Папочка

      Хью проснулся рано утром в великолепном настроении. Мадс рядом пошевелился, просыпаясь от настойчивых поглаживаний груди и пресса.       — Доброе утро, — мурлыкнул Хью, прижимаясь губами к мягкой щеке.       — Доброе, — Мадс сонно проморгался и внезапно застонал, откидываясь на подушки. — Черт! Прости, Хьюстон.       — За что это? — Дэнси подтянулся всем телом ближе, заглядывая в чужое лицо.       — Я не должен был этого делать, — просипел Миккельсен хриплым после сна голосом, и все хорошее настроение Хью пропало без следа. — Я ведь сам сказал, что не могу.       — Как оказалось, можешь, — Дэнси нахмурился, и потянулся поцеловать. Его мягко, но решительно остановили на полпути. Так что ему пришлось надавить. — Мне показалось, что ты этого даже хотел.       — Хотел — не значит, имел право. Я всего на секунду потерял контроль. Черт!       — Потеряй свой дурацкий контроль уже насовсем, — буркнул Хью, скользнул ладонью к утренней эрекции Мадса, легонько огладил ее пальцами. — Тебе понравилось, мне понравилось. Так почему нет?       — Потому что это неправильно, — но ладонь Миккельсен не успел остановить. Она уже юрко забралась под белье, стиснула чужой член в крепкой хватке. Череда легких поцелуев на шее и груди. — Хью, не надо. Я и так чувствую себя последней скотиной. Моя семья переживает это горе, а я тут. С тобой, — Мадс закрыл глаза, сорвавшись на хрип, бедра его невесомо толкнулись вперед. — И мне хорошо.              Хью мысленно облизнулся. Ему хорошо с ним — а это самое важное сейчас. А чувство вины знакомо самому Дэнси уже почти несколько лет. Рано или поздно с ним приучаешься жить.       — Ты лежал, чувствуя, как бешено колотится мое сердце возле твоего. Чувствуя жар моего тела, твердость моего желания, — Хью несколько раз быстро провел по всему стволу, сдвинул нежную кожу вверх и вниз, наслаждаясь сдавленным хрипом. — Считай, что я тебя соблазнил, и тебе не нужно чувствовать себя виноватым. И сейчас соблазняю.       — Несносный мальчик, — выдохнул Мадс, с явно виднеющимся сожалением на лице отодвинул его руку. К неудовольствию обладателя этой самой руки. — Не надо. Этого не повторится, Хью.       И Дэнси, тяжело вздохнув, поднялся с кровати. Хваленый самоконтроль Миккельсена оставался очень и очень большой проблемой. Но Хью не лыком шит — он уже убедился в том, что его хотят до одури. А, значит, соблазнить Мадса — цель номер один на ближайшее время. Так что Дэнси скрылся в ванной, не закрывая двери. Принимая быстрый душ, Хью намеренно поглядывал сквозь матовое стекло вглубь комнаты. К сожалению, Миккельсен был занят приготовлением кофе и скорого завтрака для Дэнси. Так что только улыбнулся позабавлено, глядя на абсолютно голое дефиле Хью из ванной к шкафу с одеждой. «Ну-ну, посмотрим еще, кто будет ухмыляться последним» — фыркнул про себя Дэнси.       План по соблазнению Мадса занял почти неделю. Во вторник Хью купил себе торт в ближайшей кондитерской. Зачерпывал ароматный влажный крем, призывно облизывался под тяжелым потемневшим взглядом. Хью, совсем как в кафе, предложил Мадсу кусочек. Тот натянуто улыбнулся, не отводя взгляда от ложки, только что побывавшей в чужом рту.       — Я ведь не люблю сладкое, Хьюстон, — глаза его надолго задержались у вымазанного белым кремом рта, большой палец быстро, но аккуратно оттер нижнюю губу. Хью, не сдержавшись, подался навстречу, легонько лизнув. Мадс явственно вздрогнул, видимо, приходя в себя и тут же отодвигаясь.       «Скотина ты датская» — вздохнул Дэнси, доедая второй приторный кусочек, явно выбиваясь из своего дневного каллоража.       В тот день Хью пробовал и внезапные резкие объятия, и невесомые прикосновения, даже сигареты он курил намеренно эротично-медленно. Без толку. Из-за отъезда Мадса в Данию, их графики чересчур сбились. Миккельсена постоянно таскали по съемкам и локациям, заставляли доснимать дубли, в которых его заменяли на вендиго. А тот только рад — уткнулся с головой в работу, как страус в песок, и почти оттуда не выныривал, стремительно отстраняясь от нападок Дэнси. Более свободный Хью все тяжело вздыхал, приходил на площадку к Мадсу в свободное время и просто сидел. И смотрел. Наблюдал, как Ганнибалу устраивают званый ужин, как суетятся операторы и декораторы, как красиво Мадс готовит.       В среду они обедали вместе. Мадс, как всегда, закончил раньше, так что теперь потягивал холодную колу.       — Можно? — Хью просяще протянул ладонь, дождался удивленного взгляда Миккельсена, но баночку все же получил.       Дэнси глотнул, чуть поморщился. Без сахара привычная газировка была странного вкуса, но вполне удобоваримая. Пришлось резко встать, чтобы все казалось естественно, будто бы увидел Фуллера вдалеке. Одно неловкое движение, и коричневая жидкость вспенилась на ганнибальских брюках. Хью тотчас рассыпался в извинениях, но Мадс особо не отреагировал. Так что Дэнси схватил какую-то вещь из гардероба Уилла, и принялся торопливо обтирать колени и бедра, не стесняясь будто бы невзначай скользить ладонями по все еще сухим, но очень притягательным местам.       — Хью, я сам…       — Нет-нет, — Дэнси быстро потянулся к чужой ширинке, изображая на лице чистую невинность. Мадс тяжело сглотнул, как только руки оказались на липких и мокрых бедрах под одеждой. Он тяжело потянул носом воздух, вцепляясь в кромку стола, когда Хью использовал очень грязный прием — опустился на колени и участливо заглянул в глаза снизу-вверх, принимая очень послушный вид.       — Мне кажется, тебя надо хорошенько высушить, — облизнулся Дэнси. Чужие ладони забрались к нему в волосы уверенной хваткой, остатки самоконтроля Миккельсена ушли на то, чтобы не притянуть его к бугру белья.       — Кажется, не помогает, — притворно вздохнул Хью. — Прости, Мэсс. Пойдем, я провожу тебя в трейлер.       Проводить проводил, вот только Мадс быстро переоделся в компании своего гримера, так что ни подойти, ни уж, тем более, помочь, ему не дали.       В четверг Хью надоумил Фуллера снять несколько сцен, для которых еще было рановато. Брайан пробурчал что-то очень похожее на «уволю к чертовой матери», но согласился. В итоге, в темноте ночи они отсняли, как бешеный Уилл, сидя сверху то на вендиго, то на Мадсе, делал вид, что избивает их. Он, конечно, очень старался, но еще старательнее елозил по чужим бедрам, портя дубль за дублем. Благо, безразмерная куртка Уилла очень помогала скрыть это в кадре. И — да! Хью почувствовал, как напрягается член Мадса, отзывчивый на столь близкую и тесную ласку. Дэнси чуть изогнулся так, чтобы его собственное возбуждение явно ткнулось в чужие бедра. И Миккельсен под ним грозно сверкнул глазами, стиснул зубы сильнее. Сцену они отыграли, возбуждение осталось, а вот Мадс стремительно удалился в туалетную комнату.       «Плохой мальчик» — тут же пришло сообщение с нового номера Мадса, и Хью пришлось сдержаться, чтобы не застонать.       «Тебе помочь?» — Дэнси затаил дыхание, глядя на долго печатающийся ответ.       «Я уже закончил, спасибо за помощь, Хьюстон».       «Датская скотина» — протянул про себя Хью, стараясь унять собственное возбуждение.       В пятницу Мадса нарядили в вязаный свитер цвета вишневого вина, удивительно точно контрастирующего с бледностью кожи. В нем он казался каким-то прелестно уязвимым. Хотелось обнять его и утешить, не важно, что ему это было не нужно. Хорошая маскировка возле Джека, Хью бы поаплодировал костюмерам за эту мелкую, но такую показательную деталь. Дженис уже несколько минут суетилась на кухне, то раскладывая по-новому салатные листья, то поправляла и без того идеально лежащие в коробочке яйца. За кадром дежурили уборщики и помощники, готовые в короткий срок убрать съемочное место после неудачных дублей. Дженис все волновалась о том, что это слишком муторно, но Фуллер решил — значит, надо разбиться в лепешку и сделать. Ну, или в данном случае — разбить десяток яиц ради одного мимолетного кадра.       — Твою мать, тут все будет в яичных ошметках, — вновь процедила Дженис сквозь зубы. Максимально тихо, но Хью, стоящий рядом, все услышал. — Мэсс!       — Ну, что у нас по планам? — Мадс, переодетый и уложенный, деловито глянул на подготовленную кухню.       — Сначала все обычно — простая нарезка и несколько раз подвинуть сковороду, — Дженис тотчас показала на ингредиенты, обозначила движения в кадре. — В общем, красиво готовим с Ганнибалом. Но есть нюанс. Тебе нужно будет выполнить один довольно сложный трюк с яйцом. Подкинуть его в воздух, поймать лопаткой скорлупу и наклонить, — фуд-стилистка задумчиво пожевала губу. — Если не получится — ничего страшного. Мы пригласили повара из «Бениханы», можем снять его руки в кадре. Так что у нас в запасе целое утро и шесть дюжин яиц. Главное, не переживай.       — Давай попробуем, — Мадс не удивился и не испугался задаче. Уверенно прошел к сковороде уже Ганнибал, поправил кухонную утварь, уверенно подбросил яйцо в воздух, тут же аккуратно поймал его лопаточкой так, что оно идеально разбилось на части, скорлупа зацепилась за край. Мадс чуть наклонил ребро под углом, и желток идеально стек на сковороду. — Так?       — Ты… Ты тренировался? — Дженис выглядела до крайности потрясенной. Чисто и красиво — как и все, что делает Мадс. Кто-то присвистнул, послышались одобрительные смешки.       — Нет, — Миккельсен широко улыбнулся, подхватил три яйца и резво начал ими жонглировать в воздухе, вызывая и трепет от возможной уборки всего помещения, и восторг в глазах коллег и съемочной группы. — Я ведь жонглировал раньше!       — Я сдаюсь, — пробормотала Дженис, всплескивая руками. — Он умеет все. Это просто ненормально!       Тут уже засмеялись все. Съемки прошли быстро, Мадс-Ганнибал был идеален в кадре, аккуратно и красиво нарезал нужные овощи, разбил таким образом несколько яиц для завтрака. Бережно украсил подготовленную шеф-поваром тарелку. Японский повар, кажется, был впечатлен, так что даже попросил сделать несколько фото с кастом. Конечно, никто ему не отказал.       — Надо заставить тебя приготовить нам завтрак, — усмехнулся Хью в перерыве, принося Мадсу горячий кофе. На площадке было прохладно, так что Дэнси накинул на чужие широкие плечи теплый халат. Миккельсен выглядел до крайности благодарным.       — Ты же знаешь, я плохо готовлю.       — Ты к себе слишком придираешься, — улыбнулся Дэнси, отчаянно борясь с желанием поправить прядь волос на чужом лбу. — Ты мне уже готовил. И это было потрясающе.       — Ты тогда был голоден. И немного не в себе, — горячая ладонь вдруг скользнула по плечу Хью, немедленно вызывая табун мурашек по коже. Время окончательно застыло, когда они встретились взглядом. Неужели план удался? Несколько долгих ударов сердца, Хью не смог бы оторваться от этого меда в чужих глазах, даже если бы захотел. Не смог бы вымолвить ни слова, даже если бы это означало спасти весь мир. Необычайно теплый и такой влюбленный взгляд. Хью даже забыл дышать.       — Мэсс, тебе пора к костюмерам, — вынырнул Фуллер откуда-то из-за угла. Остановился, недоверчиво глядя на эту игру в гляделки. Сдвинул уголок рта, то ли улыбаясь, то ли раздражаясь. — Каролин уже подъехала и ждет.       Дэнси был готов прикончить Брайана голыми руками. Мадс быстро поднялся, отдал Хью недопитую кружку кофе, мимолетно касаясь чужой руки. И так же быстро удалился в сторону фургонов, оставляя Фуллера и Хью в одиночестве.       — Дружочки. Ну и что происходит? — Брайан уселся в кресло Миккельсена, развернулся, чтобы видеть лицо Хью.       — Ничего, — Дэнси почти не солгал. Ничего не происходило — ни хорошего, ни плохого. Хью отчаянно пытался соблазнить Мадса, а тот ни в какую не соблазнялся до этого момента. Никаких поцелуев или близости. В конце концов, с грустью иногда думал Хью, даже если этого никогда не будет, то он готов просто оставаться рядом с Миккельсеном.       — И эти ваши долгие взгляды совсем ничего не значат?       — Что не так, Брай? — Хью подавил в себе зачатки злости и сдержался, чтобы не спросить грубее. — У нас все хорошо. Мы друзья.       — А то, что если вы опять поссоритесь и начнется вся та хрень, что была — я вас точно уволю к чертовой бабушке! — Фуллер сверкнул глазами. — Определитесь уже, кто вы друг другу. И перестаньте действовать мне на нервы!       — Мы знаем, кто мы друг другу, — все же огрызнулся Хью. Он ожидал еще какой-то речи, но Брайан вдруг схватился за планшет и начал быстро набрасывать раскадровку с диалогами. Дэнси, не удержавшись, заглянул в бумажный лист.       — Да, это будет отлично! — Брайан добавил последнюю фразу Хью Уиллу, сидящему за столом. Следующая зарисовка показала довольно улыбающегося Ганнибала.       — А кто третий?       — Третий? — Фуллер удивленно оглянулся на Хью. — Зачем третий? Им и вдвоем есть чем заняться!       — Брай! Я имею ввиду за столом. С кем они разговаривают?       — А. Я думал по поводу Джека.       — Или Аланы, — быстро выпалил Хью, глядя на изысканно одетую Каролин, кружащую возле Мадса.       — Или Аланы, — легко согласился Брайан, проследив за взглядом Дэнси. — Или Аланы…       Смотреть на их флирт и поцелуи было довольно болезненно. Еще и Каролин, будто бы нарочно, все забывала сценарий, выкрадывая у Мадса поцелуй за поцелуем. Хью тяжело вздохнул, пытаясь абстрагироваться. То, что Алану притянуло к Ганнибалу — неудивительно. Если не знать, что это все стечение обстоятельств, можно было бы предположить, что Лектер все это спланировал с самого начала. Но доктор Блум всегда отличалась нежным сочувствующим сердцем, так что она тотчас бросилась спасать Ганнибала, постепенно влюбляясь в чужую маску. И вот последствия: прикосновение губ, объединенное общим горем, похоронный секс — то, чего им обоим не хватало. Но для Дэнси это оказалось чересчур. Он стремительно вышел с площадки, когда они, раздетые, улеглись в одну постель. Зашел в трейлер Мадса, схватил пачку сигарет и закурил. Перед глазами мелькал обнаженный Мадс, нависающий над Каролин, имитирующий страсть на лице. Или не совсем имитирующий. Может, ему это понравилось так же, как и ей. Хью закурил вторую.       — Хорошо сыграл, — бросил Дэнси садящемуся рядом Мадсу. — Очень… натурально.       — Ты ведь не смотрел, — свернул глазами Миккельсен, легко улыбнулся, заметив яркий румянец на щеках. — Видел, как ты ушел. Вернешь сигареты?              Черт. Неужели все так очевидно?       — Держи, — Хью подал чуть смятую пачку, позволил чужим пальцам чуть дольше необходимого задержаться у своей ладони. В груди заныло. Может, он был слишком самоуверен, решив, что сможет вести себя как раньше? Потому что он теперь видел четко — это было тяжело. — Какие планы на выходные?       — Домой, — рассеянно кивнул Мадс. — Давно не видел семью. Нужно узнать, прижился ли Месси.       — Месси? — Хью рассмеялся. — Не знал, что ты такой нарцисс.       — Как Лионель Месси, — улыбнулся в ответ Мадс. Скользнул взглядом по забавным морщинкам вокруг глаз, по белоснежным зубам, ярким губам. Хью неожиданно почувствовал себя раздетым. — Он веселый и игривый. Виола недавно прислала мне несколько видео, как она пытается его дрессировать, — на секунду его лицо потеплело, а глаза увлажнились. — Он ей нравится. Она реже плачет теперь.       — Я очень рад, — искренне улыбнулся Хью. Стиснул его локоть. В знак поддержки.       — А у тебя какие планы?       — Никаких особо. Буду спать весь день, может, пересмотрю первый сезон «Во все тяжкие». Просто… Скоро будет сцена двести десять, я думал… Точнее, я переживаю. Я ведь не пью успокоительных теперь. И иногда бывает, — Хью развел руками в воздухе, не сумев подобрать слов, но Мадс все понял и кивнул. — В общем, я бы хотел отрепетировать ее перед тем, как снимать. Чтобы я не сделал ничего, — Хью не знал, как правильно закончить, поэтому просто повторил. — Ничего.       — Можем отрепетировать вечером, — Мадс внимательно посмотрел на него несколько секунд, кивнул своим мыслям. — Я завтра только к обеду поеду. Надо закончить дела с документами.       — С какими?       — Внести правки и заверить завещание, — Мадс вдруг глянул себе под ноги. — Я разделил все свое имущество между детьми и Ханне. Если вдруг что-то случится.       — Тебе рановато думать о таком, не находишь? — Хью подался вперед, пытаясь заглянуть в глаза. Что-то в его тоне и опущенных плечах Дэнси отчаянно не понравилось.       — Я убедился, что в жизни все случается не так, как планируешь, — пожал плечами Мадс. Замолчал на долгое время, явно обдумывая дальнейшие слова. Продолжил он уже почти шепотом. — Я боюсь садиться за руль, Хью. После всего, что видел. Каждый раз думаю о том, что могу заснуть или потерять сознание. Ладно, когда я один в машине. Но когда я с семьей, мои руки почти дрожат. Или когда подвожу тебя. Я ужасно боюсь.       — Ох, Мэсс, — вот дерьмо. Хью замечал некоторую излишнюю собранность Мадса. Но не знал, что все настолько плохо. Постоянные мысли об аварии, о смертях — Миккельсену было явно тяжело. — Может, стоит нанять водителя?       — О, это еще хуже, — Мадс фыркнул, сомкнул руки на животе, поглаживая свои ладони кончиками больших пальцев. — Как-то мы поехали на такси. Я думал, врежу водителю, когда он в очередной раз отвлекся на телефон. Ханне меня остановила.       Хью отчаянно пытался найти слова поддержки. Хоть чем-то обозначить свои сожаления. И не мог подобрать ни одной подходящей фразы. Черт дери Оксфорд, если он отучился там несколько долгих лет, узнал множество ненужной философской хрени, а просто поддержать друга в тяжелой ситуации не может.       — Я также внес тебя в завещание, — внезапно выпалил Мадс, откидываясь на спинку кресла.       — Зачем? — Хью даже не пытался скрыть свое удивление. Он бы вскочил, если бы Мадс не придержал его за локоть.       — Потому что ты — важная часть моей жизни.       Он сказал это буднично и спокойно, но из Хью все равно будто разом выбили весь воздух.       — Я. Не знаю, что…       — Просто скажи спасибо, — улыбнулся тепло Мадс. И Хью мгновенно захотел не только произнести тысячу «спасибо» в перерывах между жадными поцелуями, но и обнять его всего, укрыть, защитить от собственной памяти. Сделать так, чтобы Миккельсен хоть на какое-то время забыл все те ужасы.       — Спасибо, — прикрыл глаза Хью и лишь сильнее сжал чужую руку в своей. — Это многое для меня значит.       — Так где репетируем? — Мадс быстро сменил тему, не желая, видимо, думать о плохом.       — Я спрошу у Фуллера, сможет ли он выделить нам площадку для лучшего погружения в роль.       Взгляд, которым его одарил Мадс мог означать только одно: «куда еще лучше погружаться в роль», но он промолчал.       Площадку им выделили. Фуллер одолжил собственные ключи со строгим наказом вернуть их завтра. Хью несколько раз уверил, что так и планировал. Наконец, они остались вдвоем в темноте «дома Ганнибала», на кухне, с которой начался сегодняшний день.       — Ну что, готов? — Мадс сжал плечо Хью. — Если что-то пойдет не так, сразу скажи. Мы сделаем перерыв.       — Я думаю, все должно быть в порядке. Но… Может, уберем на всякий случай ножи? — Хью вдруг вспомнил, как выстрелил в Мадса несколько раз. Вдруг он вновь перестанет быть собой без таблеток и навредит ему?       Миккельсен кивнул, пряча стойку с ножами и всем острым как можно дальше, за двери.       — Ты не боишься оставаться со мной вот так? — отчего-то спросил Хью, старательно избегая взгляда карих глаз. — Я ведь. Нестабильный. Почти как Уилл.       — Я никогда не боялся оставаться с тобой. И никогда не буду бояться этого. Что бы ни случилось. Помнишь, я говорил, что мы справимся с этим?       Хью кивнул, поправил на себе безразмерную куртку Уилла. Сфокусировался на первой строчке сценария и закрыл глаза.       Дверь не скрипит. Не шепчут деревянные половицы, не моргает свет. Но Уилл понимает, что он тут. Улавливает изменения в воздухе, расслабленное состояние Ганнибала, небольшую усталость. Предвкушение.       — Тот же неудачный лосьон. Слишком долго был во флаконе, — вскользь бросает он, медленно оборачиваясь. О да, его ждали. Ганнибал без намеренной театральности не может — конечно же он в уличном пальто сразу проходит к холодильнику за бокалом вина. Наверняка учуял его еще у дверей.       — Нашу последнюю беседу на кухне прервал Джек Кроуфорд, — место выбрано не случайно, подчеркивает этим Уилл. Их кольцевая петля, их точка отсчета. — Я бы хотел ее продолжить. Если память меня не подводит, вы спрашивали меня, было бы мне приятно убить вас.       — И вы над этим поразмыслили, — констатирует Ганнибал спокойно. Его идеальный сценарий, в котором Уилл принимает их общую тьму — вот его замысел. Замысел Грэма несколько прозаичнее. Он убьет его сегодня. И будет прав.       — Вы хотели, чтобы я примирился со своей сущностью, доктор, — горько выдыхает Уилл, бросает ему обглоданную кость, как истощенной собаке. Просто чтобы посмеяться над разочарованием в глубоких грустных глазах, потерю надежды от дальнейшего осознания голода. — Я просто следую своим желаниям, которые так долго подавлял. Растил их. А теперь — вдохновляюсь.       Вдохновляюсь. Какое красивое слово. Изящное. Уилл вдохновляется Ганнибалом. А Ганнибал… Вдохновляется Уиллом. Он — его муза. Чистое искусство, воплощенное в человеческую кожу. Стимул создавать свои творения, а не просто заниматься копированием. Лектеру всегда не хватало… собственной личности в своем творчестве. Уилл ему это подарил.       — Вы так и не ответили на мой вопрос. Что вы почувствуете, убив меня? — Ганнибал отставляет бокал в сторону, показывая заинтересованность. Уилл Грэм — любимая подопытная крыса. Хомячок в кольце: ткни и наблюдай, как он перебирает лапками, убегая от себя, стоя на одном месте.       — Справедливость, — взрывается Уилл, явственно ощущая себя тем самым животным в клетке. Он движется вперед, вытягивает пистолет. Он отомстит ему за все. За боль, за страх, за потери, за себя. За них.       — Разве тебе не интересно? Почему ты? Что Чесапикскому потрошителю от тебя нужно? — внезапный переход на «ты». Этот голос пробирается под кожу, заползает в душу, вырывает с корнем все светлое и чистое. Играет на струнах дьявольскую симфонию Вивальди. Дьявол во плоти. Дым, рассеянный по комнате.       — Нет. Это вы мне скажите, — Уилл вдруг чувствует себя до невыносимого глупо, тыча пистолетом в столь могущественное существо. Будто пуля сможет убить его.       — Если я не Потрошитель, ты убьешь невинного человека. Ты лучше любого знаешь, что значит быть обвиненным по ошибке. Ты был невиновен, и никто этого не понимал, — «кроме меня» говорят его глаза. И это — самое честное, что видит Уилл в своей жизни. Прекрасная искренность. Завораживающая. Ганнибал открывается, чтобы Грэм мог считать его. И волны чистоты и поклонения едва не сносят эмпата с ног.       — Нет, я не невинен, — Уилл — Бог. Он видит себя в ореоле чистого света, только руки его блестят от крови. Свежей и все еще горячей. И вкус ее — сладкий и возвышенный. Ганнибал на вкус должен быть именно таким.       — Если я — Потрошитель, и ты меня убьешь, кто тогда ответит на твои вопросы?       Очаровательная манипуляция. Прекрасно очевидная. И грубая. Будто Лектер забывает, с кем имеет дело. Щелчок предохранителя. Ганнибал не боится ни капли, но все равно отодвигается и отворачивается. Ему любопытно, но он оскорблен. «Он не хочет на меня смотреть» — стучит у Уилла в висках. Не желает видеть его спрятанным за пистолетом. Это недопустимо и слишком просто. Он может обезоружить профайлера в любой момент одним движением руки. Но ждет. Терпеливо, не давит. Не решает за него.       Уилл приставляет оружие к дальнему виску, заставляя повернуть голову. Но он не смотрит. Он должен умереть, запомня лицо Уилла. Пистолет летит на мраморную плитку с глухим стуком. И только тогда Ганнибал открывает глаза.       — Как бы ты сделал это, Уилл? — спокойно спрашивает он, и это становится отправной точкой.       Тяжело опускается это высокое и стройное тело, припечатанное к холодильнику. Они ликуют. Они в эйфории. Да — голыми руками. По-животному. Как самый равный ему хищник. Он так. Невероятно. Невыносимо. До боли. Голоден.       — Смотря в твои глаза, — рычит Уилл, стискивая длинную шею в грубом захвате. — Чтобы видеть, как твоя жизнь ускользает под моими пальцами.       — Изящно, — соглашается Ганнибал сквозь хрип, — но скучно. Удушение — удел трусости. Разве ты слаб?       Уилл облизывается. Они равные. Две заплутавшие в мироздании точки. Для Ганнибала он подберет что-то более театральное. Он сделает из него изысканное представление. Водрузит тело в васильковую синеву янтаря. Обнаженного и прекрасного, Ганнибала будут ласкать лучи света, будто волны, а по ночам он будет искриться лунным водопадом. Уилл вознесет падшего.       — Крупный электрон, оправленный в золото с чудным искусством, — бормочет Грэм, и глаза Ганнибала загораются такой невероятной гордостью.       Уилл хочет ударить. Бить жестко и сильно, размазывая чужое лицо по кулакам. Уилл хочет убить. Свернуть шею, вгрызться зубами в вену на шее, выпивая столько, сколько сможет. Уилл хочет. И Уилл бьет. С нажимом, расплескиваясь, будто утренняя роса от порыва ветра. Чужая скула взрывается под его кулаком, окрашивается багрянцем. Красное в небесно голубом — он будет великолепен. Но глаза Ганнибала распахиваются шире, он резко перехватывает его руки, тянущиеся к нему, готовые обрушить новые удары — в живот, в грудь. Кулаки наливаются силой и болью, когда Лектер тянет его на себя за плечи, уворачивается от удара, впечатывает его в дверцу холодильника, фиксируя ладони своими.       — Хью! Приди в себя, — встревоженно смотрит он в чужие глаза, рывком перехватывает руки, заламывая их за спину, притягивая ближе к себе.       Такой близкий. И от него все еще пахнет ей. Эти духи запаха карамели — слишком слащавые, чтобы ему действительно нравились.       — Хью, — зовет еще раз Ганнибал, ничего не предпринимая. И это ошибка. Уилл подсекает его ноги рывком, опрокидывает его на спину, устраиваясь сверху, подминая под колени чужие руки, вызывая громкое шипение. Втягивает носом знакомый аромат Аланы на чужих руках.       — Нет, — рычит Грэм, ощеряясь. Шарф насквозь пропах ею, и он сдирает его с чужой шеи, отбрасывая. — Нет! — Уилл рывком рвет пуговицы, избавляясь от лишнего.       Голод. Жуткий голод. Власть. Это все его, Уилла. Ганнибал изменил его больше, чем думал. Ногти впиваются в нежную кожу на груди, тянут вниз, пытаясь сорвать этот мясной костюм. Прикоснуться к истинному Ганнибалу. Лектер под ним не движется, смотрит настороженно, но без страха. Ожидая, что будет дальше. Уилл, совсем как его лосьон, был взаперти столь долго, что успел настояться. По-настоящему изголодаться.       Он мечтал о моменте чужого бессилия так долго — и теперь получил. И остается лишь взять это — свернуть шею голыми руками или избить до смерти. Сделать все это поистине интимным. Таким, какими и должны быть их отношения. До смерти интимные. И Уилл делает то, чего хотел давно. Почти рывком прижимается к чужим губам, до странности мягким — Грэм представлял их твердыми, высеченными из камня. Изучающе и неспешно, оценивая степень того, насколько данное открытие шокирует. Оказалось, что нисколько. Уилл откуда-то знает, что эти губы будут такими. Знает, что чужой язык, помедлив, скользнет дальше, завладеет его ртом, отметит своей нижнюю губу. Ганнибал под ним глухо стонет, и вибрация переходит в чужой рот.       Длинная изящная шея вновь оказывается крепко зажатой ореолом рук, выбивающим остатки дыхания, оставляя Ганнибала балансировать на грани того, чтобы отстраниться и вдохнуть, или утонуть окончательно в чужих требовательных губах. И поцелуй становится более жадным, более настойчивым, совершенно голодным. Совершенно собственническим. Руки, так просто и легко выскользнувшие из-под коленей, скользят и царапают под слоями одежды, впиваются в мягкость кожи с силой и пылкостью, почти наверняка оставляют синяки на теле.       — Уилл, — сипло зовет Ганнибал, когда сила сжатия горла стала невыносимой.       — Ты не закончил со мной, — пальцы расходятся по сторонам, улетают вниз по телу, резко дергают ремень. Придушить или связать? — Почему нет? Почему не убил?       Ганнибал выдыхает, прикрывая глаза, крепче впивается в окружность талии. Вместо ответа Лектер тянет Уилла на себя, вырывая новый грубый укус, чересчур жадный и голодный. Грэм не смог уловить, в какой момент он перестал елозить всем телом, извиваться, пытаясь вырваться. Он лишь заметил, что дыхания вдруг стало меньше, а сам он упивается каплями крови из чужих губ. Железная хватка оказалась несгибаемой, ни несколько ударов не помогли, ни крепкий укус в плечо. Лектер вновь ведет их страстный танец.       — Я никогда не хотел убить тебя, — наконец тихо отвечает Ганнибал в поцелуй. — Я испытываю к тебе определенную слабость, Уилл, которой нет пока ни одного рационального объяснения.       Ему дали свободу выбора. В который раз за этот короткий период. Принять, что он Потрошитель. Или не принять. Довериться словам или не довериться. Убить или поцеловать приоткрытые губы. Сделать их еще более припухшими, искусанными, слегка кровящими. Уилл принимает все. Его зубы жадно цепляются за чужие губы, растерзывая их, тут же скользя языком по ранам, добавляя то ли боли, то ли успокаивая ее. Он движется ниже беспорядочно, почти не контролируя себя. Полностью отпуская все свои животные желания.       Он лишь на секунду прикрывает глаза, когда обнаруживает Ганнибала, искусанного и с несколькими яркими собственническими засосами у ключиц. Полностью расцарапанная грудь и живот, спущенные брюки, почти разорванные. Он — Бог. Абсолютная власть. Он может сомкнуть укус в любой момент, отрывая кусок плоти, но это лишь добавляет Ганнибалу мучительного удовольствия и предвкушения. Его руки скользят по лицу и щекам, зарываются с силой в кудри, тянут его еще ближе, еще яростнее. Уилл подчиняется, передавая контроль в чужие руки. Позволяет целовать себя до боли в скулах и потемнения в глазах. Когда его резко отстраняют, мир вокруг Уилла расширяется от обилия воздуха и похоти, висящей в воздухе.       — Ты очень плохой мальчик… Уилл, — и Грэм доказывает это жестким укусом в подставленное предплечье. Они встречаются глазами, и профайлер падает окончательно и бесповоротно, захлебывается и тонет в окружающем мире. Он жмурится, обессиленно падая сверху на Ганнибала. Он не сможет его убить. И не сможет жить вот так. Сколь сильно бы ни хотел.       — Хью? — Миккельсен позвал его откуда-то издали. Едва разлепив веки, Дэнси отшатнулся. Вскочил, крепко обхватив себя руками. Рассматривая Мадса, все еще лежащего на полу. С кроящими царапинами и миллиардом укусов и засосов на теле.       — Господи. Это я. Я сделал, — Хью потряс головой, пряча лицо в ладонях. — Прости, Мэсс! Черт, мне так жаль. Я не контролировал… Я не думал. Господи. Прости, Мэсс!       — Все хорошо, помоги мне встать, — Дэнси, все еще потрясенный, шагнул вперед, бережно помогая подняться Мадсу на ноги. Ладонь его остановилась на распухшей от удара скуле.       — Почему ты мне позволил? — рвано выдохнул Хью.       — Я не хотел причинить тебе боли, — Мадс поморщился, опираясь на одну ногу. Вторая, странно поджатая, слегка волочилась. — Да и, боюсь, если бы я стал тебя останавливать, Уилл убил бы меня.       Он сказал это так просто и буднично. Словно два старых приятеля, случайно встретившихся, в светской беседе обсуждали кто чем занимался на выходных.       — Хью, посмотри на меня, — Мадс поднял его подбородок влажным пальцем. — Когда ты встречаешься с доктором Роудсом?       — Послезавтра, — думать было тяжело и больно. Говорить оказалось горько, горло сковало спазмом. Хью мог только ошарашено смотреть на свои покрытые кровавыми следами ладони, на замаранные ногти, на располосованную кожу Мадса.       — Что я… Что я делал?       — Все было нормально. Пока ты не решил врезать мне по лицу, — Мадс улыбнулся, но одними лишь губами. Глаза его блестели от беспокойства. — Я тебе слегка подыграл. Думал, что ты импровизируешь. Черт, это я виноват. Нужно было остановить тебя раньше.       — Нет-нет-нет, — тотчас засуетился Хью. — Ты точно не виноват.       — Пойдем, надо освежиться, — Миккельсен водрузил на плечо руку Хью, обнял сильно и крепко. — Вот так, аккуратно. Не торопись.       — Что… что с твоей ногой? — Дэнси заметил, как неловко Мадс переставлял ее вперед, стараясь почти не опираться на нее.       — Кажется, подвернул. Не думай, Хью. Отпусти мысли.       — Я не могу, — зашептал Дэнси, останавливаясь. Кажется, шок постепенно проходил, и он теперь в полной мере прочувствовал весь ужас произошедшего. Он дрожал, хватал воздух губами, цеплялся за крепкие плечи возле себя. — Что со мной происходит?              Мадс избегал смотреть ему в глаза, настойчиво ведя его в сторону ганнибаловской ванной. Включил струйки душа, проверив их температуру ладонью перед тем, как раздеть Хью и себя самого. Они встали близко друг к другу. Теплая вода и горячие объятия — трясущийся Дэнси все еще хватал ртом воздух, но постепенно согревался. Будто замершая кровь вновь начала циркулировать по венам. Мадс сдержался, чтобы не зашипеть от жалящей боли на кровоподтеках.       — Эй! — Миккельсен вновь поднял чужой подбородок на себя, заставляя глядеть в глаза. — Перестань думать. Отключись. Я найду любой способ. Слышишь? А пока перестань думать. Закрой глаза, слушай мой голос, — мысли Хью постепенно заполнял Мадс, тихий и ласковый, успокаивающий. Тело постепенно переставало дрожать в сильных объятиях и ласковых касаниях. Его мылили и купали, подставляли под струи воды. И ни на секунду не переставали с ним говорить. — Мы все решим, милый. Я все сделаю, чтобы этого не повторилось. Тебе больше никогда не будет страшно или больно. Я обещаю тебе, elskede. Я сделаю все.       Дэнси будто пронзило током.       — Скажи это еще раз, — слабо попросил Хью, смаргивая слезы. Он так давно не слышал этого слова.       — Elskede. Прости, — нежный поцелуй на лбу, — меня, — ласковый чмок в кончик носа. — Я не могу не думать о тебе, — шумный выдох. — Прости за тот удар. Я больше никогда так не сделаю, — легчайшие прикосновения губ к обеим щекам. — Я так возненавидел себя за все те слова. За то, что не могу от тебя отказаться на самом деле, — торопливый поцелуй в нежность губ. — Это перевод.       — Перевод? — Хью открыл глаза. Секундное замешательство, и Дэнси вспомнил.       Хью прильнул ближе к теплу тела, он мог бы раствориться прямо сейчас в этих руках, позволить своему телу стать воздушной морской пеной на глади воды. Увлекаемый в новый поцелуй, ласкаемый крупными ладонями, с громко трепещущим сердцем в груди.       — Я не оставлю тебя, — Мадс оторвался лишь на мгновение от губ, выдохнул в них короткие слова. — Никогда.       — Никогда, — подтвердил Дэнси тихо, — как и я тебя.       И Хью позволил себе безоговорочно поверить в эти слова.