Укус ёжика

      То, чего Линч так страшился, случилось. Вообще было удивительно, что Лукас не узнал о портале раньше, учитывая разговорчивость Джона или банальную любознательность, почему-то не обращающую внимания на никогда не открывающуюся железную дверь подвала. Подвергать Лукаса опасности вовсе не хотелось, потому как информация о звездных вратах имела особое стратегическое значение — Генри Лэмбтон не раз пытался пронюхать про них, а Егор до сих пор удивлялся, как при всех его связях Линча до сих пор не грохнули, чтобы беспрепятственно завладеть порталом. А ведь Генри и вовсе перестал появляться на горизонте, кажется, с тех пор, как их общение с Джоном оборвалось. Нашёл новых козлов отпущения или все-таки стал порядочным человеком?       Мужчина оторопел, отпустил дверную ручку, всем корпусом разворачиваясь к племяннику, полному непоколебимой решимости, подстегиваемой немалой дозой этилового спирта в крови.               — Вы столько лет скрывали тако-о-ое, — громкость голоса повышается, в ответ на что журналист подается вперед, оставляя между ними каких-то пятнадцать сантиметров и с еще более рассерженным видом прикладывая указательный палец ко рту, чтобы дать Лукасу понять, насколько надо быть внимательным при произношении некоторых слов.                     Красноречивый жест действительно умерил ребяческий пыл, возможно, парень даже растерялся, снова притянутый магнитным полем журналиста, обдающим предательским жаром внутренности. Когда он в последний раз видел Егора таким? Жутко взволнованным, хоть и прячущим это за занавеской гнева. Лукас и не думал, что может так просто выводить дядю за один вечер на огромный спектр эмоций — от нежности в случайном «умничка», брошенном так легко и просто, до горящих глаз, где смешивалось необъяснимое раздражение и с особой щепетильность скрываемый страх.               — Это не самая безопасная информация, чтобы так о ней открыто говорить, — было произнесено шепотом, парень не очень понял, имел ли Линч в виду то, что они находились сейчас на открытом балконе и из могли услышать, или то, что Лукас не был похож на человека, умеющего хранить семейные тайны.               — Это же правда шанс спасти Джона. Я не знаю, что произошло в тот день, но, если вернуться в него, может, можно что-то сделать?                     В мозгу у Егора тяжело забурлила умственная деятельность. Племянник так самозабвенно верил в то, что говорил, и у Линча невольно тоже появились некоторые надежды, совсем не гарантирующие успех.               — Мы… можем попробовать, — звучало не так уверенно, как хотелось бы. Он отвлекается на стекло двери, проверяя, нет ли Лили. — Мне потребуется твоя помощь.                     Лицо Лукаса вмиг освещается ликованием. Миссия межвременного калибра точно была важнее, чем прежнее нежелание частых встреч с дядей. К тому же парень уже — совсем немного — подумывал о том, что компания журналиста не такая страшная на самом деле.               — Завтра? — блеск в васильковых глазах все не угасал, чем даже смутил мужчину, снова отступившего на шаг назад, но при этом бросившего утвердительный кивок напоследок.                     Выход с балкона тоже не прошел для Лукаса без происшествий: он споткнулся о порожек, валясь на Егора всем весом и роняя очки, благо не повредившиеся с небольшой высоты. Дядя вновь поворачивает в его сторону недовольную физиономию, глубоко вздыхая:               — Тебе не стоит так много пить, — вместо ожидаемого стыда возмущение Лукаса начинает хлестать через край.               — Я уже сам могу решать. Не маленький! — шипит он в плечо журналиста, цепляясь за него, как за спасительный трос.                     На этот раз Линч быстро смягчается, приподнимает уголки губ в заговорщицкой ухмылке, глядя уже на негодующие складки черт юноши, поднимающего с пола свои драгоценные очки. Такое упрямое своенравие забавляло.               — Ну-ну.                     Егор ждёт, пока Лукас первым пройдет в гостиную, однако тот и не думает об этом, складывая брови домиком и непонимающе косясь в сторону чуть ли не смеющегося над ним дяди. Они стоят так еще десяток секунд: парень негодующе щурится думает, что возомнил о себе журналист, говоря, сколько ему нужно пить, а Линч пытается представить, как будет теперь выдерживать это упрямое «чудо» у себя дома еще чаще. Лукас сдается первым, наконец аккуратно следуя к столу, где мама уже начала прибираться, заскучав без них.       Сомнения насчет того, насколько правильно Егор поступает, решив принудительно-добровольно посвятить своего косвенного наследника в столь серьезные моменты его теневой стороны жизни, не покидали. Ровно как и беспокойство о всех тех невербальных сигналах, излучаемых Лукасом тут да там. Линч, тревожно постукивающий пальцами по приборной панели автомобиля, крайне надеялся, что ему почудилось, привидилось и трижды показалось — иначе подобное, в каких-то местах вызывающее поведение сына сестры никак не укладывалось в разволновавшемся сознании. Где был тот милый маленький мальчик, думающий лишь о том, какую историю придумать для своих «секретных материалов» и как незаметнее улизнуть от глаз взрослых? Он был не лучшим дядей, лишний раз не удосуживающимся поинтересоваться делами племянника, больше льнущего к писателю. Линч боялся признаться себя, что иногда мог ревновать Лукаса к своему напарнику. Джон стал бы хорошим отцом для мальчика, если не считать, что на самом деле так и было. До звания «отца» Егору было далеко: только сейчас он задумался, с какой резкостью мог порой поглумить ребенка, совсем не задумываясь, насколько обидно его выпады звучали. Джон, часто срывающийся на людях, на Лукасе плохое настроение не вымещал никогда. Сейчас стало гораздо понятнее, почему раз за разом предпочтение отдавалось именно его приятелю. Он заслуживал этого своим поведением гораздо больше, чем сам Линч. А теперь его нет. Его нет и никогда больше не будет. В портал, по правде говоря, Егор не верил — слишком нереально, недосягаемо. И почему он согласился позвать Лукаса принять участие в этой бессмысленной затее? Захотел додать «отцовского» внимания? Казалось, было уже слишком поздно.

      

      

***

             Утро началось с весьма неожиданной и приятной ноты: пришло уведомление о зачислении средств. Оно беззвучно прилетело еще часа в два ночи, когда Лукас уже спал, а Линча, видимо, одолела бессонница. Парень не выглядел чересчур обрадованным — то ли из-за минуту назад досадно прозвеневшего над ухом будильника, подгоняющем на учебу, то ли из-за вчерашних воспоминаний, мутно отдающихся в голове похмельной пеленой. В мыслях вспыхивают зеленые глаза, смотревшие с явным укором на пьяного племянника, короткие «завтра» и «умничка», интерпретация которых займет еще какое-то время, пока парень будет умываться и собираться в колледж.       На занятиях нейронные связи будто восстанавливаются, посылая в ярких красках сцену на балконе, у полностью открытого окна. Сообщение о появлении немалой суммы на карте уже который раз открывается и закрывается взмокшими пальцами. Имя отправителя по-официальному чопорно вырисовывается черными заглавными, а немногословное «На такси» возвращает Лукаса к тому дню, в котором он разбиравает кружку в особняке, а накаченный успокоительными дядя принимает это слишком спокойно — не так, как вчера вечером. А вообще ему и правда не стоило так напиваться, страшно было вообразить, что теперь думает Егор. А Егор еще как думал, словно даже больше о Лукасе, чем о Джоне.       Стоило с превеликой признательностью благодарить гормоны, вырабатывающиеся в ответ на обманчиво кажущиеся правильными импульсы мозга, твердящие, что мужественность — это несомненный приоритет в выборе романтического интереса. Женская грудь, какая бы большая и эталонная она не была, вызывала лишь отвращение, в отличие от задниц, мелькающих в мужских раздевалках. Однако все эти мимолетные дозы эндорфинов не шли в сравнении с будоражащим смущением, вспыхивающим, когда пара проницательных зеленых глаз со скопившимися в уголках морщинками смотрела прямо на Лукаса, под грудиной которого что-то отчаянно ускоренно выбивало ритм чуть ли не с костью. Стоило ли говорить о нарастающем тепле в паху, когда дядя оказывался непозволительно близко, мнимыми феромонами напитывая воздух вокруг так, чтобы парень поверил в их бесспорное существование. Иногда общепринятая мораль меркла в сравнении с собственными ощущениями, острым лезвием проходящимися по межреберьям к шее, жаждущей чьих-то трепетных прикосновений — хотя от жгучих укусов он, наверное, тоже бы не отказался. И, если подумать, тут стояла двойная перечеркивающая лента, горящая ярко-алым: дело было не столько в половой принадлежности, сколько в родственных связях. И, конечно же, в том, что это был Линч. Чертов Егор Линч.       Ситуация принимала новый характер, и конец высвечивался лишь один. Когда журналист окончательно поймёт, какой грязный секрет так тщетно скрывал его племянник, едва ли Лукаса нежно погладят по головке, приговаривая, какой он хороший мальчик.       Линч берет трубку по первому гудку, и парень беспроблемно попадает внутрь, что кажется чем-то даже удивительным. Проблемы начинаются немного погодя, как только племянника буквально встречают на пороге в серой домашней футболке, висящей на Егоре, как на недоделанном скейтере. И если рюкзак сразу находит себе место в прихожей, будто начисто убранной с прошлого раза, то Лукас — себе места не находит. Ни в прихожей, ни где бы то ни было в этом доме.