Переиграл?

— Жив, — отозвался Германия, протерев ладонями лицо, стараясь оставаться спокойным и не показывать своего жалкого состояния. Другой Россия едва слышно выдохнул с облегчением, и всего на миг уголки его губ дрогнули в улыбке. — Я был у него дома, там уже все покрылось пылью, словно его там не было несколько дней. Ты знаешь, где он? — Почему ты пришел ко мне? — поинтересовался Людвиг, ему было интересно, почему не к Беларуси или еще кому-то, а именно к нему. — Я же говорил, что наблюдал за жизнью Ивана. Я не одобряю его выбор, но, если уж он любит тебя, так и быть, пусть будет счастлив, — спокойно ответил Александр. Он недолюбливал Германию из своего мира, за их совместную историю. И пусть Людвиг и Бернхард разные личности, с полностью противоположным характером, но Россия плохо относился и к тому, и другому. И не понимал, чего Иван нашел в Людвиге. — Если ты следишь за Россией, то должен знать о нем все. — Я не смотрю за ним двадцать четыре часа в сутки, так что кое-что пропускаю и я, — признался Россия, явно недовольный собой, тем, что позволил случиться чему-то страшному со своим двойником. Не уберег, не доглядел. — Он у Нидерландов, — со злостью выплюнул фразу Германия сквозь сжатые зубы. Людвиг не удержался и ударил кулаком по столу, ярость кипела в нем и требовала выхода, но он был бессилен. Он слышал своими ушами, как весел был голос русского, как жалобно Иван просил поскорее вернуться Холла домой. — Но разве не… — начал было Россия, но, заметив вид немца, замолчал и задумчиво хмыкнул. Он уставился в окно, и на кухне воцарилась гнетущая тишина. Но через некоторое время, Россия поднялся на ноги и, поправив шарф, пошел на выход. Он остановился рядом с Германией, положив руку ему на плечо. — Мне надо увидеть Ивана, я не знаю, что сделал ваш Нидерланды, но я докопаюсь до правды. Не принимай поспешных решений и не делай неправильных выводов. В комнате снова воцарилось молчание, столько всего хотелось бы сказать Александру, однако все слова застряли где-то в груди. Немец прикрыл ладонью глаза и едва заметно кивнул. Тяжесть с плеча пропала, пусть и не раздалось ни шага, но немец точно знал, что этого странного русского в доме уже не было. Александр сидел в кустах сада Холла, внимательно наблюдая за парочкой в гостиной, что устроилась на мягком диване перед большим телевизором. Алеид по-собственнически прижимал Ивана к себе, поглаживая по плечу, в другой руке у голландца был косяк, который он медленно покуривал, уставившись в экран телевизора. — Алеид, я сегодня дома прибрался, — начал подбираться к основной теме Иван издалека, сцепляя пальцы в замок. Такая близость даже после находок беспокоила русского своей неправильностью. Почему так противен был запах травки и одеколона Иван не знал, но пытался привыкнуть. — Ты молодец, Ванюша, — скупо похвалил Нидерланды русского, крепче сжимая пальцы на его плече. — Я же говорил, что пребывание дома пойдет тебе на пользу… а ты все на работу рвался, с ума сходил. — Кстати об этом… я видел ту красивую картину, ну, где ты и я, на корабле в тех старинных нарядах, — весело улыбаясь, проговорил русский. — Когда это было? Это какой-то исторический фестиваль? — Да-а-а, — согласно протянул голландец, даже не напрягаясь от такого серьезного вопроса. Травка уже подействовала на мозг и немного расслабила серьезного Нидерланды. Сперва он хотел избавиться от этих старинных вещей, многие предметы были связаны с их общим прошлым, и рука у голландца не поднялась выкинуть эти вещи. Риск возвращения памяти к русскому был минимальный, а уж его ложь с учителем истории была на руку. — А кто такой Франциск? Это имя просто всплыло у меня в памяти и все, — перешел Иван к следующему интересующему его вопросу. — Франциск? Хм-м-м… — Холл даже потушил косяк, и нахмурил брови, словно пытался вспомнить человека с таким именем. — А… Франциск! — через минуту отозвался Холл, посмотрев в зачаровывающие глаза русского. — Точно вспомнил, был у тебя друг. Ты познакомился с ним, когда был вместе со мной в Париже по работе, но, к сожалению, это было так давно, у меня даже его контактов не сохранилось. Брагинский грустно вздохнул, он надеялся, что хоть кто-то сможет пролить свет на его прошлое. Почему-то рассказам Холла он верил неохотно, точнее в душе после каждого слова, каждой фразы вспыхивало беспокойство. И только разумом Иван понимал, что это все последствия амнезии, он воспринимал Алеида как чужого, это должно пройти со временем. Алеид между тем, провел пальцами по щеке русского, едва касаясь кожи кончиками пальцев. Вот он, его сокровище, в его руках. Брагинский смутился и попытался отстраниться, но рука на плече не позволила этого сделать, хватка вмиг стала крепче. Алеид придвинулся к Ивану и припал к его губам своими, провел языком по пухлым губам русского, слегка укусив за нижнюю. Он мягко оттянул подбородок русского вниз, заставляя приоткрыть рот, Иван не сопротивлялся, странно было бы не отвечать на поцелуй своему мужу? Он почувствовал влажный теплый язык в своем рту и попытался его вытолкнуть своим. Но Холл лишь усилил напор, продолжая их поцелуй. Голландец повалил русского на диван, забираясь руками под его футболку. Он водил горячими руками по торсу русского, страстно целуя в губы и совершенно не желая прерывать поцелуй. Когда же руки голландца полезли в штаны русского, Иван активно задергался и оттолкнул Холла. — Нет! — прокричал испугано русский, вскакивая с дивана и убегая в спальню. Сердце в груди билось сильно, словно пыталось пробить клетку из ребер и выскочить наружу, дыхание прерывистое поверхностное, руки слегка дрожали. Иван забрался на кровать и не понимал, почему ласки супруга вызывали в нем только негативные эмоции. Он все еще ощущал прикосновения горячих ладоней к своей коже. Иван уткнулся лицом в колени и пытался успокоиться. Раздались осторожные шаги через некоторое время, Холл сел на кровать рядом с Брагинским и, поставив что-то на тумбочку, он мягко коснулся волос русского, успокаивающе поглаживая. — Прости, я повел себя как похотливое животное, просто я, — Холл мягко потянул русского за волосы, заставляя поднять голову. Иван смотрел на Холла слезящимися глазами, тихо всхлипнул. Холл был заворожен русским, такой напуганный со слезами на глазах он выглядел очень хорошо. — Я без ума от тебя и оттого, что мы снова вместе, как в старые времена. Не могу удержаться, чтобы не касаться тебя, мне так нужно тебя обнимать, целовать и ласкать. — Я пока не готов, — жалобно произнес Иван, секс — это неотъемлемая часть семейной жизни, русский понимал, но пойти на такой шаг не мог… не сейчас. — Пожалуйста, не заставляй меня. — Тише, я не буду, — пообещал Алеид, строя из себя максимально понимающего и внимательного супруга, он поднес к губам русского таблетку. — Тебе сейчас надо успокоиться. Давай, выпей таблетку. Россия неуверенно приоткрыл рот, разве можно было отказать просьбы, когда к тебе с такой чуткостью и заботой отнеслись. Холл аккуратно положил таблетку на язык русского и, взяв с тумбочки стакан с водой, дал Ивану запить. Россия сделал несколько больших глотков, ощущая, как таблетка вместе с водой оказалась в пищеводе. Александр наблюдал за происходящим, он уже был готов ворваться в дом Нидерландов и разорвать Холла на части, когда тот начал домогаться Ивана, но тот спокойно отреагировал на просьбу Ивана и не стал продолжать. Заметив, как русский уснул на руках голландца, Россия поднялся со своего наблюдательного пункта и стал уходить. Все, что ему нужно было, он выяснил, и на самом деле то, что он увидел его не радовало от слова совсем.

* * *

Конечно же, власти Нидерландов постарались максимально комфортно разместить воплощение своей страны в одиночной камере. И кровать отличная и питание, оборудованная ванная комната ничем не отличалось от ванных комнат в обычных домах, и одежда всегда чистая и свежая. Чего очень не хватало в камере, так это техники: телефона, телевизор, интернет — все это было запрещено по условиям договора отбывания его срока. Но в камере был письменный стол и максимально комфортный стул, где Нидерланды мог работать, подписывая указы и другие документы своего правительства. Единственное, что общение по тем же условиям договора сводилось к минимуму, то есть встречи с друзьями и родственниками, даже с правительством были максимально ограничены. Видеть другие страны Холл мог только на очень важных встречах, выход на которые имел не больше одного раза в два месяца. С правителем также по самым важным вопросом, но камер-то в тюрьме его содержания не было. Россия как всегда был наивен и доверился на слова его правителю, ведь тот явно действовал в интересах жертвы (конечно, это не так). Если бы не Германия со своими проверками, Холл мог спокойно жить в своем доме, а вот эта немецкая мразь приезжал часто с проверками посмотреть, как проходит заключение преступника. И каждый раз возмущался относительно условий содержания Холла, но ему пихали под нос договор, где про содержание ни слова не было, мол, где написано: «Что Алеид должен спать в холодной серой камере на шконке? Что не может иметь отдельную ванную комнату?». Так что Германия бесился, что не продумал настолько тщательно договор, и уезжал к себе. А в этот раз посещение Германии немного отличалось. Он остановился перед камерой, через металлические прутья смотря на развалившегося на кровати Алеида, который без лишних слов махнул ему рукой. — Чем обязан, герр надзиратель? — издевательски произнес Холл, когда не услышал ничего от немца. Он поднялся с кровати и вальяжно подошел к решетке. Обычно он любил молчать, но сегодня его особенно тянуло на разговор. — Смотрю, как тебе живется тут, — холодно ответил Германия, его осанка была ровной, руки были сложены за спиной. Он презрительно смотрел на Алеида, явился немец сюда с целью посмотреть, как идет исправление Холла. Но шло оно паршиво. — Скучно, герр надзиратель, — со вздохом насмешливо отозвался Алеид, а затем нагло посмотрел в голубые очи Людвига, продолжил издеваться. — Я бы не отказался от Ивана, соскучился по его глубокому минету. Он все еще плачет, когда ему член пихаешь прямо в глотку? Или Ваш член ему до глотки не достает, герр надзиратель? Нидерланды вовремя успел отступить назад, рука Людвига схватила только воздух. Холод немца сменился на злость, и теперь яростный взгляд голубых глаз прожигал голландца насквозь. Германия припал к решетке, дыша как разъярённый зверь. Охранники хотели сделать шаг, чтобы отстранить Германию от камеры, но Холл покачал головой, призывая своих охранников остаться на месте. — Не смей так отзываться о Ване! — прорычал Германия. — Он тебе не вещь. — Вы прав, герр надзиратель, он не вещь — он сокровище, — усмехнулся Холл, а затем мечтательно прикрыл глаза, предаваясь сладким воспоминаниям. — А какая у него задница, да он просто создан, чтобы подставляться. Его крики и стоны, я помню, как он потерял сознание от оргазма. А с Вами, герр надзиратель, он терял сознание? Он вообще кончал под Вами? — Заткнись, иначе ты отсюда никогда не выйдешь, — снова раздался рык из груди немца, Германия со всей силы сжимал прутья, что отделяли его от Нидерландов, что спасало Холла от ужасной расправы со стороны немца. — Неправда, я выйду, когда закончится срок, — улыбнулся Холл, он приблизился к прутьям камеры и нагло добавил. — И тогда я снова отымею Россию. Прямого удара кулаком в нос Холл не успел избежать, но к Германии тут же подбежали охранники, которые его скрутили и оттащили от камеры. Холл зажал нос пальцами, чтобы остановить кровь. На его лице появился хитрый оскал, он наблюдал, как Германия освободился от хватки охранников и ушел. Через пару дней у Нидерландов созрел план, он попросил встречи со своим правителем. Уже на следующий день он вышел из камеры и направился к себе домой. Достав из сейфа стопку старинных книг, которые он прикарманил у России во время посещения его дома, вместе с этими книгами он вернулся в камеру. В одной из книг Руси он прочитал, что магия есть во всех странах, но лишь единицы могут научиться ей пользоваться. Он не раз видел, на что способен был Англия, хоть его и считали магом-неудачником, и Румыния. И раз уж у него было много времени, то почему бы не попробовать. Читать старославянский или точнее сказать староцерковный язык было сложно, вникать в суть еще более тяжко, но Холл не сдавался, он четко знал, чего хотел и к чему стремился. Изучение магии дело нелегкое. Алеид обладал упрямым характером и стремлением, а в распоряжении много свободного времени. С утра до ночи, а то и сутками Алеид читал магические книги, в прошлом он пробовал только защитные символы, рисовать которые особого умения не надо. А теперь корпел над основами магии. В книгах говорилось, сложно только поначалу, на самых основах, но когда научишься понимать, как колдовать, то потом будет легче. И Нидерланды это прекрасно понял, когда только спустя пять лет, он смог с помощью магии зажечь свечу, управлять ее пламенем, то делая его большим, то уменьшая до минимальной площади. А уже через полгода, он мог вернуть жизнь в увядающий цветок. И Алеид с удивлением задавался вопросом, почему Россия никогда не учился магии. Славянская магия была сильной, но Холл не нашел там ни одного полезного для себя заклинания. Связаться с Англией было не сложно, а уж когда Холл рассказал про ценные книги в своих руках, тот сам примчался к нему, с неподдельным интересом припадая к прутьям решетки в желании узреть книги. Видно, в дом России тот больше попасть не мог, а значит к эксклюзивной библиотеке русского доступа не имел. Алеид заключил выгодную сделку, так как в магии Англия разбирался судя по всему не очень, то с радостью принял самые бесполезные магические книги, а вот Холл завладел интересными экземплярами томов темной магии. В последующие года заключения Нидерланды посвятил черной магии, обучение шло легче и проще. Алеид плавно опустил русского на кровать, рус распластался по кровати в безмятежном сне, после таблеток Брагинский всегда спал как убитый, это Алеид понял за эти две недели. И сейчас, обводя взглядом это беззащитного, желанного русского, Нидерланды не смог сдержаться, он положил одну руку на пах русского, поглаживая сквозь хлопок штанов. Это возвращало на десять лет назад, когда в их ночные утехи, которые русский принимал за сон, он так же с ним развлекался. Холл не любил иметь безвольное тело, но с Иваном ситуация обстояла иначе. Эта беззащитность, безвольность лишь сильнее подогревало желание в голландце. Он уже успел возбудиться от одного только вида и воспоминаний о прошлом. Да и сам Иван отзывался на его ласки, по крайней мере его тело. Дыхание участилось, грудная клетка руса вздымалась и опускалась чаще. Нидерланды аккуратно стянул с русского футболку, затем и штаны вместе с трусами, высвободив полувозбужденный член русского. Он навис над раздетым русским. Он так долго держал себя в руках, запрещал себе быть настойчивым и взять силой то, чего душа желает. А сейчас он сорвался. Наклонившись он жадно припал губами к шее русского, втягивая кожу в свой рот, водя языком по ней, и, отстранившись, тут же снова впился в шею с другой стороны. Гортанно зарычав от возбуждения, Холл поддался своим желаниям, он как сумасшедший выводил языком по телу спящего русского замудренные узоры, оставляя после себя мокрую дорожку из слюны. Брагинский не проснулся, но с его губ сорвался то ли полустон, то ли полувздох. Ладони Холла оглаживали бока русского, иногда с силой впиваясь в кожу, до синяков. Собственный возбужденный член уже неприятно ныл в плену одежды, не прекращая кусать, лизать и целовать доступное тело русского, Алеид свободной рукой стянул с себя джинсы, оставаясь только в рубашке. Нидерланды на несколько минут отстранился, тяжело дыша, он лихорадочным взглядом скользил по телу Ивана, в некоторых местах уже появились яркие засосы, где-то только начинали появляться синяки от крепкой хватки голландца. Он обхватил член русского и водил медленно вверх-вниз, по возбужденной плоти, сочащейся смазкой. Холл раздумывал, как лучше будет поступить, не хотелось травмировать Ивана прямо сейчас, тот еще даже не привязался к нему, Алеид повернул руса на бок, пристроился у него за спиной. Обхватив за талию, теснее прижал к себе, вновь оставил поцелуй на шее русского, который сквозь сон снова отреагировал стоном. Распределив смазку по своему члену, он толкнул его в ложбинку между ягодиц Ивана. Алеиду страсть полностью затуманила разум, голландец грубо двигался между ягодиц русского, без проникновения. Одной рукой он прижимал безвольного русского к себе, а другой яростно надрачивал ему. Нидерланды стонал и рычал от наслаждения, зарываясь носом в волосы русского и не прекращая свои резкие движения. Благодаря природной смазке двигаться было просто, член легко скользил между ягодицами руса. — Мой, Ваня, ты только мой, — рычал Холл на ухо спящему супругу, когда содрогался в оргазме и пачкая своим семенем ягодицы и спину Ивана. Из груди русского вырвался громкий стон, и на руку Холла брызнула сперма. От столь долгожданного оргазма в ушах и в голове у Холла звенело, перед глазами появилась пелена, он даже не слышал своего собственного тяжелого дыхания. Во всем теле разлилась приятная тяжесть, хотелось закрыть глаза и погрузиться в сон. Но только мысль о том, что надо бы убрать «следы преступления», не позволяла провалиться в столь приятную темноту. Провалявшись так с полчаса, голландец все же нашел в себе силы отстраниться от своего сокровища и дойти до ванной комнаты. Вымыв руки и намочив полотенце, он вернулся в спальню, осторожно стер с тела Ивана сперму, которая уже начала засыхать. А после аккуратно перевернув расслабленного русского на спину, натянул на него одежду. Кинув полотенце на спинку стула, Холл надел свои боксеры и устроился рядом с русским. Рабочая рубашка неприятно липла к взмокшему после секса телу, но усталость была сильнее, голландец закрыл глаза и уснул с довольной ухмылкой на лице.