Blood//Sand

      Гаара маленький, а мир вокруг него очень большой. И Гаара боится. Демон внутри него часто хихикает и шепчет обещания завладеть его телом. Гаара чувствует, люди вокруг и правда представляют для него угрозу. Жители Суны. Отец. Брат и сестра. Каждый из них.       Каждый боится его.       Каждый глубоко внутри желает его убить, уничтожить.       Гаара читает это всякий раз, когда смотрит людям в кривящиеся лица. «Умри, выродок». «Умри, чудовище». «Отойди от наших детей, пристанище демона».       Поле смерти Яшамару Гаара перестает смотреть на их лица. Он все равно знает, что они перекошены ужасом и злобой по отношению к нему. Он ходит по Суне не поднимая взгляда. Иногда в него что-то бросают, но песок демона не дает ничему подлететь ближе, чем на два локтя. Гаара даже не следит за этим. Пусть бросают, если угодно. Пусть боятся. Пусть ненавидят.       Уже вечер, и Гаара бредет через деревню в пустыню. Не хочется домой. Там все равно ему не рады.       — Это он! Он! — кричит кто-то совсем рядом.       Гаара даже не оборачивается.       Песчинки под ногами мягко шуршат. Пустыня любит тишину.       В песок врезается с силой брошенный камень.       Потом еще один.       И еще.       Гаара слышит смех, но уже не вслушивается в слова. В вечернюю Пустыню они за ним вряд ли пойдут. Еще пара улиц — и он останется в тишине.       Хлопает дверь.       Хохот обрывается.       Улица погружается в тишину.       Последний брошенный камень не долетает до Гаары локтей на пять, перехваченный длинными кривыми пальцами неестественно белого цвета. Деревянная. Рука деревянная.       Голос, похожий на гудение песка, произносит:       — Отцы не учили вас, что совать пальцы в пасть бешеной собаке небезопасно?       Гаары слышит удаляющийся топот и громкое плаксивое:       — Мама-а!       Гаара впервые со смерти Яшамару поднимает взгляд от песчаной дороги на чужое лицо.       Ни единой эмоции.       Куклы не испытывают отвращения.       Куклы не злятся.       Куклы не боятся.       Лицо двигается.       — Что делает младший сын Казекаге в таком районе, да еще и в такой час?       Гаара смотрит снизу вверх, как тогда, в Пустыне, и прижимает к себе крепко своего мишку. Акасуна-но-Сасори в несколько шагов преодолевает разделяющее их расстояние, катая в руке, уже принявшей нормальную длину, тот самый камень.       Гаара молчит.       Кукла опускается на корточки, и Гаара становится выше. Смотрит сверху вниз.       Кукла протягивает ему камень. В маленькой ручке Гаары он тут же рассыпается на мелкие песчинки, повинуясь желанию сына Пустыни.       — Тебе стоит научиться стоять за себя, — спокойно говорит кукла, игнорируя собственный же вопрос. — Беспомощных и молчаливых псов в конечном итоге забивают камнями.       — Я не пес, — подает голос впервые за долгое время Гаара.       Горло чуть хрипит.       Ему давно не приходилось с кем-то разговаривать.       — Это была фигура речи, — отвечает кукла. — Не игнорируй то, что выводит тебя из себя. Они издеваются, потому что остаются безнаказанными. Посмотри лишь единожды в сторону одного из них, и все разбегутся в разные стороны. О твоей силе слухов больше, чем ты думаешь.       Гаара кивает.       Кукла выпрямляется, и кривые пальцы, перехватившие до этого камень, треплют Гаару по волосам.       Больше камни в Гаару не летят, как и оскорбления.