Теория принятия

Голова отвратительно гудит в такт каждому шагу и норовит то ли отвалиться, то ли просто взорваться к чертовой матери. Вчерашняя идея выпить в одиночку с горла бутылку совиньона, привезённую Панком с его последней вылазки домой, уже вовсе не кажется такой сносной, какой казалась во втором часу ночи. Определенно, этот учебный год не зашёл ему с первого же месяца. То ли сыграли свою роль слишком затянувшиеся летние каникулы в Барселоне, то ли просто навязчиво маячивший впереди конец долгих мучений манил настолько, что силы на учебу закончились, так и не появившись. Откровенно, Глебу на это было плевать. Этим летом отец, раздобревший от пары бутылок хваленого испанского рома, пообещал после выпуска слишком заманчивое кресло в своей компании, и учеба, которая Глеба и раньше особо не привлекала, стала и вовсе чем-то побочным и поверхностным. «Просто ходи на уроки, чтобы я хотя бы за это перед Венедиктовичем не оправдывался» — бурчал в трубку отец, и Глеб, зевая, соглашался на приемлемую сделку. Осмелевший первокурсник чуть не сносит его с ног, видимо, слишком замечтавшись об оставшихся с завтрака маковых булочках, и голова в ответ на внезапную тряску отзывается сдавленной болью в висках и подступившей тошнотой. Глеб бросает на него такой уничтожающий взгляд, что тот, заикаясь, бормочет в ответ что-то про новые скользкие ботинки и поспешно ретируется на лестничный пролёт. Вдохнув воздух сквозь зубы, он сжимает тонкими пальцами виски, поворачивая в длинный коридор второго этажа. Свет от больших окон тут же настойчиво напоминает о том, какая же всё таки это поганая идея пить ночью сладкое вино на голодный желудок, он трёт глаза до багряных разводов и сквозь еле разлепившиеся веки видит в конце коридора на подоконнике знакомые лица. Ноги не то, чтобы не слушаются, просто лениво еле двигаются от мозгового импульса, и он всё же добирается до нужного оконного проёма, устало припадая к раме. — Выглядишь так, будто бы уже умер. — оглядывает его Слава, поморщившись. — Причём как будто даже не сегодня. — добавляет Данил, затягиваясь айкосом прямо в школьном коридоре. — И чувствую себя также. — мрачно отзывается Глеб, размеренно потянувшись к губам девушки, что сидит напротив, на что она, заметив его жест, послушно прилипает к нему, обвивая тонкой кистью его шею, он почти сразу отстраняется, — Я что-то пропустил? — Собрание. — слишком радостно и громко отвечает Слава, от чего в голове снова начинает противно трещать, — Но мы тоже не ходили, теперь шкеримся от Изольды, говорят, она сегодня не в духе. — А она в нем бывает вообще? — поднимает голову Макс, отвлекаясь от телефона, — Опять будет пиздеть про дисциплину, а потом скажет прийти на отработку за утренний пропуск. — И мы как всегда не придём. — резюмирует Слава, и они заходятся громким гоготом. — Че ещё? — без особого интереса спрашивает Глеб, колупая пальцем отошедший возле оконной рамы кусок обоев. За деньги, которые здесь оставляют родители, можно было переклеить школу по кругу десять раз, но этим летом владелец «Авроры» и давний друг семьи Мироновых — Юрий Венедиктович, похвастался его отцу новенькой тридцатиметровой яхтой у берегов Марокко, и этот факт в принципе исчерпывающе объяснял куски штукатурки, падающие периодически с потолков, и общий стиль школы, который администрация оправдывала закосом «под старину». — Новенькая вон приехала. — кивает Слава в конец коридора, — Очередная подсоска, интересно, насколько дольше предыдущей продержится. Глеб даже не оборачивается, зная, что ничего интересного не найдёт, просто в очередной раз зевает, упираясь рукой в подоконник. Алеся прижимается щекой к его груди и водит пальчиком по вышивке с гербом школы, и он старательно игнорирует пульсирующую головную боль, что нарастает с каждым вдохом её невыносимо сладких духов. Получается откровенно так себе. — Я наверное в комнату вернусь, голова раскалывается. — бросает он, отталкиваясь от ровной деревянной поверхности, от чего девушка теряет равновесие и чуть не сваливается вниз, вовремя хватаясь за руку Макса, бросает на Глеба многозначительный взгляд, но он и в обычном состоянии его тщательно игнорирует, и сейчас в принципе даже не ведёт бровью, — У нас сегодня что-то ещё есть по расписанию? — Дисциплинарное собрание, — отзывается Данил, — Но ты же помнишь, что мы на него не идём? Глеб чуть не стонет от бессилия, вспоминая обрывками вчерашний разговор и договоренности, заключённые в тот момент, когда он ещё был в состоянии о чём-то думать. — Блять. — в сердцах бросает он, и проходящий мимо учитель биологии первых курсов сердито оборачивается на него, качая головой, — Ладно, встретимся в полчетвёртого возле лестницы. Он разворачивается в сторону комнаты и делает несколько вполне уверенных шагов, когда в руку слева опять кто-то врезается, но на этот раз в нос бьет настойчивый цветочный запах: — Я пойду с тобой, можно? — блондинка льнет к нему, как кошка, и настойчиво трется об плечо. — Я хотел поспать. — устало цедит он в последней попытке остаться сейчас одному. Это буквально жизненная необходимость, надежда на которую трещит по швам с оглушающим треском. — А я помогу тебе заснуть, пока в комнате никого нет... — шепчет она, дотягиваясь до его уха и запуская ладонь с кольцами в светлые волосы. Он вздыхает и устало прикрывает глаза, Алеся воспринимает это как немое согласие, и только настойчивее тянет его в правое крыло к комнатам мальчиков. Полина с Соней спускаются на первый этаж, проходя по бесконечным пролетам и коридорам, и наконец выходят на улицу, направляясь в академический корпус. Октябрьский ветерок уже ощутимо прохладный, и питерская погода совсем не жалует — ещё пару часов назад светило солнце, а теперь небо заволокло сизыми тучами, и в воздухе висит запах приближающегося дождя. Полина вдыхает его полной грудью и в голове становится совсем тихо и спокойно, они с Соней бредут по вымощенной дорожке и за короткий путь успевают обсудить всё на свете, от квантовой физики до либертарианской теории. — Маркса я не очень признаю. — резюмирует Соня, открывая дверь корпуса и пропуская Полину внутрь, — А папа говорит, что вся сила в капитализме, и по-другому быть не может. Полина пожимает плечами: — Возможно, если бы твой отец встретился с моим, это бы закончилось дракой. — размышляет она, и Соня громко смеётся, — Он убеждён, что именно капиталисты развалили нам страну. — И в его словах есть правда. — согласно кивает Соня. Разговор вынужденно прерывается, когда они добираются до нужного кабинета. Полина несмело стучит костяшками по резной деревянной двери и услышав звонкое «Войдите!», толкает от себя дверь, попадая в небольшой кабинет. В целом, слишком похоже на учительскую — подоконник с цветами, книжный шкаф и полка с архивами, жужжащий принтер и запах кофе, только стол всего один, а за ним сидит приятная темноволосая женщина, улыбаясь крупными жемчужными зубами: — А, Полина Александровна, добрый день. — Добрый день! — отзывается Полина, рассматривая кабинет и замечая на стенах фотографии учеников в тонких деревянных рамках. — Добрый день, Елена Александровна. — здоровается из-за спины Полины Соня, и улыбка у женщины за столом становится ещё теплее. Уже в следующую секунду Полина понимает почему — в одной из рамок висит Сонина фотография. Взгляд невольно скользит ниже, проходит по ряду, цепляя глазами уже знакомые лица однокурсников — «Одни девчонки» — думает про себя Полина, и в итоге останавливается на крайнем левом фото, откуда на неё смотрит блондинка с ровным каре. Она сразу узнаёт в ней девчонку с подоконника, хоть фотографии и явно есть пара лет — на фото у неё ещё смешно торчит чёлка в разные стороны, а в чертах лица есть детская угловатость. Но даже на этой старой подростковой фотографии отчётливо бликует её нескрываемая уверенность в себе, она видится в чуть прищуренных лисьих глазах, расслабленной улыбке и аккуратном вздёрнутом носике. Полина, вспомнив свои фотографии трёхлетней давности, невольно хмурится, понимая, что похожа на них на картошку, ещё и чёлку тогда подстригли слишком высоко и она тоже торчала чубчиком, но это определенно не выглядело так мило, как у девочки на фото. «Алеся Кафельникова» — гласит маленькая серебристая табличка под рамкой, и Полина сводит брови в попытке вспомнить, встречала ли она в раньше в жизни вариант написания этого имени через букву «а», но от мыслей её отвлекает голос Елены Александровны, которая уже встала из-за стола и вдруг оказалась совсем рядом: — Здесь все, кого я курировала, начиная с моего первого дня работы. — поясняет она, и указывает пальцем с коротким френчем на одну из уже немного выцветших фотографий, — И вы тут тоже будете, Вы же мне все, как дети, за вами только глаз да глаз. Соня нервно хихикает позади них, видимо, вспоминая свои первые дни в школе. — Да, да, Софья Игоревна, о вас речь идёт в том числе. — она оборачивается на ученицу и тепло улыбается, — Представляете, вырвала с корнем дверь в одной из закрытых аудиторий, потому что перепутала этажи и пришла не в тот кабинет. — Я просто боялась опоздать на урок. — сквозь смех поясняет Соня, и Полина прикрывает глаза рукой в беззвучном смехе. — Так, ладно. — Елена Александровна вытирает с глаз скопившиеся от смеха слёзы, — Нам ещё нужно многое успеть, Софья, вы не оставите нас? Думаю, вам будет неинтересно слушать это второй раз за такой короткий период. — Да мне в принципе всё равно нечем заняться. — пытается парировать Соня, но получает в ответ беспробойный аргумент: — А разве Лев Валерьянович не завалил вас по уши домашним заданием? Мне уже человек десять нажаловались, что он в этом году как с цепи сорвался. Соня устало вздыхает, вспоминая объём домашки, скопившейся всего за пару дней, и грустно плетётся к выходу: — Я буду в учебной комнате. — предупреждает она Полину, — Ну, а после трёх уже в общем зале, ты же найдёшь меня? — Наверное... — неуверенно отзывается Полина, понимая, что в этой школе у неё стремительно развивается топографический кретинизм. — Найдёт. — успокаивает её Елена Александровна, — Сейчас мы с этим как раз и будем разбираться. Соня кивает и выходит из кабинета, а Елена Александровна жестом предлагает Полине сесть за стол. Она недолго копается в выдвижном ящике, в итоге доставая оттуда большую синюю папку и вручая её Полине. — Откройте, пожалуйста, и изучите. С щелчком открыв пластиковую кнопку, Полина аккуратно вытряхивает стопку документов, тут же выделяя взглядом большую и подробную карту территории. «О, вот это мне нада...» — всплывает в голове тупой мем, и она подавляет рвущийся наружу смешок, прокашлявшись и постаравшись сделать серьезное лицо. Помимо карты в папке также оказывается меню из столовой по дням недели, большая книга школы со всей информацией, буклет с описанием дополнительных занятий внутри школы, список спортивных секций, где Полина видит конкур и невольно округляет глаза — то, что на территории школы где-то есть ещё и лошади, удивляет и не удивляет одновременно. Также в отдельном отсеке папки она находит несколько плотных ламинированных листов с расписанием, у каждого из которых в верхнем углу написаны её имя и фамилия. — Ученики всегда строго следуют своему расписанию. — поясняет Елена Александровна, видя, что Полина внимательно вчитывается в распорядок первого дня, — Вы ориентируетесь исключительно на свой листок, потому что некоторые пары и внеурочная деятельность может не совпадать с вашими однокурсниками, поэтому на расписание Ларионовой вы не смотрите, это понятно? — Понятно. — уверенно отзывается Полина. — На занятия и другую активность, прописанную в расписании, вы не опаздываете, это недопустимо. В первые дни настоятельно рекомендую выходить из комнаты заранее, чтобы суметь вовремя найти нужную аудиторию, если совсем не разберётесь, обращайтесь к однокурсникам, или приходите ко мне, понятно? — Понятно. — повторяет Полина, а в голове роется мысль, что даже при всем желании самостоятельно этот кабинет она не найдёт. — Да вы не переживайте. — тут же успокаивает куратор, видя её обеспокоенное лицо, — Навсегда тут ещё никто не пропадал. Полина думает, что в таком случае станет первой в истории школы, кто это сделает. — По внеурочной деятельности... — продолжает Елена Александровна, и Полина внимательно вникает во всю информацию о новой школе, правилах, распорядке, безопасности, а также о получении экстренной медицинской помощи, заполнении ежемесячных отчетов и выездных дней. Когда через бесконечные часы Елена Александровна наконец перелистывает последнюю страницу информационной книги и закрывает её, Полина выдыхает, ощущая, как расплавленный мозг растекается от такого объёма информации. — Вам всё понятно? — резюмирует куратор. — Да. — слегка привирает Полина, но сил не осталось даже на то, чтобы точно понять, что именно ей непонятно. Главным камнем преткновения всё ещё оставалась карта территории, но ей про неё объяснили уже трижды, и Полина боялась, что если переспросит в четвёртый раз, ее просто отправят в административный центр забирать документы, под предлогом, что такие тупицы здесь не учатся. — В таком случае, не смею вас больше задерживать. — Елена Александровна тепло улыбается, — Запомните меня, и обращайтесь по любым вопросам, я всегда для вас доступна. — Хорошо, спасибо вам большое. Полина собирает все свои полученные материалы, вытаскивает расписание на сегодняшний день и поднимается с места, уже развернувшись к выходу, она взглядом цепляет строчку на листке: «15:30 Большой зал Собрание по вопросам дисциплины» «Опять?» — мелькает в голове, но метнув взгляд на часы, которые показывают уже 15:43, она в ужасе оборачивается на куратора. — Здесь указанно... Вы сказали... — слова никак не складываются, но Елена Александровна только по-доброму усмехается: — Полина Александровна, вы же не в столовой задержались, пока ели пирожки. Кстати, мы с вами так увлеклись, что пропустили обед, простите пожалуйста, надеюсь, вы не сильно голодны, но вот, возьмите. — она протягивает Полине ярко-красное крупное яблоко и не смотря на то, что есть после плотного завтрака толком и не хочется, Полина берёт его, потому что оно выглядит слишком вкусным, — Спокойно идите на собрание, Изольда Викторовна в курсе, где вы находились. — Спасибо. — искренне благодарит её Полина, и несмело добавляет, — А вы не подскажите, пожалуйста, как мне туда добраться? На лице куратора мелькает лёгкое беспокойство: — Полина Александровна, вы точно уверены, что вам всё понятно в работе с картой? — Да, разумеется, просто чтобы дойти по карте нужно время, а его у меня катастрофически мало. — лаконично парирует Полина, улыбаясь. Потом у неё будет достаточно времени, чтобы разобраться с картой и всё понять, к тому же, если что, Соня ей поможет. — Хорошо. — успокаивается куратор, — Сейчас выходите из кабинета и спускаетесь на первый этаж, там проходите по пролету, находите крыло номер семь, снова поднимаетесь на второй этаж и дальше просто идёте по коридору и при любом повороте всегда сворачиваете налево, пока не упрётесь в двери с надписью «Большой зал». — Здорово, спасибо большое. — отвечает Полина, выходя из аудитории, в надежде, что всё запомнила, — До свидания! — Всего доброго, запомните, всегда налево! — долетает из закрывающейся двери, и Полина разворачивается в указанном направлении, ныряя в пролёт к лестнице. Она спускается на первый этаж и проходит к нужному крылу, снова поднимается выше и замирает, остановившись перед аркой. Звенящая тишина резко потемневших коридоров заставляет её поежиться — она не привыкла к тому, что в Питере очень рано начинает смеркаться и уже около четырёх часов комнаты погружаются в мягкий полумрак. Она несмело шагает в путь по пустым лабиринтам, и стук набойки на туфлях отбивается эхом от тонких стен, заставляя замедлить шаг. Тишина вокруг буквально оглушающая, заставляет ещё глубже погрузиться в свои мысли. Полина задумавшись бредёт по коридору, и уставшие глаза, не привыкшие к густому полумраку, предательски пропускают очередной поворот налево, уводя её вглубь седьмого крыла. Пройдя ещё пару минут она упирается в угол, поворачивая в единственно возможном направлении, и темнота вокруг становится ещё гуще и плотнее, так как на стенах с этой стороны здания уже нет окон. В самом конце коридора она еле различает поворот налево, что прибавляет такой нужной уверенности в выбранном направлении, и она быстрым шагом пересекает квадратные метры по мягкому ковру. Но чем ближе Полина приближается к повороту, тем отчетливее в полной тишине начинает слышать голоса. Сперва ей кажется, что это просто обрывки фраз доносятся с собрания, но потом она различает пару мужских голосов, понимая, что разговор происходит прямо за углом. Ей бы просто повернуть и спокойно пройти мимо, и именно эта идея спасительно бликует в голове, ровно до тех пор, пока расстояние не сокращается настолько, что она может отчётливо расслышать разговор: — Он привезёт где-то два пакета, никто кроме нас четверых об этом знать не будет. — голос у одного из парней спокойный, размеренный, мягко отбивается от стен пустого коридора, — Вот это ты отдашь ему попробовать, остальное как договаривались, понял? — Если это и правда так хорошо, как ты рассказываешь, у твоего диллера появится лучший покупатель в его жизни. — второй парень с более низким басовитым голосом слабо усмехается, — Давай щас попробуем? — Напробовался. — равнодушно отзывается первый, — Во вторник он приедет ночью под ворота и передаст нам товар, твой кент может приехать где-то к двум часам к западной стороне. Полина, кажется, перестаёт даже дышать, замерев, как вкопанная, и в голове набатом бьет лишь одна мысль — «беги, пока тебя не увидели», но ноги совершенно ватные, тяжелые, неподвижные, а по спине бегут мурашки от осознания, что её шаги могут услышать, стоит ей только сдвинуться с места. В звенящей тишине слышится тихий шелест пакета, щелчок зиплока, а затем пара быстрых вдохов. — Ты еблан что ли? — с усмешкой доносится вдруг третий голос, пока в коридоре почти эхом разлетается громкое шмыгание , — Тебя сейчас так ебнет, ты даже идти не сможешь. — Да и похуй. — басит ему в ответ второй, — Это такие люди будут брать, я не могу сам не попробовать прежде чем... Ох, блять... Последние слова срываются на хрип и глубокий громкий выдох. — Ну не здесь же, твою мать... — снова первый голос, и за углом слышится какая-то возня, — Блять, да где Фара... Услышав уже знакомое имя, она еле остаётся стоять на ногах, чувствуя, как руки колотит до самых кончиков пальцев, а по спине неприятно бежит холодок. Пользуясь тем, что участники разговора явно отвлеклись на происходящее, она все же делает бесшумный шаг назад в попытке побыстрее скрыться от разговора, который определенно не должна была слышать. Но кровь в миг леденеет в венах, расходясь дрожью по всему телу, когда она слышит над самым ухом опаляющий шёпот: — Тебя никто не учил, что подслушивать нехорошо?