it hurts to breathe (xСоседи)

      Будильник. Взгляд в стену. Душ. Чашка молока. Свитер и брюки. Порция лекарств. Пальто. Замки. Автобус. Пеший маршрут до больницы.       Утро у Виктора не задалось. Он плохо спал прошедшей ночью, боль в ноге уже била выше, по тазобедренному суставу, атрофирующимся мышцам, и до самой поясницы напоминая мужчине, что он давно сгнившая развалюха. Он крутился всю ночь, сжимая между ног одеяло и беззвучно воя в подушку. А утром за окнами обнаружился дождь — источник ночных стенаний.       Мужчина дошел до больницы и пешком поднялся на третий этаж, потому что для здания в четыре этажа не предусматривают лифтов. Постучал в дверь, привычно поздоровался с доктором. Обычные, ежемесячные манипуляции: забор крови, анализ, диалог по сбору анамнеза, сожаления, результат, получаемый в регистратуре — все, как всегда. Виктору даже не нужно заглядывать в отчет, чтобы понимать, что очередная программа лекарств начала прекращать воздействие, а вирус в его организме выстроил иммунитет к препаратам. Новая порция в аптеке, уже другая, призванная помочь. Последняя, если Виктору не изменяет память, возможность приглушить болезнь.       Следом ещё несколько обследований, потому что одним вирусом жизнь его не ограничилась, и новости, что атрофия развивается быстрее, чем планировалось. Новая опора — костыль. Прогноз — около пяти лет при хороших условиях. Можно ли назвать жизнь учёного хорошими условиями? Он сомневался. И отчаивался. Паралич добьет его раньше.       — Всего доброго, — мужчина попрощался с милейшей девушкой в регистратуре и ушел, забирая с собой свои диагнозы и тяжёлые, чугунные мысли.       Дорога привела Виктора к небольшой кофейне у городского политического центра. Он решил осесть в ней, заказав круассан с ветчиной и стакан горячего молока с корицей. Решил достать ноутбук и, отвернувшись спиной к практически пустому заведению, поработать. Возможно, он зря отдал все тетради, на бумаге было приятнее развивать мысли, но компьютер хранил всё те же данные. Мистер Тейц, глотнув горячего, взялся печатать свежую информацию в документ, знаменующий его исследования. Все-таки он же не просто так ходил в больницу, верно?       Мысли, однако, скатывались к статной фигуре соседа. Вернее, не к самой фигуре, а к существу. К манере двигаться, говорить, трогать, что не попадя. К способности мыслить. Виктор упустил момент, когда окончательно задумался и пальцы прекратили щелкать по клавиатуре.       Бог немилостив в своих совпадениях. Иначе никак нельзя реагировать на злые случайности. Случайно выбранный столик, окно рядом с которым выходило именно на ту часть улицы, по которой каждый день проходила на работу случайная коллега Джейса, по совместительству случайно ставшая его девушкой. Разумеется, не одна. Молодой человек не заметил в заведении своего соседа сверху. Он не смотрел по сторонам, увлечённый диалогом. Увлечённый Мэл Медардой.       Кажется, он отдавал ей всего себя даже в мелочах, в банальной прогулке. Настоящий рыцарь, открыто в полную силу проявлявший всю мужскую энергию по отношению к женщине. При этом не уступающий ей в достоинстве. Возможно, сейчас он осыпал её комплиментами и обещал положить весь мир к её ногам. По крайней мере так казалось, когда смотришь на проходящую пару, не зная, о чём они беседуют.       — Ты ведь подготовил тезисы? Сегодня будет обсуждение по поводу деятельности перерабатывающего завода, — девушка шла с гордо выпрямленной спиной, даже не глядя на Талиса. Только прямо перед собой. Казалось, даже лужи под каблуками ботильонов не представляли препятствия.       — Нет, но… — учёный, успешно сражаясь с редкими порывами ветра, удерживал над ними обоими раскрытый зонт.       — Какие «но», Джейс, — Мэл заглянула в лицо молодому человеку, издав недовольный выдох. — Они хотят послушать человека науки. Который укажет на факты. Техническая сторона.       — Могли бы и сами найти статистику и почитать, — бурчал Талис.       — Это так не работает, Джейс. Учёный прорычал, огрызнувшись на «ограниченных тупиц».       — Пойми, нужно просто пересказать им всё, что и так известно. Как детям, которые не умеют читать. Это не сложная задача, ведь так?       — Было бы так, если бы этот козёл Сейло, который всё равно будет продвигать то, что взбрело в голову.       — А ты разве делаешь не так?       — Нет, я…       — Задави его, Джейс. Месяц до гранта, помнишь?       Фигуры под зонтом очень быстро миновали кофейню и взлетели по ступеням политического центра. Молодой учёный придержал дверь перед девушкой, и оба исчезли из поля видимости.       Ничего злого, сплошные закономерности. Вот шел светило науки и будущее города. Так сказать, талантлив во всем. Вот рядом невообразимой красоты девушка, под стать. Шли под руку, как давно состоявшаяся пара. Все именно так, как должно. Виктор поймал в окне знакомый образ и вдруг ощутил необоснованную досаду, царапающую по грудине. Он поджал губы, нервно сглотнув, и закрыл ноутбук. На сегодня достаточно впечатлений, так что остаток дня и ночь мужчина твердо решил провести дома, утапливая невесть откуда взявшееся отчаяние по простому человеческому в горячей ванне, тонне дополнительных интеллектуальных задач и в чашке остывшего чая, который он станет гипнотизировать несколько часов к ряду.       Два дня перерыва во встречах прошли совсем не так, как в прошлый раз. В первом случае ситуация была похожа на старые часы, где тяжёлая секундная стрелка с трудом отрывалась с деления на деление. У Джейса бег времени был похож на электронный секундомер, который легко сменял друг на друга цифры миллисекунд. А там уже не далеко до течения секунд, минут и часов.       Молодой человек был занят политикой. Она и вправду затянула, к тому же, обязала в дневное учебное время заниматься собственной разработкой очередной модификации умного дома: самое простое и выигрышное, что можно представить на государственной премии. Но даже тут нельзя скатываться до банальностей: не тот уровень, Талис себе такого не позволит. Вернуться к проекту Виктора удалось только вечером между этими бешеными днями. Благо, мысли, кропотливо собранные в прошлую ночь, не успели разбежаться от бумаги, на которой красовался портрет учёного из квартиры сверху. Весь день напоминая себе о том, что это очень важно, на следующий вечер в шестую квартиру Талис бежал на крыльях душевного порыва.       Виктору же пришлось поднять себя в законный выходной из дома до аптеки, купить маски и перчатки, перекись, спирт и прочие, безусловно необходимые в работе вещи. Вещи, которыми прежде Виктор пренебрегал. Ну, а спирт просто закончился. Также пришлось дойти до магазина, закупить продукты и кое-как донести тяжёлый пакет.       А после ученый, к удивлению многих, кто не знал его близко (а это примерно все), провел время на кухне за готовкой, превращая набор из яиц, овощей, мясной нарезки и риса в полноценное блюдо, заполняя квартирку ароматами специй, еды и поразительного уюта. Так у мистера Тейца пахло редко, под настроение. Обычно под самое плохое.       Джейс вошел в квартиру уже точно, как к себе. Разве что с поправкой на чуть меньшую наглость, однако, то ли ещё будет.       — Здравствуй, — «я дома».       — Ух ты, как пахнет вкусно! Ты готовишь? — «умеешь готовить?». Нет, не так. «Ты питаешься едой?».       Нетерпеливый голос донесся из коридора, так что через шкворчение сковородок и кастрюль его можно и не услышать.       — Ты не представляешь, насколько я себя загрузил. Это высокая планка, но, думаю, потяну, — прокручивая в руках пухлую папку, Талис плюхнулся на свой насиженный стул, наблюдая за хозяином-кулинаром. Как же красивы за работой люди, знающие своё дело… Учёный, однако, не переставал вываливать последнее накопившееся в голове.       — Грант, который должен прийтись аккурат на мои выборы, это не просто какая-то выставка достижений, а региональная премия. Этого должно хватить на прототип протеза, и ещё останется на другой проект. Здорово, да, Виктор? И это ещё не всё, — он впервые назвал преподавателя по имени. Невзначай, проходяще. Просто потому, что, как любой нормальный человек, размышлял о собеседнике, не называя его в размышлении с самим собой «профессор Тейц». Правда, кажется, молодой человек ничуть не смутился своем поступку. Виктор не казался ему сильно старше него самого. Разве что хорошо прикидывающимся разваливающимся стариком.       Джейс принёс в квартиру сумбур и радость. У него есть ещё много, он поделился отнюдь не всем. И даже не заметил в доме, куда пришёл в гости, плохой погоды. Вполне себе обоснованной.       Остаточно шипело на сковородке, в соседнем сотейнике стояло уже потушенное с овощами мясо, рис доходил под полотенцем. Виктор сосредоточенно возил лопаткой по сковороде, складывая омлет в конвертик. Он подсмотрел этот рецепт в интернете и заинтересовался, потому что сочетание продуктов отвечало вкусовым предпочтениям, а ещё было красиво. Можно было, разумеется, перебиться сэндвичем и не мучать кухню, переваливаясь с больной ноги на здоровую так, чтобы меньше болела. Можно, но он не захотел. Вкусный ужин позволял хоть какую-то, пускай маленькую, но все-таки радость в приговорённой жизни.       Вошедшего гостя мужчина замечает не сразу, преимущественно отреагировав на шум за спиной и собственное имя. От него, произнесённого Джейсом стало не по себе. По загривку щекотно поднялись волосы, губы сами собой растянулись в улыбке. «Повтори».       — О, я не заметил, как ты вошёл. Голодный? — не любезность, а искреннее предложение. Мужчина вынул из шкафа два блюда, чтобы сервировать на них приготовленную еду. Омлет пришлось разделить на два, так что эстетика нарушилась, но сохранился вкус. Хотя, если посмотреть со стороны, в сервировке Виктор не был силен.       — Вот, — тарелка оказалась перед Талисом, вилка рядом: безапелляционное заявление, что есть придется, даже если там яд.       — Если честно, да, — наглость — второе счастье. Джейсу важно, чтобы было вкусно больше, чем красиво. Второе тоже имеет место быть. Воспитанный в эстетике стабильного дохода золотой мальчик перемолотые в кашу помои есть не будет. Хотя, кто знает, на что он способен, если не есть, например, неделю. Пожалуй, не будем ставить таких экспериментов, пока перед Талисом стояла аппетитная тарелка аппетитно выглядящей и пахнущей еды.       — Спасибо, — учёный подхватил вилку, но пока ей не ел, а только жестикулировал.       — Финансирование нам на руку. Рад за тебя, поздравляю, — сев напротив, профессор первым взял прибор и приступил к еде. Он старался не смотреть на Джейса, потому что по непонятным причинам, не мог оторваться, если прилипал взглядом. Невежливо вот так рассматривать партнеров по работе, студентов и соседей с нижнего этажа. Тем более, когда это все — один человек.       — За нас, — Джейс поправил Виктора, невольно надавив на то, что хочет продолжать работу с ним, цепляясь всеми зубами за единственного человека, который не посылал его в моменты бурных обсуждений.       Еда получилась вкусной. Не уровень пятизвёздочного ресторана, до двух звёзд Мишлен дотягивает. Для домашней еды непритязательного человека — очень недурно. Виктор ел с аппетитом, словно последние двое суток перебивался максимум чаем. Это, конечно, абсолютная неправда, но по впалым щекам и не скажешь.       — За нас, — согласился мужчина, кивнув, но так и не подняв взгляд. Очень увлекательный рис, самый увлекательный в мире, только нужно присмотреться к каждой рисинке по отдельности, чтобы понять, насколько Виктор избегает визуального контакта.       — Я хочу продвинуться дальше в этой теме, — он протянул мужчине папку, призванную хранить бумаги под одной крышей. На обложке крупно подписано имя владельца во избежание присваивания чужими, хочется полагать. В папке же все записи Тейца с соблюдением хронологического порядка исследований. Также внутри находится несколько листов, исписанных другим почерком.       Себе же молодой человек оставил записную книжку, открыв её одной рукой, пока другая, с вилкой, наконец подцепила омлет.       — Смотри, я прикинул перечень препаратов, которые можно попробовать. Процесс осложняется тем, что воздействовать на кровь нейролептиками без непосредственного участия нейронов мозга больного будет не совсем корректно. Но попробовать можно.       — Хм, — пришлось отвлечься на руку. Только на руку и записи, на листок, где почерк скакал от воодушевленно тянущихся вверх петелек, до ровных и графичных букв. Виктор положил папку со своими наработками на подоконник, где давно погиб смертью храбрых и забыто политых какой-то засохший куст.       — Любопытно. Можно попробовать, — легко согласился мужчина, всматриваясь в названия. Часть из них он знал, другую видел впервые.       — Необходимо комбинировать их с НИОТ и желательно соединить химические вещества так, чтобы избежать негативного влияния нейролептиков на мозг и при этом не угробить печень, — мистер Тейц наконец вскинул голову и потонул, ощутив, как его снесло волной со стула. Ладони предательски, словно в издевательство, вспотели.       — Я подбирал по фармакокинетическим свойствам действующего вещества. Часть препаратов может конфликтовать с НИОТ. Тогда придётся комбинировать курсы и принимать с интервалом. Ещё для части из списка и так необходимы гепатопротекторы, так что надо будет это учитывать. У нас есть три пути, чтобы попробовать… — Джейс говорил вприкуску с едой. Учёный ловил себя на том, насколько ему вкусно, хотя, вроде бы, сильно оголодать за весь день он не успел. Молодой человек внимательно наблюдал за реакциями, теперь уже, коллеги. Вписавшись в его исследование, а, если копнуть глубже, в его жизнь, волей-неволей начинаешь пытаться улавливать повадки партнёра, наплевав на рассматривание в лицо.       — Эм. Кхм. Я могу ему позвонить, он... лоялен к моему исследованию и наверняка согласится, все-таки ему осталось не так много. Лет пять, я полагаю, у нас есть. Примерно, — пожав плечами, Виктор с усилием воли отвлекся от лица напротив и встал поставить чайник. Сутулая спина, рука, вцепившаяся в теперь уже костыль, напряженные, сведенные плечи — учёного будто подменили.       — Только он не очень любит незнакомцев и дорожит статусом инкогнито, так что я не смогу вас познакомить, Джейс. Надеюсь, ты поймешь его осторожность.       Вывелся на эмоции, однако, сам Талис. Слова, призванные быть прикрытием Виктора, ошарашили, заставили рот приоткрыться, а брови — умоляюще взмыть кверху.       «Как пять лет?!»       Можно подумать, что Джейс слишком сердобольно реагирует на чужие болезни, однако болезнь была не чужой. Молодой учёный привык быть молотом, выковывающим из куска породы произведения науки. А теперь чугунная голова превратилась в наковальню, по которой долбила только она мысль, мешавшая думать трезво. Непривычное и неприятное ощущение.       Молодой человек схватился рукой за спинку стула и обернулся, провожая мужчину пожирающим взглядом. Что-то изменилось. Состояние… Дело не только в нём. Костыль. Нельзя медлить на берегу, надо действовать как можно скорее.       — Я… Я… Мы начнём сегодня, Виктор. Хотя бы упорядочим теорию за неимением препаратов. Завтра я куплю то, что отпускается без рецепта.       — Часть препаратов я могу достать. Рецептурных, я имею ввиду, — Виктор обернулся, уперевшись бедром в столешницу. Пришлось набраться смелости, чтобы смотреть в это честное лицо. Сложно, когда при этом приходилось увиливать от правды.       — Что с лицом? — мужчина усмехнулся, кивнув на Талиса, — пять лет — большой срок. Многие и за год способны добиться успехов. А с нашими мозгами, Джейс, есть все шансы. Но я не против, давай начнем сегодня, ты только доешь сначала, я все-равно хочу чай, — чайник за спиной у профессора едва начинал греться, распространяя по небольшой кухне мерное гудение.       — Расскажи, как дела в Совете? Видел вас с Медардой на днях, отлично смотритесь, она тебе подходит, — как бы невзначай Виктор менял вектор диалога. Талис кивнул, словно находясь в прострации. Не хотелось спрашивать, откуда Виктор сможет достать препараты. Молодой человек смотрел на коллегу в недоумении. Как можно так спокойно относиться к тому, что тебе осталось жить не больше пяти лет?       — Надеюсь, что мы успеем. Я хочу тебе помочь, — донеслось в спину Тейцу. Слова можно трактовать двояко, однако для Джейса они имели самый откровенный подтекст. Он много умеет держать за зубами, но не искренность.       Несмотря на аппетитность блюда, кусок не лез в горло. Отложив столовый прибор, учёный даже не ковырялся в заполовиненном ужине. Может быть, Джейс и рассказал бы о Совете, и о Мэл, и вообще о своих делах. Но не сейчас, как бы сильно этого не хотелось собеседнику.       Виктор нахмурился, вглядывался в чужое лицо сосредоточенно и внимательно, словно что-то понял. До чего-то дошёл. Но на деле, он очень плохо считывал чужие эмоции и ещё хуже понимал их тогда, когда они были направлены на его персону.       — Успокойся, люди годами пытаются найти ключики к разным болезням. К раку, вирусу иммунодефицита, ко многим врожденным заболеваниям, РАС и прочим. Спешка не поможет преуспеть, скорее, напротив, затуманит разум, — он говорил о теме исследования так отстраненно, словно она действительно никак его не касалась. Налил чай. Как всегда, две чашки. И искренне задумался о том, чтобы купить домой банку какого-нибудь кофе.       — Какой кофе тебе нравится? — очередное переключение темы, улыбка на уголок, нервные пальцы, изучающие металл костыля.       — Я не хочу искать их один, — неумолимо возвращался к разговору Талис. Чай, кофе, непринуждённые беседы… Их безмятежная пора прошла. Пришло время действовать.       — Я не понимаю тебя, — признался Виктор. Признание отдавало душком, словно это недопонимание было навязанным, искусственно выведенным, как колония бактерий в пресловутой чашке Петри.       На Тейца смотрели практически умоляюще себя понять. Джейс не был уж совсем моральным инвалидом. И понимал, что, раз хитрая паутина обмана уже сплетена, значит признаваться человеку в своих тайнах просто невыносимо. Но и рассекречивать его в лоб учёный не имел права. Пока не имел.       — Робуста, — приходится ответить на выдохе, отводя глаза. Если того хочет водитель — нужно съехать с темы.       — Американо. Без молока и сахара.       — Оу, — мужчина облизнул губы, хотя никакого привкуса кофе на них, разумеется, не было. Но воображаемый вкус уже появился, отчётливо складывался во что-то выразительно горькое, вязкое во рту, но очень...       — Крепкий. Кофе, я имею ввиду, — Виктор отпил из чашки слабо заваренный чай и перевел взгляд на злосчастное окно, которое снова почему-то не зашторил. Учёный вообще стал делать это все реже и реже, может он просто пытался быть таким образом ближе к ним? К здоровым, живым людям?       — Я куплю его. Нужно скрашивать мое общество приятными мелочами, — тяжёлый вздох был адресован тарелке, где после начала диалога так и не убавилось еды. Мужчина отставил костыль, потому что ради метра расстояния постоянно таскать его с собой — лишний раз занимать руку. Подошел к Джейсу и, опершись на его плечо, забрал порцию. В прохладных пальцах становилось горячо, хотелось почесать ладонь зубами, чтобы этот зуд прекратился. Сдержался, и так позволив себе слишком многое, и сдвинулся к раковине.       В кухне зашумела вода.       Талис всё ещё раздумывал над собственными словами. Вероятно, из него вышел бы отвратительный полицейский, учитывая, как сильно он не может обвинять человека. А ведь болезнь — даже не преступление.       — Мне нравится твоё общество без всяких мелочей, — Джейс не успел сообразить, чтобы поймать руку на плече, так что вновь развернулся на стуле к спинке, опершись на неё грудью.       — Я знаю, что это твой диагноз, — молодой учёный мог бы выразиться гораздо более деликатно. Подъехать хотя бы на объезженной кобыле, а не пойти напролом. Но, видимо, Джейс был ещё не очень хорошим политиком, раз позволял эмоциям говорить вместо себя. Повисла тишина, разбавляемая разве что водой из-под крана. Оставалось только надеяться, что она смоет в водосток последние произнесённые слова, чтобы те не долетели до ушей Виктора.       Звякнула вилка. Виктор поднял её со дна раковины и прошелся губкой по зубчикам, промывая повторно. Не обернулся. Не дернулся. Даже не напрягся. Внутри все похолодело: его только что выставили на стоградусный мороз, окатили водой и ждали, пока он обратится в льдину.       — Интересно. Ты сделал этот вывод на основе моей хромоты? У меня вялый паралич, это другое заболевание, основывается на перенесенном в детстве полиомиелите, — он пытался отбрехаться, старательно увести руль в другую сторону дороги, сам не замечая, что лупил по встречке.       — Громкое заявление, не думаешь? Я же сказал, что делаю эту работу для своего друга, — он обернулся, но всего лишь на мгновение. Потому что выдерживать зрительный контакт, когда тебя поймали с поличным, тяжело. Нет, Виктор увлекся вместо этого кружкой, которую споласкивал под струей воды.       — Хорошо. Если для друга, — «хорошо, если ты сам себе друг. Ведь это имелось в виду?». Джейс пошел на попятную. Вопреки уверенным заявлениям и целому паку доказательств, он не стал настаивать. Тем более, узнав об ещё одном заболевании. Очень плохой полицейский. Джейс проворачивал на столе чашку, разгоняя завихрения пара от кипятка. Говорить вдруг стало сложнее, словно на язык подвесили гирю. Слова почему-то не шли.       Виктор сложил посуду в сушилку и за это время попытался набраться смелости, чтобы обернуться. Повел плечами, сделал вдох и повернулся. Лицо оказалось слишком серьезным для человека, который убеждал соседа в том, что его доводы неверны. Может быть Виктору просто неприятно быть оклевещенным?       — Почему ты сделал такие выводы? — наконец спросил мужчина, скрестив на груди руки. Пытался быть в безопасности, пускай хотя бы психологически.       — Я имею ввиду, что с пустого места подобные... обвинения не берутся. Хочу понять, как работает твоя голова, если ты, конечно, не против, Джейс.       — Я могу прояснить, только… Ты ведь всё равно не скажешь правду, — учёный действовал с Виктором гораздо деликатнее, чем в экспериментах. Последние ведь не обидятся, если сделать предположение, а потом не доказать его. Чего не скажешь об обвинении живого человека.       Талис вздохнул и посмотрел в тёмную воду в кружке.       — Я сложил твоё поведение в лаборатории, и когда я пытался обработать тебе руку, с отсутствием у тебя перчаток. Добавил исколотые пальцы и общую ослабленность организма. Последнее, впрочем, можно отмести, если дело не в ВИЧ, но ты просил ход мыслей. Плюс, лекарства, которые ты принимаешь. Честно, я не смотрел что это именно, но если мои догадки верны, то… — Талис не договорил. Догадки и правда могли претендовать на голословность, если бы не реакция Тейца.       Молодой человек запил обличающие фразы наконец-то остывшим чаем.       — Хорошо. И, следуя твоим выводам, ты вместо того, чтобы держаться подальше от источника заразы, решаешь влезать в личное пространство больного? Похоже на игру в Бога: врачи не помогают, а я смогу, — Виктор усмехнулся, отвел взгляд к сухому растению и мысленно сравнил с ним себя самого. Такой же тощий, несуразный и ломкий. Единственное, что отличало его от куста в горшке то, что он пока все еще был живым.       — ВИЧ — не шутка, не что-то безопасное для исследователя, как тот же рак или аутоиммунное. Это вирус, — с нажимом в голосе, Виктор перевел взгляд, играя таким образом в стрелочника, как заправская девица, — он опасен. Даже если согласиться с твоими дикими доводами, не кажется ли тебе, Джейс, что самое время уйти из моей квартиры и больше никогда не пересекаться с жильцом. Вопрос с вызовом. Это попытка добраться до сути, найти в экспрессивном желании залезть в опасность какой-то логичный довод.       — Ты знаешь меня два месяца.       — Может быть, это и правда игра в Бога. Если я смогу помочь, — молодой человек начал говорить, едва дослушав. Но слова были полны решимости. Вот такие речи впору толкать ораторам, пусть не с трибуны, а в более узких кругах. Но мотивации и уверенности в них присутствовало гораздо больше, чем в предыдущей словесной мазне.       — Я не средневековый человек, чтобы обходить неугодных людей за три дороги, Виктор. Если я не прав в отношении догадки — скажи сразу, не будем разводить демагогию. Но вне зависимости от ответа, я не уйду, — вопреки, Джейс поднялся на ноги и сделал шаг навстречу Тейцу.       — Я знаю тебя целых два месяца. И очень рад этому факту, — молодой учёный опустил руки на плечи хозяина квартиры. Не так мягко, как хотелось бы, но ободряюще. Талис улыбнулся щербатым ртом, заглядывая в лицо напротив.       Огромный светофор загорелся над головой. Он осветил всю кухню в ярко-красный, почти неоновый. Виктор вздрогнул под чужими ладонями и ощутил себя непомерно меньше в сравнении с этой горой Таргон.       — Джейс... — сорвалось еще до того, как мозг успел дать сигнал прикусить язык. Виктор выждал пару мгновений, отчётливо различая, как стучит сердце. Его собственное или партнера напротив?       — Отойди, — попросил мужчина, отвернувшись так, чтобы можно было наблюдать профиль, но никак не открытый взгляд напротив. В голове путались узлы, заплетали невзрачные косички из новых нейронных связей. И становилось труднее дышать.       — Я умру. Пять или три, может быть вообще полгода. Не стоит тебе связываться с калекой. Это была глупость — посвятить тебя в предмет изучения, я сглупил. Прошу, отойди от меня, — голос надломился тогда, когда Виктор все-таки сдался под натиском. Голос упал вниз, стал тише, оказался рваным. Тяжело не показывать отчаяние, когда тебя уже раскусили. Единственное, что мужчина умолчал, какое из двух заболеваний действительно оказалось фатальным.       Джейс вскинул брови, из-за чего лицо приняло выражение ребёнка, который не понимает, почему разводятся родители, и что он сделал не так. Молодой человек отступил на шаг, и вправду отпустив руки. Вдруг, Виктору так проще было переваривать потрясения. Ведь есть люди, которым нужно время наедине с собой, хотя бы ментально, без тактильного контакта.       Однако, дослушав, Талис помялся лишь с секунду. Нерешительно вздрогнул опущенными руками, а затем вновь накрыл ладонями чужие плечи. Он слегка сжал торчащие кости, не переставая всматриваться в лицо. На такую опору, моральную и физическую, хоть падай всем корпусом, расслабляя тело; хоть плачь в жилетку. Она не отступит.       — Нет. Не отойду. И сделаю всё, чтобы найти лекарство. Мне хочется, чтобы ты жил, Виктор, — разумеется, громкие обещания зачастую оказываются пустышками, пройдя проверку временем. Но именно они дают толчок к действию. Мотивация. А в данном случае, на кону стоит взаимное сотрудничество блестящих умов, которым ни с кем больше не сработаться, и тяга к существованию одного из них на этом свете. Цена оправдана.       Так бывает, когда заведомо хочешь, чтобы твои домысли оказались неправдой. Вот с таким лицом, как у Джейса, обрушиваются надежды. Виктор интерпретировал это выражение, как жалость. Жалость ему категорически не нравилась. Взмах рук, сосед отбился от физического контакта, насколько это возможно, вцепился в костыль и попытался скрыться если не из вида, то хотя бы из зоны поражения.       — Громкие слова, — горько усмехнулся Виктор, отступив от махины учёного на пару шагов. В безопасность противоположного угла кухни.       — Я купил перчатки и ещё не принимал таблеток, можно сделать забор крови, если действительно хочешь поработать сегодня. Но сначала покажи мне руки, я хочу убедиться, что ты нигде не содрал кожу, нет ран, — речь профессора становилась суше, её прокрутили в центрифуге и отделили от бессознательного, эмоционального. Это тяжело — вот так пытаться контролировать себя, когда внутри все рвется на ошметки.       — Маска и перчатки, я настаиваю. Джейс не успевает ответить. Тем лучше. Меньше слов — больше дела. Талис пропустил горькую полуулыбку.       — Я всё равно буду в перчатках, — он показывал руки по несколько секунд, достаточных для осмотра, с обеих сторон.       — Не вертись, — строгость. Виктор перехватил кисти, намеренно вступая в контакт, и потянул чужую ладонь, которой можно забивать гвозди без молотка, повыше. К свету и собственному лицу. Осмотрел ногти на предмет заусенец, подушечки на предмет ранок от бумаги или инструментов, завис на раскрытой руке, проводя по внутренней стороне большим пальцем.       — Вторую, — требовательно, прежде чем отпустить. И сразу повторил все и с другой рукой. Все, за исключением этого неуместного поглаживания. Джейсу очень хотелось бы сказать, что всё будет в порядке. Но ещё больше хотелось не врать в лицо о том, чего не знаешь. Оставалось только говорить на языке фактов — работать.       — Чисто? — поглаживания словно бы и не заметили, закрутившись в своих мыслях, — тогда пойдём. Ты уверен, что нужно ещё брать кровь? У тебя ведь есть в холодильнике.       — Чисто. В холодильнике остался материал, который я уже обработал в центрифуге. Но я вчера был в больнице, резистентность к используемой ранее системе препаратов повысилась, они не работают, так что материал можно считать бесполезным, — Виктор отпустил Талиса и начал движение к миниатюрной лаборатории, размышляя на ходу. Документы, по его мнению, захватил бы коллега.       — В чашка бак посев, но вирус с трудом размножается вне человеческого тела, какую благоприятную среду не создавай. Так что их можно изучить просто для проверки, не упустил ли я чего-то важного. Возможно, без личного... отношения получится выяснить больше, прежде чем приступать к активным действиям. К тому же к забору крови я привык.