The Last of Us: Предел

Ты поставлена была на моем пути, дабы я понял: лжива и пуста гордыня пастырей таких, как я; подобно Люциферу, возжаждал я сравняться с Богом, и, подобно Люциферу, я пал.

Колин Маккалоу «Поющие в терновнике»

***

Ранее Я находился в Штабе. В грубой комнате из бетона и стали. Железный стол, за которым я сидел, был покрыт картами и отчетами. На стене висела карта города, изрешечённая красными метками, напоминавшими пулевые отверстия. Воздух пах гарью, виски и табаком. За окном гудели патрули. Чистки в городе еще продолжались. Недалеко от подорванного моста мои люди нашли коробку, перевязанную красной лентой и с запиской, как с новогоднего подарка: «Миллеру». Сапёры не нашли в ней взрывчатки. В коробке была только рация с запиской: «Среда 18:00–21:00; пятница 13:00–17:00, 22:00; воскресенье – целый день». И внизу подпись в виде смайла: « =) » Посмотрел на календарь. Сегодня воскресенье. Должно быть, Шут заждался. Я положил рацию перед собой, налил виски в бокал и опустился на скрипучий стул. Сделав глоток, включил её. Спустя пару секунд — или, может, спустя целую вечность — из динамика раздался голос, который я не мог спутать ни с чьим другим. У него был этот мерзкий, растянутый, словно ленивый, тон, который он всегда сохранял. — Что-то ты долго, стареешь, Джоэл? Я уж думал не найдёшь подарок. Я молча сделал глоток виски, чувствуя, как холодный жидкий огонь стекает в желудок. — Засиделся в своей дыре, Шут? Даришь мне подарки? Всё ждёшь, пока я обращу на тебя внимание? Это почти трогает. — В твоей "дыре" куда интереснее, как оказалось. Чужаки проникают в твою, как там это называют? Неприступную крепость? Устраивают диверсии, взрывают всё к чёртовой матери. Твой народ, похоже, ни во что тебя не ставит. — Ты же всё не угомонишься, бедняга. — Я улыбнулся в микрофон. — Дрочишь там на меня, небось. — Ну, тут ты прав, Джоэл, — протянул он. — Ты в своём королевстве далеко не король, если я знаю, что творится у тебя под носом, а ты нет. Признайся, это уже немного жалко. Попросил бы помощи, я бы в стороне не остался. — Займись своими делами. Скоро тебя свои же на вилы поднимут. — Ты знаешь, что мне это не грозит. — Его голос стал тише, будто он вдруг наклонился ближе к микрофону. — А вот ты… Я вспоминаю один день, лет так эдак восемь назад, когда мы столкнулись в штате Вашингтон. Помнишь? Я помнил. — Смутно, — солгал я. — Тогда, если напомнить: мы устроили небольшую заварушку. Ты убил почти всех моих людей. Прямо перед тем, как нас прервали щелкуны, ты указал на тела моих парней и одними губами сказал: "В следующий раз это будут твои яйца". — И что? Хочешь продолжить ту встречу? — Как всё меняется, правда? — протянул он. Шут демонстративно прочистил горло, с оттяжкой и пафосом, словно выступал перед залом: — Джоэл, официально заявляю —теперь явзял тебя за яйца. — Держи крепче, иначе останешься без рук. Из динамика раздался громкий, раскатистый смех Шута. Он смеялся долго и звонко, а я сжимал и разжимал кулак, жалея только о том, что эта мразь слишком далеко, чтобы придушить его прямо сейчас. — В этом весь ты! — выдохнул он, наконец успокоившись. — Знаешь, кто ещё такой? Твоя жена. Или, погоди… уже бывшая? Я резко подался вперед. — Она с тобой? — Селена МакЭндрюс… или всё ещё Миллер? Его слова впивались в мой череп, как раскалённые гвозди. — Ах ты старый извращуга, — хрипло рассмеялся он, доводя меня. — Хотя знаешь, не осуждаю. Мир давно в жопе. Какая, нахер, разница, с кем трахаться? Сейчас любая живая баба — исчезающий вид. А если ещё и молоденькая, лицом вышла и даже ни разу сифилисом не переболела, то вообще алмаз. Надо брать. В висках гудело, а грудную клетку сжало. Его мерзкий голос пропитал воздух, а её имя из его поганого рта звучало как болт, ржавый и острый, вбитый мне в череп. — Ловко она тебя обвела, да, Джоэл? — продолжал он, его тон был почти игривым. — Самые лучшие убийцы те, у кого есть мотивация, пропитанная яростью. В ней бурлило желание проредить свою семейку. А ведь с виду она такой ангелочек. В глазах потемнело, и, схватившись за дверной косяк, я прохрипел в рацию: — Усиль охрану, вырой ров вокруг лагеря, спустись в бункер, забаррикадируйся, спрячься под кровать. И постарайся не обмочиться от каждого шороха, пока меня ждёшь. — Ой-ой, Джоэл, это было больно, да? — ответил он, тон его был сладким, почти успокаивающим, как у человека, который знает, что уже победил. Только хера с два. — Ну а что ты хотел? - продолжает он, ни капли не сбавляя насмешливого тона. — Её отец был жалким ничтожеством, который бросил собственную дочь. Разумеется, она захотела надрать ему зад. Молодёжь сейчас такая обидчивая. Вообще не представляю, как они до сих пор не передохли. Не умеют жрать то, что нужно проглатывать. С её батей всё понятно, но самое интересное с матерью. Оказывается, пять лет назад твои люди были повинны в её смерти. Мои пальцы судорожно сжали рацию. — Селена её очень любила, — Шут издал мерзкое цоканье языком. — Ай-ай-ай… А вы с ней так… Ну знаешь, как на ладони. Их с матерью ограбили, избили. Трахнуть успели только мать, а девка сбежала. Тело матери кинули в реку. Не удивительно, что эта пигалица поставила вас всех раком и отымела по самые гланды. Валькирия, мать её! — Ты бы мне не трепал. Мы не трогаем женщин с детьми и уж тем более не убиваем их, — мой голос звучал глухо, словно из-под земли. Внутри всё начало покрываться ледяной коркой. Дыхание сковало. — Ну, может, ты и не трогаешь, — усмехнулся он, — а твои люди? Все такие чистенькие? За каждого поголовно ответить можешь? Если это правда… Кошмарный пазл начал складываться. У меня потемнело перед глазами, и я сглотнул, стиснув рацию так, что та едва не треснула. — Вот и я про то же, Джоэл. Никогда нельзя быть уверенным в окружающих тебя людях. — Где она? — В моей постели. — Я убью тебя, сука! — взревел я, вскакивая со стула, опрокидывая его навзничь. — Уже начина-а-ю бояться, — растянул он слова, словно смаковал каждую букву. — Приходи, Джоэл. Я приготовлю тебе тёплый приём. — На куски раздеру! Ты её касался?! Убьююю! — прорычал в рацию и поморщился от адской боли внутри. Всё нутро обжигает языками пламени, а мое сердце стынет, и, кажется, я сейчас просто разорвусь на куски. Он сделал нарочитый глоток, будто издеваясь, чтобы раздражающий звук пробился сквозь гул в моей голове. — Нервные клетки, Джоэл… не восстанавливаются. — Она с тобой давно? — мой голос превратился в низкий, хриплый рык, почти нечеловеческий. — Ну да. Я ещё в Училище её заприметил. Лет семнадцать ей было, если не ошибаюсь. Тогда я решил её не трогать. Сохранил, так сказать. Знал, что пригодится. Ты ведь из тех старых, ортодоксальных мудаков, которые ценят "чистоту". Он коротко рассмеялся, а у меня перед глазами всё покрылось красной пеленой. — Хотя, знаешь, она так молила. Ноги раздвигала, ты бы видел! Сучка знала, кто здесь главный кобель. Я еле сдержался. Но ведь вагина — это не всё. Другими дырками она прекрасно умела ублажать. Если ты понимаешь, о чём я. Не вижу ничего перед глазами, только пелена красная. Пальцы вцепились в край стола, холодные, как лёд. Рубашка прилипла к спине, и я ощущал, как пот стекает по позвоночнику. — Если окажется, что ты лжешь… Я буду медленно срезать с тебя по куску мяса. Ты меня знаешь. Я слова на ветер не бросаю. Он снова сделал глоток и хмыкнул: — Глаза разуй. Всё и так очевидно. — Я приду за ней. И за тобой. — Джоэл… — протянул он, выдерживая театральную паузу, — постарайся не сдохнуть где-то по пути. Быть немолодым после Падения — дело хреновое. По себе знаю. А быть немолодым и хромым — дело хуже некуда. У тебя есть кто-то, чтобы на плечо опереться, пока до меня ползёшь? Если нет, попроси моих ребят проводить тебя. Ну, тех, что среди твоих затесались. — Все они уже с переломанными шеями качаются в петлях. Но я найду тебя сам. Помощь мне не потребуется. — Какой гордый! А грубый то... А ведь я делаю шаги навстречу. Даже бомбы от твоих границ отвёл. Ты их обнаружил? Нет. Считай, это жест доброй воли. Наплыв заражённых помешал нам толком изучить местность с предполагаемой расстановкой Тауруса. У нас были сведения, что их там уже нет. Но доверять чему-то или кому-то в этой войне было равносильно самоубийству. — И между прочим, ничего из перечисленного тобой — ну, я имею в виду этот ров, бункер и бла-бла-бла, — я делать не собираюсь. Наоборот, я жду. — Хлеб да соль, Шут? Обещаю принести к твоему столу незабываемое блюдо. — Точно принесёшь? А вдруг выкопаешь себе могилу по пути? — Ты об этом не переживай. Дорогу я знаю. Из динамика раздался другой голос Шута: холодный, ровный, отточенный, лишённый прежней усмешки. — Есть дороги, которые никогда не ведут обратно, Джоэл. И сейчас ты следуешь по одной из них. Надеюсь, она будет для тебя бесконечной. И пока ты, зверея от голода и холода в этом падшем мире, будешь ползти ко мне, ты будешь представлять, как я трахаю твою женщину. В красках, со всеми подробностями ежедневной сцены полировки моего члена под аккомпанемент соответствующих шумовых эффектов. Это стоит того, чтобы не сдохнуть по пути. Горло перехватило, словно обмотали стальным тросом. Я стиснул зубы и выдавил: — Место? — Сиэтл. — Конкретнее. — Пока никакой конкретики. Её я сообщу позже. Но я облегчу тебе задачу, Джоэл. Позабочусь о том, чтобы ты спокойно прошёл все наши блокпосты. Тебя не тронут. Считай, ты мой гость. Я сжал рацию так, что костяшки побелели. – Увидимся, Шут. – Увидимся, Джоэл. Рация щёлкнула, и связь оборвалась. Я отбросил рацию и взвыл сдирая горло, чтобы не сдохнуть от яда, протекающего внутри. Метался по комнате, словно загнанный в угол волк, обезумевший от боли. В голове крутились паскудные картины, где Шут и она… Эти ублюдки всё продумали. Идеально. Надо признать, их сучий план был филигранным. Подкинуть её мне, сделать частью моей жизни, а потом вывернуть всё наизнанку. Просто меня раздавить. ФЕДРА… Там остались архивы, базы данных. Шут мог узнать всё. Подтвердить мою связь с Томми, проверить, кто я такой. Ещё Шут знал слишком много подробностей. Но в условиях засилья крыс и ищеек - ничего удивительного. Я не скрывал своих отношений с Селеной. Город знал, люди знали. Все знали. И Шут тоже. Блять! Их версия её прошлого… А вдруг правда? Пять лет назад… В те времена было так много крови, так много хаоса. Я даже не мог вспомнить всех, кто ходил от моего имени. Я взвыл и рассмеялся. Сам над собой. Я походил на сумасшедшего. Даже понимая, что Селена – редкая сука, слова Шута о том, что она в его постели, резанули меня, как скальпель. Нет. Как бульдозер, нахер. Это была не ревность. Ревность — это слабое слово, жалкий набор букв. Нееет…. Это была чёрная боль. Нескончаемая пытка. Я корчился, хватая себя за грудь, как будто мог вытащить сердце, остановить его, чтобы оно больше не истязало меня. Хотел заморозить его в ледяной блок, чтобы не чувствовать, чтобы не гореть. Чёрт побери, я не представлял, что могу превратиться в жалкого безумца, стонущего от боли, просто потому что представил её с другим. Как кто-то касается её золотистых волос. Как руки проводят по её телу. Как её губы шепчут кому-то слова, которые я считал своими. Как из её груди вырывается чужой, сладкий стон. Я ЛЮБИЛ ее. Любил так, как любят только один раз в жизни. Любил так, что мог отдать за нее свою жизнь, мог сдохнуть только за одну ее улыбку. И этот диалог из прошлого... Он эхом бил в голове: "— Я сойду с ума, если ты меня разлюбишь. — Этого никогда не произойдёт. — Я люблю тебя настолько, что сам себя не узнаю. — И я люблю тебя, Джоэл. Но что это означает — сам себя не узнаю? — То, что мне кажется, я могу причинить тебе боль. Наверное, я убью тебя, если кто-то другой… — Ты никогда не причинишь мне боль. Потому что она не тождественна любви.” Наверное, это была ее главная ошибка — не принимать мои слова всерьёз. Сукаа… Моя маленькая девочка… Только сломав тебя в руках я успокоюсь. Когда я найду тебя… Впрочем, молись, чтобы этого никогда не случилось. Я схватил бутылки с виски и с силой швырнул её в стену. Стекло разлетелось, жидкость оставила темный след на бетоне, словно запёкшаяся кровь. Эхо звона разнеслось по бетонной коробке штаба, но я этого даже не заметил. Меня охватило одно: действие. Каждый нерв, каждый мускул моего тела требовал крови. Я выпрямился, проведя рукой по лицу, чтобы стереть пот и вернуть хоть немного контроля. Дышал тяжело, как после схватки, но внутри бурлило. Дрянь! В городе ещё оставались крысы. У Шута были уши в городе. Они кормили его информацией. Эти твари ходили рядом, ели мой хлеб, смотрели мне в глаза, а потом лили яд в его уши. — Мохан! — рявкнул я. Дверь открылась, и в комнату вошёл Мохан. Его тёмная борода слегка прикрывала изуродованное ухо, но напряжение читалось в каждом движении. Суровое лицо без лишних эмоций, только ясный, сосредоточенный взгляд, как у человека, который уже знает, зачем пришёл. — Ты звал, Джоэл? Я уставился на него, а он, выдержав мгновение, чуть наклонил голову в ожидании. — Мы кого-то упустили. Составь новый список всех, кто за последнее время пересекался с поставками, кому разрешали передвигаться без проверки, кто выходил за стены чаще обычного. Каждый, сука, на моём столе к вечеру. Понял? Мохан коротко кивнул. — Слово в сторону — сразу к стене. Ты понял меня, Мохан? — Понял. Я отвернулся, чувствуя его взгляд, пока он не вышел. Карта передо мной выглядела, как гниющая рана — красные метки расползались по городу, как язвы. Гребаные крысы. Я их разорву. Каждый, кто хоть словом, хоть взглядом предал меня, окажется под землёй. А чужаки, кто спрятался в моем городе, продолжат пополнять ряды виселиц. Зачистка. Это будет зачистка. Я доделаю начатое, как хирург, который режет до кости. И когда город будет чистым, я уйду. Потому что впереди был Сиэтл. И он горел у меня в крови.