Касаясь холода и льда

      К этим их поездкам с родителями и сестрой на праздники, что проводились в ближайшем к ним городе, Хэ Сюань относился одновременно скептически - поскольку такие празднества только заставляли терять на них время, деньги, и возможность заняться учебой, и с любопытством – поскольку время получалось провести необычно, деньги тратились на вкусные или забавные мелочи, а к учебе можно было вернуться и позже, его свитки и чернила, и письменные кисти никуда бы не делись.       И в этот раз он слушал всегдашнее ворчание отца, радостный смех сестры и мелодичные замечания Мяо-эр – и улыбался – едва-едва, скрывая это, как если бы в его улыбке было что-то такое, что не должно было предназначаться совсем никому. Как если бы он не был достоин того, что ему принадлежало. Как если бы он скрывал то весомое, тайное, темное, что тянуло его в ледяную воду, что смыкалась над ним со всей своей скрытой темнотой.       Праздник персиковых цветов, на который они собирались, был не то чтобы таким же богато украшенным золотом и редкими, изысканными блюдами, как те праздники, что проводились в столице. Нет, этот праздник был местным, совсем незатейливым, но именно такое и нравилось Хэ Сюаню.       Он и представить себе не мог, чтобы оказаться посреди расчерченных отсветами солнца столов, где блюда приготовлены такими сложными, такими недоступными, что даже пробовать их опасаешься, чтобы не разрушить всю эту утонченную сложность. А в лавках продают не сладости, все в подтаявшей карамели и сахаре, и не неприметные, безыскусные веера из рисовой бумаги, как один из тех, что он думал купить, но не стал – а изогнутые, украшенные рассыпающими яркие искры камнями заколки, и струящийся, зыбкий шелк, что стоит больше, чем все их монеты, и вся их лавка, и весь их поселок.       - Хочу найти заколки, чтобы понравились А-сюаню. Ему так сложно придумывать прически, и ничего ему не нравится, - надулась сестра, не обращаясь ни к кому определенному, но делая это так, чтобы услышал и Хэ Сюань, и другие.       На этот раз у него не получилось отказаться – и его прическа оказалась такой сложной и необычной, со всеми этими переплетениями, искусно подобранными прядями и множеством заколок, что добавить в эту прическу еще и шпильку, отданную ему Ши Уду, он смог только после долгих споров с сестрой и ее заверениями, что эта шпилька совсем не сочетается с заколками, и ни к чему в такой прическе. И все же шпилька отсвечивала синеватыми, изогнутыми волнами и тонким серебром в его прядях.       Но эта прическа… Он точно привлечет ненужное внимание.       И при этой мысли печати воды, отданные ему Ши Уду, словно сами коснулись его ладоней, окутали их холодной, озерной водой. Водой, что так напоминал сам Ши Уду. Словно он и был этой водой. И этой воде принадлежал.       Хэ Сюань не сомневался, что на празднике печати ему использовать не придется, и все же почему-то касался их, собирая ладонями эти серебристые отсветы и озерную воду, выводил тонкие, ломанные линии, что повторяли иероглиф воды, высвечивал духовные силы, что таились в этих печатях, как если бы они притягивали его – неправильно и невозможно.       Но новых нападений водных демонов не было – и не было никакой возможности снова встретить Ши Уду. Хэ Сюань и сам не понимал, зачем ему это нужно, и зачем он вообще думает о Ши Уду, а не о свитках с заданиями, запахе пряных специй из лавки или теплой, отделанной мехом накидке, что вычерчивали изящные черты плеч Мяо-эр. Но думал – и никак не мог откинуть такие мысли.       И внимательно вглядывался в каждую призрачную тень, в каждое тайное движение, в каждый невысказанный намек – но так и не узнал ничего подходящего.         - Хватит выдумывать глупости. У тебя и так хватает заколок, - сердито проворчал отец, но Хэ Сюань знал, что за этим сердитым тоном и недовольством кроется то, что он все равно купит сестре то, что она хочет, но не так, чтобы скупить все лавки и все торговые ряды, как она делала бы, достанься ей такая возможность.       - Не так их у меня и много, - принялась спорить сестра, как всегда и делала, разговаривая с отцом. Кого-то другого можно было заметить в непочтительности к старшим, но у сестры даже споры получались такими искренними и обыденными, что, никто и не подумал бы говорить ей о следовании правилам приличия.       И Хэ Сюань этому тоже поддавался. Он усмехнулся и незаметно коснулся ладони Мяо-эр.       И получил чуть насмешливый взгляд и тонкую улыбку.       Но почему-то его мысли высветили совсем не то, что связывало его с Мяо-эр, и не то, что они делили, и не то, что им принадлежало.       Ему почему-то вспомнилось, как Ши Уду касался его прядей – поначалу чуть-чуть, почти не в реальности, почти не по-настоящему, но дальше все увереннее и увереннее, и его движения отдавались в Хэ Сюане чем-то одновременно горьковатым и невозможно притягивающим. Как пряная, чуть проступающая сладость в терпком вкусе того вина, что они пили. Его ладони отдавали ощущением холодной воды, и засыпанного снегом льда, и туманной дымки, что оседает над реками после долгих холодов. И в этих ладонях, несмотря на все их спокойствие и уверенность, чувствовалась какая-то непонятная неловкость. Как если бы Ши Уду раньше не делал ничего такого. Ни с кем.       Наверно, он что-то не так понял.       Наверно, его представления о близости, что очерчивались только теми знаниями, что он получил с Мяо-эр, обманывали его.       Наверно, он представлял совсем не то, что Ши Уду вкладывал в это мгновение.       Но у него возникло такое странное чувство, что Ши Уду относится к нему как-то совсем не так, как должен относиться заклинатель к одному из жителей поселка, куда его привело задание, обыденное, одно из множества, ничем не приметное. И он даже не осмеливался предполагать, какой интерес может быть к нему у Ши Уду. Нет, он слышал о таких связях, и знал о них если не многое, то хотя бы отрывки и полунамеки, но представить такое по отношению к Ши Уду казалось чем-то совсем невозможным.       Его это не должно было беспокоить. Совсем никак. Ничем. Поскольку, даже если бы кто-то и имел глупость им увлечься, то его это никак не касалось. И все же беспокоило. И мысли, странные, пронизанные тревогой, и не поддающейся никакому пониманию досадой, окутывали его. И думал он совсем не о том, о чем стоило бы думать, когда Мяо-эр касалась его ладоней так скрыто и так мягко. * * *       Как только он ступил на извилистые, уводящие в площади и переулки, улицы города, его затопило ощущение ледяной воды, и призрачных огней, и теней озера – это были не его земли, и находиться на них было так сложно, что давалось ему немалым усилием воли. Но он не хотел пропускать праздник, не хотел пропускать то, что мог разделить с семьей, не хотел оставаться в поселке в одиночестве, что сквозило в каждой части важного ему.       И он откинул эту неловкость.       И позволил себе улыбнуться, слушая, как сестра смеется и уговаривает Мяо-эр пойти с ней за заколками для Хэ Сюаня, поскольку родители и так занялись делами, и покупали специи и пряности для лавки, а самого Хэ Сюаня заставить заниматься таким, как покупка заколок, шпилек и украшений, было совсем невозможно.       - Идите, я найду, куда тоже пойти. Потом встретимся, - заверил их Хэ Сюань, заметив на себе вопросительный, немного насмешливый взгляд Мяо-эр и поторапливающий его ответ взгляд сестры.       Он не собирался оставаться один, и как-то не думал, куда пойти, но его взгляд упал на храмы, что теснились неподалеку – и он замер в невысказанном удивлении.       Эти храмы принадлежали Повелителю Воды – и их изящное, тонкое серебро, так и напоминало озерную воду, и холодные волны, и реки, скованные снегом и льдом. Но совсем не это заставило Хэ Сюаня застыть и поначалу подумать, что он слишком много времени проводит с учебными свитками, и заданиями, и всеми этими неровными, изломанными линиями формул.       А то, что его взгляд притянуло изображение Повелителя Воды и его статуя, что принадлежали этим храмам.       Этих храмов  было не много – на так много, как обладали другие божества, и не так ярко, как притягивали те, кто хотел величия и добродетели. Как если бы Повелитель Воды вознесся совсем недавно, и еще не успел получить все те подношения, и последователей, и божественную ауру, что ему полагались.       И Хэ Сюань знал, точно знал бы про Повелителя Воды и до этого – но в их поселке, небольшом, окутанном снежной дымкой и холодной моросью, и не было храмов Повелителя Воды.       Он шагнул в храм, ничуть не сомневаясь, словно наяву представляя и эти длинные, темные пряди, и эти синеватые с серебром отсветы шпилек в прическе, и эти глаза – синие, пронизанные насмешливыми искрами, так похожие на воду.       Воду, которой, похоже, Ши Уду и принадлежал.       Изображения истаивали и выцветали, и не могли показать эту серьезность во взгляде, и эту скрытую усмешку, и то, как ниспадают и переплетаются темные пряди, когда Ши Уду касается их неосознанно, когда что-то в разговоре заставляет его задуматься или встревожиться. И на статуях не было теплой, отделанной мехом накидки, в которую закутывался Ши Уду, и то каким тонким он выглядит, и то, как прячет ладони в рукава.       Изображения и статуи не могли показать его.       Но это был он.       И в этом не было никаких сомнений.       И это означало, что Ши Уду не был обычным человеком. И не был заклинателем. И не был кем-то таким, кто спускался в их поселок по делам, чтобы выполнить чужие обращения за золотые монеты.       Ши Уду был божеством.       И понимание этого заставляло Хэ Сюаня чувствовать удивление – если смотреть на Ши Уду, то божества ничем не отличались от обычных людей. Они так же хмурились в скрытом беспокойстве, улыбались чуть-чуть, почти не в реальности, думая о чем-то доступном им одним, и их прикосновения вызывали странные, невозможные эмоции, которых не должны были вызывать. И не только удивление, но и какую-то непонятную досаду – Хэ Сюань должен был догадаться. Должен был почувствовать. Должен был коснуться этой божественной ауры – и отличить ее от множества других.       То, что придумалось ему в следующее мгновение, заставило его усмехнуться – и подойти ближе к изящной, тонущей в серебристых отсветах статуе Повелителя Воды. Туда, где плыли пряным ароматом благовония, и шелестели печатями, с начертанными серебром иероглифами подношения.       В его усмешку вплелось скрытое удовольствие, и его уверенные движения ничем не выдавали его сомнений, когда он зажег благовония, как сделал бы это, если бы обращался к Повелителю Воды.       Как если бы он поклонялся ему, как все другие люди в этом храме, что таили свои устремления под всем этим терпким ароматом благовоний и запретными знаниями.       Как если бы он никогда не знал ни его разговоров, полных тревоги, ни его недоумения посреди снежной дымки и оседающей влажностью мороси, ни его прикосновений, ощущающихся водой – тех, что и есть вода.       Божества всегда знали без сомнений, кто именно к ним обращается.       И, Хэ Сюань, глядя на яркие, золотистые искры, что высвечивали зажженные благовония в полумраке храма, принялся ждать, как ответит на его обращение Ши Уду. И что он скажет, поняв, что его ложь обернулась истиной. И что ему тоже высветилось это знание.