Папочка

      Мадс не вернулся в тот день. Хью напрасно прождал его в квартире. Он и правда собрал все свои вещи, но не переступил порог. Бездумно и тревожно пошатался по пустым комнатам, прибрал беспорядок от нечего делать. Даже приготовил ужин на двоих, который после отправился в помойку. Кусок в горло не лез. В конце концов, Хью просто упал, обессиленный, на простыни, все еще хранящие запах Мадса, и уткнулся в них носом, обнял подушку, на которой он спал. Прижал к себе, зажмурился крепко и горько расплакался. Сам не ожидал такого потока эмоций, ведь Хью с детства говорили, что мужчины не плачут. Мужчины терпят. Держат все в себе. Чушь собачья. Второй раз в жизни ему было так невообразимо больно. Все другие потери и травматичные события остались за бортом, оказались неважными в свете этого дня.       Хью уже не обращал никакого внимания на боль, на мигрень, на расколотое сердце. Он просто хотел вернуть все то, чего сегодня лишился. То, что сам оттолкнул своей истерикой. Пожалуй, в последний раз он плакал так после похорон своего дедушки. Того, кто вырастил его, кто, по сути, заменил отца. Когда вся твоя семья то издатели, то профессора философии, на детей времени не остается. Тогда у Хью впервые разбилось сердце. Он, еще маленький, стоял у открытого гроба и не мог себе позволить проронить ни слезинки. На его руках лежал младший брат. Люди вокруг тихо шептали, жутко пахло ладаном и землей. А он должен был оставаться сильным. Сильнее, чем когда-либо. И только после всего, ночью, спрятавшись под тяжелым одеялом ото всех, маленький Хью по настоящему разрыдался.       Вот и сейчас, лежа на простынях, которые до сих пор хранили тяжесть их тел, запах дерева и кожи, мгновения удовольствий, Хью был один. Слишком одинок для того, чтобы сдерживать всю горечь. Слишком много боли, выплескивающейся из него через край. Он выл и плакал, крепче стискивая подушку у груди, будто так мог вернуть Мадса. И только через несколько часов, когда голова готова была лопнуть, а глаза опухли и заболело в носу, он провалился в тревожный сон. Но даже так — он чувствовал — по щекам скользили слезы. Ему снился Мадс, горячий, нежный и ласковый, обнимающий его за плечи, целующий в лоб. Шепчущий успокаивающие слова на своем родном языке. И как же Хью хотел понимать его.       Проснулся он ночью от настойчивого звонка. Сначала ему показалось, что пришел Мадс, и Хью подскочил, собирая остатки своего тела в одно целое. Ослепленный мигренью, он побрел ко входной двери, бездумно простоял несколько секунд в пустом дверном проходе. Звук шел не оттуда. Карман джинсов — звонок мобильного.       «Пожалуйста, пусть это будет он»       Это была Клэр. Хью стало еще горше. От разочарования, от собственной слабости, от глупости и тщеславия.       — Ты давно не звонил, дорогой, — ее голос, обычно успокаивающий любые сомнения, неожиданно раздражал. И Хью злился на себя за это так, что стиснул зубы до боли, впился ногтями в свободную ладонь.       — Прости, милая, я был немного занят, — пробормотал он как можно более сонно.       — Я тебя разбудила?       — Мигрень разыгралась, только уснул, и ты позвонила, — он не хотел говорить с ней таким едким голосом. Он правда пытался сдержаться.       — Ты выпил таблетки?       Таблетки. Точно. Хью порылся в карманах, доставая абсолютно целую баночку аспирина. Даже крышка на ней была не откручена. Он почти по-детски встряхнул емкость, еще раз проверил резьбу. Посветил экраном телефона, проверяя название.       — Что за…       — Хью?       — Да, прости, Клэр. Сейчас выпью еще парочку и лягу спать, — Дэнси все еще глядел на абсолютно нетронутую баночку. Рука зашарила в кармане, доставая вторую — без маркировки. Почти идентичную — почти. Постарался придать голосу былую участливость, чтобы не выдать дрожь. — У вас все хорошо? Как Сай?       — Да. Все отлично, мама помогает мне, пока я занимаюсь домашними делами.       — Это отлично. Ты отлично справляешься, — Хью помедлил лишь на секунду, — любимая.       — Прости, что разбудила, дорогой. Спокойной ночи, люблю тебя.       Его Клэр. Прекрасная, милая, шикарная. Клэр — мать их ребенка, понимающая жена. Любящая. И он — совершенно конченный идиот. Почти пустая баночка с успокоительными полетела в стену, ударилась с глухим стуком, покатилась по полу. Хью очень хотел, чтобы она разбилась. Так, как разбился сам Дэнси на тысячу осколков. Все это чертово время! Неужели так сложно было посмотреть, что ты, мать твою, засовываешь в рот? Руки зашарили в волосах, стиснули кудри до боли. Он не выдержал — прокричал горькие проклятия в пустоту. Плевать, что соседи спят. Плевать, что уже почти час ночи. Плевать на все — Дэнси обреченного и громко расхохотался в пустоте комнаты — он сам себе главный враг. Две таблетки аспирина — Хью проверил несколько раз этикетку — помогли заснуть. И встать утром с почти свежей головой.       Хью позвонил Клэр как только проснулся. Они проговорили примерно полчаса, и это был тот самый Дэнси, что и раньше. Заботливый, интересующийся, поддерживающий. Любящий, но немного не той любовью. Просто чтобы доказать себе, что у него все хорошо. А потом позвонил Мадсу. Долго слушал гудки, автоматический бездушный голос сообщил, что абонент не доступен. И так несколько раз. Гудки, не доступен, звонок, гудки, не доступен.       «Мэсс, пожалуйста, возьми трубку» — быстро набрали пальцы смс. — «Был в сети вчера в 10:15».       «Я вел себя как придурок»       «Пожалуйста, давай поговорим»       «Я объясню все. Я такой идиот, Мэсс!»       «Был в сети вчера в 10:15» — неизменный ответ. Хью сдержался, чтобы не запустить телефон в стену. Он попытал счастья еще раз, набрав номер наизусть. В этот раз его встретила голосовая почта, но Дэнси ничего не сказал. Он, в целом, не представлял, что должен сказать, чтобы все наладилось. Оставалось только присылать новые сообщения с просьбами поговорить. Снова и снова.       Хью остался в квартире Мадса. Он не мог уехать вот так, не попрощавшись. И все же, вещи, сложенные в сумку, находились на диванчике у двери. Если вдруг он придет и выставит его сам. Каждый вечер он готовил что-то на двоих, но вторая порция неизменно отправлялась в мусорное ведро. Он продолжал ходить на работу как ни в чем не бывало. Только почти не разговаривал, мог посмеяться над шутками Лоуренса, едва выдерживал вопросы Скотта и Аарона про Мадса. Комфортно молчал рядом с Эттьен. Ее слегка округлившийся животик уже торчал в тесных джинсах, а это значит, что Фуллер либо убьет Беверли, либо придумает ей любовную линию.       Они выбрали смерть. Снимали без Мадса. Сцены в тюрьме, поиск улик в «доме Ганнибала», смерть ее от удушья, распиливание на части. Почти неделя на все. В кадре убийства в подвале мелькал дублер Миккельсена — главное, обозначить его, а остальное — дело рук ретушеров и монтажеров.       «Пожалуйста, расскажи, что случилось» — каждое утро после долгих тяжелых снов. Едва открывая глаза и разом вспоминая все случившееся. Убирая из крепко стиснутых объятий чужую подушку.       «Был в сети 8.11»       «Мэсс, напиши хоть что-то» — в обеденные перерывы, когда ждать уже не было никаких сил. Хью не мог есть, поэтому, сидя в пустой столовой, просто перечитывал все предыдущие сообщения.       «Был в сети 8.11»       «Я знаю, что ты злишься. Но, пожалуйста, давай поговорим» — вечерами с бутылкой виски в обнимку. Когда хотелось просто смыть из памяти не только весь день, но и все случившееся. Когда каждое слово и каждое его действие раз за разом прокручивались в голове. Он будто смотрел на себя со стороны и от этого ненавидел себя еще сильнее.       «Был в сети 8.11»       «Я невыносимо соскучился, Мэсс. Так хочу услышать твой голос» — перед тем, как обессиленно упасть на подушки и до боли стиснуть костяшки пальцев на пустой половине кровати. Перед тем, как вновь залить все еще пахнущую деревом и кожей наволочку слезами.       «Был в сети 8.11»       «Люблю. Люблю. Люблю» — это когда Хью просыпался посреди ночи от подступающих рыданий и невыносимо сжимающегося сердца. Ослеплял себя светом телефона, печатал вслепую, просто чтобы точно знать, что сказал это не только во сне и не в темноту комнаты. Но и ему.       «Был в сети 8.11»       Ночи перетекали в рассветы, секунды в минуты, часы в дни, потом в недели. Бесконечный неотвратимый поток времени, но ничего так и не поменялось. Присылать сообщения в пустоту стало его, Хью, личной медитацией. А неизменный ответ «Был в сети 8.11» служил напоминанием о том, что Мадс вообще когда-то существовал. Что когда-то он спал в этой постели, ходил по этим комнатам, готовил кофе в той самой турке, что давно запылилась на полке. Их общие часы не отзывались на вибрацию. Немного проще стало, когда Хью нашел их в гардеробе Мадса. Может, будь они сейчас на нем, он бы ответил. А потом стало еще горше. Дни тянулись слишком однообразные. Хью выучил каждую строчку сценария, выпил весь имеющийся алкоголь в ближайшем к квартире Мэсса баре. Надвинутая на глаза кепка и худи с капюшоном. Та самая, которую Хью любил больше всех. Он слишком давно ее не стирал, боялся упустить остатки запаха на ткани. Благо, Хью почти не узнавали, он всегда сидел спиной к залу и листал новости в постоянной надежде наткнуться хотя бы на его фотографию. Из того, что он понял в разговорах с коллегами, Мадс все же улетел на родину отдохнуть.       — Брай, ты не знаешь, почему Мэсс улетел? — не выдержал однажды Хью и прямо спросил продюсера.       — Ты не в курсе? — Фуллер посмотрел на него странно, даже слегка удрученно.       — Нет, — Хью даже подался вперед, чтобы услышать каждое слово. Они сидели с Брайаном и Лоуренсом в баре, в который раз напиваясь темным нефильтрованным.       — Он позвонил в то воскресенье, сказал, что улетает в Данию на несколько недель. Но почему ты не знаешь? Он тебе не сказал?       — Мы… Немного поругались.       Немного поругались — какой изящный эвфемизм словосочетанию «я вел себя как мудак».       — Дружок, ты мой друг. Но он тоже мой друг. Может быть, он не хотел тебе говорить?       — Нет… Он просто не успел сказать, — Хью разочарованно выдохнул, когда Лоуренс вернулся из уборной, веселый, как всегда.       — Придумали, что будем дарить Миккельсену? Юбилей все-таки!       — Не юбилей. Ему будет сорок девять, — мотнул головой Хью, чувствуя подступающую тошноту от обилия выпитого.       — Я заказал торт. Правда не знаю, успеет ли он прилететь к этому моменту, — Брайан задумчиво подергал бороду, оглянулся на Хью.       — Я прикупил на днях бутылку двадцатилетнего виски из Спейсайда с каким-то диким названием. Лучший напиток для стареющих джентльменов, — Лоуренс хохотнул, совершенно не стесняясь обнажить щербинку между передними зубами. Хью сдержался, чтобы не просунуть туда зубочистку.       — Он не пьет виски, — пробормотал Дэнси прямо в высокий бокал. Пальцы погладили холодное стекло, будто его руку. — Он любит пиво.       — Ну, значит сам прикончу этого красавца, — Лоуренс ни капли не смутился, только удовлетворенно вздохнул, явно представляя маслянистую крепость на языке. — А Миккельсену достанется коробка крафтового. Вы-то хоть со мной выпьете?       Хью не сдал билеты в Италию. В Венецию, если быть точнее. Он представлял себе, как они прокатятся вдвоем по заливу на гондоле, как будут выпивать, сидя на летней веранде под звуки мягкого дождя в легкой бежевой одежде. Как будет выходить вода из Большого канала и затапливать узкие улочки, в которых они бы целовались по ночам. Несколько дней замечательного отдыха на двоих. Они бы обязательно попали на какой-нибудь карнавал. Хью читал, что иногда они длились по полгода: с октября по март. Праздник красоты и искусства, любви и страсти.       — Хью, а ты что подаришь? — Фуллер грубо выдернул Дэнси из грез, в которых Мадс прижимался к его губам в лунном свете. Под широкими масками в толпе народа, чтобы никто не узнал их лиц.       — Я… пока не решил. Даже не знаю.       Фуллер задумчиво обвел взглядом его лицо, приложился к бокалу, допивая свою третью порцию пива за вечер. В два раза меньше, чем выпил Хью. И останавливаться он пока не собирался.       — Хью, пойдем покурим? — Фишберн поднялся, доставая из нагрудного кармана куртки сигаретную пачку. Несколько бокалов скотча притупили его обычную внимательность к деталям, так что он не удивился, когда Хью помотал головой.       — Да нет, Лоу, сегодня не хочется.       Хочется. С момента ссоры хочется каждый день. Хотя бы почувствовать запах дыма. Закрыть глаза на мгновение, представить его рядом. Фишберн только пожал плечами и вышел из-за стола.       — Это отразится на работе? — Фуллер придвинулся ближе, как только они остались вдвоем.       — Нет. Не знаю, — Хью замялся. Это совсем не то, о чем он хотел говорить. — Брайан, мы же профессионалы.       — Именно, дружочки. А профессионалы не заводят романов на работе, — фыркнул Фуллер. Дождался, пока официантка поставит перед ним новый бокал и грубо подытожил. — Уволю, нахрен, обоих в случае чего.       — Расскажи, что случилось, Брай, — Хью было откровенно плевать на возможность потери работы. У него были дела поважнее. И мысли посущественнее.       — Терпеть не могу сплетничать, — выдохнул Фуллер.       — Это не сплетни! Я хочу знать, что случилось у моего… У Мэсса.       — Насколько я понял, его дочь попала в аварию, — Брайан понизил голос так, чтобы никто кроме Хью не мог его услышать. — Ты поэтому как приведение ходишь на площадке?       — Нормально я хожу, — пробормотал Дэнси, все еще переваривая полученную информацию. На нетрезвую голову думать было гораздо тяжелее.       — Работаешь ты хорошо, — кивнул Фуллер, — а вот вне камеры выглядишь и ведешь себя как утопленник.       Хью отмахнулся, зацепившись за предыдущие слова. Ловить ускользающие мысли было невероятно тяжело, но Дэнси напрягся. Это было важно. Итак. Дочь. Дочь — это Ханне. Нет, Ханне — это жена. Которая поцеловала его в щеку. А дочь… Как же ее? Виола! Мэссу звонила Виола тогда — Хью это помнил. А что с Виолой? Почему это было важно? «Авария» — подсказал внутренний голос. Авария — это когда что-то случилось. Хью мгновенно протрезвел. Ему показалось, что его ударили куда-то в солнечное сплетение. Он даже не думал, что все это может стать еще больнее, чем раньше. Хью разом вспомнил все те события, проанализировал их, свое поведение, свои слова. Легкий удар по щеке и слезы в карих глазах.       — Она… в порядке? — Дэнси тяжело сглотнул, вцепился ногтями в ладонь.       — Надеюсь, — Фуллер даже не выглядел удивленным внезапным вопросом. Оказалось, что он уже довольно долго наблюдает за всеми эмоциями на лице Хью. — Жива точно, Мэсс мне позвонил из больницы Копенгагена, как долетел.       — Блять, — выдохнул Хью, закрывая лицо руками.       Предательски задрожали ресницы, заслезились глаза. Какой же он идиот! Просто, блять, придурок. Не смог обуздать свою хрень в голове, не спросил ничего, не смог поддержать. Ничего не смог, даже надавил специально на рваную рану. Почти плюнул в лицо. Ведь он никогда бы так не поступил. И если бы Хью думал не только о себе, он бы понял это.       — Ты правда не знал, — констатировал Фуллер. — Вы из-за этого поссорились?       — Из-за меня, — Хью выложил несколько купюр на стол и пошатнулся, вставая. Гул голосов, стеклянные звуки кружек, музыка — все смешалось и закрутилось вокруг, немедленно требуя выйти на воздух. — Я поеду. Завтра в девять?       Фуллер долго и оценивающе посмотрел на Хью. Видимо, выглядел он очень не очень.       — Тебе в десять. Я вызову такси, не смей садиться за руль!       Дэнси кивнул, убирая ключи в карман, поблагодарил Брайана. Разбивать машину Мадса не хотелось совершенно. Он и так доставил ему слишком много проблем. В том доме, который он вдруг стал считать родным, Хью вновь рыдал и беззвучно трясся в истерике, прижимая подушку с остатками его запаха к себе. Шептал ей извинения пьяным голосом. Так и заснул, утыкаться лицом в наволочку, представляя, что это его плечо.       Они сняли все, что могли, без присутствия Мадса. Некоторые сцены пришлось заменять прошлыми дублями, где-то выкручиваться образом вендиго. Мадс не отвечал и в сети не появлялся. Несколько фотографий Хью все же увидел в новостных порталах, на них Миккельсен с женой шли по улице Копенгагена, держась за руки. Во второй руке Мадс нес огромную корзину с цветами и какими-то мягкими игрушками. Выглядели они плохо. Запавшие глаза, опущенные в землю взгляды. Ханне явственно казалась заплаканной и еще более хрупкой, чем обычно. У Хью даже сжалось сердце. Про аварию СМИ молчали, и это немного утешило. Будь там что-то серьезное, уже все таблоиды кричали бы об этом.       Оставалось только одно — день за днем — час за часом. Бутылка за бутылкой. Слеза за слезой.       «Мне так жаль. Я не знал. Я очень сожалею. Очень. Надеюсь, все хорошо»       «Был в сети 8.11»       «Если я что-то могу сделать. Что угодно. Только скажи. Я готов на все»       «Был в сети 8.11»       «Я очень хочу тебя поддержать. Прошу, ответь мне»       «Был в сети 8.11»       «Я буду ждать любой возможности, чтобы сделать для тебя и твоей семьи все, что угодно»       «Был в сети 8.11»       «С днем рождения, Мэсс. Я люблю тебя. Надеюсь, ты когда-нибудь сможешь простить меня»       «Был в сети 8.11»