Касаясь холода и льда

      Появление Ши Уду оказалось одновременно неожиданным и тем, что Хэ Сюань ждал. И не только ждал, но и представлял – пытался представить – то, каким будет выглядеть Ши Уду в своем истинном облике.       Будут ли его пряди такими же длинными и темными – или окажутся похожими на воду, с теми особыми, синеватыми отсветами, что подходят озерам после долгих холодов?       Будут ли его одежды такими же синеватыми и изысканными, и отделанными серебристой вышивкой – или такие одежды слишком простые для божества, и он надевает что-то такое, усыпанное драгоценными камнями и расцвеченное золотом, что больше подходит его величию?       Будут ли его глаза такими же синими, и похожими на холодную, речную воду, или их цвет и совсем не похож ни на один из тех цветов, что доступны обычным людям, и больше подходит золоту, утонувшему в призрачной воде?         Вода нахлынула, подняла волны, окатила Хэ Сюаня россыпью брызг. И отступила – так же стремительно и шелестяще, как и окутала его своим присутствием. И то, каким выглядел Ши Уду – зная, что его истинный облик божества достался Хэ Сюаню, как тайное, не принадлежащее никому другому знание – ничем не отличалось от того, каким Ши Уду выглядел раньше, когда спрашивал о всех этих водных демонах, и торговцах, и чужой жадности.       Движение Ши Уду было таким же стремительным, как и вода, что ему принадлежала – и он оттолкнул Хэ Сюаня выверенным взмахом веера дальше, туда, где никто не будет прислушиваться к их разговору или мешать им своим невозможным любопытством.       Стена позади Хэ Сюаня, к которой он оказался прижат водой Ши Уду, что он скрывал так умело, ощущалась ледяной, хотя холода отступили, и солнечные лучи опускались неровными отсветами на стены храма, на подношения, на статую Ши Уду, что, хотя и выглядела изящной и богато отделанной, не могла передать всего изящества настоящего Ши Уду, его то неловких, то уверенных движений, его взгляда, что пронизывал не хуже льда, осыпающегося по заснеженному озеру.       - Все же догадался? Знал, что однажды ты поймешь, - голос Ши Уду звучал насмешливо, без всякого удивления, и Хэ Сюаню невольно подумалось, что и голос его в облике божества совсем не изменился, и звучит таким же, как и до этого. И что, если не знать, что разговариваешь с божеством – то и не догадаешься, что это божество. И их голоса не похожи ни на шелест волн, ни на ярость штормового моря, ни на звон рек – и ничем не отличается от голоса обычного человека.       - Значит, мы не недооценивали друг друга, - Хэ Сюань усмехнулся ему в тон, не сомневаясь и не отступаясь, не поддаваясь на этот синий, пронзительный взгляд, что заставлял его чувствовать себя так странно, так невозможно, как если бы он тонул в этих волнах. И Хэ Сюань думал, что это чужой интерес к нему и чужая близость заставляет чувствовать его эти странные, так напоминающие туманную дымку эмоции – те, что истаивают и оседают, оставляя необъяснимое ощущение чего-то запретного и невозможного.       И все же он не позволил себе поддаться этим эмоциям – и произнес, холодновато и настороженно:       - Зачем ты спускаешься к нам в поселок? И что тебя на самом деле интересует? Представить заклинателя, что выполняет чужие обращения, и получает за эти обращения свои золотые монеты – такое возможно, и даже понятно. Многие из торговцев обращаются к заклинателям, если их умениями можно решать те загадки, что им достаются. Но не божество, - недоверие в голосе Хэ Сюаня ощущалось почти наяву, почти реальным, таким, что не скроешь никакими намеками. – И зачем было принимать облик заклинателя, и иметь этот мнимый интерес к тому, что в поселке водные демоны нападают на людей?       Говоря так прямо, так не скрываясь, Хэ Сюань невольно касался в своих рукавах печатей, что оставил ему Ши Уду. И чувствовал, как его окутывает холодная вода – духовные силы Ши Уду, что отзывались на эти печати. Духовные силы, что он больше не скрывал, и не задумываясь использовал бы на Хэ Сюане, если бы подумал, что он выдаст его, хотя такое было совсем ни к чему. И Хэ Сюань не стал бы говорить никому о Ши Уду, даже если бы очень сомневался в его добродетели.       Хотя он не сомневался.       - Все, что я говорил, не так уж и далеко от истины, - Ши Уду, говоря это, с недовольным видом поправил выбившиеся из прически шпильки и растрепавшиеся пряди.       Как если бы он занимался какими-то делами, что не заставляли его выглядеть изысканно и утонченно – не вел разговоры намеками с другими божествами и не участвовал в каком-то богато украшенном празднике, что точно проводились среди Небесных чертогов. А набрасывал что-то в свитках, устроившись за низким столиком в какой-то простой комнате, совсем не похожей на комнаты дворца, и то и дело хмурился и исправлял иероглифы, и не замечал, как задумчиво водит пальцами по письменной кисти, когда пытается придумать подходящие фразы. Хэ Сюань и сам не объяснил бы, почему Ши Уду представлялся ему в таком облике – облике, совсем не отражающим сущность божества, но его немного растрепанный вид и то, каким сонным он выглядел, высвечивало именно такие мысли.       - Я просто не хотел показывать, кто я на самом деле. Чтобы не вызывать лишних вопросов. И чтобы ты не думал, что говорить со мной нужно какими-то особенными фразами или что еще можно подумать, узнав, что разговариваешь с Повелителем Воды, - Ши Уду хмыкнул, подчеркивая сказанным, что никакой такой уж лжи с его стороны и не было. И что у него был повод не называть себя.       Но недоверие Хэ Сюаня хотя и выцвело немного, но никуда не делось, и так и накатывало ледяными волнами, что могли принадлежать и Ши Уду, и ему.       – Если хочешь, я расскажу тебе больше, - произнес он, немного помолчав. – Но лучше нам пройтись по городу, а не разговаривать там, где полно любопытствующих жителей города, - Ши Уду снова хмыкнул и взглядом указал на каких-то бездельников, что прислушивались к их разговору, хотя и делали вид, что их интересует пряный аромат благовоний и отсвечивающая золотом отделка на одеждах статуи Ши Уду, и искусно начертанные картины, что призваны были изображать его дворец.       Произнеся это, Ши Уду немного отстранился и позволил Хэ Сюаню отступить от стены, к которой он прижимался все это время. Вынужден был прижиматься – веер Ши Уду превратился из изящной, богато отделанной безделушки в серьезное оружие, и вода, незаметная для других, притискивала Хэ Сюаня к этой стене, не позволяя ни отодвинуться от нее, ни ответить на это ледяное касание, не потребовать отпустить его.       - Да уж, кого-кого, а любопытствующих жителей города всегда хватает, - Хэ Сюань тоже хмыкнул, подтверждая сказанное Ши Уду, и сменил тон на серьезный, полный скрытого беспокойства. – Можем пройтись по городу. На этом празднике так шумно, что наш разговор никто и не услышит. Даже если будет прислушиваться, - и он выразительно покосился на толпящихся у статуи Ши Уду слушателей. * * *       Город окутал их шелестом ветра, что разметал цветы по главной площади, сладкими, пряными ароматами и шумом множества голосов – смеющихся, довольных, торгующихся. По сторонам улиц теснились бесчисленные лавки – с едой и сладостями, и с винами, что пахли так терпко, так приятно, что невозможно было не почувствовать этот яркий аромат. И цветы персика, что украшали эти улицы, покачивались и тонко пахли на ветру.       Но одной из главных историй этого праздника была серебристая, изящно выгнутая арка, увитая цветами персика.       Хэ Сюань бы, наверно, ее даже не заметил – он столько раз приезжал на этот праздник с семьей, что перестал отмечать все то, что казалось новым и необычным другим людям, тем, что впервые попали на этот праздник. Но Ши Уду в недосказанном удивлении смотрел на эту арку, и Хэ Сюань понял, что в его поселке таких праздников не было, и эта арка вызывает его искреннее непонимание.       - Если пройти сквозь эту арку и поймать упавший цветок персика, то это будет означать, что в ближайшее время встретишь своего жениха или невесту, - произнес Хэ Сюань, отвечая на незаданный вопрос Ши Уду.       Он так и подумал, что Ши Уду не будет ничего спрашивать, хотя его любопытство невозможно было не заметить. И то, как он пытается придумать, что может означать эта арка и цветы персика, что охватывают ее серебристой, туманной дымкой – цветы персика для нее подбирались редкие, особенные, такие, что отсвечивали серебром, и не вяли очень долго.       - Если ты заметил, то многие проходят сквозь эту арку, и хотят поймать эти цветы, если их принесет порывами ветра, - Хэ Сюань взглядом указал на тех, кто теснился неподалеку от той арки, и смотрел на эти цветы каждый со своими устремлениями.       И представлял тоже что-то свое.       - Тебе-то это точно не нужно, - Ши Уду усмехнулся, но в этой его усмешке было больше какой-то затаенной иронии, чем чего-то недосказанного.       Он оглядывался по сторонам с осторожно скрываемым любопытством, глядя на все эти сладости с подтаявшим сахаром, и безделушки в лавках, и тех, кто хотел поймать цветы персика, и в неуверенности не решался пройти сквозь эту арку. И Хэ Сюань бы не заметил этого любопытства, но он чувствовал его – в неприметных, тонких движениях Ши Уду, и в том, как он смотрел на обычные, ничем не притягательные мелочи, и то, каким удивленным при этом выглядел.       - У тебя и так есть невеста, - объяснил свою мысль Ши Уду и остановился возле одной из стен, что окружали городскую площадь. Ниспадающие ветви ивы спрятали их от реальности, закрыли серебристым, с зелеными отсветами водопадом, и подойти к ним близко не получилось бы ни у кого.       Хэ Сюань невольно хмыкнул, думая о том, что это место выбрано именно таким, каким нужно, и подойдет для разговоров, что не предназначались для тех бездельников, которых хватало в любом городе, и для которых основных развлечением были сплетни и слухи.       Но другая мысль, что окутала его, оказалась какой-то совсем неловкой и недостойной – после того, как Ши Уду подчеркнул, что у Хэ Сюаня есть невеста, ему почему-то так странно захотелось спросить, а как с любовными связями у Ши Уду, поскольку про его связи Ши Уду знает то, что можно о них знать. Но спрашивать такое было бы против всех возможных правил приличия, и Хэ Сюань промолчал, и не стал ничего произносить вслух. Хотя и это странное любопытство никуда не делось, и холодило его своей неизведанностью.       Ши Уду собирался сказать что-то – наверно, произнести то, что рассказало бы о его причинах и его обращениях, что заставляли его затенять себя ложью и говорить не то, что являло собой истину, и что влекло его в этот поселок – такой далекий, такой заснеженный и такой ненужный хоть кому-то, кто достиг возможностей божества.       Но в этот момент Ши Уду в ладони порывом ветра принесло серебристый, источающий пряный аромат цветок, так похожий на шелк и отсветы воды.       И это оказался тот самый цветок персика, один из тех, которыми была увита арка, что обещала особенную встречу. Ту встречу, к которой не решались прикоснуться другие, но которая сама упала в ладони Ши Уду, хотя он о таком, похоже, даже и не задумывался, и никак не представлял.