие брюки.       — И в постель, конечно, — мурлыкнул Якоб низким голосом. — Du bist so sexy!       — Du verwirrst mich, Jakob, — хохотнул Мадс, оглядываясь на Дэнси. Заметил его нахмуренные брови и тотчас объяснил. — Он шутит, Хью, не переживай.       — Я все равно ни черта не понял, — буркнул Хью, отворачиваясь к зеркалу и собирая разбросанные части одежды. Ничего, кроме упоминания о сексуальности.       — Nein, никаких белых поло! — Якоб возмущенно провел ладонью по выдернутой из рук ткани и скривил изящный нос. — Ужасно! К твоим чудесным глазкам нужно… Насыщенный глубокий синий! Ja! Розовый?       Якоб рванул вперед, потащил обоих мужчин за собой, быстро пробегая по рядам и почти не глядя на вешалки, буквально кидая пару взглядов по сторонам. Этот бушующий ураган Катрина выхватывал несколько видов рубашек и легких свитеров, оглядывал фасон, прикладывал к груди ошалевшего от быстроты Хью. Якобу понадобилось меньше пяти минут, чтобы подобрать несколько вещей из всего многообразия.       — Никакого розового, — едва смог вставить Хью в торопливую речь, едва поспевая за быстрым шагом.       — Лососевый, но ближе к фуксии, — пропустил замечание Якоб, — да, Мэсси?       «Мэсси?!»       — На твой вкус.       — Но…       — Не стоит, elskede, — Миккельсен хмыкнул, покорно следуя за стилистом. — Это бесполезно.       — Он меня смущает, — прошептал Хью так, чтобы его не услышали.       — Это его работа — быть смущающим.       — Мэсси, — мурчаще пророкотал Якоб, внезапно останавливаясь и едва не поглощая Миккельсена взглядом. Хью сдержался, чтобы ему не врезать. — А это будет восхитительно сидеть на твоей заднице!       Очень. Сильно. Врезать.       — У тебя карт-бланш на все мои деньги, — бросил Мадс небрежно, даже не взглянув на выбранную шмотку.       Они прошатались почти час среди бесконечных вешалок и куч одежды. Перемерили столько разных вариантов синего, ярко-зеленого и абсолютно различной цветовой палитры, что в глазах в какой-то момент зарябило. Даже чертов розовый, хоть Хью и отчаянно отбивался. Любое сопротивление оказалось бесполезным — его почти закидали тонной рубашек нежно-поросячего цвета, и Дэнси сдался. К концу шопинга Якоб сфотографировал несколько вариантов одежды, разгладил несуществующие складки и сдул пылинки.       — Die Liebreiz! Вот он — алмаз в чудной огранке. Как тебе?       Мадс ничего не сказал, просто глядел, ощупывая взглядом все изящно подчеркнутые линии тела. Красиво выделяющие ключицы в раскрытом вороте, узкую талию и крепкие бедра.       — Слюной не подавись, — съязвил Хью, невероятно гордый собой. — Спасибо… Якоб. Наверное.       — Рад быть полезен тебе, Мэсси, — пророкотал мужчина, не отвлекаясь на скупые благодарности Хью. Как только они закончили, мужчина потерял к нему всякий интерес.       — Ты можешь так всегда одеваться? — Хью возле кассы едва уловимо провел ладонью по тонкой черной рубашке. Мадса тоже переодели, и он выглядел так невероятно элегантно и соблазнительно, что хотелось немедля утащить его в ближайшую кабинку.       — Эта горловина меня душит, — пожаловался Миккельсен, расслабляя вторую пуговицу. Невинное движение, если бы до этого на его груди не расстегнулась третья. Подтянутые мышцы блеснули сединой волос, к которым немедля захотелось прикоснуться.              И Якоб прикоснулся. Хью вспыхнул, особо больше не задумываясь. Он просто схватил Мадса за руку и безоговорочно потащил в отдел примерочных. По пути стянул несколько вещей, пролетая мимо слегка обалдевшей девицы-консультанта. Мелькнула последняя здравая мысль о том, что она могла их узнать, а потом Хью грубо толкнул Миккельсена в кабинку, мгновенно зашторивая их от всего остального мира.       — Расценки те же, Mein Lieber, — протянул уязвленный Якоб из-за шторки.       — Даже не смей, — прошипел Хью, набрасываясь на чужой рот в требовательном жадном поцелуе, — не смей болтать с ним. Ты будешь слишком занят.       Мадс, кажется, и не собирался, мгновенно включаясь в их танец сплетенных языков, скользя руками под новой рубашкой насыщенного синего цвета.       — Хочет затащить тебя в постель, да? — Грубый укус в мягкую нежную губу, капельки крови на ней. Дэнси почти попытался благоразумно расстегнуть мелкие пуговицы, но быстро сдался, зарычал и просто дернул два конца рубашки, оголяя крепкую грудь. — Что еще этот… хочет? Хочет почувствовать твои поцелуи? Пусть отсосет, — фыркнул Хью, когда Мадс, прижатый к стене, тяжело и тихо застонал. Дэнси огладил кончик чужого языка своим, тотчас вгрызаясь в его мякоть клыками, обозначая свои исключительные права на этот датский рот. — Хочет, чтобы ты касался его? — Руки Мадса оказались прижаты по обе стороны от тела, крепко зафиксированные. — Хочет ощутить твои прикосновения? Он хочет этого?       Хью опустился на колени так быстро, что почти пошатнулся. Дэнси подстегнула едва сдерживаемая ярость от посягательств Якоба на его мужчину. Он в одно мгновение дернул ремень, потянул язычок ширинки вниз, быстро спуская с бедер узость джинсы.       — Только я могу так делать, — прошипел Хью, тотчас прижимаясь лбом к упругому животу, покрывая чувствительную кожу укусами и поцелуями, скользнул языком по складке бедра, по выступающей косточке таза. — Только я! Скажи!       — Только ты, мой прекрасный и ревнивый мальчик, — Мадс ласково улыбнулся, запуская ладонь в темные кудри. Не подталкивая и не отталкивая, просто пробуя мягкость волос. — Мое тело создано для твоего удовольствия, elskede.       Хью застонал, упоенный этой фразой. Толстый и красивый член прямо перед глазами почти умолял взять его полностью в рот и ласкать-ласкать-ласкать. Языком, губами, зубами, руками — всем. Но Дэнси не торопился, очерчивая влажными дорожками кожу у пупка, небольшими укусами помечал твердость внутренней стороны бедра.       — Он этого не получит? — Хью поднял просящие широко раскрытые глаза, и Мадс шумно выдохнул, стискивая захват на кудрях. — Прикажи мне, папочка, пожалуйста…       — Открой рот, — как удивительно грозно прозвучал этот хриплый шепот — до водоворота возбуждения внизу живота. Хью мгновенно подчинился. — Высунь язык, малыш.       Тяжелая головка с влажным стуком упала на кончик языка, крупной ладонью на самом основании Мадс надавил, призывая высунуть язык до боли в скулах. Неторопливые покачивания напряженной плоти из стороны в сторону, собирающие влагу слюны, почти обмакивающие.       — Будь хорошим мальчиком, — подтолкнул Мадс, и Хью открыл рот шире, сам подался вперед, обхватывая солоноватую мягкую головку губами, смакуя вкус и текстуру. — Глубже!       Дэнси простонал, передавая вибрацию горлом. Подался ближе, самостоятельно насаживаясь глубоко и жадно на чужую твердость. Тот небольшой опыт, что Хью успел получить в том, чтобы удовлетворять Мадса, оказался весьма кстати. Он втянул в себя как можно больше, надувая щеки и пытаясь создать некий вакуум. Ресницы Миккельсена затрепетали, давление рук усилилось. Хью наслаждался, простыми и быстрыми движениями и подчиняя, и покоряясь.       — Вот так, ты мой хороший… Мой совершенно чудесный мальчик, — выдохнул Мадс, ядрено смешивая хриплый английский с шипящим датским. И Хью стал елозить еще старательнее, вдохновляясь этой маленькой похвалой и рваными вздохами сквозь раскрытые губы. — Давай, мальчик мой, я знаю, что ты можешь глубже.       Мадс был в нем уверен, так что Дэнси постарался расслабить горло, чтобы придвинуть себя буквально на сантиметр ближе и сдержаться, чтобы не закашляться. Он побыл так некоторое время, не забывая использовать язык и крепко сомкнутые губы. Потянулся было помочь себе рукой, но тихое грубое «без рук» заставило Хью протяжно застонать от беспомощности.       — Еще глубже, милый, — приказал Мадс, и Хью, воодушевленный и до безобразия покорный, подчинился. Почти утыкаясь носом в светлую поросль волос паха. Глубоко вдыхая его терпкий запах всеми легкими. Опьяняющая эйфория от своих возможностей, от безраздельного владения этим мужчиной, от полной принадлежности ему же. Наслаждаясь тем, как дергается эта высокая линия скул, как приоткрываются эти изогнутые мягкие губы, сдерживая стон.       Он мог бы и глубже. Но отчаянно боялся двигаться вот так, бесстыдно и слишком развязно. Боялся не за свое возможно травмированное горло, а за то, что может сделать неприятно или еще хуже — просто-напросто подавится и все испортит.       — Elskede, если ты сейчас же не возьмешь его полностью в свой чудесный маленький рот, мне придется быть с тобой жестким, — тихо прошипел Мадс, лаская ладонью чувствительную ушную раковину и покрытую щетиной щеку. — Я знаю, что ты постараешься для меня, малыш.       Хью отрицательно покрутил головой, даже не пытаясь придвинуться. И сразу же об этом пожалел. Крупная ладонь жестко обернулась вокруг напряженного горла, чуть помассировала линию челюсти, слегка сжала трахею. Пальцы в кудрях с силой потянули на себя, и Дэнси уперся в чужой живот, полностью перекрытое дыхание сбилось, во рту стало слишком влажно от слюны. Ему не позволили привыкнуть. Грубые движения вперед-назад, то до самого основания, то до мягких покачиваний у самой головки. Рваный темп, пошлые шлепки кожи о кожу, дорожки слез и слюны, вспотевшие от желания ладони на бедрах. И полное абсолютное счастье от того, насколько он, Хью, хорошо и приятно радует Мадса. От того, что только он за последнюю четверть века делал это с этим великолепным датским мужчиной. Секс-символом Дании и Европы. И он абсолютно точно никогда не позволит этого Якобу — Дэнси уж точно постарается.       — Прекрасный мальчик, — выдохнул Мадс, до грубости жестко притягивая чужую глотку ближе.       — Простите, вы ведь были с темнокожим мужчиной? — Хью вздрогнул от внезапно возникшего голоса у самой шторки.       — Да, — слишком сжато выдохнул Мадс в полный голос, и по телу Дэнси прошла сильная дрожь возбуждения. Он на мгновение представил, как отодвигается шторка. Как девичьи глаза оглядывают полуголого Мадса и стоящего перед ним на коленях и отчаянно старающегося Хью.       — Он попросил передать Вам портмоне и телефон перед уходом.       — Оставьте на кассе, пожалуйста, — хрипло прошелестел Миккельсен, не позволяя Хью отстраниться или прекратить. Он постарался хотя бы сильно не хлюпать. Не сказать, что у него получалось. Мадс лукаво улыбнулся. — Я тут… решил еще кое-что… примерить.       — Да, конечно! Не буду отвлекать. Но не могу не спросить. С вами был молодой человек… очень приятный, — стеснительно начал голос невидимой собеседницы. — Вы не знаете, он… Свободен? Простите, если это слишком бестактный вопрос…       — О. Он занят, — хмыкнул Миккельсен, за что тотчас получил ощутимый укус зубов на самом основании. — Да… — выдохнул Мадс, но даже не смутился, выкручиваясь, — сейчас занят.       «Откусить тебе все или пожалеть, скотина ты датская?!» — поднял Хью яростный взгляд на красного от веселья и страсти Миккельсена.       — О, еще раз извините, — погрустнел напряженный голос за шторкой. — О, и простите за беспокойство! Я оставлю Ваши вещи на кассе.              «Не смей останавливаться» — шепнул Мадс и первым толкнулся в расширившееся и разработанное горло.       — Ничего. Дайте мне пару минут.       «Как будто у меня есть выбор» — попытался было фыркнуть Хью, заведенный опасностью до предела, но отчаянно ускорился под ласковыми подбадривающими поглаживаниями округлившихся щек и взмокших кудрей.       — Ты готов, elskede? — властные нотки в этом шепоте взрывами фейерверков прошлись по позвоночнику. Хью кивнул неловко, оставаясь в одной и той же позе, позволяя языку ласкать, а зубам слегка царапать. — Мой мальчик… — прошептал Мадс нежно, откидывая голову на деревянную стенку, сильнее подталкивая его за густые локоны, почти до упора насаживая податливое горло на себя.       Хью тихо закашлялся от ощущения липкой солености прямо в глотке. Он попытался отстраниться, боясь задохнуться, но Миккельсен держал крепко, полностью отпуская свое тело в объятия оргазма.       — Глотай, — шепнул Мадс. И разве мог Хью противиться? Он собрал все жемчужные капли, погрел их во рту, перед тем как проглотить. С готовностью и обожанием поднял послушные глаза, чем заслужил ласковую трепку по кудрям. — Ты мой хороший мальчик. Не забудь про благодарность.       — Спасибо, папочка, — просипел сорванным горлом Дэнси, едва сумев отдышаться. — И чтобы я никогда больше не видел этого Якоба!       — Как скажешь, elskede, — улыбнулся Мадс, с невыносимой нежностью погладил взмокшие щеки. И Хью впервые за несколько недель не почувствовал раздражения.