The Last of Us: Предел

Сейчас Ночь накрыла город. Холодный ветер хлещет по лицу, снег бьёт, как мелкий гравий, но я ничего не чувствую. Пар срывается с губ, как выдох последнего ублюдка, которого я отправил в петлю. На виселице болтаются те, кто участвовал в диверсии против города. Это не месть. Это правосудие. Они не заслуживали ни молитв, ни слёз. Только верёвку. Я смотрю на ряды с виселицами. Угощайся, Миллер. Всё, как ты любишь: кровь, грязь, дерьмо, трупы. Кто там говорил про веру, надежду и любовь? Три потаскухи. Здесь им не было места. Я уже не мучился. Теперь у меня в груди осталась чёрная дыра и кусок льда. Всё, что ты заслужил, Миллер - трупный смрад, смерть, кровь. Угощайся. Но этот ледяной фасад — ложь. Внутри - Ненависть. Она была топливом. Она двигала меня, когда я вычищал этот город, уничтожал тех, кто хотя бы косвенно мог быть связан с её планами. Приступы. Постоянные. Хотелось бросить всё и идти за ней. Кинуться вглубь безумия, бросить всё и отправиться по её пятам в самую глубь Падения, похрен куда. Рвать ногтями замёрзшую землю, сжигать заражённых, прогрызать дорогу, чтобы добраться до неё. До Селены. До моей грёбаной маленькой лгуньи. Я знал, что сделаю, когда найду её. О да, прекрасно знал. Но я задержался. Первая причина — эти сученыши в петлях. Кто-то должен был отправить их туда. Кто-то должен был заделать дыры, которые они пробили в городе. Я не мог просто уйти. Люди верили мне. Они знали, что с Джоэлом Миллером их мир защищён. Это был мой груз. В этот момент, я ненавидел его. Но я не мог позволить, чтобы из-за моего внезапного ухода, моего безумия, умерли мои люди. Больше людей. Слишком много погибло из-за моей одержимости Селеной. Хватит. Нахрен. Именно поэтому я уйду один. Вторая причина — орда. Твари всё ещё бродили поблизости. Но после заморозков их поток уменьшится. Я выйду на полпути к Сиэтлу, а анабиоз сделает своё дело. Предположительно. И ещё… Моя трость. Чарли Чаплин, мать его. Только тот хромым не был. Я провалялся несколько месяцев в постели и учился заново ходить. Ссал в утку. Каждый шаг — это вызов. Каждое утро — это поединок. Док хотел мне ампутировать ногу. Долго уговаривал, мол, так будет лучше. Но, должно быть, сука судьба наконец-то решила взять выходной и вместо того, чтобы поставить меня раком на три точки опоры, она оставила мне ногу. Боль — это любопытная вещь. Она проникает в тебя, заполняя каждую щель, пока ты не перестаёшь различать, где она, а где ты сам. Вот только боль в ноге — не самая сильная. Предательство — острое, как нож в спину. От него не отмахнёшься обезболивающими и не залатаешь бинтами. Предательство оставляет шрамы глубже, чем любая рана. Док удивлялся, что я так быстро восстанавливался. Но у меня была мотивация научиться заново ходить. Прекрасная! Каждый раз, когда я пытался сделать шаг — буквально и метафорически — меня тянуло вперёд. Я не сводил взгляда с ровных рядов виселиц. Чёрт, а их вид меня даже успокаивал. Но работа ещё не закончена. Осталось выдернуть ещё парочку клопов, мелких крысёнышей, завершить чистку и поставить точку. Точнее, примять лопатой землю, как финальный аккорд этой истории. Один из клопов ждал меня рядом. В конюшне. Я зашёл в неё, чувствуя, как доски слегка прогибаются под тяжестью моих шагов. Вдоль стен пахло сеном и кожей. Джонни стоял зажатый между Стайем и Зиком. На лице застыла натянутая улыбка, но руки дрожали. Ему хватало мозгов, чтобы понять, что он в полнейшей заднице. Я остановился, облокотившись на трость, и одарил его сдержанной улыбкой. — Ну что, Джонни, расскажешь мне, почему мы тут собрались? — Честно, босс, я сам не понимаю! – торопливо затараторил он, стряхивая невидимые пылинки с куртки. — Я просто… я еду разносил мужикам на стене, а потом эти двое притащили меня сюда! — Не понимаешь? — Я сделал шаг в сторону, неспешно добавив: — Я слышал, ты неплохо поёшь. Джонни моргнул, явно сбитый с толку. — Пою? Ну… да. Иногда. А что? — Стай говорил, ты как-то устроил шоу. Барбра Стрейзанд, верно? Меня, лично, там не было, к сожалению. Джонни смутился, опустил взгляд. — Ну, да… народ вроде был доволен. — Стай, — я повернулся к нему, — напомни, что он там исполнил? Стай лениво закусил травинку, которую держал в зубах. Высокий, с аккуратно уложенными светлыми волосами, он выглядел скорее как герой с обложки какого-нибудь бабского романа, чем как первоклассный убийца. — «Женщина в любви», — ответил он спокойно. Я кивнул и перевёл взгляд на Зика. — Зик, ты в музыке разбираешься? — Только если это AC/DC или Metallica, — ответил он, проведя ладонью по массивной татуировке на шее. — Эти ваши нежности — не по мне. — А Барбра Стрейзанд? — Точно нет, – фыркнул он. — Ну и ладно, – я вернулся взглядом к Джонни, который теперь выглядел так, будто хотел провалиться сквозь землю. — Мне объяснят в чем дело? — Можешь спеть для меня не лажая ни одной ноты? Уитни Хьюстон потянешь? — Прямо сейчас? – он нервно поправил шапку. — Да. — Это шутка какая-то? — Нет. — Босс, ну это… — он пожал плечами. — Уитни не потяну. Её меццо-сопрано чисто не пропеть тем, у кого есть кадык. — А ты попробуй. — Вы серьезно? Типа здесь...в конюшне спеть вам? Это репетиция перед какой-то вечеринкой? Я бросил взгляд на дверь, где вдали маячили виселицы с уже одубевшими телами. Джонни проследил за моим взглядом. И сразу понял. Заговорил быстрее: — Босс, я спою всё, что хотите. Хоть Селин Дион! — Вечеринка уже началась, Джонни. Только она для четверых. И ты будешь главным исполнителем. В честь того, что открыл ворота врагам и провёл их прямо в мой город. Его лицо моментально побледнело, как мел. — Это не я! - замотал головой, выпучив глаза. — Клянусь, это не я! — Ну, тогда пой. Хорошо пой, Джонни. Смотри, не запнись. Тишина. Только фырканье лошадей и шелест сена. — Стай, — я повернулся к парню, — кажется, у нашего певца не хватает вдохновения. Напомни ему, что случается, если не угодить зрителям. Стай медленно расправил плечи и достал свой Глок из портупеи. Джонни попятился, но Зик держал его за локоть. — Ладно, ладно! Вашу мать, я спою! — выкрикнул Джонни. — Только дайте мне шанс объяснить! — Я слушаю, — сказал я, прислонившись к трости. — Начинай. Джонни сглотнул. Его голос дрожал, но он начал: — Я… я не проверил третьи ворота на восточной стене перед тем, как сдать пост. Потому что в ту ночь я… я нахлебался. Да, я лох! Я оставил трость, прислонил её к стене, и медленно подошёл к стойлу, чувствуя, как левая нога едва поспевает за правой. Блядство. Лошадь жевала сено, равнодушная ко всему, что происходило. Я провёл рукой по её густой гриве, чувствуя шероховатость волоса под пальцами. За спиной раздались всхлипы. — Джоэл…Я не… Не специально. Я медленно повернул голову и посмотрел на него. — Ты не проверил ворота в ту ночь. Те самые ворота. Стальные, укрепленные, всегда закрытые. Да там даже вышки нет, потому что нет смысла. И вот, по невероятному, блядь, стечению обстоятельств, прямо за этими воротами сидели и покуривали вооружённые твари. Им так повезло, что ворота вдруг открылись, будто по волшебству. Так, Джонни? — Это... Это не так... — Звучит неправдоподобно, — холодно произнёс я, чуть склонив голову. Джонни всхлипнул громче, слёзы уже заливали его лицо, а сопли текли так, что он пытался вытереть их рукавом. — Что ты так расклеился? — я усмехнулся. — Смелый поступок, а теперь ноешь, как баба. Я потянулся к стене и снял уздечку, висевшую на гвозде, отмечая хорошую работу местных конюхов — всё чистое, всё на месте. — Стай, подкинь вожжи. Стай снял свернутые вожжи с крюка и перекинул их мне. — Босс, это недоразумение! — забормотал Джонни, его голос был почти истеричным. — Я просто... — Просто что? Пил самогон? Трахал бабу за углом? Поэтому забыл проверить ворота? Или открыл их, чтобы получить то, что тебе обещали? Стай схватил Джонни за руку, выкручивая её до хруста. Тот взвыл, как сучка. — Говори, — коротко бросил я. — Положение! — выдавил Джонни, задыхаясь от боли. — Им даже не пришлось напрягаться. Просто пообещали, что ты станешь большим человеком, так? Джонни закивал, дрожа всем телом. — Они сказали, что сделают меня замом. Что я не буду больше разносить харчи… — Ненасытная же ты тварь, Джонни, — усмехнулся я, выводя лошадь из стойла. — Тот, кто пообещал тебе власть, сейчас висит в петле. Ты, наверное, заметил? Он трясся как осиновый лист. — Джоэл, не надо! Я могу отработать! Брось меня на передовую, за периметр — куда угодно! Только не в петлю! Прости меняя! Аа! — Слушай сюда, Джонни. Если бы ты просто был пьян, я бы простил. Просто бы отсёк тебе руку по локоть. Но ты, сука, продался. И петля, всё же, у тебя будет, — я накинул вожжи ему на шею и завязал узлом, пока Стай и Зик удерживали его на месте. — Нееет! Нет! Сними! Я прошууу! — А вот теперь пой, Джонни, — спокойно сказал я, шлёпнув лошадь по крупу. Она рванула вперёд, и Джонни взвизгнул, прежде чем его голос сорвался на глухой хрип. Лошадиные копыта громыхали по утоптанной земле, подняв в воздух столб пыли. — А сейчас он сможет потягаться с Уитни, — хмыкнул Зик, глядя на уносимую фигуру. Стай посмотрел вслед, приподняв светлую бровь, лениво поинтересовался: — В загробной жизни, ты имеешь в виду? Не уловил шутку. Зик закурил, прикуривая от зажигалки. Пламя огонька на мгновение осветило его угловатое лицо и чернильную змею, обвивающую шею. — У него нет кадыка, — проговорил он, выдыхая густую струю дыма. — Поломан нахрен. — Теперь он точно не пропоет Барбру Стрейзанд, — я медленно взял трость. — А это, пожалуй, единственное, за что его можно было бы простить. Оба рассмеялись. Стай — глухо, коротко, а Зик чуть громче. Мы направились к выходу из конюшни. — Будешь? — спросил Зик , протягивая самокрутку Стаю. — Бросил, — коротко ответил он, шагнув на улицу. Тишину нарушил треск рации в заднем кармане Зика. — Зик, приём, — послышалось из динамика. — Приём, Джонсон. Что там? — Зик глубоко затянулся и затушил сигарету об железную ручку двери. Я поставил его руководить восстановлением всего того дерьма, что натворили крысы в моём городе. Парень не жаловался. Работал, как вол, не оставляя времени на нытьё. Похвально. — Экскаватор сдох, балки из ямы не поднять, — раздражённо проговорил голос в рации. — А слесари? Где их черти носят? — Да, блять, пока их дождёшься, легче самому крюк на место прикрутить. — Они сейчас и так в загрузе полном, — Зик проговорил в рацию, но смотрел на меня, давая мне отчёт. — Майк говорил, что будет свободен к утру. Я сейчас сам подъеду, посмотрю, что с этим крюком. Отбой. Он спрятал рацию за спину и бросил короткий взгляд в мою сторону. Я кивнул, отпуская его. Без слов. Зик развернулся и направился к машине. Стай подошёл ближе ко мне. — Когда ты уходишь? — спросил он. Парень проницательный. Иногда даже слишком. — Скоро. Я бросил взгляд на мерцающие огни Джексонвилля, едва видневшиеся отсюда. — Ты точно решил? — Да. Стай сжал челюсти, словно хотел сказать что-то ещё, но передумал. — А с Томми что? — голос его звучал ровно, но в глазах читалась тревога. Он понимал, что мой брат скорее разобьёт себе череп об стену, чем останется в своей камере, зная, что я ушёл за его дочерью. — Отпустите Томми через две недели после моего ухода. И пусть возьмет, что захочет: лошадь, оружие, снаряжение, еду. Стай вскинул бровь. Вопрос повис в воздухе. — Я тоже уверен, что он не засядет в Штабе. — Без сомнений. Я слишком хорошо знал своего брата. — Чёрт, — протянул Стай, качая головой. Он провёл рукой по своей щетине и спросил: — Если Томми идёт за тобой, то кто остаётся управлять городом? — Управленческий состав остаётся без изменений, за исключением одного имени, — Стай знал, кого я имел в виду. — А ты возьмёшь на себя защиту города и всех поселений. — Это повышение? — усмехнулся он. — Это ответственность, сынок. Если хочешь назвать это повышением, считай так. Но я не могу тебя заставить взяться за это. Ты должен хотеть нырнуть в это дерьмо сам. Стай молча переваривал мои слова, а затем коротко кивнул: — Разве я когда-то отступал? В моих руках лопата для дерьма уже грязная по самую ручку. — Тебе осталось навести марафет. Основную работу уже проделал я. Какое-то время мы стояли молча. — Я не сомневаюсь в тебе, Джоэл. Я уверен, что ты вернёшься домой вместе с Селеной, — твёрдо сказал он. — Но я должен знать, что делать, если всё пойдёт не по плану. — Имеешь в виду, что делать, если всё пойдёт через жопу: я не вернусь, а члены управленческого состава захотят разорвать город на части? Стай кивнул. — Убей их всех, — отрезал я, глядя ему прямо в глаза. — Не щади никого. Стай вздохнул, но не отвёл взгляд. — Позволь мне пойти с тобой. Если бы после этих слов он бросил взгляд на мою трость, я бы переломил его об колено. — Нет. Ты нужен здесь. Он опустил глаза, будто взвешивая мои слова. — Хорошо. Но если что-то пойдёт не так, знай, я найду тебя. — Не сомневаюсь, — усмехнулся я. — Но не строй из себя героя. Здесь у тебя есть работа, и она важнее. Сейчас он очень походил на Элли. Она сказала почти тоже самое, когда я ей дал понять, что после заморозков я уйду. Я ожидал, что она будет сопротивляться этому как кошка. И действительно, она сначала хотела отправиться со мной, как и прежде. Но я дал ей ясно понять: теперь на её плечах лежит часть ответственности за порядок в городе. Её забота — не только Дина и их сын, но и все остальные, кто остался здесь. Стай посмотрел за мою спину, будто что-то заметив, и сказал: — Оставлю вас. Я повернулся. Среди мрака появился силуэт. Высокий, но теперь худой, словно тень самого себя. Кирк. Его шаги были осторожными, будто он шёл на минное поле. Я не сдвинулся с места, продолжая стоять у стены конюшни, прислонившись к трости. Кирк вздохнул, тяжело и медленно. — Поздновато для прогулок, Кирк, — произнёс я холодно, не двигаясь с места. — Поздновато, — отозвался он спокойно, поправляя свою привычную кепку с логотипом Редсокс, — но вовремя, чтобы поговорить. — У нас однажды был разговор, — я склонил голову в сторону, — тот, что закончился пулями. В твоём теле. — Верно, — он чуть выпрямился. — И ни от одной я не сдох. — Не обольщайся. Твоё существование теперь зависит только от того, что я не хочу пачкать руки лишний раз. Кирк напрягся, но не двинулся. Я молча наблюдал за ним. — Ты бы давно прикончил меня, если бы не знал, что я всё ещё могу быть полезен. — Полезен? — я усмехнулся с отвращением. — У тебя что, блять, десять жизней, как у кошки? Ты бессмертный? Или особо смелый? Ты сейчас покаяться передо мной хочешь или что? Становись на эшафот. Я организую тебе последнее слово. Я достал из внутреннего кармана куртки пачку сигарет и зажигалку. Прокрутил колесико, прикурил и глубоко затянулся. — Я пришел к тебе не за прощением. Потому что он знал, что никогда его не получит. На мгновение между нами повисла тишина. Он облизнул пересохшие губы и наконец произнёс: — Я любил тебя как брата, Джоэл. Я выдохнул дым сквозь зубы: — Избавь меня от этой лирики, Кирк, пока я тебя не добил. Он качнул головой, словно заранее знал, что я так отвечу. — Ты знаешь, что я поступил правильно. Она одна в обмен на всех нас. — Сейчас ты стоишь передо мной, — я обвёл расстояние между нами сигаретой, — ...и смеешь мне в глаза смотреть. Твоё благословение — это то, что ты вообще дышишь, а не кормишь червей глубоко в земле. Ты сдал мою Селену тем ублюдкам. Мне абсолютно насрать на причины, по которым ты это сделал. Кирк поморщился, но взгляд не отвёл. — Но ведь она предатель… — Закрой свой рот! — прорычал я. — Предала, сбежала, подстроила. Да хоть младенцев утопила! Плевать! Это! Моя! Жена! И посему даже дышать в её сторону тебе не позволялось. Не сомневайся, я бы сам решил её судьбу, без твоих недо-решений. Кирк чуть качнулся назад от моего рыка, но тут же выровнялся. Его лицо оставалось напряжённым, губы сжаты, как будто он боролся с желанием ответить. Он поправил кепку, проводя рукой по козырьку. — Я знал, что ты так скажешь, — глухо произнёс он. — Но всё равно пришёл, потому что хочу, чтобы ты знал: я сделал это ради города. Ради всех нас. Я смотрел на него, ощущая, как мой гнев медленно нарастает, как ртуть в разбитом термометре. — Ради города? Город… Ты хоть понимаешь, что каждый раз, когда ты произносишь это слово, оно звучит как дешёвая отмазка? — Это не отмазка, Джоэл. Ты сам учил нас жертвовать меньшим ради большего, — его голос стал резче. — Ты учил меня принимать трудные решения. — И ты решил, что она — «меньшее»? Ты думаешь, что у тебя было право? Я сделал несколько глубоких затяжек, чувствуя, как дым обжигает горло. — Знаешь, в чём разница между нами, Джоэл? — тихо произнёс он, его голос был похож на треск сухого льда. — Я выбрал город и жизнь людей в нём. А ты всегда выбирал её. Полоснул прямо в цель. Охрененно чётко. Зарядил картечью прямо в лицо. Я медленно затянулся сигаретой и выдохнул дым в сторону. Ради города… Он всё понял правильно. Без неё этот город ничего не значит. И в этом для меня не было противоречий. Селена — самое ценное, что у меня есть. Она — центр, вокруг которого вращается весь мой долбанный мир. И я не видел для себя смысла существования без моей девочки. На самом деле, я уже и не жил с той минуты, как узнал, что моя Птичка — кровожадная тварь с острым клювом и когтями, которая распотрошила меня и оставила гнить среди дерьма и грязи. И даже сейчас, после предательства Селены, ни Томми, ни люди, которые здесь живут, ни даже Элли — не были для меня столь важны. Всё, кроме Селены, для меня тень. Из угла появился Стай, вырывая меня из мыслей. — В ров бросили троих, — доложил он, переводя настороженный взгляд между мной и Кирком. — Один уже не дышит. Двое пока держатся. Если не расколются, сдохнут через пару дней от холода и обезвоживания. — Возьмите одного из них, облейте ледяной водой и бросьте дохлого обратно в яму к живым, — проговорил Кирк ровным, будто читая рецепт. — Это поможет остальным вспомнить. Стай нахмурился, его взгляд остановился на мне в ожидании команды. — Делайте, — кивнул я. Я повернулся обратно к Кирку. — Это начинает меня изрядно бесить. Скажи и не трать моё время. Зачем ты ко мне пришёл? Или тебе вешаться приспичило? — Я хочу вернуться в строй. Просиживать задницу, когда в городе творится такое дерьмо, — не по мне, — ответил он ровно. Я холодно усмехнулся. — У меня не было другого выбора… — его голос звучал так, словно это оправдание всё ещё имело для него смысл. — Выбор есть всегда, Кирк. Ты просто сделал неправильный. Он опустил взгляд на землю на мгновение, но тут же снова встретил мой. — Это твоя правда, Джоэл. — Я могу быть полезен, — сказал он ровно. — Я не прошу о другом. — Ты всё ещё умеешь говорить правильно, — я кивнул медленно. — Это всегда тебя спасало. Я затянулся сигаретой, ощущая горечь дыма на языке. Кирк — ублюдок, но его логика была ясна. Как бы мне ни хотелось сейчас свернуть ему шею, такие, как он, были редкостью. Наверное поэтому и не добил его тогда. Его навыки, закалённые в крови и боли, его садистские наклонности — всё это оказалось слишком ценным в мире, где за порядок приходилось платить жестокостью. Особенно теперь, когда я собирался покинуть город. Кто-то должен будет помогать Доку, Элли и Стаю держать систему. Кирк знал своё дело. — Ты останешься. В строю, но далеко не там, где был. Кирк поднял голову, его глаза встретились с моими. — Я верну твоё доверие. — Ты не вернёшь ничего, — отрезал я, бросая сигарету под ноги и гася её носком ботинка. — Уходи.

***

Я больше не появлялся в нашем доме. Там было слишком много её. Память с издевательской точностью воспроизводила сцены, которые имели запах, специфические звуки и оставляли горький привкус на губах. Я был одержим этой маленькой дрянью. Я так отчаянно презирал эту конченную суку, что иссыхал от желания переломить её шею, а перед этим впиться в неё губами, вдыхать этот сумасшедший запах. Впиваться пальцами в это нежное, молодое тело, оставляя на нём свои отметины. Трахать её до потери пульса. Всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Заставить сорвать голос, выкрикивая моё имя. Каждая мысль о ней была пыткой. Адской, беспощадной. От этих мыслей адски затвердевал член, а яйца наливались до боли, доводя до исступления. Становилось чертовски трудно подавлять в себе эту похоть. Похоть, которую не вызывала ни одна женщина, кроме неё. Я попробовал выбить одержимость этой потаскухой, звавшейся моей женой. Я пробовал. Снова и снова. Трахал других. Гладких, стройных, красивых. Но, вместо облегчения, меня накрывала только откровенная скука. Перед Столовой Мардж толпилась группа девушек. Они о чём-то перешёптывались. Их голоса доносились даже через закрытые окна машины. Но стоило мне остановиться, как всё затихло. Они меня не видели, тонировка надёжно скрывала меня от их взглядов. Но машину узнали сразу. Узнают всегда. Мой взгляд скользнул по лицам и зацепился за одну из них. Светлые волосы. Длинные, чуть растрёпанные ветром. Слишком похожие на… Да какая нахер разница какие у нее волосы? Я опустил стекло. Девчонки сразу напряглись. Одна из них особенно. Светловолосая. Я выделил её взглядом и позвал: — Ты. Её глаза расширились, она резко обернулась к подругам, которые тут же начали перешёптываться. Шепот, смех, толчки плечами — девчонки явно развлекались её смущением. — Подойди сюда, — повторил я, чуть наклонив голову и глядя ей прямо в глаза. Она удивлённо оглянулась на своих подруг. Они снова толкнули её вперёд. — ….ну же, иди. — … не заставляй его ждать… — …спроси его, можно ли и мне присоединиться? Она подошла ближе. — Добрый вечер, — произнесла, с интересом вглядываясь в моё лицо. Воспитанная какая. — Девственница? Она сглотнула и покачала головой: — Нет. Отлично. Возиться не хотелось. — Садись в машину. Сегодня я буду тебя трахать. В её глазах был не только страх. Там был и некий внутренний азарт. Она знала, кто я такой. Понимала, что могу дать взамен. И, похоже, пыталась решить, стоит ли риск. Она потянулась к дверной ручке, села рядом. Тормознул на обочине недалеко от Штаба. Она двигалась быстро и умело, расстёгивая ремень. Никакой дрожи в пальцах, никакой заминки.Она хорошо сосала, заглатывая по самые яйца. Я кончил ей в рот, поправил штаны и какое-то время просто сидел откинувшись на сиденье, прикрыв глаза. К счастью для девчонки, она не пыталась меня трогать или говорить со мной. Я потянулся к бардачку, достал новую пачку сигарет и бросил её ей на колени. — Всё. Пошла. Она взяла оплату и молча вышла из машины. После неё были и другие. Я проводил ночи с очередными женщинами. Трахая их во всех позах и кончая. Потому что они ничем не лучше той грязной суки, которая где-то там раздвигала ноги перед Шутом.

***

В штабе бойцы ходили туда-сюда, переговаривались короткими фразами, перекладывали снаряжение, проверяли оружие. Воздух звенел от звука затворов, скрипа кожаных ремней и лязга металла. Я сидел за грубым деревянным столом, проверяя поклажу. В сумках уже лежали: компас, GPS-навигатор с солнечной батареей, двадцать метров прочной верёвки, маленький топор — годится и для дров, и для того, чтобы вонзить кому-нибудь в череп, — небольшой фонарь с солнечной зарядкой, набор отмычек для замков, мультитул. Из ловушек — проволока и несколько самодельных растяжек. Блять. Тяжелая сумка. И это еще без учета оружия. Я вытащил винтовку с глушителем и прицелом среднего расстояния. Надёжная, без лишнего веса. Компактный пистолет с глушителем — лёгкий, удобный, идеальный. Короткий нож для ближнего боя или для работы с чужими кишками. Аптечка, несколько фляг, складной фильтр для воды, еда, набор одежды. Всё на месте. Каждый из этих предметов мог стать разницей между жизнью и смертью. В боковые карманы положил рацию Зеймана и свою — для связи со своими людьми. Мохан подошёл с новой картой, разложил её передо мной. Она была покрыта метками, каждая из которых означала схрон, место, где можно пополнить припасы. — Обновил, что мог, — сказал он, тыкая пальцем в обозначенные точки. — Схроны надёжные, только держись подальше от красных зон. Там слишком много заражённых. Ну было до орды. Как сейчас там — без понятия. А те, что помечены синим, мы не проверяли уже четыре месяца, так что на свой страх и риск. — Очень хорошо, — коротко ответил я, сворачивая карту и убирая её в сумку. Мохан протянул мне руку. Я пожал её, чувствуя в его хватке напряжение, которое он пытался скрыть. Док вошёл в комнату. Он встал напротив, скрестив руки на груди. — Просто напоминаю, что у тебя была раздроблена нога и ты хромаешь, - говорит Док, глядя на меня. — Спринт забег тебе не светит. — Мохан, ты свободен. Мохан, не задавая вопросов, вышел. — Спринтером я, знаешь ли, никогда и не был. — отвечаю Доку. — Так что невелика потеря. Док прищурился, явно не оценив сарказм. — Хочешь мое мнение? — Я уже его слышал. — А я всё равно скажу, — отрезал Док, сдвинув брови. — Потому что никто больше тебе эту правду в лицо не скажет. Это безумие, Джоэл. Ты собираешься выйти за стены в одиночку с травмой, которая два месяца назад не давала тебе встать без костылей. Ты понимаешь, что тебя там ждёт? Что, если ты потеряешь трость? Если она сломается, утонет или, скажем, сгорит? Что ты будешь делать? Ползти? Вопросы рвутся из него, как пули из автомата. — До Падения таких, как ты, записывали в первую группу инвалидности, — продолжает он. — А теперь ты собираешься один пройти через полстраны? — Ты мне сейчас прям как мамка. — сказал я, надевая куртку. — Побереги нервы, Док. Я столько лет выживал вне стен с травмами похлеще, чем отсутствие красивой походки. Я закинул рюкзак за спину, взял сумку в руку, и направился к выходу, опираясь на всю ту же трость. Каждое движение отдавалось слабой, но уже привычной болью в ноге. Док окликнул меня. — Постой! Я обернулся через плечо. — Я давал клятву Гиппократа. А она, знаешь ли, не предполагает отпускать идиота с раздробленной ногой на верную смерть. Я рассмеялся, запрокинув голову, и затем посмотрел ему прямо в глаза. — Твою клятву, Док, прибереги для тех, кто лежит на твоих больничных койках. Я столько дерьма по жизни сожрал, что если надо, ползти буду и землю жрать. За стенами всё гораздо проще: сильный выживает, слабый умирает. А я, — я чуть помедлил, — умирать не планирую. У меня есть чертовски мотивирующая причина не сдохнуть. Он хотел что-то ответить, но я уже повернулся и зашагал прочь. И у этой причины зелёные глаза. Пока я шёл по коридорам штаба, бойцы один за другим выходили из залов и тёмных уголков здания. Они провожали меня взглядами — сдержанно, без слов. Но в их глазах читалось больше, чем могли бы передать любые слова. Херово, наверное, прощаться с тем, кто держал всё это проклятое место в порядке. Кто делал так, чтобы они оставались сытыми, живыми и на особом положении, как приближённые ко мне. Но в их взглядах было не только сожаление. Под слоем сдержанности просачивались уважение и признательность. Я видел это в каждом из них. Они не пытались остановить меня, не осмеливались спросить, что именно я ищу за стенами. Каждый по-своему понимал, что это мой выбор. И всё же, каждый из них хотел пожать мне руку, как-будто этим можно было передать частичку силы. Вышёл на улицу и вдохнул полной грудью. Посмотрел вдаль, на зарождающийся рассвет и усмехнулся. Зимнее солнце подсветило золотисто-персиковые облака. Даже проклятое небо напоминает о Селене. На парковке за зданием меня уже ждали. Машина стояла у самого выхода, мотор прогрет, конюшня впереди. Там моего коня уже подготовили. Я сделал несколько шагов, но остановился, увидев Драгмар. Она стояла, как статуя. Её лицо было напряжено, а взгляд… Был почти безумный. — Ты же за ней идёшь, да? Ты приведешь ее домой? Блять. Кто её сюда пустил? — Что ты собираешься с ней сделать? — Это не твоё дело, — бросил я, направляясь к машине. Шаг вперёд — и вдруг её руки вцепились мне в ноги. Драгмар упала на колени. — Нет! — её голос сорвался в хрип. — Это не она! Селена — чистая девочка! Она не могла! — Отойди, Драгмар, — бросил я, пытаясь стряхнуть её со своих ног, но она вцепилась мёртвой хваткой. — Джоэл, молю тебя! Не трогай её! — Уйди, я сказал! — Всеми богами заклинаю, не совершай ошибку! Ты же потом без неё жить не сможешь! Ты себе никогда не простишь! — Это ошибка! — выкрикнула она. Я остановился и медленно нагнулся к ней. — Я позволил ей зайти так далеко, не увидел, что у меня под носом творится. И да, Драгмар! Это было ОШИБКОЙ! — Джоэл, умоляю! Не наааадо! — её крик разнёсся по пустой парковке, заливаясь отчаянной мольбой. Мои люди повалили из здания. Их шаги эхом разлетелись по бетонному полу. — Уведите её! — рявкнул Стаю. Он шагнул вперёд, подхватил Драгмар за руки и потянул её прочь. За моей спиной её голос постепенно стихал. Ошибки не исправляются молитвами. Я найду её. Чёрт возьми, да. Вытащу из любой дыры, где бы она ни пряталась. Через горы, снег и грёбаную реку крови. Пусть дерётся, пусть плюётся, пусть умоляет. Мне плевать. Я хочу смотреть в её глаза, когда всё станет ясно. Когда она поймёт, что больше нет пути назад. Что её мир — он мой, и я его разрушу. Найду и пусть заново расскажет о своей грёбанной любви. Найду и убью суку.

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ

Благодарю каждую из вас за то, что проделали со мной такой длинный и непростой путь. Вы вдохновляли меня и делали эту историю живой. Теперь мы на пороге финала. Нас ожидает открытый мир The Last of Us приближенный по атмосфере к оригиналу. А вы помните какая она, да? Помимо крипа, ждите неожиданных поворотов, пасхалок и проработанных второстепенных персонажей с афигенным бэкграундом. И, конечно, стекла. Очень много стекла. Третья часть будет динамичной. Много серой морали — действия Джоэла могут показаться противоречивыми. Он не герой и не злодей — он живой, сломанный, но чертовски упорный мужик. Много жести, не только от рук Джоэла, но и по отношению к нему самому. Он идёт один. Хромой. Инвалидный. Он не всесильный. Ему придётся поболтаться в петле и буквально прорыть себе путь из могилы. И это не фигура речи. Отдельное внимание уделю Томми. Будут главы от него. Он идёт по следам брата. Их отношения уже поставлены на край, но у Томми всё ещё есть своя роль в этой истории. Не самая последняя. Секс у Джоэла и Селены будет. И не раз. И не два. И даже не три…. =) И последнее, скажу то, в чём не хочется признаваться. Я не могу обещать вам хэппи-энда. Эта история никогда не шла в сторону света и радужных финалов. Не потому, что я вредина или у меня есть какой-то кинк на смерти, а потому что сюжет пишет себя сам. Я сама не знаю куда всё зайдет в последних главах. Правда! У меня есть наброски концовки, но ни одна из них пока не встроилась в повествование окончательно. На данном этапе никто из героев не имеет иммунитета от смерти. Спасибо, что вы со мной. Финал будет незабываемым. P.S. За каждым выстрелом, ударом и словом этой истории — ваши комментарии. Если вдруг решите бросить писать их, Джоэл начнёт хромать ещё сильнее.