Гарем, что скрыт от чужих глаз

*** Сначала Хюррем ненавидела Махидевран, ведь та была буквально опасна для ее жизни. Но как только султан Сулейман стал благоволить ей, крымской рабыне, а после она родила трех прекрасных детишек, укрепив свое положение, она стала относиться к черноволосой красавице иначе. Пережив по вине Махидевран не мало горестей, отношение к матери первого шахзаде становилось все более сложным. Она уже не несла большой угрозы, оставаясь далеко позади, но все еще тревожила сердце, оставшись в нем навсегда страшной тенью, преследуя во снах. Хюррем не сразу заметила изменение в своих снах, потому что часто не запоминала их сюжета, только помнила, что в нем была Махидевран и не было сомнений, что несла она только боль. Со временем сны о ней почти стерлись, заменившись калейдоскопом, наполненным лицами жителей дворца. Но этот период был очень недолгим. Во дворце Хатидже и Ибрагима появился Лука. Сознание снова заполнилось страхами, печалью и болью пережитого. Что страшнее, в ее сны вернулась Махидевран. Она лежала в постели совсем близко, нависала сверху, так что через тонкие ткани платьев можно было почувствовать тепло ее тела и это было почти приятно, а ее голос у самого уха, такой нежный и ласковый, что захотелось даже улыбнуться, когда рыжая открыла глаза и напротив увидела серый нежный взгляд. Но сердце рыжей султанши все же ускоряет бег от страха, вскидывая хозяйку на постели, чтобы избежать этого пугающе-приятного тепла. Пугающего из-за той, от кого оно исходило. А Махидевран смотрит игриво, веселиться, говоря успокаивающие вещи так, словно проходится лезвием кинжала по коже, едва касаясь, вызывая толпу мурашек. - Тише, я же не кусаюсь. Или ты что-нибудь от нас скрываешь? Она погибла... Хюррем погибла. Эта женщина погубит ее одной своей улыбкой и парой слов, которые нашепчет султану и тот убьет и ее, и Луку, и детей. Страх сковал все тело, так что Хюррем только и могла, что смотреть широко открытыми глазами на женщину, что легко может приговорить ее к смерти. Но почему тогда Хюррем находила ее бесконечно красивой, пугающей, но красивой? И то, как Махидевран приближалась к ней на постели, делало все только хуже. Тело наполнялось тяжестью, ощущая, как надвигается та, что пугала ее одним своим присутствием. Несгибаемая Александра, бесконечно смелая, дерзкая и хитрая Хюррем, лежала сейчас, накрывшись одеялом до самого подбородка, как маленькая девочка, в ужасе глядя на свой ночной кошмар, который продолжал ласково нашептывать. - Лука. Помнишь? Он из Крыма. Как и ты. Вы наверняка знакомы, - Махидевран опасно нависает сверху, а нежность в голосе звучит страшнее ругани. Она погибель. - Кто этот Лука? - Голос становится более жестким. - Что между вами? - Махидевран нависает, склоняясь ближе. И Хюррем кажется на какое-то мгновение, что она слышит ревность в чужом голосе. - Я слушаю, - Махидевран становится еще ближе, так что Хюррем даже сжимается, чтобы расстояние между ними хотябы немного стало больше, чтобы перестала душить своей тяжестью близость, такая желанная и пугающая одновременно. Когда Махидевран приближается еще, так что можно было уловить ее дыхание на собственных губах, Хюррем с ужасом просыпается, вскакивая на постели, стремясь оправдаться перед Махидевран, тяжело дыша и отрицая их знакомство с Лукой. А на губах, казалось, еще ощущалось тепло... Они поцеловались? Махидевран ее поцеловала? Это был почти укус, ведь женщина была грубой, словно наказывала, но ее губы все равно были невероятно желанными. Только страха от этого было не меньше. Гюльнихаль сообщила, что Махидевран здесь не было, когда Хюррем в ужасе спрашивала, где та. Ведь сон был таким реалистичным, неужели только сон? Женщина остаток ночи крутила его в голове. Она боялась, но убеждала себя, что Махидевран ничего не может знать, да и кто ей поверит. Надо только предупредить Луку. И все же, как жутко от того, что ее голос все еще слышен в ушах, тепло и тяжесть тела ощущается под платьем на собственной коже, а губы покалывает от фантомного поцелуя. Хюррем решила укрепить свое положение при Сулеймане, чтобы ничто не смогло поколебать его любовь. А параллельно присматривалась к Махидевран. Та, ловя напряженные взгляды рыжей, хмурилась, опасаясь новых козней от неугомонной змеи, словно посланной ей в наказание самим Аллахом. Но за какие грехи? Дни шли и Хюррем подуспокоилась. Она взяла себя в руки, понимая, что Лука, увы, это прошлое. Когда-то он был жизнью, потом сном и наваждением, сейчас же он стал только воспоминанием, а ее сны занимает другой человек. И вот как раз о ней-то и говорит Сюмьбюль-ага, когда рыжая проходила мимо и остановилась за углом, прислушиваясь. - Валиде-султан отдала Махидевран-султан большие покои Хатидже-султан и все приготовления, связанные с переездом поручили мне, - ругался евнух на Нигяр-калфу, жалуясь на свою тяжелую работу. Покои Хатидже, значит... Она заберет и их. Хюррем заберет у этой женщины все, чтобы та никогда не посмела приближаться к ней так близко, чтобы никогда не смела смотреть своим серым, бархатистым взглядом, уличая ее в измене. Нет, все мысли Хюррем будут только о Махидевран. Теперь Хюррем-султан будет думать только о Махидевран-султан, чтобы та ни на мгновение не позволила себе усомниться в ее верности их излюбленной игре. Когда это стало игрой? Когда эта борьба не на жизнь, а на смерть стала приносить столько удовольствия? Пожалуй, после того, как Хюррем научилась подбирать слова, скрывать мысли или затачивать их как тонкие иголочки, что при правильном попадании вполне способны убить. И если нашпиговать этими иголочками Махидевран, то та совсем потеряет силы к борьбе, смирившись со своей участью. Она сыграла искреннее беспокойство перед Сулейманом, которым становилось все проще манипулировать, и получила покои. Она так спешила утром увидеть лицо Махидевран, когда та узнает об этом, что сердце ее наполнялось радостью. Махидевран будет смотреть только на Хюррем, будет думать только о Хюррем, будет видеть сны о Хюррем. А вот и она, тоже идет к бывшим покоям Хатидже, чтобы проверить их и на лице ее сияет самодовольная улыбка. Как сладко будет наблюдать, когда эта улыбка сойдет с ее лица. *** Махидевран шла посмотреть свои новые покои. Настроение у нее было прекрасное, ведь так она станет ближе к султану и в конечном итоге сможет снова наладить с ним отношения. И даже встреченная на пути рыжая змея не испортит ей настроение. По крайней мере, она так думала, пока не услышала... - Скажи, Сюмбюль-ага, для кого ты готовишь эти покои. Она мне не верит, - голос Хюррем звучит так невинно и при этом источает яд, но Махидевран все еще ждет, что тот огорошит нахалку. Пока он не поворачивается к рыжей бестии и не произносит раболепно: "Я готовлю эти покои для вас, госпожа." Махидевран кажется, что ее окатили холодной водой из таза, в котором лежали тонкие иглы и они впились в кожу, а затем пошли дальше в ее тело, доставая до самого сердца. Ее радость, что еще минуту назад наполняла это сердце, с кровью вытекала наружу, обливая душу горечью и обидой. Хюррем, что на какое-то время опустила взгляд, чтобы не слишком выдать свое злорадство, подняла его и посмотрела на то, как с лица Махидевран стекла улыбка, а на глаза навернулись слезы. "Да, вот так и должно быть. Ты думала, что получишь эти покои и обойдешь меня. Но все, что ты хочешь, станет моим. А потом и ты тоже станешь моей рабыней." И все же, отчего-то, боль на лице Махидевран уже не вызывала былого удовольствия. Только первые секунды Хюррем улыбалась, а потом почувствовала что-то странное. Ей вдруг захотелось обнять опустившиеся плечи хрупкой женщины напротив, прижаться губами к ее виску и шептать ей успокаивающие нежности. От этих желаний Хюррем удивилась сама себе и поспешила уйти. Лицо ее наверняка выглядело странным, но ей было уже плевать, она поспешила на балкон, отгоняя от себя эти странные мысли. Видно, Хюррем просто не бессердечная, раз так сопереживает, вот и все. "Все в этом дворце все равно станет моим и ты, Махидевран, тоже склонишь голову." *** "Я заберу у тебя все, Махидевран! Я уже забрала господина, которого ты любила, забрала кольцо, которое ты хотела, покои, в которые ты почти переехала, а теперь я заберу и твоего сына. Все, что у тебя есть, станет моим. А потом ты упадешь к моим ногам и тоже станешь моей." Хюррем с улыбкой ехала в Эдирны на охоту, куда был взят Мустафа, а вот Мехмет был слишком мал для охоты, но и тут Хюрем смогла правильно подобрать слова и все же поехала с султаном Сулейманом сопровождать детей. Она представляла себе лицо Махидевран, когда та узнала о том, что никуда не едет и Хюррем снова захотелось прижать к себе эту бедняжечку. А так игра стала даже веселее. Теперь, когда Хюррем вспоминает или видит, как Махидевран расстраивается и плачет, ей хочется пригреть ее, ведь Хюррем вовсе не такая жестокая, она знает о том, какое это горе, когда Султан отворачивается от тебя. Она знает это благодаря самой Махидевран. *** Их не пустили во дворец, улицы были забиты восставшими янычарами, так что кареты развернули и отправили во дворец Ибрагима и Хатидже. Хюррем, в страхе за своих детей, оставшихся во дворце султана, подумала о Махидевран, что сейчас, наверное, в таком же страхе и ужасе за Мустафу, как она за Селима и Махримах. "Не переживай, Махидевран, я защищу твоего ребенка, только ты, пожалуйста, тоже защити моих детей. В таких ужасах нет чужих детей, все свои. И Мустафа мне как свой. Я буду его беречь. И себя... Береги себя тоже." Хюррем держала в объятиях Мехмета и Мустафу, и чувствовала себя так, словно Махидевран там, в другом дворце, так же прижимает к себе Селима и Махримах. Сердце Хюррем разрывалось на части из-за того, что рядом с ней без сознания лежит Хатидже, что Лука ранен и тоже без сознания, а где-то там ее дети и Махидевран... Хоть бы с ней все было хорошо. Поддевать соперницу было приятным развлечением, собственная власть над женщиной щекотала что-то в груди, наполняя тело теплом. Но сейчас Хюррем поняла, что никогда не хотела, чтобы Махидевран умерла, чтобы ее ясные глаза закрылись навсегда. Пожалуй, только сегодня Хюррем поняла, что без Махидевран во дворце стало бы очень пусто, а в груди больно. Конечно, тогда она получит власть полностью в свои руки, но без Махидевран эта власть больше не ощущалась такой желанной.