In Nomine Tenebrae.

*** Он бежал. Разноцветная, кислотных оттенков, хламида давно обратилась рваной тряпкой, в босых ногах застряли несколько осколков, а боль между ног казалось столь невыносимой, что ему хотелось заползти под ближайший ржавый остов кара и свернуться калачиком, в надежде очнуться ранним утром среди разбросанных игрушек его детской. Детской, уже как год оставшейся в типовом колониальном строении на планете, чьего названия он не помнил, никогда не интересуясь у матери, как именуется его родной мир. Горло сдавило при мысли о том, что теперь он и не сможет это узнать, как и не сможет почувствовать, как она треплет его волосы, не ощутит ее запах, не услышит голоса. Мальчик замер, остановившись перед какой-то металлической корягой, почти перегородившей узкую улочку, освещенную лишь тусклым оранжевым светом, что лился откуда-то сверху, разрезая сизый туман, давно заполонивший предпоследний уровень мегаполиса, да неясными неоновыми бликами, мерцавшими впереди; и вдохнул полной грудью, даже не поморщившись от уже привычной вони испражнений, ржавого металла и хлорки. Стараясь идти как можно тише и аккуратнее, он обогнул препятствие, застонав, когда ему пришлось свести ноги вместе, вплотную прижимаясь к поросшей синим светящимся мхом стене. «Может, стоило остаться. Там я хотя бы сыт был всегда. А что ждет меня здесь? Я же не спасусь. Я ведь и умею только сосать, да раздвигать…» - мелькнула предательская мысль, но тут же была поглощена новым, доселе неведомым ему чувством – ощущением всепоглощающего презрения. К «клиентам», к людям, считавшим себя его хозяевами, к себе, даже к той женщине, что произвела его на свет. Может, сначала, семь месяцев назад, когда они только прибыли на эту Силой забытую планету, все казалось ему игрой, но теперь, стоя в «рабочей одежде» в переулке между основаниями двух бетонных исполинов, он с ужасом глядел назад. Осознание подобно трандошанскому кулаку, пришедшемуся под дых его мамы, ввинтилось в его сознание, и он с тихим, девичьим криком, осел прямо на неровный, щедро усеянный металлической стружкой и сгнившей органикой пол, до крови оцарапав затянутые в порванные чулки колени. Беззвучно зарыдал, обхватив лицо руками, не зная, что ему теперь делать, но, что гораздо хуже, более не имея морального права себя уважать. Где-то вдалеке с характерным треском пронесся скоростной поезд, а шаркающие шаги раздались совсем близко, но никакие посторонние звуки не смогли вырвать его из круговорота самоистязаний. «Почему. Почему я не убежал сразу», - шептали накрашенные губы, а внутри все больше разрасталась отвращение к самому себе. «Почему я не отговорил ма… Ноа? Из-за чего?». Широкая волосатая ладонь не позволила ему додумать, грубо вдавив в асфальт. Он открыл рот, пытаясь заорать, но шею сдавило так, что даже боль между ягодицами ушла на второй план. «Нет. Не позволю. Только не так», - подумал мальчишка. - Попался-таки, пидор, - на удивление высокий голос раздался сзади, когда чье-то горячее дыхание опалило ухо. Впрочем, секундой спустя схвативший его человек завыл еще тоньше, пытаясь выдернуть фрагмент арматуры из слишком гладкой кожи щеки, а беглец несся вперед, не слыша сыплющихся ему вслед проклятий, поглощенный единственной целью – убраться отсюда, из этого насквозь прогнившего мира. О возвращении домой, ровно как и о самоубийстве, он даже не помышлял, невзирая на возраст прекрасно понимая, что первое попросту нереально, а на второе ему не хватит силы воли. - Мы пребываем в систему Шили через пятнадцать минут. Просьба приготовиться, - раздался синтезированный, приятный женский голос, вырвав Агельмана из объятий сна, тут-же сменившись хриплым мужским басом, щедро сдабривавшим речь матерными оборотами, - Так что ##### толпиться, бараны ######! Вы, #####, #######! Нехуй толпиться у выхода, овцы вонючие! В очередь, сука, в очередь! Агельман, мысленно покрыв любителя экспрессии последними словами, медленно, словно нехотя разлепил веки, хрустнул суставами и спокойно развернул светящуюся в полумраке корабельного трюма карту, достав ее из нагрудного кармана робы, даже не предприняв попытки отстегнуться от жесткого, неудобного кресла, подобно сотням другим приваренного к полу настолько плохо, что каждый вираж звездолета ознаменовывался жутким скрипом. Глянцевая поверхность сенсорной бумаги, прежде чем вывести спутниковые снимки родной планеты тогрут, мигнула красным, отразив его худое, ничем не примечательное лицо обыкновенного рабочего. - Тебе надо ### сломать, чтобы ты ######## отсюда? – раздался визгливый голос, заставивший его, довольно долго сидевшего неподвижно, и, не обращавшего внимания на царившую вокруг суету, водя по прибору длинными, узловатыми пальцами с обломанными, обкусанными, увенчанными траурными рамками ногтями, обернуться. Взгляд Агельмана скользнул по сгорбившейся тучной фигуре представителя человеческой расы, что склонился над ним, сжимая в свинообразных руках резиновую дубинку, по иссеченной рубцами щеке, по заплывшим жиром глазам, а сам он, спокойно убрав устройство, униженно залепетал извинения, изо всех сил давя рефлексы и презрительную ухмылку, что грозила вырваться наружу при одном вдохе амбре, испускаемого собеседником, в сравнении с которым мерк не только его собственный запах, но и в целом ядреная смесь пота, металла и смазочно-охладительной жидкости, повисшая в маленькой, лишенной даже элементарных удобств каюте. Агельман не знал, чего ему стоило не вырвать дубинку и не выполнить с ее владельцем все то, что тот обещал сотворить с ним, ровно как и не знал, как смог повернуться спиной к охраннику, вставая в один ряд с такими же загнанными, лишенными даже намека на малейший просвет разумными. - Шевелись, рабы #####! Рейс окончен! ## вашу мать! – знакомый с момента посадки голос заглушил воспроизведение фразы, сообщавшей об удачной посадке в порту Корваллы и, спустя несколько минут, невысокий, с половину человеческого роста, люк отъехал вниз, пропуская в затхлое помещение поток тяжелого воздуха, впрочем, показавшимся столпившимся самым чистым в их жизни. Агельман, оказавшись в хвосте живой цепочки, что медленно двигалась вперед, исчезая в белом пятне звено за звеном, оправил форму электросварщика седьмого разряда, непроизвольно коснувшись локтем едва заметного выступа на кителе чуть ниже бирки с именем «Руфус Крайн» и штрих кодом, подтверждающим его квалификацию. Подойдя вплотную к дверному проему, наконец, дождавшись своей очереди, рабочий ненадолго застыл, шагнув вниз лишь после тычка резиновой палкой в спину. Пластиковые, плохо зашнурованные сквозь проделанные жалом паяльника отверстия, ботинки с оторванными липучками по бокам, коснулись покрытия трапа, взметнув небольшое облачко оранжевой пыли. «Это и есть цветущая Шили?», - мысленно костеря себя за то, что спрыгнул, профессионально погасив импульс, и благодаря разгильдяйство охранника, слишком занятого расталкиванием пассажиров, не смог удержать кривую ухмылку Агельман при виде гигантского котлована, огороженного металлической решеткой, протянутой вдоль Г-образных, нависающих столбов. Всюду сновали машины разных форм, размеров и принципов действия – от летящих за счет магнитной подушки платформ, до внушительных размеров промышленных грузовиков, что выезжали по аппарелям звездолетов. Но не столько это смутило его, сколько то, что большинство рабочих, большинство тех, кто вгрызался в землю, поднимая тонны пыли, заполонившие горизонт, большинство были тогрутами. «Они убивают свою мать. Как иронично», - пронеслось в его сознании, пока двое солдат в рыжей республиканской броне водили вокруг него плашками металлодетекторов и газовых анализаторов, заставив широко расставить ноги и вытянуть руки на манер распятого на кресте. - Нормально. Пошел, - сказал один из них, молодой парень, под шлемом которого Агельман заметил уставшие, воспаленные глаза с полопавшимися капиллярами, но, стоило рабочему сделать шаг, как на его плечо легла рука. - Нет. Его на доработку. Электромонтер мысленно выругался, спокойно дойдя вместе с двумя республиканцами до маленького одноэтажного строения. Произнес подобострастным тоном: - Господа. Уважаемые господа. Произошла какая-то ошибка. - Ошибка? – Поднял бровь какой-то смуглый старик, сидевший на раскладном стуле под окном, более схожим на бойницу, откладывая в сторону датапад; и, резко поднявшись, оправил форменную куртку, - Ошибка, значит, - рука, затянутая в черную перчатку схватила Агельмана за воротник; сопровождающие напряглись куда сильнее, один из них принялся теребить кобуру, - Долбанный бластер в нагрудном кармане – ошибка? - Я… Я могу объяснить, - заикаясь прохрипел тот, согнувшись от удара в живот, а охранник, меж тем, продолжал, ловким движением изъяв у рабочего оружие: - Объяснить? Мне не нужно ничего объяснять. – пальцы свободной руки вздернули подбородок допрашиваемого и ничего не выражающие глаза встретились с точно такими же, но цирик не придал этому значения, нанеся очередной удар, - Контрабанда, - он подбросил пистолет, ловко поймав его за ствол, - раз. Сопротивление при аресте, - рифленая, увенчанная гайкой стабилизатора рукоять с треском пришлась по голове Агельмана, дернувшегося в последний момент, и теперь распластавшегося на земле, глядя в затянутое смогом голубое небо, - два. Итого – четыре года СИЗО, и лет семь тюрьмы, - усмешка, преисполненная превосходства и презрения, выползла и на изрубленное морщинами лицо, - либо ты, друг мой, - ботинок с металлическим носом воткнулся под ребра электромонтера, - что-то предложишь мне взамен. - Я … сделаю все, - прошептали окровавленные губы, вызвав лишь новый удар. - ##### мне твоя ####? Меня заботит лишь счет в ба… - договорить республиканцу не дал голосок охранника из звездолета, что подошел слишком близко, заставив конвоиров перегородить ему дорогу. - Слыште, э. Он – собственность Тали Анеры. Уберите лапы и отдайте нам. - А бластер военного образца, - старик повторил циркаческий жест, - тоже ваша собственность? - В кармане, - прошептал Агельман, не дав ошалевшему человеку шанса ответить. - Что ты там вякнул? - В кармане, - повторил тот, не сопротивляясь, когда один из бойцов, повинуясь жесту командира принялся его досматривать. - Сэр. Дичь какая-то, - начисто игнорируя поток несвязной речи, доносившейся слева, произнес мальчишка с воспаленными глазами, передавая начальнику какой-то сверток бумаги. Сердце старика пропустило удар, стоило ему увидеть маленький, со спичечную головку чип, приклеенный к шарику жевательной резинки. Метнувшись к датападу быстрее, чем можно было ожидать от человека его возраста, цирик положил находку на магнитный считыватель и, давя панику, двумя резкими жестами приказал охране взять на прицел ничего не понимающего обладателя дубинки, а, прочитав высветившуюся информацию, и вовсе рухнул в кресло. - Поднять его, - раздался тихий приказ, но Агельман встал сам, одним слитым движением оказавшись на ногах раньше, чем до него дотронулись солдаты. - Сэр, - заикаясь, боясь глядеть собеседнику в глаза, произнес командир, - Простите меня за… За это… Умоляю не делайте ничего… Умоляю… - морщинистый лоб коснулся холодного пластика стола. - Че за ###? – начал было свинообразный, но его перебил уверенный, равнодушный голос: - Все в порядке, сэр. Встаньте, - старик повиновался на глазах у изумленных, ничего не понимающих людей, - И, наконец, доставьте меня в офис Цзерки, раз уж ваша охрана оказалась столь бдительна и опытна, - рабочий слегка склонил голову. - А с этим что? – выдохнув, коротко кивнул цирик в сторону бывшего обладателя дубинки. - Этого в расход. – безразлично произнес Агельман и, обогнув собеседника, встал напротив круглой двери, не обращая ни малейшего внимая на истошные вопли за спиной, лишь мельком взглянув на солнечный диск, что медленно заплывал за горизонт, озаряя планету своим нежным желтым сиянием. Найра перевела взгляд с алеющего небосклона на крепкого мужчину лет сорока, застывшего между рядами растений, огороженных прозрачными пластиковыми плитами, и, хотя их глаза на миг встретились, быстро отвела взор, решив не вступать в бессмысленное с ее точки зрения противоборство. Напротив, подойдя к управляющей панели, исходящей прямо из залитой искусственным красным цветом теплицы, произнесла, даже не глядя на собеседника: - Ты понимаешь ,что мы, amxona galaktik, говорим сейчас о барышне, которая уже двое суток подряд валяется в палате интенсивной терапии и jin biladi, выберется ли она от туда вообще. - Послушай, Найра. Она опасна. Тано чуть не лишилась руки, а мы чуть не потеряли тебя. Представляешь, что бы было с Они? – человек вскинул рассеченную белым шрамом бровь, впрочем, не меняя расслабленной позы - А с Бехотом в целом? - У вас есть и другие врачи, - начала было женщина, но замолкла, поняв как глупо сейчас высказалась, - Ладно, - она раздраженно махнула лекку, все же уставившись прямо на его переносицу, - и что ты предлагаешь? - Убить ее, - слегка сузив карие глаза произнес мужчина. - Нет! – резко развернувшись, едва ли не оскалилась доктор. - Крат, я тебя не узнаю, - изменившимся тоном произнес человек, - Убить ее – избавить и ее и нас от мук. Текущих и грядущих. И, крат, на эр семнадцать ты не была такой доброй. - Каин! - с тихим шипением тогрута бросилась вперед, повалив мужчину на землю и приставив к его горлу неизвестно как оказавшуюся в ее руке иглу, - Никогда! Ты слышишь! Никогда не смей вспоминать про то am bo’lib ket, buvangni amiga kirib ket, sikilib ket, ko’t bo’p ket, siktirvor! - Прости. Был неправ, - поменявшись с ней местами, ответил он, с наслаждением вдохнув смесь свежескошенной травы и запаха фиников, и поднялся, протянув руку, - насчет эр семнадцать. Найра, скривившись от одного упоминания злополучного геологического рейса, приняла помощь, до крови вцепившись в его запястье, безуспешно стараясь отогнать образ присосавшегося к стеклу люка оторванного хоботка – всего, что осталось от девочки-родианки, выброшенной разгерметизацией в открытый космос. - Нет, с тобой точно что-то не то, - тепло улыбнулся Каин. - Со мной все в порядке. Но убить ее я не позволю. - Слишком уверенно ты это говоришь. - Не думаешь ли ты, что она – je’tii. Я ж проверяла ее, - дрогнувшим голосом прошептала тогрута. - Знал я одного солдата, - стряхнув землю с серой майки и опоясанных пустой кобурой джинсов, перебил он, - Как его звали… Ли, да, кажется, Ли. Так вот, крат, этот парень был натуральным монстром. Ни страха, ни сожалений, ни жалости. И, крат, однажды, в городе, что мы зачищали, - настала его очередь кривиться, - он увидел вражеского пилота, что катапультировался. Катапультировалась. И он не добил ее. Нарушил, крат, приказ Айкана. – улыбка сползла с его лица, - А она, крат, та девушка, умирая, нажала на курок. И жала до тех пор, пока картридж не запищал. Мы только до лекарей дотащили его, и там он и умер. Знаешь, крат, какого это, печень друга с асфальта поднимать? - Я много чего другого знаю, - успокоившись, ответила женщина, - и куда более неприятного, чем отбивная из товарища. Но я не позволю ни тебе, ни параноику Айкану и лекку тронуть ее. - Дай хотя бы протокол соблюсти. - Без фанатизма, я надеюсь? – два лекку описали в воздухе сложную дугу. - Без, - понуро заявил Каин, а затем, улыбнувшись, добавил, сделав неопределенный жест рукой, - здесь ты – босс, - приложил сжатый кулак к груди и, подождав, когда Найра ответит взаимностью, резко крутанулся на каблуках, побежав к выходу из больничной оранжереи. Оставшись одна, женщина легла на землю, созерцая то, как играют застывшие на крупном, ребристом фиолетовом листе капельки воды в лучах заходящего солнца. «И вправду, какой тебе смысл спасать ту барышню? Не ты ли хотела изъять из трупа имплантаты? Не ты ли ругала Ио за нелогичность действий? Нет, это не вмешательство в личность – уж это бы ты заметила. Благо, опыт был», - грустно усмехнувшись воспоминанию о том, что это было сделано с ней вовсе не во благо, Найра, ужаснувшись неожиданной картинке, вспыхнувшей в разуме и тут же исчезнувшей подобно щепке в пламени пожара, коснулась сенсорного браслета коммуникационного устройства, что платиновым акулом обвивал правое запястье. - Они, - голос ее неожиданно дрогнул, - Ты в порядке, Они? Тишина и шипение помех были для нее хуже самых жутких криков истязаемых. Тогрута дернулась, вскочила и, заорав, помчалась к выходу, словно мантру крича в коммуникатор: - Они! Они! Ответ настиг ее лишь когда она, преодолев три винтовых лестницы и с десяток коридоров, выбежала с территории больницы, даже не сняв белые форменные сапоги и, едва сдерживая дрожь, понеслась мимо словно вросших в землю, завитых, будто панцири моллюсков, домов, исчезающих в окружающем их лесу настолько органично, что, если посмотреть с орбиты, то лишь монументальное, собранное из внешне плохо обтесанных, но идеально подогнанных друг к другу камней здание больницы, могло выдать наличие здесь поселения тогрут. - Тетя Найра? – удивленный детский голосок стал для женщины столь сильным облегчением, что она села прямо на черную, будто выжженную тропинку напротив чьего-то дома. - Все в порядке? - А у Вас? – тогрута улыбнулась, узнав привычку Тано отвечать вопросом на вопрос. «Видимо, наследственное», - пронеслось в разуме, пока она поднималась. - Да, все хорошо. Где ты? - Дома, у мамы. Точно ничего не случилось? - Да, точно, - прикрыв глаза рукой сказала Найра, - Я зайду в пять. - Хорошо, - даже не имея видеосвязи, доктор почти увидела, как та подпрыгнула на гамаке. Тогрута, вновь облегченно выдохнув, подумала о том, как хорошо, что она проявила слабость днем, а не ночью, когда улицы забиты народом, хоть соплеменники и поняли бы ее. «Все-таки надо тебе подлечиться», - сказала она себе, гоня образ горящей Они с вытекшими глазами на задворки подсознания. - До вечера, Они. - До вечера, тетя Найра, - вновь подпрыгнула девочка, ловко слетев с гамака. Коммуникационный браслет перестал мигать белым и Они, ненадолго нахмурившись, надела его на руку. - Взрослые, - фыркнула она, подходя к, будто проросшему сквозь пол ассиметричному столу, на стене позади которого висела украшенная ожерельем из зубов акула верхняя часть человеческого скелета, гравированная сотнями тысяч малознакомых ей символов, чем-то похожих на алфавит родного языка тогрут, что она каждый день изучала возле костра, сидя в кругу таких же детей. Они давно, с тех пор, как научилась ходить, гадала кем был этот человек, и сколько усилий приложила мать для победы над ним, а в том, что висящие останки – добытый в бою трофей, она ни на секунду не сомневалась. Немного изучив валяющиеся в беспорядке планшеты и даже электронные тетради, Они быстро потеряла интерес и, поднявшись по завитой лестнице на чердак, в благоговении замерла перед миниатюрной, искусно сработанной статуэткой окруженной двойным кольцом неясных, рубленых символов. Свет заходящей звезды, преобразовываясь в красный спектр сотней встроенных в крышу фильтров, падал на две фигуры, которые можно было бы принять за застывшую голограмму, если бы не отсутствие зрачков и черный цвет камня. Они невольно залюбовалась оскалившимся одноглазым мужчиной в архаичных доспехах с длинными волосами, что обнимал облаченную в традиционное платье тогруту механической рукой, другой сжимая длинный изогнутый клинок, и скривилась, в очередной раз рассмотрев в деталях воссозданную рану внизу женской спины. - Нинхурсаг Наа, - прошептал ребенок, всем существом желая, чтобы ее услышали, чтобы мироздание сделало так, как она сказала, - вылечи маму, - острые зубы прокололи подушечку пальца, что мгновенно метнулся, окрасив рот изваяния кровью, – Маир Маа, помоги маме убить врагов ее, - теперь единственная видимая кисть воина стала чуточку темнее, - Направь руку ее. Нинхурсаг Наа, смой кровь врагов ее. И, прижав раскрытую ладонь к груди, коротко поклонившись, девочка вышла. Тано, будто что-то почувствовав, оборвалась на полуслове, глядя в приторно добрые глаза Хизира, пытаясь уловить малейшее изменение его лица с, казалось, навсегда застывшей маской спокойной доброжелательности. «Интересно, он хоть когда-нибудь выходил из равновесия?», - подумала она, все же сев в предложенное кресло прямо напротив него, стараясь не потревожить висевшую на перевязи руку. - Это ужасные новости, Ио, - опершись о кулак, ответил он, - И двух сотен тысяч нам не хватит, чтобы откупиться от Анеры. Если только... - Эвакуация, - с надеждой спросила девушка, встревожено шевеля лекку. - Хочешь подкормить акулов? – головные отростки ее визави были неподвижны на протяжении всего времени их знакомства, вызывая сильный дискомфорт у уроженки Шили. - Да, но что нам делать, - выделяя тоном каждое слово, произнесла она, - Наемников нанять? - И многоуважаемый сенатор подаст все так, что террористическая группировка националистов напала на гуманитарный груз от Сената. – Практически без иронии выдал старик, - До оккупации Шили респами, конечно, не дойдет, ведь он не стать себя добровольно кастрировать, но Бехот выжгут. Может, даже, новый корвальский космопорт здесь, - красная, лишенная пигментного рисунка рука обвела помещение, - построят. Он ненадолго замолчал, ожидая какой-либо реплики от девочки, но ее не последовало. - У нас четыре варианта, - продолжил Хизир, положив руки перед собой, - Либо мы бежим и нас выжигают, либо мы принимаем груз, затем прилетают «пираты» и нас выжигают, либо мы выжигаем их, но нас выжигают уже патрульные крейсера, «по ошибке» приняв за оных, либо мы показываем им не только силу, но и то, что с нами выгоднее торговать, чем убивать. Они бандиты и пол тонны колто и сорок тысяч датари им придутся по душе куда лучше, чем бессмысленно выжженные джунгли. Ио почти облегченно выдохнула, когда он, не менявший позы за все время монолога, добавил: - Надеюсь. - Сэр! – раздалось в дверях после того, как шлюз с шипением открылся, - Вы просили доложить когда она очнется. «Еще одна проблема», - представив, как вырывает глотку калеке, подумал тогрута, встав из-за стола столь быстро, что не все в помещении сумели уследить за его движением. - Приведи меня к ней, рядовой, - был отдан короткий приказ. *** Боль. Боль всегда была с ней. Слилась с ее сутью в самом начале Жатвы, перетекла на ее тело вместе с зараженной нанитами кровью Абек. И с тех пор лишь усиливалась, даже когда ей казалось, что предел уже достигнут. Боль. И она предпочла бы испытать в миллион раз худшую боль физическую, но навсегда забыть о боли моральной. «Нет. Я не имею на это права. Я не могу забыть их», - сказала себе она, шатающейся походкой подходя к окну, опираясь механической ладонью о центр спаренных костылей. Она помнила, как, впервые увидев открывшуюся ей панораму едва не пробила себе череп лезвием протеза, не веря в реальность происходящего, не веря в то, что ей не ампутировали протез, не веря, что где-то еще может сохраниться зелень, не веря в открывшуюся ей картину бескрайних, простершихся до горизонта джунглей. И вот опять, глядя на выходящих, спешащих по своим делам тогрут самых разных возрастов и оттенков кожи, она начинала сомневаться в действительности мира. «Или я просто не хочу их признать, чтобы не сожалеть когда они погибнут. Так же как Абек. Так же, как Исси, так же, как Абек», - постучав когтем по прозрачному пластику окна, подумала женщина, - «Или боюсь поверить, что, поверив, я позволю Жнеца доломать меня». - Аллат? Рада видеть тебя на ногах, - раздался хриплый женский голос. Азари обернулась. На входе в палату стояла Найра в бессменном халате, держа под мышкой какое-то устройство и, хоть она не поняла ни слова, подобное внимание нравилось ей, играя на контрасте с сухим одобрением заносчивых командиров и животной яростью врагов. Пусть это могло быть и манипуляцией и игрой вторгшихся в ее сознание Жнецов, она кивнула, приветствуя ту, кто спас ей жизнь. - Это – датапад, - указав на планшет в чернокожей, покрытой белым пигментным рисунком руке, произнесла доктор. - Da’t’ja’pad, - повторила азари, семимильными шагами возвращаясь к кровати, ничуть не стыдясь своей наготы, прикрытой лишь несколькими повязками, да забинтованным левым плечом и, стараясь вновь не сорваться в судороги, грозящие новым приступом, аккуратно села на край койки, не подав виду, что заметила жалостливый взгляд врача, скользивший по ее обожженной коже, по длинному толстому шраму, шедшему от изуродованного паха до солнечного сплетения, по двум более тонким его ответвлениям, расположенным под миниатюрными грудями, по красным пятнам на зашитом графеновой нитью животе, по местам, где живая плоть переходит в протезы. - А это – стилус. – передав женщине, устроившей прибор между колен, подобие ручки, произнесла Найра, - мы для навигации используем лекку, но в твоем случае… - она замолкла и, приложив руку к груди, вышла, не дожидаясь ответного жеста. - Sti’lus, - повторила изувеченная, пытаясь зажать его между механическим пальцами как можно ловчее. «Ну что ж, посмотрим, что же тут за технологии», - она занесла пластиковый карандаш, готовясь дотронуться до сенсорного экрана, но рука так и застыла, стоило ей посмотреть на окно, к которому прилип шестиугольный лист, просвечивающий в последних лучах заходящего солнца. Она больше не видела ни палаты, ни планшета, ни окна. Зеленая плоть листа преобразилась, мгновением позже став серой сеткой из углеродных нанотрубок, а жилы стали сильно крупнее, засветившись насыщенным фиолетовым цветом. Она больше не видела листа – вместо этого перед ней на огромной скорости пронеслось оторванное кибернетическое крыло. Бот сильно тряхнуло, а яркий свет, пробившийся сквозь узкие вертикальные полосы, на миг сделал тени слишком четкими – то утонул в огне огрызающейся противовоздушной обороны протеан косяк Жа, до того растерзавших точно такой же десантный транспорт. Аллат прикрыла глаз, прошептав литанию за упокой погибших и, принявшись по выработанной годами привычке проверять амуницию, посмотрела вперед, на юную азари, что явно храбрилась, теребя в руках такой же четырех ствольный рельсотрон, что и у нее. - Как зовут, - заглянув в пронзительные голубые глаза, спросила женщина. - Рядовая Си! – стараясь перекричать шум двигателей, гул ветра, разрывы и стрекот орудий, ответила та, стараясь не глядеть на лицо собеседницы, что как никто другой прекрасно понимала причину подобного поведения – вряд ли зрелище пульсирующего в так дыханию прямоугольного зрачка на фоне коричневого белка и полного отсутствия радужки, можно назвать приятным. - Держи, - Аллат протянула кармашек с двумя из трех запасных энергоячеек, предварительно отвязав его от разгрузки. - А вы? – смешно искривив щеку, на которой красными угловатыми символами был вытатуирован какой-то патриотический лозунг, прокричала дечонка. - Мне не надо! – сильнее, до боли в суставе изогнув руку, сказала старшая, про себя думая: «Как же низко мы пали, кидая в бой детей. Хотя, боюсь, с таким врагом у нас просто нет иного выбора». - Спасибо, - приняла подарок Си. «Без надобности, как же», - горько усмехнулась Аллат, прислонив скованную судорогой механическую руку к плечу, делая вид, что проверяет крепление ножа к доспехам. В своей способности в одиночку, без зарядов, с один мечом драться против пехоты Жнецов, она не обманывалась, ибо те, кто совершали подобное, не доживали до ее возраста. - Напоминаю еще раз – наша цель – вывести Атамэ. Любой ценой, - прозвучал в пьезодинамике защиты шеи голос Инпу, единственного протеанина, что застыл в дальнем углу, будто слившись с переборкой. «Словно я тупая и не помню повторенного энное количество раз», - подумала азари, скользнув взглядом по массивной фигуре командира, выглядевшего соль же потрепанно, сколь и она, сколь и та девчонка в заплатанных, явно снятых с трупа доспехах, что были на два размера больше ее, - «Иди неизвестно куда. Ищи непонятно как выжившую ученую неизвестно где по одному изображению и фрагменту кожи. И при этом высадимся на территорию, подконтрольную врагом, хотя сейчас вся поверхность ему подконтрольна. Гениальный план.» - Да, командир, - вслух произнесла она, справедливо рассудив, что ее мысли вряд ли смогут хоть как-то повлиять на операцию. Жуткий скрежет заставил всех сжаться, а сквозь автоматически захлопнувшиеся смотровые щели пахнуло жаром. Салон погрузился во тьму. И вновь скрежет, и вновь нестерпимый жар, но на сей раз слишком близко. Правая бронированная стена прогнулась, подобно горящему лотосу, и просто отекла вниз вместе со ставшими органической лужицей теми, кто был рядом с ней. Аллат увидела лицо Си, искаженное в немом ужасе, оплавленное, потрескавшееся, застывшее в воздухе на миг, прежде, чем упасть вслед за хозяйкой, а затем ее саму оторвало от переборки, прокрутило, ударило об остов какого-то здания и вжало в раскаленный камень. Последним, что она видела, перед потерей контроля на телом, была исполинская, подсвеченная прерывистыми оранжевыми потоками плазмы, конусообразная туша Жнеца, что заходил на посадку, будто живой расправляя искрящиеся алыми молниями бронированные конечности. Она зажмурилась, не в силах переживать это вновь, и вновь распахнула веко. Она, мелко дрожа, лежала в луже из крови, гноя, мочи и нечистот, ощущая чьи-то руки, бережно держащие ее за голову.