it hurts to breathe (xСоседи)

      Утро для Виктора наступило к обеду. Он проспал собственные пары и обнаружил себя за столом с такой ломотой в теле, какую не пожелаешь даже самым страшным врагам. Хватило сил только чтобы написать в деканат о своей болезни, выпить так и не принятые вчера лекарства, и добраться до постели практически ползком. Вдоль стеночки.       В этот день Джейс не зашёл. В следующие два тоже. Дела в Совете оказались сложнее и глубже, чем представляется, пока ты сидишь там вольным слушателем, иногда фонтанирующим идеями. Быть без пяти минут депутатом приходилось намного сложнее. Благо, рядом всегда оказывалась та, у которой мозги точно настроены на социальную сторону. Джейс многому учится у своей девушки. И ему это нравилось, равно как и всякая учёба. Правда, времени из-за всей этой канители, не осталось совершенно.       Однако, на неделе чудом всё-таки удалось вырваться в квартиру сверху.       — Виктор, привет! — ураган внес в апартаменты свежий воздух, озон и суету.       В квартире Виктора стояла затхлость. Спертый, не проветриваемый уже несколько дней к ряду, воздух. Грязная посуда: пара тарелок и кружка в раковине, абсолютно безжизненная кухня. Виктор обнаружился в комнате с диваном, который заменял ему кровать, насилуя и без того убитую спину. Мужчина сидел, обложившись туалетной бумагой и укутавшись в одеяло. Сил подняться на голос из коридора абсолютно не было, как не было их в принципе ни на что.       — ...привет, — Джейс не услышал, потому что сказано приветствие было слишком тихо. Перед глазами, в которых давило будто в последний раз, плыло. Рядом с диваном лежали блистеры таблеток, которые Виктор смог отыскать дома. И баночки с назначенными лекарствами, хватило ума не бросить прием на фоне болезни.       — ...уйди, заразишься, — это уже звучало явственнее, но только если Талис будет близко к комнате.       Проходя по квартире в поисках хозяина, Джейс наконец зашел в неизведанную до этого комнату. Оценив обстановку, всё сразу стало понятно.       — У-у-у, — протянул гость, подбираясь ближе к больному.       — Где ты умудрился заболеть?       — Окно не... закрыл, наверное, — отозвался Виктор, закрыв глаза. Под веками натурально пекло, будто кто-то насыпал туда перца. Талис подобрал блистеры, оценивая наименования.       — Ты мерил температуру? Градусника вокруг не обнаружилось. Виктор отрицательно покачал головой, а потом завалился обратно на диван, пожав ноги к груди. Под одеялом кажется, словно мужчина просто пытался превратиться в комок.       — Иди домой. Ты заболеешь, — он вяло сопротивлялся чужому присутствию.       — Успокойся, не заболею. У меня хороший иммунитет, — Джейс отмахнулся от одеяльной моли. Отодвинул подальше все лекарства, кроме назначенных баночек. Потом, вопреки словам, вышел из комнаты. Врун. На кухне начал, едва слышно, греться чайник. Хлопнула дверь. Ушёл. Но вернулся спустя меньше чем пять минут. Чайник даже не успел забурлить.       — На, померяй, — термометр выдали Виктору, пока что, оставив при себе аккуратно укомплектованный чемоданчик аптечки.       Виктору, несмотря на горячку, было приятно. Ощутимо, практически физически, до щекотки под рёбрами радостно, что кто-то его обнаружил. Вдвойне радостнее было от того, что этим кем-то являлся Джейс. Его хотелось поймать за руку и, уткнувшись в широкую ладонь лицом, пролежать так до самого выздоровления. Но никакие силы бы не заставили Виктора в этом признаться.       — Ты подрабатываешь фельдшером, Талис? — с легкой язвительностью осведомился Тейц, перехватив горячими пальцами градусник. Под одеялом вновь возникла возня.       — Мне просто нравится помогать, — Джейс гасил умирающую язву, но не удерживался от того, чтобы сморщить нос и покачать головой.       — Я заразный. Тебе ещё работать... И учиться. Брось, — просьба похожа на мольбу об обратном: «не бросай, не уходи».       — Молчи и болей, — Джейс вновь покинул комнату, оставив мужчину вариться в собственном соку. Пошумев на кухне, он вернулся с кружкой чая. Да, это не молоко и все его предпочитаемые Виктором вариации. Но тоже не плохо для тяжелоболеющего ОРВИ человека.       — Мне просто нужно немного полежать, — обречённость, с которой была сказана фраза, могла бы закопать живьем, если бы ей кто-то выдал лопату.       — Давай градусник, — удерживая чашку в одной руке, Талис присел на край дивана и протянул открытую ладонь. Виктор закопошился, вынул градусник из подмышки. Костлявая рука, почти самой смерти, судя по бледности, потянулась к Талису и вверила ему теплый термометр. Значение на нём превышало тридцать восемь, но до тридцати девяти ещё не доползло.       — Не хочу молчать, — воспротивился профессор, опираясь на локоть, чтобы приподняться и видеть собеседника. Брови заломились вверх, как у блудной уличной собаки, впервые ощутившей домашнее тепло. Виктор не припоминал, чтобы о нем кто-то заботился во время болезни, кроме врачей в клиниках. Ощущение было странным, но приятным.       — Тогда говори. Только укутайся посильнее, я открыл окно на кухне, — мимолётный взгляд на градусник, который тут же был встряхнут и отложен в сторону. Джейс улыбнулся.       — Ты хоть что-нибудь не умеешь, идеальный Джейс Талис? — прохрипел Виктор, а потом упал лицом в подушку, чтобы прокашляться.       — Так, нет, лучше всё-таки заткнись. Сядь, тебе надо пить побольше, — слова больного считывали за бред. И лишь убедившись в удобстве сидения, Джейс передал Виктору чашку, предупредив его, чтобы горячее брал аккуратнее.       — Когда я успел сделать что-то настолько хорошее?.. Я имею ввиду... чем заслужил внимание. Ты пришёл... для работы. М-можешь использовать её, — он сипел, вжимая колени к груди и тем самым немного перебивая боль в пояснице.       — Лабораторию, я имею в виду. Можешь без меня.       — Могу. Но не хочу.       Сесть ровно — это испытание. Это хуже, чем ходить. Виктор состроил страдальческое, самое несчастное выражение лица, какое только могла выдать его мимика. Спину прострелило острой болью, приходилось замирать всякий раз, когда мужчина немного менял положение тела. Тейц все-таки сел, окуклившись в одеяле, словно сова в гнезде. Он оттуда никуда не выйдет, и весь реальный мир может подождать, пока взгляд учёного скользил по статной фигуре коллеги. Виктор глупо улыбнулся, не разбирая сейчас, что все его лицо, буквально субтитрами отлично читалось окружающими.       — Тогда мне нужно скорее... — он додумал, а не договорил последнее слово. И потому фраза оказалась обрывистой. Взял кружку, нахмурив лоб, потому что горячее. С другой стороны, горячее — это тепло. Так что вскоре кружку уже прижимали куда-то в район живота прямо через одеяло. Пить Виктор явно не намерен, он-то знал, что такой температурой легко обожжет себе рот.       — Тебе нужно скорее выздороветь, — Джейс наплевал на предостережение от прикосновений, легонько поглаживая Виктора по голени через одеяло.       — Ты почему такой хороший? — продолжая гнуть горячку, мужчина накренился вбок. Не упал, конечно, ему так просто было удобнее выживать в условиях смещённого равновесия. Спина сама решила, какую конкретно форму ей принимать: буквы «зю» или иной загогулины.       — Обыкновенный. Каждый бы так поступил, — Талис пожал плечами. Фраза должна была быть простой и проходящей, но прозвучала как агитационный рекламный лозунг.       — Не хочу заткнуться. Сел.       — Тогда рассказывай, как ты себя чувствуешь. Хочешь есть? Виктор сделал несколько маленьких, практически микроскопических глотков, потом потянулся, чтобы опустить чашку на столик у дивана.       — Необыкновенный, — сорвалось с языка прежде, чем мужчина успел осмыслить, насколько двояко звучало сказанное. С другой стороны, какое Виктору сейчас дело? Он подогнул под себя здоровую ногу, а больную вытянул, чтобы выпрямить в коленке.       От прикосновений стреляло искрами. Учёный ощущал себя бенгальским огнем, к которому поднесли запал спички.       — Нормально. Не хочу есть, хочется просто сдохнуть, если честно, — осмысленная фраза, которая драла больное от ангины горло. Мужчина еще больше кренился на бок, будто намеревался рухнуть на Талиса и свернуться на его коленях котом. Правда, ничего больше не происходило, просто возник наклон в сторону. Джейс нахмурился.       — «Нормально» и «хочется сдохнуть» это немного разное, не находишь? — молодой человек поглядывал на чай и принесённую аптечку с нормальными лекарствами.       — Не-ет, почти одинаково, — протянул Виктор, окукливаясь в одеяло сильнее. Оставил на свободе только верхушку головы, вплоть до носа. Так оставалась возможность дышать.       — Надень маску? — попросил профессор, взглянув в лицо юноше. Прокручивает все ту же шарманку, что и прежде: — пожалуйста. Ты заболеешь...       — Ну что ты заладил, сказал же, иммунитет, — Талис разочаровано цокнул, вновь взглянув на болезного профессора.       — Как давно ты пил жаропонижающее?       — Не знаю. Вчера? Позавчера? — он предположил, вынув руку и даже загнув на ней пальцы под счет.       — Может хорошо, если заболеешь. Тогда смогу сделать бульон. И позаботиться о тебе, — он размышлял вслух, словно не адресовал слова Джейсу, — не хорошо, что тебе будет плохо. Но я смогу...       Болтовня становилась бессвязной, спутывалась, когда заплетался язык. Виктор все-таки съехал по спинке дивана, но не на колени к мальчишке, а просто рядом, превратившись в тканевый рулет. Голова уперлась в чужое колено, можно было ощутить тепло и давление, но теперь стало совсем не видно лица больного. Только его спутанные вьющиеся волосы. Джейс потускнел. С каждым словом картина складывалась всё хуже и хуже.       — Тихо. Тихо-тихо, поспи, — почему-то взрослого человека, авторитетного профессора и крайне независимого (по его же словам) от чужих жестов, очень захотелось приласкать, как маленького зверька. Джейс поглаживал макушку, ощущая влажность и жар. Это всё болезнь, она влияет на восприятие, искажая столпы, на которых строится мир.       А Виктор оказался до безобразия, просто до ужаса тактильным. Просто так вышло, что он сам об этом не имел ни малейшего понятия. Сейчас, когда критическое мышление собрало манатки и уехало в отпуск, мужчина наслаждался чужой лаской, словно действительно был её достоин. Он больной, вообще-то, так что можно притвориться, что это правда! Профессор Тейц отключился почти моментально, стоило проявить к нему толику внимания.       Талис дождался, когда Виктор уснул. Тогда, осторожно поднявшись с дивана, он направился в кухню с твёрдым намерением поставить Тейца на ноги всеми известными методами. Для начала он заглядывает в холодильник.       В холодильнике повесилась мышь. Из продуктов, хранящихся в нём, Виктор бы спокойно сготовил ужин. Но для Джейса это то ещё испытание: подсохший хлеб, половина банки оливок, сухой брусочек сыра, пара куриных яиц, в отделе с овощами луковица, а в морозилке одноразовый обед быстрого приготовления, такой, какие продаются в самых дешевых отделах супермаркета. Очевидно, что мистер Тейц питался воздухом или солнечным светом, иначе как объяснить такой подход к продуктовой корзине?       — Мда, — красноречиво отозвался Джейс, захлопнув холодильник.       «Ладно, придётся, кажется, искать путь отступления для достижения цели. Идём в обход».       Учёный спустился в квартиру к себе и собрал в кастрюлю куриные запчасти, овощи и мелкую лапшу звёздочками. Очень легко находить еду, когда тебя ей обеспечивают любящие родители, которые не против заехать в гости пару раз в месяц. Плюс, Талис успел наконец-то переодеться в домашнее. Вероятно, в толстовке и пижамных брюках, в квартире Виктора он предстанет впервые, ведь до этого всегда забегал к профессору сразу после работы.       Готовить у себя учёный не решился, чтобы не оставлять напарника в одиночестве. Так что вернулся в апартаменты этажом выше и приступил к приготовлению нехитрого блюда. Да, рецепт пришлось уточнить к Гугла, но об этом никто не узнает. Когда бульон оказался готов и остался настаиваться на плите, Джейс помыл посуду (всю в раковине, ну так, заодно) и вернулся в комнату.       Любить, ценить и никому не отдавать — прямая инструкция к эксплуатации мистера Тейца. В детстве Виктору нужно было написать её на лбу, чтобы избежать всех дальнейших проблем. А так вот, лежало недоразумение, дышало через рот, и выглядело не взрослым человеком, а хлебным мякишем. Впрочем, сон Тейца сейчас был чуток. Разум реагировал на шаги, глаза открылись. Он несколько секунд совершенно трезво смотрел на Джейса, словно пытался вспомнить, откуда в его квартире образовался этот юноша.       — Джейс, — сиплое обращение. Мужчина вытянул руку из под одеяла, словно просил подойти, и вновь отключился. Джейсу не хватило времени обрадоваться тому, что партнёр проснулся. Счастье оказалось настолько недолгим, что молодой учёный даже не успел прийти на зов.       — Я здесь, — обещал Талис, оглядываясь. Намерение провести здесь ночь крепло с каждой секундой.       Знаете это чувство, когда повышается температура? Сны во время горячки? Виктор знал и потому болел редко, предпочитая утепляться и профилактироваться ещё до простуды. Теперь, упустив момент, он ощущал себя шашлыком на вертеле. Воображение рисовало какие-то схемы, цепочки ДНК, названия и цветные кляксы перед глазами. Единственное, что виделось им в этом сне отчётливо — лицо соседа этажом ниже. В лучах славы и света, он стоял, обнявшись с будто бы позолоченной Мэл Медардой. Отринул мирское, словно порождённый и вознесенный Бог, он даже не смотрел на чернь у своих ног.       Чернью был сам Виктор.       Следующее пробуждение спровоцировал приступ кашля, мужчина подскочил и сразу же согнулся, обняв себя за ребра и закашливаясь, словно в последний раз.       — Эй-эй-эй, — отпрянув всякие прочие размышления и даже не подозревая о том, чем сейчас занят воспалённый разум Виктора, Джейс влез на диван и уложил руку между лопаток больного.       — Тише, — шептал учёный, плотнее укутывая напарника, едва приступ отступил. Совсем рядом. Создал на диване настоящий пожар вместо растёкшейся лавы. А всё потому, что ворвался сюда со своей извечно жарящей печкой души, хотя никто его об этом не просил. Сейчас, пока он помогал простуженному, может быть жизнь Тейца и казалась лучше. Но так ли к лучшему было появление в ней Джейса на самом деле? Большой вопрос, о котором оба обязательно задумаются позже.       — Холодно, — жаром изо рта выдохнул Виктор, расслабляясь под теплой ладонью. Нашел в себе силы обернуться, сесть так, чтобы расположиться к Джейсу плечом.       — Ты же время теряешь, — говорил Виктор, натянуто улыбнувшись. Казалось, синяки под глазами стали глубже, скулы острее. Он весь осунулся, как высушенная косточка.       — Иди домой, Джейс, — в очередной раз попросил мужчина, вглядываясь затуманенным жаром взглядом в лицо Талиса. Джейс машинально потрогал чужой лоб, накрыв ладонью.       — Либо спи, либо поешь. Будешь? Надо, Виктор, — слова были пропитаны лаской. Это выученный с детства инстинкт: нельзя общаться с больными не ласково, им ведь и так не сладко. Молодой человек оставался рядом, формируя из своего корпуса удобную подставку для чужих плеч и голов. Виктор воспользовался случаем. Он накренился вперед, уткнувшись головой куда-то в район ключиц, и обмяк.       — Ты горячий. Очень, — шептал Тейц практически в шею соседу, собираясь с силами и мыслями для последующего ответа. Отлип спустя тягучие секунды беспомощности, и приложился плечом к спинке дивана, все еще продолжив смотреть. Виктора приобняли. Совсем без задней мысли, это даже полноценным жестом назвать нельзя. Просто положили руки туда, куда вела естественная интуиция.       — Поем. Ты прав, действительно, — вздох, помешанный со шмыганьем носом, — надо.       — Я сейчас принесу, — Талис прямо расцвел, сползая с дивана. Он оставил Виктора ждать, а сам сбежал на кухню. Вернулся он уже с тарелкой горячего супчика, где плескались кусочки морковки и лука, а на дне возлежал ломтик курицы в окружении макаронных звёздочек.       — Оу, — чем больше бодрствуешь, тем яснее становилось сознание. Виктор сгруппировался ближе к столику, потерпев при этом изрядных потерь в поясничном отделе позвоночника.       — Ты сам приготовил? — улыбнулся мужчина, подперев голову рукой. Он следил за соседом и, вообще-то, даже принюхался бы, если б не насморк.       — Конечно нет. Мне подарили, а я передарил тебе, — пошутил Талис, довольный своим ободряющим позитивом.       — Шутник. Спасибо. Я поем. Мне уже лучше, сейчас выпью что-нибудь жаропонижающее... и встану на ноги. Ты не обязан быть здесь, как бы не возмущалась твоя совесть, — мужчины хватило даже на связную речь. Только вид все еще был размазанным, как сопля по шторе. Мужчина наклонился над чашкой ароматного бульона. При всем желании именно аромата Виктор не чувствовал, но послушно заливал в себя ложка за ложкой суп.       — Нет, уволь, — Джейс подполз ближе к краю дивана, чтобы было удобнее наблюдать за дегустатором его стряпни. — Во-первых, не выпьешь. Во-вторых, не встанешь. Я сам тебе всё дам, твоё дело лежать и выздоравливать, — учёный улыбнулся, сложив руки на коленках, растопыренных по-турецки. — Возражения не принимаются по причине моего хотения, — вообще-то в этом тандеме авторитетом был всё-таки Виктор. Его мнение закрадывалось в основу и учитывалось Джейсом как векторно-правильное. Но не во время простуды. Тут даже гениальные умы превращаются в сопли. Слушаться такого — себе дороже.       — Интересный выбор пасты, — заметил профессор, поправив на себе одеяло. А говорил он, само собой, о забавных макарошках-звездочках, и не ясно это был личный выбор Талиса или кто-то до сих пор считал его ребёнком.       — Ну а что, она вкусненькая. В супах, например, обычные макароны не так ощущаются. Слишком крупная форма, — простодушно ответил Джейс. Гениальный учёный, выдающийся студент университета, без пяти минут депутат городского Совета: и макароны звёздочками. Неисправимый ребёнок.       — Обычные макароны тебе не чем угодили? — хрипло засмеялся Виктор, откинувшись головой на диван. Смотрел в потолок, ощущая, насколько все тело было мокрым. Хотелось окунуться в горячущую воду, смыть с себя эти мучения. Но кто его сейчас, конечно, пустит...       — Размером, я же говорю, — улыбнулся Джейс, глядя на то, как повеселил напарника.       — Надо тебе оно? Время тратить на больного. Я сам виноват, к чему тебе со мной нянчится, у тебя же всегда... полно дел, — учёный прихлебывал суп, потом отвлекся на остывший чай и почти залпом опрокинул в себя кружку. Это все обезвоживание.       — Сейчас, как видишь, могу себе позволить немного разгрузиться. Лучший отдых — это смена деятельности. Совмещаю приятное с полезным. Не бросаю друга в беде, — продолжая шутить, Талис загибал пальцы на руке, возведя глаза к потолку.       — Ты в домашнем? — брови взметнулись вверх, Виктор не донес ложку до рта и осмотрел влажным, больным взглядом на соседа так, словно впервые видел его в обычной одежде. Хотя, почему же словно? Именно, что впервые.       — А? Ну… да. А что такого? — молодой человек искренне не понял чужого удивления, даже отрываясь от перечисления афоризмов в тему вечера.       — Впервые вижу тебя в чем-то человеческом. Не с иголочки, я имею ввиду. Господи, как же плохо... — он вытянул ногу, вновь сделав это лицо: лицо страдальца.       — Может её просто отпилить, как думаешь? Это хотя бы не больно. Непринуждённость тем могла быть верным признаком: отлегло. Это значит, что у Виктора есть шанс сейчас выпить таблеточку и хорошо поспать до утра… А нет, показалось.       Улыбка сползла с губ Талиса.       — Сильно болит, да? Прости, я ведь ничего не знаю об этом… заболевании. Ещё не успел почитать.       — Нормально. Просто... она отказывает и плохо гнется, больно, — Виктор попытался объяснить доходчиво. Без терминов, названий, ставок и прочей мишуры, которую можно было бы навесить на пояснение. Мужчина положил на колено руку, сжав пальцы и замерев.       — Также в спине. Снизу вверх, в общем.       — С этим можно что-то… — слова давались плохо. Едва ли ворочали язык, заставляя рождаться неудобным вопросам по неудобной теме. На самом деле, всего три месяца назад даже не верилось в то, что Виктор имеет настолько обширный плацдарм для развития различных заболеваний. Пока что мешала восприятию через розовые очки только собственная осведомлённость о фактах. Джейсу хотелось думать, что этот мир грёз продлится дольше.       — Нет, неизлечимо, — ответ получился равнодушным, словно Виктора больше трогает боль, чем суть заболевания. Колено перестало тянуть, и мужчина отпустил его, откинувшись на спинку и попытавшись укутаться в одеяло, которое норовило сбежать из под пальцев.       — Говорил же — пять лет. Можешь, пожалуйста, принести мне что-нибудь от жара. Не хочу бред, — он повернул голову так, чтобы видеть собеседника.       — Если тебе не сложно, Джейс, — та мягкая интонация, с которой Виктор произносил его имя, будто прокатывалась шариком мороженого по нёбу. Это не акцент, но что-то определенно не с этой планеты.       — Нет, конечно, не сложно, — Джейс спохватился особенно активно, пытаясь убежать от всего негатива, кроме банальной простуды. Он слез с дивана одной ногой на пол. Положение странное, но удобное и выглядящее довольно уютно, раз человек позволяет себе такую гимнастику.       — Измерь ещё раз, пожалуйста, — Виктору протянули градусник, пока что расщёлкивая замочки чемодана и доставая лекарства.       — Мг-угу, — термометр оказался в искромсанных пальцах. Виктор ворочался под одеялом, определяя градусник подмышку, и затих, не сводя глаз с Джейса. Мужчину искренне поражало, как человек завтрашнего дня в обычной, уютной одежде может выглядеть человеком дня сегодняшнего. Настолько близким и настоящим, что можно даже задуматься, а не привиделось ли.       — Расскажи, как прошел твой день? Или два уже, вроде... Расскажи. Джейс уже было набрал полную грудь воздуха и открыл рот, как вдруг осекся с блистером в руках.       — Тебе правда интересно? — уточнил молодой человек, выкладывая на стол таблетки от кашля, боли в горле, один пакетик завариваемой смерти печени и спрей от насморка. На будущее, наверняка ведь что-то понадобится, ведь простуда никогда не проходит бесследно.       — Ну-у. У меня небольшая засада в Совете. Мне сложно выкраивать время на что-то ещё. Начиная от собственного проекта на грант и заканчивая временем с Мэл. Она немного обижается на это, но неужели сложно понять, что я даже не на все пары прихожу. Моё время в лаборатории при университете скоро как стервятники растащат. Хотя, ты не подумай, готовить детальные спичи в Совет тоже интересно. Чтобы разносить всех по фактам. Они до этого не особенно парились за закрытые логические дырки в презентациях, представь! — кажется, Джейсу просто нужно вывалить своё словесное недержание. Чтоб не загнаивалось внутри. Хотя, нельзя утверждать наверняка, помогал ли в этом Виктор и являлся ли первым слушателем этого потока мыслей.       Виктор перевалился через подлокотник к столику, чтобы рассмотреть все сокровища из чужой аптечки. Жаропонижающее нужно было заваривать, это досадный факт. Тейц плавно, насколько мог, начал стекать с дивана.       — Можно урезать вечера здесь, чтобы больше времени уделять девушке, не думаешь? — усмехнулся Виктор, стоя теперь уже вертикально. Слегка пошатываясь, но стоя. Одеяло висело на плечах как непокорная, норовящая упасть тряпка. Из одежды мятая футболка и пижамные брюки, голые пятки без носков.       — Но я не хочу урезать! Мне ещё никогда так легко не работалось, — Джейс возмущался, слегка выпячивая нижнюю губу, как ребёнок на грани того, чтобы разреветься от чувства несправедливости.       — Тебе действительно нужно поймать баланс, иначе рискуешь потеряться в делах. Не заставляй меня волноваться, Джейс. Твой планер наверняка скоро разорвется от списков дел, — мужчина нащупал у края дивана костыль, наклонился за ним, поморщившись, и выпрямился уже с опорой.       — У меня всё под контролем, Виктор, — учёный раздражался. Прежде всего потому, что ему указывали на его же объекты сомнений. Обычно все люди, наоборот, пытались перетянуть одеяло на себя: задержись пожалуйста со мной, заезжай в воскресенье в универ, разбери мой проект в свободное время. А Тейц ничего такого не просил. Даже наоборот, в каждом слове пытался выгнать Джейса куда подальше. Это, если честно, тоже немного напрягало, но не до той степени, чтобы казаться критическим.       — Я схожу налью кипятка. Заодно умоюсь, а то боюсь представить, какой тут перед тобой... видок.       — Нормальный у тебя видок. Ты же болеешь, — простодушно заключил Джейс, плюхаясь на край дивана.       — Да уж, — вяло отмахнулся мужчина, опираясь на косяк. Неизвестно было, как объяснить Джейсу, что в его присутствии, когда вокруг все начинает блистать золотом, хотелось выглядеть лучше. Ещё сложнее было объяснить себе, почему это вообще нужно.       Почему хотелось выглядеть лучше.       В любом случае Виктор об этом не подумал. Градусник посмотрел сам, положил на столик, и заковылял в сторону коридорчика и кухни.       Он добрел до кухни, залил кипятком порошок и уже вместе с кружкой пошагал до туалета. Умылся. Ужаснулся. Решил, что возвращаться в комнату не станет, пока внешний вид не будет схож с благоухающей розой, а не со сгнившим кактусом. Вздохнул. Смиренно покинул уборную, намереваясь по самый нос закопаться в постельном белье, чтобы Талису не досталось возможности лицезреть это убожество.       — Так вот о твоем «под контролем», — начал учёный, завернувшись в одеяло по самую макушку. Только пар от кружки выдавал его присутствие в этом ворохе тканей.       — Я не считаю, что жертвовать личным ради работы — это разумное решение. У тебя впереди не только будущее, но ещё и семья, — вяло говорил Виктор, сюрпая приторно гадкий напиток. — Ты молод, у тебя есть все шансы стать счастливым человеком.       — Ты решил поучить меня жизни? — удобно разложившись на краю чужого дивана и закинув ногу на ногу, ответил Джейс.       — Возможно, — послышалась усмешка и очередное сюрпанье. Виктор показывал нос, но только чтобы видеть Джейса.       — Не думал, что твоё кредо — высокая мораль, — тон Талиса совсем слегка затвердел. Плавкое золото начинало застывать, если не подогревать его на горелке чувств. — К тому же, чья бы корова мычала. Вот сколько тебе лет?       — Тридцать два. И у меня высокая мораль, — кивок головы, качнувшаяся челка, а потом все снова пропало из зоны видимости. Виктор втянул голову в одеяльного монстра. Джейс прикидывал циферки в голове. Виктор казался младше на вид, и старше, едва открывал рот. А вообще-то, восемь лет — не такая уж большая разница.       — Тридцать два. Значит я тоже могу ткнуть тебя носом в то, что пора думать о счастливом будущем. А то как-то не совсем справедливо получается играть в одни ворота, — Талис продолжал полулежать, облокачиваясь лопатками о спинку и локтями на диван.       К горлу Виктора подкатило возмущение. Оно формировалось не в слова, а в колючий взгляд, адресованный юноше. Взгляд транслировал: «ты идиот?». Впрочем, Виктор понимал, что по выражению лица, Талис вряд ли сделал бы нужные выводы.       — Джейс, — с нажимом произнес сипящий голос, — подумай, что ты сейчас сказал и кому. Счастливое будущее из нас двоих будет у тебя, так что не ломай комедию и, я настаиваю, разберись с графиком. Узнаю, что ты игнорируешь личную жизнь в угоду хосписа — не пущу на порог.       — Виктор, чёрт возьми, хватит себя закапывать, — Джейс спорил жарко, горячо, впрочем, как делал всё в своей жизни.       — Ты умный, симпатичный. Люди так живут и очень даже счастливо, хватит принижаться. Познакомься с какой-нибудь девчонкой. Они западают на мозги, поверь,       — учёный трещал и трещал. Его слова можно смело делить на два.       — Джейс, черт возьми, мне осталось жить чертовых пять лет! — вспыхнул мужчина, отставляя кружку на случай, если случайно в пылу умудрится ее перевернуть.       — В лучшем случае. В худшем я не хочу думать, потому что мне, в конце концов, хочется хоть что-то успеть, — он, возмущаясь, сбросил с себя одеяло и посмотрел на Талиса волком, сам при этом выглядя тощей мартышкой.       — Мне не доказать, что ты не прав, да? — вздохнул молодой человек, стекая по дивану.       — Никто на моем месте и будучи в здравом уме не обречет другого человека на страдания просто потому, что хочется урвать кусок внимания к своей персоне, я не эгоист, — у Виктора красные щеки, масляный взгляд, но крепкая уверенность в своих словах. — Так что закрой свой рот и действительно, сделай уже что-нибудь с графиком, спасибо, — гневная тирада сдулась воздушным шариком, Виктор чувствовал, как его мелко трясло от холода, но позорно надевать на себя одеяло показалось ему чем-то унизительным. Мужчина отвел взгляд, ощущая, как дерет изнутри горло. Это не только ангина. Виктор поразительно слабый человек.       — Я посмотрю, что можно сделать с графиком, мам.       Молодой человек обиделся. Остался полулежать, наблюдая за напарником, с которым разошёлся во взглядах. Есть только два мнения: Джейса и неправильное. Талис смолчал, кипятясь внутрь себя. Хотелось сказать. Но что именно сказать, на ум не приходило. Что вообще говорят в ситуации, когда узнаёшь об отмеренном сроке жизни твоего… даже не друга. Просто партнёра, с которым оказалось очень удобно работать.       — Знаешь, — решился ответить учёный, поднимаясь на локтях, чтобы поддерживать зрительный контакт.       — Обычно, любовь просто случается, её не выбирают. И плевать сколько там кому осталось и что будет дальше, — звучит уверено, словно Джейс — главный эксперт в сердечных делах. На самом деле мнение было составлено из прочитанного когда-то Шекспира и эйфории от недавно начавшегося романа с Медардой.       — Так что не ставь на себе крест.       — Во всем хорош, даже в идиотии, — вяло отреагировал Виктор, натянув уголки губ. А потом опустился всем корпусом на собственные колени, зарывшись пальцами в шевелюру. Во-первых, так теплее. Во-вторых, так Джейсу не будет видно лица. А, в-третьих, сил выдумывать что-то еще у Виктора просто не хватило, так что обойдемся коленками.       — Я сдаюсь, тебя не переубедить. Давай просто, не знаю, останемся каждый при своём, — предложил учёный, ощущая, что ресницы мокнут. Нет уж, этого точно нельзя допустить, так что он смахивает воду с глаз пальцами, пока положение позволяет сделать это незаметно. Виктор и без того достаточно жалок сейчас.       — Эй, — переключился Талис. Обиды обидами, но при реальных проблемах на горизонте нужно свернуть всю эту накрытую поляну негатива в скатерть и затолкать в мусорное ведро.       — Плохо? — учёный подполз ближе, опустив одну руку на спину сложившегося пополам комка, а другой обхватив костлявое плечо.       Ох уж эти детки, на которых след залюбленности в детстве остаётся неизгладимым пятном всю жизнь. Да, эгоистичные, стоящие на своём и требующие крутки планеты вокруг них. Но при этом понимающие, как поддерживать и любить. Если маленький Джейс болел, то был окружён заботой и вниманием. Это отложилось уроком: с людьми надо поступать точно так же.       У больного же было такое ощущение, словно к спине приложили раскалённый утюг. Виктор дернулся на чистых рефлексах, постаравшись выбраться из-под прикосновения, но плечо зафиксировано и сбежать так просто не удается. Плечи вздрогнули, никем не любленная тушка откликнулась на заботу, словно беспризорная бродяжка, в то время как мозг отчаянно давал отпор. Виктора размазывало, плечи вздрагивали повторно, и он сжимался сильнее, практически уронив себя между коленей. И не отвечал, потому что голос наверняка дрогнул бы, стоило только открыть рот.       Почему-то было горько. Такое чувство возникало, когда в общей сумятице несправедливостей становилось очень обидно, что всем и все достается гораздо проще, чем тебе самому. Становилось очень-очень обидно за себя, а жалость к себе самая прожигающая. Виктору эти чувства в корне не нравились, как и не нравилось ощущать себя уязвимым. Он попытался одной рукой поднять с пола край одеяла, потому что обязательно нужно было что-то, во что можно уткнуться лицом.       А еще лучше было бы просто провалиться под землю прямо сейчас.       Виктора не держали. По крайней мере не пытались насильно. Джейс поглаживал напарника по спине, каждым жестом источая из обжигающей ладони сострадание. Не к хрони, а просто к простуде. Её учёный хотя бы понимал, в отличие от эфемерных заболеваний, которые ограничивались в восприятии здорового человека только укороченной продолжительностью жизни.       — Сейчас ляжем спать. Завтра будет полегче, — пообещал Талис, наконец отпустив мужчину и наклонившись за одеялом. Очередная непрошеная помощь. Даже нет. Вмешательство.       Виктор шмыгает носом раз, два, еще и еще, пока хоть призрачно не удовлетворяется. В носу свербило, пазухи забило так, что нажми под глазами, и гной польется мимо. Теоретически, разумеется. Но носом Виктор шмыгал не от насморка — какое хорошее прикрытие! Кивок головы, одеяло, перехваченное в ладонь, стук сердца где-то в самых ушах, за косточками.       — У меня один... — он сглотнул, услышав, как именно звучал голос, — диван. Было принято решение больше не открывать рта. Вместо предложения Талису уйти домой и поспать как нормальный человек, Виктор просто перестал сопротивляться. Перестал сопротивляться как Джейсу, так и самому себе, щеки стали мокрыми.       — Ты что...? — выдохнул Джейс, уже целиком забрав Тейца в объятье. Кинестеты — они такие, им только дай волю тебя потрогать. Впрочем, пусть трогают, пока не сказано вслух логическое завершение фразы про плач.       — Я лягу на стульях или на полу. Я же тебя не брошу болеть одного. Джейса хотелось оттолкнуть. В идеале вообще послать куда подальше, чтобы он поменьше лез в чужие дела. Делами, вопреки здравому смыслу, хотелось делиться. Хотелось брать тепла, льнуть к ласке, быть, в конце концов, эгоистом. Виктор наклонился вбок, выбиравшись из своих коленок и оказавшись в чужих руках. Чужие руки были лучше коленок.       И да, отрицать очевидное было невозможно, действительно плакал. Некрасиво, как свойственно больным людям. Мало какие люди вообще умели лить слезы эффектно, это удел тонких, изящных женщин, а не калек.       — Раздвигается, — на рваном выдохе сказал учёный, скрыв лицо в уголке одеяла и предплечье Джейса. Этот позор можно будет всласть раскрутить завтра, вспоминая детально. Стыдно тоже будет завтра. Сейчас Виктору, что говорится, плохорошо.       Джейс всех этих терзаний не знал, так что просто делал то, что должен.       — Что? — переспросил молодой человек, хотя это было совсем не важно. Он бы с радостью отрешился от всего материального в эту минуту, лишь бы ничего не волновало воспалённый болезнью мозг.       — Ну всё-всё, Виктор. Всё нормально, — успокаивающий шёпот смазан и неразборчив. Он повторяется, закольцовываясь, потому что никакой новой информации плачущим людям не нужно. Им нужна поддержка и стабильность. Талис покачивал чужой корпус в своих руках, невольно задним мозгом поражаясь, насколько он тонкий и нежный. Сейчас Виктору можно расслабиться и делать всё, что только возможно придумать. Хотя, плакать всё равно не надо, даже если этого хочется больше всего.       И истерика сбавляла обороты. Виктору становилось совестно, но прерывать хрупкий баланс, придуманную и случайную идиллию, не хотелось. Он замер, сдерживая в груди хриплый кашель, и растягивал ощущение, как только мог. Но сказки не длятся вечно, у них всегда есть конец, и если брать за основу первоисточники, то чаще всего конец был поучительный и жестокий. Мужчина закашлялся, содрогаясь всем телом, и отстранился, вытирая рот. Заодно и лицо, на самом деле, но это уже детали.       — Извини, — шепотом, на полутонах, голос не повышался, оставаясь все таким-же сиплым, тихим, совершенно сломленным, как канареечное горлышко, — диван раздвигается. Я... если ты всё-таки, настаиваешь, могу раздвинуть. Ну, чтобы лечь нормально, а не на пол. Не нужно на пол, пожалуйста. Вольтом. Или подушку положить между.       — Да я вроде бы не особо вертлявый, — Джейс ободряюще улыбнулся. Спокойно отпустил Виктора и отпустил ситуацию. Будто бы ничего и не случалось.       — А чего ты его себе не раздвигаешь? — спросил Талис, с готовностью и энтузиазмом взявшись за идею переночевать в другой квартире. Молодой человек слез с дивана.       — Мне хватает, — усмешка выходит злой.       — А как же получать от сна удовольствие, когда большая кровать, есть где развалиться...?       — Сплю пластом. Сейчас, пару минут, — попросил мужчина, стягивая с дивана смятое влажное постельное белье и одеяло. Снял пододеяльник, стянул наволочку, после вяло побрел к шкафу, бросив грязное постельное прямо на полу.       — Ты ел сегодня? — он пытался говорить так, будто ничего не произошло. Получалось скверно.       Хождение больного по мукам, именно так можно назвать расправление и застилание кровати. Виктор не нашел второй подушки и это, кажется, его добило. Программа дала сбой, мужчина встал посреди комнаты, растерянно глядя на своё творение, и замолчал.       — Конечно, — простой как три копейки. Талис помог заправить пододеяльник, хотел того Виктор или нет. Также как схватился за расстилание дивана. Ему нравилось быть участным, ничего не поделаешь.       — Чего? А, я понял. Щас, секунду. Бельё в стирку кинуть? — навострив лыжи на выход, Джейс спросил чисто напоследок.       — У меня подушка одна. Ты не будешь здесь спать без подушки, — в пару мгновений став на два десятка лет младше, Виктор превратился в капризного двенадцатилетку. То, что одеяло у него тоже одно, пока почему-то не смущало. Видимо, потому что не успел об этом подумать.       Не получив ответа, Джейс самовольно сгреб бельё с пола.       — Я же сказал, сейчас, принесу, — Талис исчез из комнаты, а, закинув бельё в корзину, и квартиры.       — Э-э-э, — растерянным идиотом проблеял мужчина вслед, оторопело кивнул и забрался с ногами на расправленный диван. Поправил какие-то складочки, ощущая всю неправильность ситуации.       — Ладно, — меньше складок не становилось. Становится больше нервов и ожидания.       Виктор взял со столика таблетки от боли в горле, затолкнул в себя одну, пошуршав фольгой, и несчастным котом уселся к стенке импровизированной кровати. Потому что спать он решил, что очевидно, у стенки.       Джейс сбегал на этаж пониже. Захватил подушку и зубную щётку. А что ещё нужно для счастья?       — Ну вот и подушка, а ты расстроиться успел, — молодой человек кинул ее на диван. Второе одеяло все еще не найдено. О нем все еще не подумано. Впрочем, что взять с больного? Виктор сидел потерянным и грустным, поднял взгляд, потерялся.       — Зря не лёг у себя. Я же никуда не сбегу, это моя квартира, — прохрипел мужчина, всеми фибрами души умоляя Джейса никуда не уходить.       — И я все еще волнуюсь... — он говорил это в контексте заразности, но понять можно как душе угодно. У Виктора не очень хорошо с выражением мыслей вслух, когда совсем недавно его корежило от жара.       — Всё в порядке, честно, — Джейс уселся на кровать и легонько отклонился назад, чтобы, тепло обхватив ладонью, потрепать Виктора за коленку. Ту, которая, вроде бы здоровая (но это не точно).       — Или тебе стала неприятна моя компания? — с хитрой подковыркой спросил Талис, укладываясь на свою половину.       — Тебе не кажется, что за сегодня уже... достаточно? — прокашлявшись, Виктор увел ногу в сторону от физического контакта. Нутро кричало вернуться в исходную, кричало о необходимости. Мужчина заткнул свое подсознание грязной тряпкой. Впрочем, Джейс отлично выбрасывал старые ветоши на помойку, потому что сложно было не заметить, как учёный поперхнулся (а это точно не кашель) и забегал взглядом, отчаянно разыскивая, за что можно зацепиться. Цеплялся, как на зло, за Талиса.       — Точно. Прости, забыл, — вскользь извинился юноша, нехотя вставая из едва принятого горизонтального положения. Ему что в лоб, что по лбу. Говори-не говори, а не трогать людей сложно, когда ты привык так познавать этот мир.       — Вот чёрт! — воскликнул Талис, машинально нашаривая рукой.       — Черт?.. Что-то не так?       — Да одеяло забыл взять. Сейчас метнусь, — Джейс намеревался снова сбегать до своей квартиры, опуская ноги на пол.       — Боже, погоди, у меня есть плед. Ну, и я не то, чтобы очень верчусь, вроде бы, — не было ни одного человека, который мог бы рассказать, каким именно ужом вертится Виктор во время сна. А сам Виктор уверен, в общем-то, что такой особенности за ним не замечено, так как просыпался он действительно в той же позе, в которой уснул. По крайней мере, в большинстве случаев.       — Ой да я так посплю, мне жарко, — Джейс, было, попытался уложить Виктора за плечи в кровать, но осекся аккурат в сантиметре от кожи.       — Если не смущает, в общем, то перестань носится туда-сюда, как спринтер, — вяло добавил Тейц, перелезая диван, чтобы выключить свет, но не успел.       — Хватит тоже носиться. Я сам всё сделаю, — Талис действительно встал первым. Он добрался до выключателя, и комната погрузилась в манящую дрему. Затем молодой человек улегся, повернувшись к партнеру спиной.       — Спокойной ночи.       Виктор бухтел. Под нос, очень методично и совершенно неразборчиво. Потом затих. Можно было бы сделать вывод, что уснул, но на самом деле это был просто такой план. Он выжидал, вслушиваясь в чужое дыхание, и заодно изводясь от своего. А потом Джейсу на бок оказалось закинуто одеяло. Ровно половина (чуть-чуть поменьше), призванная укрыть эту габаритную машину хотя бы частично. Посипев в подушку, ещё немного позже Виктор пододвинулся и теперь уже умудрился закинуть одеяло дальше, рискованно оказавшись рядом с горячей печкой спины. Дышать он резко передумал в принципе. Подумаешь, рефлекс! Вот откинется от асфиксии, а там пускай организм уже подключает этот рефлекс обратно, но сейчас учёный задерживает дыхание до боли в рёбрах и щекочущего, требовательного чувства кашля.       Половину одеяла Джейс ещё мог принять. И даже счесть это приятным знаком внимания. Но целиковое, от больного человека, когда ты пока что даже не в одном глазу за эти пять минут лежания! Увольте!!       Талис рывком развернулся и набросил одеяло на Виктора, словно оно — леопард в прыжке. Это точно должно выбить неосмотрительную антилопу на кашель и нелепую попытку ретироваться. В общем, не тут-то было! Учёный запаковал партнёра целиком, как в кокон, подтыкая края. Данную шаурму удерживали, чтобы не сбежала.       — Спи. Сказал же, жарко. А то уйду, — вестимо, за одеялом. Но испугаться от формулировки можно заранее.       Мужчина ожидал чего угодно, но не быть завёрнутым в рулет на собственном диване. На деле, несмотря на то, что это было меньшее из всех тех зол, которые на него обрушились, оно не помешало от неожиданности (и с перепугу) вскрикнуть и выбить из легких кашель.       Тейц заткнулся, когда понял, что находится с Джейсом нос к носу. Шарики смазаны маслом, ролики пришли в движение, в голову впервые за два месяца пришло четкое осознание симпатии к другому человеку. Виктор на голых рефлексах потянулся вверх к губам, буквально на мгновение упустив реакцию тела. Она, знаете, происходит без команды мозга. А потом осекся, резко повернув голову в сторону. Сердце стучало, как заведённый мотоциклетный мотор, почти с ревом.       — Джейс, слезь с меня, — получилось раздавленнее, чем прежде. А спорить об одеяле не осталось сил.       Джейс оказался доволен итогом своего озорства. Не развеселён, а именно удовлетворён изящным шаловливым решением проблемы (которую сам же придумал, но это уже нюансы).       — Я уже, — лицом к лицу, молодой человек усмехнулся, растягивая уголки губ. Он действительно слез и отвалился на свою половину, оказываясь бочком к Виктору.       Никто не хотел разбираться в происшествии. В основном, у стенки дивана хотели разложиться на атомы и больше никогда, никогда ничего не чувствовать. Виктор не сдвинулся с места, уставился в диван и дышал. Дышать приходилось часто, хрипло и отчаянно, потому что мозгу срочно потребовалась дополнительная доза кислорода.       В этот раз мужчина выжидал дольше, большей частью от того, что пребывал в глубокой прострации. Но когда посреди ночи его накрыл кашель, он все-таки повторил попытку укрыть Джейса. Набросил одеяло на широкие плечи, задержался ладонью между лопаток и свёл брови практически до боли от ощущения несправедливости. Оно вообще любило ходить за учёным по пятам, напоминая о каждом из его недостатков.       — Спокойной ночи, — тихо выдохнул Тейц, а потом развернулся на бок, поджав к груди здоровую ногу. Сон настиг его.       Утро наступило быстро. По ощущениям, ночь пролетела как пять минут. Джейс, позволив себе в этот раз обойтись без подачки бога (то есть, встать не рано), открыл глаза в десятом часу.       Молодому человеку сначала нужно было некоторое время на то, чтобы осознаться, почему он проснулся в чужой постели. Затем тихо вылезти из кровати и потянуться. И как Виктор вообще спит на этом ужасном диване? Откровенно говоря, Талис считал, что у себя дома целенаправленно спать на чём-либо, кроме специально предназначенной кровати с матрасом — строго воспрещено.       На цыпочках учёный через ванную прошел на кухню, чтобы воспроизвести второе (и последнее) блюдо из ассортимента его кулинарных способностей: яичница «помойка». Сложи всё что есть в холодильнике на сковородку и залей яйцом. На завтрак вместе с высокой кулинарией — чай, потому что а) в доме кофе не было; б) Виктор не любил кофе. Джейс, опять же, считал это кощунством, начинать утро без бодрящего напитка, однако, что имеем.       Талис притащил нехитрый завтрак в комнату, где составил на столик. Рядом оставил градусник и таблетки. На каком-то клочке бумажки для заметок Джейс поздравил Виктора с добрым утром, пририсовав под посланием солнышко, оставил там же на столе, и ушел из квартиры. Забрал только подушку, напрочь забыв про зубную щётку. Голова уже была занята насущными делами. К двенадцати надо было успеть в лабораторию, к шести — в Совет.