Переиграл?

Разбуженные Франция вместе с Пруссией вбежали на Боровицкую башню, наблюдая как пожар поглощает дома. Была ночь, языки пламени поднимались до неба, освещая все вокруг, где-то там бегали солдаты, пытаясь потушить пожар, который благодаря сильному ветру распространялся с одного здания на другое. Франция замер в потрясении, он смотрел на пожар потерянным взглядом. Русские сожгли свой древний город? Они хоть представляли, что будет с воплощением страны. Пруссия стоял рядом с французом, он находился тут не по своей воле, а только из-за младшего брата. Франция в свою армию набрал много людей из разных герцогств Германии, а еще взял в поход на Россию и самого Людвига. И Гилберт, желавший отделаться только предоставлением людей, не имел другого выхода, как отправиться вместе с Францией. — «Людвиг!», — билась в голове прусса одна единственная мысль, важнее нее нет ничего. Оттолкнув все еще потрясенного француза, Пруссия побежал обратно в Кремль, найти своего юного брата и свалить к черту из этого города, из этой проклятой страны. Он пробивался к зданию, расталкивая солдат, которые спешили на помощь своим в тушении пожара. Он обыскал весь Кремль, но не нашел брата, место, где он спал, было пустое. Он искал среди солдат, но среди множества лиц, так нигде и не мелькало знакомое родное лицо Людвига. Все происходящее для прусса было как в бреду, он пытался найти брата, но его самого вытащил Франция, не обращая внимания на сопротивление Гилберта. Он кричал, что «возможно, Людвиг выбрался!», «Гил, надо убираться!». Француз кричал это прямо в ухо Пруссии, но звук до Гила не доходил, не доходил и смысл слов. Германия в это время остановил коня в лесу, он спрыгнул на землю. Придерживая Ивана, он снял с себя мундир и кинул его на землю. Затем помог ослабевшему русскому спрыгнуть с коня, уложив на мундир. Россия стонал от боли, он даже не понимал, где он и кто рядом. Его дыхание было учащенным и поверхностным. Привязав своего скакуна, Людвиг присел рядом, всматриваясь в измученное лицо, на коже проступали яркие ожоги. Он расстегнул одежду русского, осматривая масштаб бедствия, почти все тело покрылось свежими ожогами. Иван, стиснув зубы, мычал от нестерпимой боли, сейчас его столица — Петербург, но сердце-то Москва. И этот внутренний огонь причинял нестерпимые страдания, он метался по земле, но не позволял себе кричать. Германия взволнованно смотрел на Ивана, он впервые видел этого таким, и впервые не знал, что делать. — Потерпи, я что-нибудь придумаю, — растерянно произнес Германия, в бессилии проводя руками по взмокшим волосам русского. Он огляделся, они были в глуши в лесу, чем немец мог помочь, он не представлял. Людвиг прислушался к звукам вокруг них, может быть недалеко был ручеек, но в лесу стояла глухая тишина, нарушаемая стонами боли русского и уханьем совы. Но Германия не сдался, он пошел бродить по лесу, чтобы найти хоть какой-то источник воды. Впотьмах сложно было что-то различить, но вскоре одна его нога провалилась в ледяную воду — небольшой родник. Намочив платок, он вернулся обратно, благо с ориентированием на местности у Людвига все было хорошо. Он провел смоченным в воде платком по разгоряченной кожи русского, блаженный стон сорвался с губ Ивана, это хоть немного остудило его. Но платок быстро высох, и Людвигу снова бежать до родника. Сколько он сбегал туда и обратно за ночь, день и ночь, юный немец и сам не знал, он даже не обращал внимания, как ночь сменилось утром, а день снова закончился ночью. К исходу третьего дня, юный Людвиг упал рядом с Иван без сил, его ноги, которые в ночной темени не раз оказывались в роднике, сильно замерзли. Россия наконец-то пришел в себя, когда пожары в его бывшей столице прекратились. Он лежал на холодной осенней земле, но рядом было тепло. Иван повернул голову, замечая спящего под боком младшего брата Пруссии. Что он тут делает? Россия попытался вспомнить события. Когда началось возгорание, Иван попытался покинуть свой город, но не ожидал, что боль накроет его так быстро и он даже подняться не сможет. Тогда-то рядом оказался кто-то, что-то говорил. Иван помнил расплывчато, последнее что он помнил, как собрав последние силы взобрался на коня, не без посторонней помощи. Россия еще раз кинул взгляд на подростка, Гилберт тот еще идиот, раз потащил шестнадцатилетнего паренька на войну. Он поднялся с земли, застегивая свою одежду. Пруссия хоть представляет, где его брат? Русский поднял спящего немца на руки и закутав его в его же мундир усадил на коня. Придерживая Германию, он отвязал коня и, взобравшись в седло, одной рукой прижал к себе спящего подростка, в другой же держал поводья, управляя скакуном. Возле города Иван оставил коня, он незаметно проник в родной город, который сейчас был усеян пеплом, а в воздухе до сих пор стоял запах от пожара. Найти Пруссию не составило труда, тот носился по спаленному городу и отдавал приказ своим солдатам искать Германию. Куда труднее было выловить прусса, одного. Пришлось ждать чуть ли не до вечера. Людвиг все еще не приходил в себя, возможно сказалось общее переохлаждение. Иван затащил Гилберта в полу-сгоревшее здание, закрыв рот рукой. У Гилберта расширились глаза, когда он в сумерках узнал, кто перед ним. Лицо русского было изуродовано свежими ожогами. — Не ори, — тихо сказал Россия, он не хотел бы сейчас оказаться в руках у Франции. — Твой брат у меня. Будешь тихим — верну его. Понял? Гилберт кивнул, и в ту же минуту руку с его рта Россия убрал. — Где Людвиг? Что с ним? Россия скосил взгляд к одной из более-менее уцелевших стен здания, у которой укутанный в два мундира спал немец. Пруссия тут же бросился к нему, он дотронулся до брата, который размеренно дышал. — Что ты с ним сделал? — тихо спросил прусс. — Лично я ничего, но думаю, три дня и три ночи в лесу без теплой одежды сделали свое дело, — сообщил Россия. — Ты взял его в плен?! — чуть повысил голос Гилберт, побив брата по щекам, пытаясь привести его в чувства. — Хотел меня шантажировать? — Нет, может быть, он сам тебе расскажет, когда придет в себя, — фыркнул Иван, наблюдая за взволнованным Пруссией. — Ты плачешь? Гилберт прижал брата к себе, утыкаясь лицом в его светлую макушку. — Не твое дело, — голос у прусса дрожал, он действительно плакал, но от счастья, что брат нашелся. — Спасибо, — кинул напоследок Иван, а после отправился к своим войскам. Пруссия удивлено обернулся, это же он должен был сказать «спасибо», так почему же это слово прозвучало из уст Брагинского. Германия в руках брата едва заметно дернулся, приоткрывая глаза и мутным взглядом наблюдая, как Иван растворился в сумерках. Германия стоял перед домом Нидерландов и мялся, волнуясь. Лишь бы слова Болгарии и Испании оказались правдивыми, и Холла сегодня не было дома. Он постучался и в томительном ожидании переминался с ноги на ногу, как влюбленный подросток. Через десять минут Людвиг был уже готов снова постучать, но дверь медленно открылась и на пороге появился заспанный Иван, в обычных домашних штанах и… Людвиг тихо заскрипел зубами, увидев футболку в цвет флага Нидерландов на русском. — Людвиг? — голос русского звучал тягуче, Брагинский потер глаза. — Алеид еще не вернулся. — Я к тебе, — в лоб сказал Людвиг, но затем, прокашлявшись, немного исправил свое предложение. — Я думал, может быть, ты составишь мне компанию на прогулке? — Вы совсем не работаете? — улыбнулся Иван, держа немца на пороге. Действительно прогулки среди недели, это ладно русский без работы, но почему немецкий коллега Алеида-то не на рабочем месте. — Я сейчас в отпуске. Мы договорились с Холлом, что проведем это время вместе, вспомнил прошлые года, — врал Германия убедительно, перед приходом он посоветовался с Гилбертом и тот просчитал такой исход. — Он обещал показать мне Амстердам… давно меня тут не было. — И все же заявляться к его мужу, разве это правильно? — с долей насмешки, но все же добродушно спросил Брагинский. — Он мне сам написал, что ты будешь не против составить мне компанию. Сказал, что ты и историю города знаешь не хуже него, — Германия даже продемонстрировал телефон с перепиской с Алеидом. Иван взял телефон из рук Германии и прочитал переписку за вчерашнее число: L: Ivan sagte, du bist weg. Wird die Tour abgesagt? Holl: Tut mir leid, Mann! Dringende Dienstreise für ein paar Tage L: Traurig. Ich habe nur ein paar Tage Urlaub Holl: Hör zu, Mann. Ich denke, Ivan wird dir gerne die Stadt zeigen, er braucht Kommunikation. Брагинский прочитал переписку и отдал телефон обратно. Он замялся на минуту, все же слово «чувак» в общении Холла смущало, но может быть в переписки он часто его использовал, русский же не помнил ничего. Германия же оставался спокойным, он надеялся, что переписка не вызовет подозрения. — Хорошо, я сейчас оденусь и выйду, — сказал Иван, закрывая дверь и убегая в спальню. Он схватился было за телефон с желанием позвонить Алеиду. Но палец замер над кнопкой вызова. Может, стоит перестать быть таким подозрительным к внешнему миру. Да и Людвиг не вызывал страха или чувства опасности. Брагинский оделся в повседневную одежду и вышел к Людвигу, который ждал его у крыльца. — Я уж было подумал, ты хотел меня бортануть, — едва заметно улыбнулся Германия. — Нет, но я вряд ли что-то смогу Вам рассказать про историю города, я сейчас совершенно ничего не помню, — засмущался русский, почесав затылок и нервно рассмеялся. — Ничего страшного, можем просто прогуляться, — пожал плечами Людвиг, вместе они направились в парк. Между ними завязалась беседа, Германия не знал, о чем говорить с Иваном, что ему наплел Алеид о прошлом. Поэтому Людвиг решил рассказать об истории немецких городов. Иван слушал нового знакомого, ему нравился и тон, и тембр голоса немца, он мог бы веками слушать его речь. — Ваня! — в приказном тоне неожиданно крикнул Людвиг и дернул Ивана к себе, спасая его от столкновения с велосипедистом. У Брагинского от этой фразы мурашки прошли по спине, а когда он прижался к сильному, мощному телу немца, то и вовсе почувствовал возбуждение, но быстро отстранился от Людвига. — Хе… спасибо, — отводя взгляд в сторону, буркнул русский. — Что-то тут слишком жарко… может мороженое съедим? Людвиг кивнул и убежал к ближайшему ларьку с мороженым.

* * *

Холл прошел в дом русского, у России на кухне тихо играл музыкальный центр. Очень нетактично было с его стороны врываться с делами к Ивану домой, но он надеялся, что Россия не откажет. И он был предсказуем. Видно, нежелание знать о нахождении Холла в своей столице(пусть и в гостинице) несколько дней было куда сильнее, чем нежелание видеть в своем доме час. Поэтому Иван согласился принять Алеида у себя, ведь работы, как убеждал Холл, было всего на полчаса. Иван стоял у кухонного гарнитура и делал себе чай, а Холлу кофе. Алеид осмотрел кухню и сел за стол, доставая документы. — Тут ничего не изменилось. — Ты, кажется, пришел о делах говорить, а не языком трепать, — грубо отозвался русский. Нидерланды усмехнулся в шарф, не рад его видеть Россия, но и свое извечное гостеприимство похерить не может. А может быть он был расстроенным из-за ссоры с Людвигом. Алеид наблюдал за ним пару дней, как тот в порыве пытался несколько раз написать немцу, но все же пересиливал себя каждый раз. — Прости, я тебе не приятен? — осторожно спросил Алеид. — А ты думал, что будешь тут желанным гостем, после всего, что натворил?! — рыкнул Иван, обернувшись к голландцу, прожигая его недовольным взглядом. — Ваня… — Иван! А лучше Россия, — перебил русский, речь была грубой и резала слух Холлу, как его ласковый Россия, как его сокровище могло так с ним разговаривать. — Иван, прошло десять лет, — Нилерланды шумно выдохнул, он встал с места и подошел к Ивану, не пытаясь зажать, остановившись на один шаг, чтобы между ними было расстояние. От его взгляда не укрылось, как рука русского потянулась к ножу. Но Алеид стоял напротив России, не пытаясь ни обнять, ни поцеловать. — Я очень раскаиваюсь в своих грехах. Я знаю, мне нет оправдания, и ты никогда меня не простишь. Но поверь мне очень жаль, — наигранно искренни произнес Алеид. Люблю тебя (люблю тебя), все дело в этом, И без любви (и без любви) я пропаду. Но как сказать (но как сказать) тебе об этом, Когда тебя (когда тебя) я украду. — доносилось из музыкального центра. — Не верю, Холл, — стойко сказал Иван, смотря в глаза голландцу, который был его выше на несколько сантиметров, но из-за чего приходилось смотреть снизу-вверх. Нидерланды стремительно упал на колени, напустив на себя максимально смиренную маску, он прошептал сломленным голосом. — Прости меня, — Холл опустил взгляд в пол. — Алеид, встань! — произнес Иван, оторопев от таких внезапных действий со стороны бывшего насильника. Измучен я страданьем этим, я до тебя неплохо жил, Зачем тебя я только встретил. Скажи, пожалуйста, скажи. Скажи, пожалуйста, скажи. — Нет, не встану, — покачал головой Алеид. — Я простою так вечность, если понадобиться. — Я не прощу тебя, прекращай цирк, — стоял на своем Иван, он пытался поднять гостя, но Холл упорно стоял на коленях. У них завязалась небольшая потасовка, это небольшое противостояние позволило Холлу незаметно вылить в чай русского содержимое небольшого флакончика, который он прятал в рукаве. — Иван, мне не нужна любовь, даже дружба не нужна, давай просто будем хотя бы хорошими знакомыми, — продолжал сокрушаться Холл, упорно не вставая с колен. Россия прекратил свои попытки, Алеид замер на месте, снова опустив голову. На кухне воцарилась тишина, нарушаемая лишь музыкой: Я буду с тобой, одинокой такой, Каждый день и каждую ночь. Ты знаешь сама, как ты сводишь с ума, — Ты одна мне сможешь помочь… — Ну что мне сделать, чтобы ты меня простил? — вопрошал умоляющим голосом голландец и тут же сделал предположение. — Ноги тебе целовать? — после своих слов, он медленно стал наклоняться ниже. — Я тебя прощаю! — тут же спохватился Иван, покраснев до кончиков ушей. Он ненавидел такое унижение, даже пусть это и делал его бывший насильник. Русский добавил смущенно. — Только прекрати это. Холл выпрямился, но не встал с колен. Он поднял благодарный взгляд на русского. — Я… спасибо… Ва… Иван, я никогда не повторю то, что произошло десять лет назад. Я усвоил урок. — Давай займемся документами, — прочистив горло, напомнил цель визита голландца русский. Он взял кружки и обойдя Холла, поставил их на стол с тихим стуком. Алеид поднялся с колен и сел напротив Ивана, который уже сделал первый глоток. Алеид отпил кофе и принялся объяснять что-то по документам. Я знаю, ты знаешь, что вновь моей станешь — Двери души закрывать не спеши. Все будет, как хочешь, тебя прошу очень: В темную ночь не гони меня прочь. Не гони… Россия поднял мутный взгляд своих фиалковых глаз на голландца, на дне которых плескалась детская обида, кружка выпала из ослабевшей руки русского, а голова со стуком ударилась о столешницу. Алеид спокойно допил свой кофе, он прибрался на кухне. А после подхватил бессознательного русского на руки и понес к себе, это был только первый этап его гениального плана. — Я знаю, ты знаешь, что вновь моим станешь, — напевал себе под нос по-русски Холл с некоторыми изменения в словах, ему так понравилась эта песня, она как нельзя лучше описывала его желания. Он сидел дома у брата и просматривал отснятый материал. Люксембург постарался на славу, и звук и качество были на высшем уровне. — Если я еще раз услышу эту строчку из твоих уст, то я тебя огрею чем-нибудь! — прокричал из соседней комнаты Конрад. — Просто я вспомнил тот вечер, — усмехнулся Холл, но затем серьезно занялся редактированием и монтированием материалов. — Зачем тебе это все? — спросил Конрад, заглядывая через плечо брата в монитор. — Скоро поймешь, — плотоядно оскалился Алеид.