Силла

      Ханыль точно знает, когда она влюбилась в Соджуна. Это случилось четыре года назад, в первый же учебный день в университете. Факультет коммерции, на который поступила Ханыль, и юридический факультет, где должен был учиться Тэхёни, находились в разных корпусах. Перед началом занятий, в тот день, они с братом стояли у фонтана посреди университетского городка, и Тэхён строго напутствовал сестру, поправляя ей волосы:       — Обязательно пообедай, но не опоздай на следующую пару. И в перерыве постарайся подышать свежим воздухом, не сиди в аудитории. И самое главное — никого здесь не бойся, ясно? Если что — сразу звони мне.       Проходивший мимо парень, услышав лишь последние две фразы, остановился.       — Я могу вам чем-нибудь помочь? Вас кто-то обидел?       — Нет-нет, просто волнуюсь за сестру, это наш первый день в университете, но я не смогу быть рядом с ней, — улыбнулся Тэхён.       Для кого-то эти слова прозвучали бы странно, но для тех, кто близко знал близнецов, это было в порядке вещей. Тэхён был старше сестры на целых пятнадцать минут и привык всегда заботиться о ней как о младшей.       Незнакомого парня такая братская забота совершенно не удивила, он улыбнулся в ответ и представился:       — Пак Соджун. Я учусь на факультете коммерции и там же работаю в студсовете, так что, если понадобится какая-то помощь, обращайтесь. Меня здесь все знают, поэтому найти будет легко.       Тэхён протянул ему руку:       — Ким Тэхён, а это моя сестра, Ким Ханыль. И она как раз будет учиться на коммерческом.       Ханыль тогда сразу отметила солнечную улыбку Соджуна и ласковые морщинки в уголках глаз и не могла не улыбнуться в ответ. А потом он вдруг сказал, вроде бы Тэхёну, но глядя в этот момент на нее:       — У вас очень красивая сестра.       Ханыль от этих слов смутилась и покраснела, потому что Соджун произнес их как-то необычайно просто и естественно, и от этого они прозвучали не дежурным комплиментом, а сердечной искренностью.       Тэхён согласно кивнул, потому что — ну да, с очевидным не поспоришь, Ханыль и вправду была редкой красавицей.       Тэхён вообще считал свою сестру самым настоящим ангелом и частенько посмеивался, утверждая, что ее характер совершенно не сочетается с ее внешностью. Высокая стройная девушка, с очень тонкой талией, с пышными темными волосами и огромными карими глазами, выглядела как звезда с обложки журнала, но при этом обладала удивительно мягким и спокойным характером.       Она была солнышком семьи Ким, утешением для отца и верной подругой и хранительницей секретов для брата.       Когда Соён оставила семью, это стало ударом и для Сон Хо, и для его детей. Но если Ханыль и отец приняли этот факт, хотя и с трудом, то Тэхёна предательство матери задело особенно, почти уничтожило.       Он до сих пор помнит солнечное весеннее утро, когда закончилось его детство. Отец уже уехал на работу, они с Ханыль заканчивали завтракать. Мама в то утро была слишком нервная, то и дело поправляла косички Ханыль или трепала по макушке Тэхёна.       Прежде чем отвезти детей в школу, она зачем-то завезла их в кондитерскую, где купила каждому по пирожному. Тэхён до сих пор помнит ощущение липких пальцев и налипших крошек на губах. С тех пор он не ест ни торты, ни пирожные.       Они с Ханыль тогда очень удивились такому порыву матери. Сладкое было у них под запретом, только по особым случаям Соён позволяла себе побаловать детей. Кроме того, она была противницей перекусов в машине, и поэтому ее неожиданный поступок очень озадачил брата с сестрой.       Едва машина остановилась возле школы, Ханыль, клюнув мать в щеку, выпорхнула навстречу ожидающим ее подружкам, а Тэхён отчего-то замешкался. Мать, выйдя из машины, помогла ему отстегнуть ремень безопасности и рассмеялась, смахивая белоснежным платком хрупкие крошки безе с губ:       — Мой сладкий медвежонок, какой же ты чумазик!       Она поцеловала сына и вдруг тихо и очень серьезно сказала:       — Тэхёни, мне надо уехать на какое-то время, но я скоро вернусь за вами с Ханыль.       — Мы куда-то поедем?       — Да, сынок, мы будем жить в другом месте. Но это пока секрет, который знаем только ты и я.       — А Ханыль можно сказать?       — Нет, пока нет. Ни ей, ни папе. Пусть это будет для них сюрпризом, хорошо?       Глаза матери неожиданно наполнились слезами, и Тэхён заволновался:       — Мама, не плачь, пожалуйста! — он приложил ладошку к теплой щеке Соён, утешая ее.       — Я не плачу, не пугайся, все хорошо, Тэхёни. — Соён промокнула платочком уголки глаз и улыбнулась сыну. — Ты ведь не забудешь меня, правда?       Мальчик обнял мать, крепко прижавшись к ней.       — Я люблю тебя, мама. Только ты поскорее возвращайся, ладно?       — Я вернусь, сынок. Очень скоро вернусь, вот увидишь.       Она нежно поцеловала сына в лоб, поправила воротник его рубашки и вздохнула:       — Вы с Ханыль так быстро выросли…       Тревога Тэхёна немного улеглась. Ему нравилось, когда мама называла его взрослым или говорила, что он вырос, и сейчас он широко улыбнулся ей.       — Я пойду, да?       — Конечно, Тэхёни, хорошего дня, родной!       Он тогда убежал к друзьям, не оглянувшись на мать. Больше он ее никогда не видел, она так и не вернулась.

신라

      Тэхён не любит вспоминать то время. В первые дни после исчезновения матери Ханыль все время плакала, а отец словно растерялся и бесцельно ходил по квартире с листком бумаги в руке. Позже Тэхён узнал, что это было прощальное письмо Соён мужу, но сам текст отец так никому и не показал.       Казалось, что в доме кто-то умер. Все разговаривали вполголоса, невесть откуда взявшаяся пожилая тетушка Ди с жалостью смотрела на детей и безостановочно повторяла, прикладывая кружевной платочек к глазам:       — Бедные сиротки…       Тэхёна это все невероятно злило. Он-то ведь точно знал, что мама вернется, но когда он вслух говорил об этом, почему-то все отмахивались от его слов. Тогда он начал протестовать по-своему. Соён очень любила, когда сын играл для нее «Юмореску» Дворжака, и все в доме это знали. Поэтому сейчас он старался играть как можно чаще. Девятилетнему мальчишке казалось, что таким образом он не только не дает забыть остальным о Соён, но и будто притягивает ее обратно своей музыкой.       Не вышло. Раздраженный отец, не выдержав постоянных напоминаний о сбежавшей жене, на второй день выхватил скрипку из рук ребенка и, в ярости швырнув ее на пол, начал безжалостно топтать. Тонкие деревянные деки хрустели и потрескивали под мужскими ботинками, разорванные струны цеплялись за штанины брюк Сон Хо, еще больше выбешивая мужчину.       — Я запрещаю тебе! Хватит твоих пиликаний! — глаза отца сверкали гневом, пока он лихорадочно выплясывал свой безумный танец на изуродованном инструменте.       Ханыль, глядя на происходящее, в ужасе закрыла ладошкой рот, тетушка Ди тихо ахала и вздыхала за спиной Тэхёна, а он сам… Он просто стоял и смотрел под ноги отцу. Изломанная, изувеченная скрипка, вернее, то, что от нее осталось, и красивые модельные ботинки темно-коричневого цвета, грубо уничтожающие Музыку, — эта картина стала главным кошмаром для Тэхёна, который потом снился ему в течение многих лет.       С этого дня мальчик замкнулся в себе. Он почти не разговаривал, лишь кивал в ответ на чьи-то вопросы, старался лишний раз не выходить из своей комнаты, а по ночам плакал и во сне звал маму.       Тетушка Ди через две недели уехала к себе домой, напоследок еще раз всплакнув над горькой участью «сироток», Сон Хо и Ханыль почти успокоились и приняли факт бегства Соён, и лишь Тэхён продолжал ждать мать.       Вернувшись из школы, он сразу уходил в свою комнату и, сжавшись в комочек, часами полулежал в уютном просторном кресле, где когда-то они с Ханыль и мамой читали сказки.       Иногда к нему заходила сестра. Он не прогонял ее, он просто никак не реагировал на эти посещения. Ханыль пугал такой Тэхён — непривычно молчаливый, отстраненный, холодный, но она считала такое его состояние своего рода болезнью. Отставив в сторону страх, девочка храбро садилась рядом и гладила его по щеке, по волосам, брала за руку, тихо приговаривая:       — Тэхёни, мы с папой любим тебя, не плачь, пожалуйста…       А он и не замечал, что слезы теперь почти всегда дрожали на ресницах. Он и сестру с отцом не замечал.       Больше всего на свете он любил маму и свою скрипку, которую когда-то купила ему Соён. Теперь у ребенка ничего этого не было, он потерял и мать, и Музыку. Из последних сил, на автомате, он посещал школу, даже выполнял там какие-то задания, но пугающее ощущение мрачной пустоты не покидало.       Кошмары по ночам продолжали мучить мальчика, и Сон Хо был вынужден обратиться к врачам. Тэхёну выписали какие-то таблетки, которые он послушно пил, с ним проводили беседы, его уговаривали и убеждали, но улучшений, на взгляд отца, не наступало. Все те же ночные крики и всхлипы, все те же молчание и равнодушие.       И тогда Сон Хо сдался. Он не мог вернуть сыну мать, но вернуть Музыку — это было в его власти. Отец купил новую скрипку для Тэхёна, надеясь, что это обрадует ребенка.       Но ничего не изменилось. Футляр со скрипкой несколько дней лежал там, куда положил его Сон Хо, — на самом видном месте в гостиной. Тэхён не прикасался к нему. Ханыль уговаривала брата что-нибудь сыграть, но он, казалось, не слышал ее, продолжая сидеть в своем зеленом кресле до наступления темноты.       А потом случилось чудо. В воскресенье Тэхён проснулся раньше всех, проснулся с уже забытой улыбкой на губах. Ночью ему приснилась мама. Она ласково поцеловала его в лоб и тихо попросила:       — Тэхёни, сыграй мне, пожалуйста…       Мальчик открыл глаза. Ему показалось, что в комнате витает аромат маминых духов. С опаской глянувшись на закрытую дверь, он достал из-под подушки мамину блузку, которую успел спрятать от гнева отца, выбросившего все вещи Соён, которые она не захотела забрать. Блузка давно уже утратила все запахи, но Тэхёну по-прежнему казалось, что нежный флер маминых духов легким облачком витает над тонкой тканью. Он уткнулся носом в струящийся между пальцев шифон и прошептал:       — Мамочка, когда же ты вернешься?       А потом вспомнил, что она ждет его музыку. Как был, босиком, в клетчатой пижамке, он помчался в гостиную, аккуратно открыл темный футляр и очень осторожно, дрожащими руками достал скрипку. Она ничем не отличалась от предыдущей, но для Тэхёна она была другой, потому что ее купила не мама.       И все равно это снова была Музыка, его, Тэхёна, Музыка.       Он медленно положил скрипку на худое плечо, пристроил подбородок на специальную подставку и, закрыв глаза, провел смычком по струнам. Скрипка жалобно вздохнула, и Тэхён вздрогнул. Со дня бегства матери прошло всего полтора месяца, но ребенку казалось, что та, прошлая жизнь — она была очень давно.       Он еще раз робко, почти не дыша, прикоснулся к струнам смычком, и вдруг звуки музыки заполнили комнату. Тэхён играл, закрыв глаза и утонув в своих ощущениях. Он не чувствовал инструмент чем-то инородным, смычок легко взлетал в его тонких руках. Скрипка вновь, как и прежде, стала его продолжением, его сутью, его Музыкой.       Неожиданно за спиной хлопнула дверь.       — Мама! — мальчик резко обернулся с улыбкой на губах, но, увидев отца, сразу сник и отвернулся. Сон Хо молча наблюдал, как сын осторожно вернул скрипку в футляр, провел тонкими пальцами по деке, словно благодаря за Музыку, и, слишком аккуратно уложив смычок, закрыл футляр.       Отец терпеливо ждал. Когда он услышал музыку в гостиной, то вздохнул с облегчением. Сын принял его подарок, а значит, он наконец-то справился со своим горем. Но мгновенно исчезнувшая при виде отца улыбка лучше всяких слов дала понять Сон Хо, что он значит для своего сына.       НИЧЕГО. Лишь раздражающий фактор.       Возможно, Тэхён винит отца в бегстве матери, вдруг подумал Сон Хо и почувствовал, как стихнувшая было злость на жену поднимается вновь мощной удушающей волной, заставляя кровь гневно бурлить и закипать. Не в силах сдержать подступающую ярость, Ким-старший резко вышел из гостиной, чтобы не сорваться на ребенка, не накричать, не испугать.       Между Соён и Тэхёном всегда была особая связь. Никто бы не сказал, что дочери достается меньше материнской любви, Соён была одинаково ласкова и нежна с детьми. Но если Ханыль была любимой дочкой, принцессой, солнышком, то Тэхён значил для матери чуть больше. Это было другое.       Соён необъяснимо ощущала заботу сына о себе, желание защитить ее, если понадобится, позаботиться о ней. И полное понимание и чувствование друг друга — по взглядам, по улыбкам, по эмоциям.       Утратив это, Тэхён, казалось, потерял себя. Сон Хо понимал и разделял горе сына, но искренне полагал, что со временем Тэхён успокоится и смирится с исчезновением матери. Однако этого не происходило, и в какой-то момент потерянность и замкнутость Тэхёна стали раздражать, как стали раздражать и собственные эмоции, вызванные этим.       Покупка скрипки стала первой уступкой отца. Его это злило. Сына хотелось обнять, утешить, поцеловать в макушку, защекотать до радостного детского смеха — и это тоже злило. Нельзя распускать себя. Мальчик должен вырасти мужчиной, а не размазней.

신라

      Со временем, как Сон Хо и предполагал, сын успокоился. Он, конечно, стал более тихим и замкнутым, чем был прежде, но отец списывал это на взросление. Сон Хо, обманывая самого себя, не желал замечать изменившегося взгляда сына, когда-то искрившегося озорством, а теперь жесткого и непроницаемого, не пускающего в душу. Он старался не видеть плотно сжатых губ, улыбающихся отцу все реже и реже.       Да и характер Тэхёна менялся. Открытый, солнечный, обласканный любовью мальчик постепенно становился молчаливым, сосредоточенным и очень закрытым. По крайней мере в отношениях с отцом, потому что Ханыль по-прежнему оставалась для Тэхёна самым близким и родным человеком.       В какой-то момент мальчик решил вернуться к серьезным занятиям музыкой, и отец не стал возражать, в надежде наладить нормальные отношения с сыном. Да, Сон Хо отдавал себе отчет в том, что они с Тэхёном плохо понимают друг друга, но винил в этом исключительно бывшую жену. Это она воспитала сына таким восприимчивым, это она вложила когда-то в его руки скрипку вместо бейсбольной биты, это она подсовывала ему книжки и возила по музеям и выставкам, вместо того, чтобы найти для ребенка хорошего тренера по боксу. Во всем виновата Соён.       Но что сделано, то сделано. Сон Хо с себя вины не снимал тоже, понимая, как мало времени уделял семье прежде. Но «Силле» он был нужнее, как и она ему.       Ничего, успокаивал он себя, Тэхён вырастет, вся эта творческая блажь у него пройдет, он закончит университет и придет в «Силлу», чтобы однажды взять ее в свои руки. Эта мысль грела Сон Хо, она была его мечтой, и для того, чтобы она когда-нибудь сбылась, сейчас он был готов на все. Хочет сын и дальше заниматься музыкой — пусть, раз уж это так необходимо для нормального общения отца с Тэхёном.       Единственное условие, которое выставил Сон Хо, — занятия должны проводиться дома. Прежний преподаватель Тэхёна, пожилой господин Пак, в силу возраста перестал заниматься с учениками и порекомендовал другого педагога, сообщив Киму напоследок, что талант его сына драгоценен, Тэхён слишком тонко чувствует музыку, и его ждет большое будущее.       Сон Хо вежливо поблагодарил старика, мысленно отмахнувшись от его слов.       Мисс Пауэр, которую порекомендовал господин Пак, жила под Сеулом и категорически отказалась посещать их три раза в неделю, поэтому теперь Тэхён занимался с педагогом он-лайн, и все были довольны. Мисс Пауэр устраивала оплата, предложенная господином Кимом, господин Ким чувствовал себя заботливым отцом, а Тэхён… Три раза в неделю он уходил теперь в свою реальность, туда, где музыка, свет и … мама.

신라

      Он опять утонул в своих мыслях, такое бывало. Ханыль смотрела на него с улыбкой:       — Тэхёни, ты здесь?       — Конечно, сестренка, просто задумался.       Он посмотрел на Соджуна.       — Мне неловко просить вас об этом, но…       — Давай на «ты»? — улыбка Соджуна была такой солнечной, что было невозможно не ответить на нее.       — Давай! — Тэхёну очень понравился этот парень, от него шла такая аура добра и простоты. Не той, что глупенько хихикает на любое сказанное слово, а настоящей, простой искренности во всем — в улыбке, в словах, в деталях.       — Могу я попросить тебя присматривать за Ханыль?       — Тэхёни! — вспыхнув, возмутилась сестра.       — На всякий случай, мало ли что, — строго ответил брат. — Просто ты будешь знать, что можешь обратиться к Соджуну в случае необходимости.       — Без проблем, Тэхён прав, — парень смотрел на нее очень по-доброму, и она смущенно опустив глаза, пробормотала:       — Спелись уже, да?       А они и правда спелись. Сразу же.       Соджун был из простой семьи с очень скромными доходами и привык быть самостоятельным. Он был старше близнецов на три года, но иногда Ханыль казалось, что разница гораздо больше. Потому что Соджун был такой заботливый, такой решительный и всезнающий, такой спокойный и рассудительный. Одним словом — взрослый.       С ним рядом было очень тепло и безопасно. Безмятежно.       Как Тэхён и просил, Соджун опекал Ханыль, но делал это очень деликатно и ненавязчиво, словно издалека. Встречаясь в университетских коридорах или в столовой, он просто вопросительно приподнимал брови, как бы спрашивая, все ли в порядке, и она мягко улыбалась в ответ, чуть кивнув.       Ханыль очень быстро привыкла к его вниманию, к тому, что Соджун всегда где-то поблизости. Он был очень высоким, даже выше Тэхёна, и поэтому она издалека замечала его. Рядом с ним всегда кто-то был, но, ни на минуту не отвлекаясь от разговора, он находил ее глазами, чтобы просто улыбнуться и убедиться, что с девушкой все в порядке.       Ханыль понимала, что Соджун так ведет себя потому, что пообещал Тэхёну приглядывать за ней, но ей так хотелось ошибаться в этом!       Если бы Соджун сделал первый шаг… Или если бы он стал самым близким другом Тэхёна и бывал у них в доме… Или…       Этих «или» в голове Ханыль набиралось очень много, но все оставалось по-прежнему: улыбки на расстоянии, ненавязчивая забота издалека и редкое теплое: «Привет, все в порядке?».       Ханыль влюбилась по-настоящему. Беспричинные слезы, вспыхивающие алым румянцем щеки, взгляды украдкой. Тэхён очень быстро понял, что с сестрой происходит, но не волновался, а наблюдал с умилением. Почему-то он был абсолютно уверен в благородстве и порядочности Соджуна, в том, что тот не сделает больно Ханыль, даже если не сможет ответить на ее чувство.       Но если сестра, ошеломленная своей влюбленностью и абсолютно в ней растворившаяся, не замечала знаков внимания от Соджуна или просто не верила в их реальность, то Тэхён со стороны видел все. Смущение Соджуна, его тщательно скрываемую робость и неуверенность, если вдруг Ханыль подходила к ним, пока они беседовали.       Решив стать феей-крестной для сестренки, Тэхён однажды, как бы между делом, сообщил Соджуну, что приближается их день рождения, а он пока так и не определился с подарком для Ханыль. Пак озадаченно нахмурился, задумавшись о чем-то.       — А как обычно вы отмечаете этот день?       Тэхён пожал плечами:       — Как все, наверное. Праздничный семейный ужин и поздравления от отца.       С тех пор, как мама ушла, этот день перестал быть важным для него.       — Если хочешь, приходи к нам, Ханыль будет рада, — предложил он Соджуну, но тот покачал головой:       — Нет, это слишком неудобно.       Тэхён фыркнул. Неудобно ему, видите ли… Полгода уже кругами ходят, глазки строят друг другу и всё, так и жизнь пройдет.       — Соджун, тебе нравится Ханыль?       Тот вдруг покраснел, но глаза не отвел.       — Очень.       — Тогда…       Он замолчал, увидев сестру, которая быстрым шагом приближалась к ним.       — Привет! — Ханыль запыхалась от быстрой ходьбы, щеки ее разрумянились, и Соджун как-то шумно выдохнул и неестественно радостно ответил:       — Привет!       И всё. Говорить больше не о чем, стоят, мнутся, отводя глаза. Тэхён мысленно вздохнул, и, нахмурившись, сообщил сестре:       — Так, ладно, мне пора. После пар возьмешь такси, хорошо? На метро не езди!       Соджун оживился:       — Тэ, я провожу Ханыль до самого дома, не беспокойся.       — Замечательно! — Тэхён строго посмотрел на сестру. — От Джуна ни на шаг!       — Да, — пролепетала окончательно растерявшись от смущения Ханыль.       — Вот и славно.       Тэхён кивнул Ханыль, пожал руку приятелю и направился на стоянку, хитро улыбаясь во весь рот. Потому что, кажется, он все-таки устроил личную жизнь сестренки.

신라

      Соджун тогда проводил Ханыль до самого дома, как и пообещал. Правда, возле дома семьи Ким они оказались только поздно вечером, но это уже частности. За несколько часов прогулок по Сеулу они, кажется, узнали друг о друге все.       Ханыль болтушкой, вообще-то, никогда не была, но рядом с Соджуном было так тепло и спокойно, что глупо кокетничать и что-то там из себя изображать не хотелось. Легко, просто, по-настоящему. Как будто знали друг друга всегда.       В квартиру она влетела счастливой ласточкой, и Тэхён улыбнулся, глядя на сестру:       — Задержалась ты, однако…       Она вспыхнула:       — Мы просто гуляли… Погода хорошая…       — Ну да, — хмыкнул брат. — Дождь минут десять назад прекратился.       А они и не заметили, что он был…