Обязательно, обязательно со мной

— У нас с Сашей все хорошо, — Катя улыбается немного натянуто, нервно. Потому что «их с Сашей» больше не существует. Примерно сорок восемь часов и сколько-то там минут. Но не объяснять же это каждому. Сколько вообще вокруг любопытных людей! А Катя знает, чем вызвано их любопытство. Потому что Воропаев слишком много болтал о том, что они собираются в ЗАГС. Доболтался. Катя не знает, в какой момент единичные «они» уверенно превратились в «мы с Сашей». Наверное, еще сложнее ей понять, когда это самое объединяющее «мы» стало какой-то чужеродной конструкцией. Не про них. Бывает. У Кати ничего не получилось тогда с Денисом, не вышло с Андреем — и вот не сложилось с Сашей. А кто в этом вообще виноват? Она не знает. Как тут определить степень ответственности? Оба — потому что в какой-то момент стало проще отступить. Он — потому что всегда был наглецом и хамом, человеком, который, наверное, много знает про выгоду, но совершенно не умеет любить. Она — потому что вдруг поняла, что ей нечего ему прощать, не потому, что он не виноват, а просто потому, что это прощение никому не нужно. Особенно ей самой. Приплыли. Интересно, Воропаев также пытается объяснить, что «их с Катей» больше нет? Хотя, насколько Катя его знает, он никому и ничего объяснять не станет. Юлиана ей звонит на четвертый день. — Как ты? — спрашивает она, и Катя молча пожимает плечами. — Ладно, — продолжает она, не дождавшись ответа, — у меня сегодня свободный вечер, если ты захочешь поболтать… Катя хочет. Они встречаются в каком-то ирландском пабе на Покровке, и этот паб настолько выбивается из привычного образа Юлианы, что Кате сначала кажется, будто она ошиблась адресом. — Мы бы вряд ли еще когда сюда сходили, — Юлиана пристраивает свой зонтик в проходе между столами так, чтобы об него никто не споткнулся. — Я подумала: если мы сейчас придем куда-то, то потом никогда больше туда не вернемся, ведь место станет печальным. Сюда нам, наверное, возвращаться не обязательно. Меня уверили, что тут достаточно прилично. А теперь я хочу узнать все об этом мудаке. И Катя злится, потому что если она считает Воропаева мудаком, то это совершенно не значит, что так могут о нем говорить другие. Кира возвращается из командировки на восьмой день. Она говорит о магазинах, аренде, спросе на новую коллекцию, немецких инвесторах. Катя рисует ручкой на бумаге и размышляет, что в сентябре они с Воропаевым хотели поехать на пару недель в Испанию. Она даже по-прежнему может взять отпуск, Андрей прекрасно заменит ее, но это уже будет только и исключительно ее поездка. — Вы с Сашей заглянете ко мне сегодня на ужин? — интересуется Кира, складывая свои записи. Катя даже сначала не понимает, о чем она. — Спроси у него сама. Я точно не приду, прости. Удивительно, но Кира все сразу понимает. Катя решает, что это опыт. Жданов всегда был отличным учителем. Жаль, ее саму не научил держаться подальше от мужчин из «ЗимаЛетто». — Давай попробуем еще раз, — Жданов от волнения даже очки снимает. А Кате хочется кричать. В этом здании вообще хоть что-то может оставаться тайной? — Нет, — говорит она, разбирая банковские документы. — Почему? — Жданов удивляется вполне искренне. Словно полагает, что теперь, с отсутствием в Катиной жизни Александра, все будет иначе. — Потому что мы уже пробовали, Андрей. И у нас ничего не получилось. — В этот раз получится. Ей даже смешно становится. — Кира приехала, — говорит она невпопад, но Жданов дергается. — Именно поэтому, Андрей, — в этом разговоре нужно ставить точку. Желательно навсегда. Они правда уже пробовали. Пробовали, когда Андрей прилетел за ней в Египет. Пробовали, когда он вернулся из очередной командировки по продаже франшиз. Пробовали, когда он снова пригласил на показ Ткачук и почти неделю показывал ей достопримечательности столицы. А потом Катя пробовать устала. Андрей не растерялся и предложил начать все сначала Кире. Кира согласилась. Ее право. Из «ЗимаЛетто» в тот вечер плачущую сквозь смех Катю увез Воропаев. Увез к себе домой, где весь вечер объяснял, что совершенно не понимает, что они находят в Андрее. А утром весьма наглядно и конкретно доказывал, что мир не состоит из одного Жданова. Есть и другие мужчины, готовые Катерину любить. Боготворить. Он и боготворил. Пока почти три года спустя «мы» снова не стало состоять из двух отдельных индивидуумов. — Катюш, — у мамы взволнованный голос, и Катя пугается, что что-то случилось. — Катенька, — мама шепчет еле слышно: видимо, чтобы не услышал отец. — Я ездила сегодня к тете Зине, ну ты помнишь же тетю Зину. И она меня спрашивает, мол, правда, что твоя дочь рассталась со своим министерским? Вы что, расстались с Сашенькой, Кать? — Мам, — Катя пытается набрать побольше воздуха. — Мам, — только и получается у нее. — Бедная моя девочка, — шепчет мама, пока Катя плачет в телефонную трубку. — Ты не говори папе, — просит Катя, когда успокаивается. — Я потом скажу. Просто… не сейчас. Юлиана вытаскивает Катю все в тот же паб на четырнадцатый день, как они с Сашей решили расстаться. Болтает в основном Юлиана, она же пробует какое-то крафтовое пиво, а Катя смотрит, как тает лед в бокале с аперолем. — Помнишь Мишу? — спрашивает Юлиана. — У него сеть ресторанов в Питере. Он часто о тебе вспоминает. Катя Мишу не помнит. Зато помнит, как они с Воропаевым летали одним днем в Питер — погулять по Эрмитажу: их отношения только начинались и ухаживал Александр красиво. — И что у вас не сладилось? — вздыхает Юлиана. Катя сама не знает что. Устали. Просто устали друг от друга. Больно, горько, но случается. — Дамы, — Воропаев ужом проскальзывает на свободный стул за столиком. — Вас найти — та еще задачка. Катя хочет ему сказать, что лишним было вообще искать. Она очень хочет ему проорать, чтобы он убирался, потому что она не желает его видеть. Она… — Прости, — просит он, целуя ее ладонь. — Я тебя умоляю, Кать, я дурак. Две недели без тебя были самыми ужасными в моей жизни. Ей хочется сказать ему, что он так ничего и не понял. Но он добавляет совершенно серьезно: — Я буду стараться, буду работать над этими отношениями. Я понимаю, что нельзя просто вот так взять и вернуть все, как было. Все будет уже другим. Но я готов. Пушкаревым-старшим наутро Воропаев звонит сам. Катя лениво наблюдает за ним из кровати, и чашка с кофе стынет на тумбочке. — Елена Александровна, — говорит он, когда ему отвечают. — Мы с Катей заедем к вам в субботу?