The Last of Us: Предел

Древние греки считали, безрассудная любовь — грех перед богами. И ещё, помните: если кого-то вот так безрассудно полюбить, боги ревнуют и непременно губят любимого во цвете лет. Это всем нам урок, Мэгги. Любить свыше меры — кощунство. Колин Маккалоу «Поющие в терновнике»

***

Я так и не рассказала Джоэлу о случившемся. Он бы просто разорвал Кирка на месте. Не скрою, в глубине души мне этого даже хотелось. Но наказывать стоит за фатальные проступки, а не за преданность и честность, пусть и такую грубую по отношению ко мне. После этого разговора с Кирком, когда я узнала о цене, которая была заплачена за мое спасение, мне снились кошмары. В них меня пронизывал липкий, панический страх. Он щекотал кожу ледяными осколками, вскрывая поверхность тела. Я видела синие руки мертвецов. Они обвивали меня, удушая запахом смерти, слёз и крови. «Мы мертвы… А ты жива… Ты этого не стоишь… Не стоишь… Оставайся здес-с-с-ь с нааами…». Мертвецы тянут меня с собой в бездонный мрак и я кричу от невыносимого ужаса. Я проснулась от того, что кто-то просто выдернул меня из сна. Горячие ладони обхватили мои плечи, а я продолжала кричать, слёзы катились по моим щекам. — Селена… тш… Это просто сон. Открой глаза, любимая. Его голос пробивался сквозь морок, а я продолжала отбиваться от синих рук мертвецов. — Ну же! Посмотри на меня! Я приоткрыла глаза и увидела Джоэла. Всхлипнула от облегчения, с трудом сдерживая слёзы. Он обхватив моё лицо в ладони, продолжая смотреть на меня с тревогой. — Тебе опять приснился кошмар… Вытирает мои слёзы большими пальцами. Но тревожный страх не отпускал, и мое тело продолжало дрожать как в лихорадке. — Всё хорошо. Я с тобой. Джоэл думал, что мне снятся кошмары из-за орды и возможной осады города. Да, надвигающаяся опасность пробивала меня булавой страха и тревожности за Джексонвилль, за нас всех. Но не это было причиной моих кошмаров. — Не бойся, девочка моя. Они никогда не проберутся в город. Я не позволю. — Рядом с тобой я никого и ничего не боюсь. Меня прижали к сильному, горячему телу и я начала успокаиваться. — Запомни, Селена, у тебя есть я. Тебе нечего бояться. Город продолжал принимать людей с соседних поселений. Поначалу их расселяли в дома горожан, а затем для них начали возводить временные лагеря, где те могли расположиться. Стену укрепляли — я постоянно видела рабочих, они передвигались на машинах, с доверху нагруженным строительным материалом. Даже в столовых расходовали еду экономно, урезая порции. Это я узнала от Мардж, когда встретила её в больнице. Чувствовалось, что на нас надвигается нечто темное и очень страшное. Людям пока не сообщали причину передвижений и изменений в городе, но это было и не нужно. Каждый нутром чувствовал неладное. Джоэл выезжал за пределы города, чтобы вместе с конвоем расчищать дороги и отводить зараженных от границ. И от этого меня окутывал первобытный ужас. — Не уходи! — я вцеплялась в его плечи и умоляла остаться со мной, когда он уезжал в один из таких рейдов. — Я должен, маленькая, — он зарылся пальцами в волосы на моем затылке и пристально посмотрел мне в глаза. — Я разрушу твои кошмары, раздеру их в клочья. — А если с тобой что-то случится? ЭТО мой самый большой кошмар! Я слышу, как бьётся мое сердце, как отскакивает пульс и становится то холодно, то жарко. — Если тебя не станет, я уйду за тобой, — говорю серьёзно и тихо. — Нет, нельзя умирать, девочка… Зачем тогда это все? Зачем… Если меня не станет, ты дашь мне слово, что будешь жить счастливо. Продолжишь учиться готовить и не забросишь медицину, — мимолётная улыбка на губах, но в глазах…в глазах какая-то дикая тоска. — Без тебя я не могу быть счастлива. Никогда не буду. Прижал мою дрожащую ладонь к своим губам, успокаивая. Нежно целует мои пальцы, проводит губами по коже, вызывая мурашки и истому. — Ты обещал мне, Джоэл Миллер, что пока я жива, ты будешь бессмертен. А жить я буду долго… Вечно… Но только с тобой… — шепотом, млея от его прикосновений. — И в этой бесконечной вечности будешь моей, — сжимает мою ладошку и притягивает к себе второй рукой за талию. — Я никогда от тебя не отступлюсь. Всегда помни об этом, Селена. Твоя кровь — моя кровь. Твоя жизнь — моя жизнь. Мы состоим друг из друга. Я дышу, потому что дышишь ты. Он вернулся с рейда посреди ночи. Разбудил меня громкими шагами по лестнице и настежь распахнувшейся дверью. Прошел по спальне в рубашке заляпанной кровью, в ботинках, принес с собой запах улицы, ветра, дождя и дыма. Он выглядел ледяным и одновременно наэлектризованным внутри. Его черные волосы в беспорядке разбросаны ветром. Джоэл напомнил мне грозовой шторм — жесткий, бушующий и страшный в своей непредсказуемой силе. Снял с себя грязную рубашку и сбросил ее на пол. Расстегнул ремень. Пальцы лихорадочно дергают змейку штанов вниз… В такие ночи он не занимался со мной любовью. Он трахал меня. Клеймил собой. Грубо. Резко.

***

Я собрала в нашем саду красивый букет и поставила его в вазу рядом с фотографией Джоэла с его дочерью. Маленькое фото в рамке стояло на подвесной полке в нашей спальне. Я ухаживала за этим местом как за особым алтарем, который хранил память о Саре. Джоэл не рассказывал мне о ней, а и я не спрашивала. Есть раны, которые лучше не вскрывать. Но я надеялась, что когда-нибудь придет время и он сам поделится со мной этой трагической страницей своей жизни, которую сейчас я переживала как свою собственную. Я знала, что за разбитым циферблатом часов кроется история, которая разбила вдребезги его самого. Я взяла в руки рамку и всмотрелась в изображение, словно видела его впервые. Сара была не похожа на Джоэла. С фотографии на меня смотрела девчонка с веснушками, милым, чуть приподнятым носиком и со светлыми короткими волосами, заправленными за маленькие уши. А Джоэл… он такой молодой здесь и такой счастливый… За моей спиной скрипнула половица, я обернулась и увидела Джоэла. Он стоял в нескольких шагах от меня и почему-то я почувствовала себя вором, который трогает чужое. Очень осторожно, как драгоценность, я поставила фотографию назад. — Прости… Я протирала пыль и принесла цветы. Для неё… Наверное, ей бы понравилось. Перевел глубокий взгляд с меня на фотографию, и на какое-то мгновение задержался на ней. Медленно подошел к полке и аккуратно дотронулся подушечками пальцев до фотографии. Провел ими по изображению лица девочки. — Она любила цветы, — сказал сдавленно. Протянула руку, чтобы положить Джоэлу на плечо и тут же отдернула, когда вдруг он сказал то, от чего у меня по коже пошли мурашки. — Сегодня у моей дочери был бы день рождения. Почувствовала, как сердце сжалось и больно ударило. Сколько горя и потерь пережито им, сколько боли и отчаяния. Какой же он сильный… Мой мужчина… — Сколько бы ей исполнилось? Все же положила руку ему на плечо. Но я не дала себе возможности обнять его сильно, как того желала. Ведь он не даст. Сейчас ему не нужна жалость. Это лишь унизит и оттолкнет. — Двадцать четыре. На три года больше, чем мне. Приблизилась вплотную к его широкой спине, прижалась к ней лбом и сразу же прикрыла глаза от любимого запаха. И я не спрашиваю. Не продолжаю диалог. Сейчас я дышать боюсь. Едва касаясь провожу ладонью по его бицепсу, локтю и на запястье чувствую холодное стекло разбитого циферблата. И я физически почувствовала как напряглось его тело, вытянулось как струна. Джоэл шумно вдыхает воздух, будто я на открытую рану нажала. — Сара подарила мне их за считанные часы до начала Падения… И я одергиваю руку от часов и кладу обратно на плечо, мысленно виня себя за неосторожность. Какое-то время мы стояли молча. Я, прильнувшая к его спине, и Джоэл глядящий на фотографию. Но затем он продолжил говорить, а я замерла. — Вместе с Томми мы выбирались из города. Дочка… — на этом слове он осекся, его голос дрогнул, — … подвернула ногу и я взял ее на руки. Нам практически удалось скрыться в подворотне, когда мы наткнулись на вооружённого солдата. Я пытался ему объяснить, что она не инфицирована, что я несу её только из-за ноги. — говорит надтреснутым хриплым голосом, и я слушаю, превозмогая слабость, вздрагивая от каждого его слова, которое давалось ему с трудом. — Солдат доложил о нас и вместо оказания помощи ему приказали нас ликвидировать. Захотелось накрыть его руки своими, целовать ладони, отогревая, забирая всю боль себе. — И он выполнил приказ, открыв огонь из винтовки. Я пытался прикрыть Сару от пуль, отбросил её вместе с собой на землю… Тогда и разбился циферблат этих часов. Сжала его плечо сильнее, физически чувствуя, как от волны его боли переходит в мое тело и меня саму трясёт. Страдания любимых чувствуются намного острее собственных. Они фантомны и нескончаемы, как боли от потерянных конечностей. Бесконечны и мучительны. — Подоспевший Томми убил ублюдка, выстрелив ему в голову из пистолета. Но когда я подбежал к своей дочери, то обнаружил что… Сара получила смертельное ранение. «Она умирала на его руках» — Я не смог спасти свою дочь. Я не смог… — говорит надломленно, сжимая кулаки. — Я провалился как отец. — Ты сделал всё, что мог, Джоэл, — шепчу ему в спину. — Ты до последнего защищал свою дочь. И в тот ужасающий момент, ты бы не раздумывая поменялся с ней местами. Ты оберегал её, был самым лучший и самым любящим отцом на свете. Я знаю. Не вини себя за то, что ты не мог предотвратить. Это не твоя вина. И я уверена, будь Сара здесь, то она сказала бы тебе тоже самое. Джоэл повернулся ко мне, делая тяжелый вздох. Провел большим пальцем по моим мокрым щекам, губам. Смотрит мне в глаза и в них горячее болезненное тепло — Эта та самая часть во мне, которая никогда не заживет. — А разве это может зажить? Боль заглушается со временем, но не заживает. Потому что это будет означать, что ты забыл, а любимые никогда не исчезают из памяти. Сара всегда с тобой. Она здесь, — приложила ладонь к его сердцу, чувствуя как сильно оно бьется. — Любимые живут в нас самих, в нашей памяти. Дернулась от неожиданности, когда он прижал к себе, до хруста в костях сдавил всю железной хваткой. Я приподнялась на носочках так, чтобы запрятать лицо в его шее.

***

— Селена, пока я буду в палатах на третьем этаже, подготовь для осмотра стол УЗИ и найди карточки беременных Хэлен Якобсен и Санты Крузе. Вот здесь, — Док показывает мне на шкафчики в приемной. — Принято! — ответила и послушно проследовала за ним по коридору больницы. Это был мой первый день дежурства в качестве помощницы Дока. — У новеньких нужно собрать первичный анамнез. Справишься? — спрашивает, на ходу оборачиваясь ко мне. — Справлюсь, Док. Можешь спокойно отлучиться. Если что, я позову Тонга. Мы шли по больничному флигелю для детей и беременных женщин. Это была та аудитория пациентов, с которой я могла работать без возражений Джоэла. — Док! Постой! — с другого конца коридора его окрикнул Тонг. Он был медиком, получившим свою квалификацию еще до Падения. Быстрым шагом мужчина нагнал нас, по пути позвав из палаты свою коллегу Приянку. — Селена, — поприветствовал меня Тонг, учтиво кивнув. Медики в больнице проявляли ко мне исключительное уважение. Повсюду в отделении слышится детский смех, вперемешку с далеким плачем младенцев. Вдруг из одной палаты выскочили с воплем пара ребятишек, за ними выметнулась мед.сестра, которая училась со мной на одном потоке. Она поймала детей за руки и повела их по коридору обратно, строго им что-то приговаривая. — Я только что был в лагере, — Тонг обращается к Доку. — Там пациентка из прибывших с открытым переломом. Их всех проверяют индикатором еще за стеной, но остальное досматриваем как всегда мы. Помимо ноги, у женщины есть признаки туберкулеза. Я, конечно, это еще проверю, но я практически уверен. Она кашляет кровью, имеет характерный цвет кожи и прочее. — Она же контактировала с людьми из ее общины? — с заметным беспокойством спрашивает Док. — Да. Их даже завезли в одном кузове. — Нам еще туберкулеза здесь не хватало… — проговаривает Док отрицательно качая головой. — Срочно отселим их в отдельный инкубационный лагерь. Надо еще проверить сколько антибиотиков осталось на сегодняшний день. Я подсчитывал вчера, и боюсь, цифра уже не актуальна. Мы их быстро расходуем. — Уже проверили, — отвечает Приянка. Док называл ее «Сокровище», поскольку она фармацевт и одновременно преподаватель химии в школе. Ценнейший человек для города. — Антибиотиков недостаточно для такого количества людей, — продолжает она — Ну конечно же… Сегодня же сообщу Джоэлу об этом, — уверенно говорит Док, поправляя очки за правую линзу. Он выглядел более уставшим, чем обычно, под глазами чётко обозначались темные круги. — Готовы образцы антибиотика лактовиалина, который способен воздействовать даже на бактерии вызывающие туберкулез, — серьезно говорит Приянка. Её смуглое лицо было тоже бледнее обычного. — Лактовиалин… — задумчиво произнес Док, — Он делается из того же плесневого гриба, как и пенициллин? — Нет. Этот добывается их перечного груздя. — Грибы, чтоб их! Они нас убивают и они же нас спасают. — Мы поедем в лагерь, осмотрим ту пациентку. Ты с нами? — спрашивает Тонг, доставая ключи от машины из кармана своего белого халата. — Разумеется, — коротко отвечает Док, переводя взгляд на меня. — Я пока подготовлю здесь все и соберу анамнезы, — быстро заверила его, еще до того, как он ко мне обратился. — Да, спасибо, Селена. Я позову к тебе акушерок. Опыта у них маловато, но с осмотром справятся и без меня. После ухода Дока с помощниками, я тут же направилась в приемную для будущих мам. Здесь ожидали осмотра женщины на разных сроках беременности. — Спина разрывается! Когда же эти муки подойдут к концу? — жаловалась одна их них. — Маленький засранец высосал из меня всю энергию. Еле ноги волочу, — она недовольно посмотрела на свой огромный живот. — Разве вы не рады ребенку? — я поинтересовалась у нее, раскладывая простыню на кушетку. Я искренне не понимала как можно с таким пренебрежением говорить о маленьком комочке счастья, продолжении самой себя, прорастающем внутри. Мне казалось, нет ничего чище и возвышеннее, чем собственное дитя. — Рада? Как же! У меня из-за него поясница переломилась и ноги опухли так, что в ботинки не влазят. И в добавок к этому, меня ждут бессонные ночи, искусанные соски и тонны говна. Знаю! С первым это проходила! — бросила она, поправляя свою тяжелую черную косу на груди. — Меня дрожь берет от мысли, сколько придется пеленок перестирать, — испуганно проговорила молоденькая девушка с еще плоским животом. — Начинай бояться! Горы грязного белья! А стирать чем будешь? Мыло то не всегда есть! А когда бывает, то в стирке смыливается быстро, доводя твои руки до кровавых корок. — Кровавых корок? — девушка тихо ахнула. — Ну а как ты думала? Щелочь все разъест. Это тебе не Джонсонс Бэби! Мой первый родился в феврале, так мы снег постоянно топили на огне, чтоб пеленки простирать, да прокипятить. Как у меня руки мерзли тогда! Удивляюсь, как не отмерзли еще! Хорошо, что сейчас лето. Когда тепло подстанцию включают почаще и воду качать можно. А вот тебе рожать как раз зимой! Не завидую, — сказала та, чуть сморщив лицо. — Предохраняться надо было как-то… — говорит одна из них, на вид самая старшая по возрасту. И все женщины согласно закивали. — Ага, предохраняться! Чем это? После Падения я противозачаточные в глаза не видела. Да и кому они сдались тогда? Все гонялись за антибиотиками. Знала бы, заграбастала бы себе целый пакет таблеток! Чтоб с запасом. — Надолго бы все равно не хватило. Противозачаточные уже давно в просрочке все. Толку от них? — Если был бы хоть малейший шанс не залететь, я бы всё равно их пила. — Да ну нафиг! Откуда ты знаешь какие последствия могут быть от просрочек? — Какие угодно! Даже уши могут отрасти как у осла. Но это всяк лучше, чем пузо! — заключила женщина с большим животом. — Не пугай девчонок, — назидательно говорит старшая, — У них еще срок маленький. Им нервничать нельзя. — Они должны знать, что их ждет! — И презервативов нет… — тоскливо протянула девушка, которая до этого молча сидела у окна. Я подошла к стеллажу с карточками. Как их там зовут? Хэлен Якобсен и Санта Крузе. Ага, вот здесь карточка Санты, а здесь на букву Я карточка Якобсен Хэлен. — Почему же? Они есть! — ответили ей. — Но только у буржуев, — сказали тихо, так чтоб я не услышала. Но я услышала. И мне не нужно было видеть, чтобы знать, что все повернули головы в мою сторону. — Проще просто не трахаться, — женщины продолжали обсуждать острую для них тему. — Надо наших мужиков заставить кончать в кулак, а не в наши матки! Им пулять в нас кайфовее, понимаете ли! Вот только страдаем от этого мы! Кому потом приходится лишних двадцать килограммов на своем теле таскать? А кто потом пеленки ссаные стирает? Ночами не спит? Вот-вот! Их гормональные дебаты нарушили акушерки, вошедшие в приемную. — Девочки! Проходим за ширму по одной. Хэлен, — одна из из них обратилась к той самой активистке с животом и с шикарной косой, — пойдем, будешь первой. Посмотрим на твоего богатыря. Плотная акушерка, с медицинской шапочкой на голове, подошла ко мне. — Позволишь взять? — спрашивает с улыбкой, глядя на карточки в моих руках. — Да, разумеется. Возьмите, — протягиваю ей. Она взяла их из моих рук и, вместе с Хэлэн, прошла за ширму. В этот день Джоэл забрал меня из больницы сам. Заехал за мной на машине. Мы вернулись домой и, по обыкновению, долго занимались любовью. После этого он набрал мне горячую ванну и отнес меня к ней на руках. Я отмокала в горячей воде и думала о таком естественном процессе, как беременность. Конечно, я понимала, что секс с Джоэлом мог привести к этому. Приложила ладонь к животу и улыбнулась… Дитя — это подарок свыше, продолжение любви между мужчиной и женщиной. Даже в нашем случае. Или особенно в нашем случае? Это та частичка счастья, которая материализовывается внутри женщины. Когда по настоящему любишь ребенок является чем-то сакрально важным, каким-то невероятным даром от Бога. Пока молча сидела в ванне, погруженная в свои мысли, Джоэл также молча сидел напротив в кресле, раскинув длинные ноги. Курил пуская кольца дыма к потолку. Верх голый, без рубашки. Сильная шея загорела на солнце и теперь была чуть темнее, чем грудь. Бедра обёрнуты белым полотенцем. Глядя на него, задумчиво намотала на палец свой мокрый локон. Если бы у нас родилась дочь, у нее были бы светлые волосы как у меня и Сары? Или тёмные как у отца? Мой ребенок… Какого это ощущать, когда внутри растет жизнь, если от самих образов все тело в миллиарде нано-взрывов восторга и счастья… Но… Как отреагирует Томми? И самое главное, будет ли малыш здоровым, если его родители кровные родственники? Нано-взрывы резко потухли. От неизвестности и едкого ощущения бессилия, меня начало скручивать в тугой узел. — Мыло меньше, — сказал Джоэл, когда я потянулась к бруску. Он не любит запах мыла на моей коже. Ведь оно оставляет аромат. Дома у нас было какое-то особое мыло, такое воздушное и ароматизированное. Без той едкой щелочки, про которую говорила Хэлен в больнице. Мой запах — фетиш Джоэла. Это меня возбуждало. Хоть и немного вызывало смущение. Слегка намылила ладони и провела ими по плечам, груди. Джоэл глубокого затянулся сигаретой и внимательно, с горящими глазами смотрел на меня, следил за моими движениями. — Мы занимаемся любовью не предохраняясь, — тихо сказала и опустила взгляд вниз, на воду. — Да, — ответил легко. — И я могу забеременеть… — Можешь, — подтвердил также легко и затушил сигарету в пепельнице. — Я хочу ребёнка. И я даже растерялась от его слов. Что? Он хочет ребенка? Я едва не ответила «Я тоже безумного хочу этого», но с губ слетело лишь сдавленное: — Каким он будет? Джоэл сжал челюсти до хруста. — Ты имеешь в виду последствия от… Он не договорил. И я не смогла. Мне просто не хватило смелости озвучить это слово вслух. Ненавистное, гадкое слово, которое я гнала из головы. Иногда успешно, иногда тщетно. Это слово постоянно преследовало и висело над нами как Дамоклов меч. Инцест. Я прикрыла глаза от бессилия. — Селена, я не юный пацан. И я отдавал себе полный отчет в том, что всё это время кончал в тебя. Глубоко и осознанно. Когда открыла глаза, он уже сидел у ванны на корточках и смотрел на меня. Провёл пальцами по моим мокрым волосам. Он был помешан на них, как и на моем запахе. Любил подолгу перебирать пряди. Часто брал гребень из рук и расчесывал мои волосы сам. Нежно взял меня за подбородок и повернул лицо к себе, заставляя встретиться с ним взглядом. — Мне стоило поднять этот разговор раньше, но пересилило мое эгоистичное желание присвоить тебя навечно, заставить тебя стать моей настолько, чтобы смотреть как мой ребёнок растет внутри тебя. Смотрит всё так же пристально. И я словила себя на том, что забыла как дышать. — Я не просто понимал, что ты можешь понести, я этого хотел. Улыбнулась уголком рта, а он продолжил очень серьезно: — И если… Если ты еще не беременна, то я предоставляю тебе право выбора. Ты скажешь мне, что не хочешь этого, и я возьму на себя ответственность и буду предохраняться, используя презервативы. И клянусь, при иных обстоятельствах, черта с два бы я это делал. Ты бы ходила с моим ребенком в животе каждые девять месяцев. Чтобы ни происходило за стеной, ты будешь в полной безопасности. Ни орда, ни враги, ни кара Господня не смогут этого изменить. У тебя было, есть и будет всё только самое лучшее. Я могу дать тебе всё, чего ты желаешь еще до того, как ты осознаешь, что этого хочешь. Слушая твое сердце, я исполню любую твою прихоть, излечу любую рану и исправлю любую ошибку. У тебя есть враги? В моем присутствии они не смогут приблизиться к тебе. Ты голодна? Я найду самый вкусный и спелый кусочек, чтобы покормить тебя своими руками. Если тебе больно, я прикоснусь и облегчу твою боль. Плохие сны будут разорваны на кусочки. Просто скажи мне… Поведай. И я всё сделаю. Ради тебя я землю жрать буду. Его зрачки сузились и от глубокого вдоха приподнялась грудная клетка. Он склонил слегка голову на бок и свел брови, словно раздумывая. — Но есть риск последствий, которые мне не подвластны. И я не говорю про Томми, я разберусь с ним сам. Речь идет о нашей общей крови… И именно поэтому я вынужден спрашивать. Селена, ты хочешь родить от меня? Ты будешь матерью моих детей? И я почувствовала как он напрягся. Сейчас решался самый важный вопрос для него. Для нас обоих. — Мы оба пошли на это, — я приложила ладонь к колючей щеке. — Ни меня, ни тебя никто не заставлял. Я познала такую любовь, о которой можно только мечтать. И я ни о чем не жалею. Пусть общество сыпет проклятья вслед и называют мои чувства грязью. Я буду любить каждую каплю этой грязи, и не испытывать ни малейших угрызений совести или стыда. Я слишком дорожу нами, чтобы о чем-то сожалеть. Смотрю в его темные глаза и вижу в них свое отражение. — Есть только мы. И я всегда буду выбирать тебя. Я мечтаю стать матерью. Я хочу ребенка от тебя, Джоэл. И я буду любить его больше всего на свете. Также как и его отца. Каким бы он ни был… Каким бы он ни родился. Я буду любить его. Сдавливая меня в объятиях, с глухим стоном, он поднимает меня из ванны. Вода расплескивается в разные стороны, мы оба мокрые и нас обоих трясёт. Приближает меня рукой к себе за затылок. Вторгся языком в мой рот, и я застонала от острого наслаждения. Он подхватывает меня на руки и несет на кровать. Я легла на спину и раздвинула ноги в стороны, видя, как он склоняется надо мной, опираясь на дрожащие сильные руки. Он — мой творец, мой хозяин. Моё начало и конец. Это Джоэл создал меня такую счастливую и абсолютно свободную. Безумную. Моя любовь разливается сладкой патокой по телу. Сейчас я особенно чувствую движение его плоти внутри меня, ощущаю каждую вену на ней, ощущаю его мощь, пронизывающее моё тело. И слышу свои громкие стоны, мое тело лихорадит от напряжения. Я просто принадлежу ему, на каком-то бесконечном уровне, где-то во всех параллельных Вселенных космоса. Никто и никогда не сможет мне дать то, чтo дает он. Я сжимаюсь, вцепляюсь в его плечи, сплошь покрытые шрамами. Сейчас он нежен со мной до режущей адской истомы. Он нежен со мной как никогда раньше и от этой нежности у меня начинает кровоточить сердце. Я задыхаюсь и покрываюсь каплями пота от непрерывного наслаждения, пока меня не начинает трясти от оргазма. Его горячие губы целуют мои глаза, губы, шею и снова губы… Я притягиваю его к себе за шею и он хрипло стонет, содрогаясь на мне всем телом и я чувствую его горячее семя, разливающееся внутри меня. Его голова лежала на моей груди, пока я перебирала его густые волосы с серебряными нитями, затерявшимися между темными прядями. Он гладит большим пальцем живот над пупком, вызывая приятные мурашки. — Я буду гореть в аду за то, что так сильно люблю тебя. — Не будешь. — Любить свыше меры — кощунство, Джоэл. Его губы щекотно целуют мой живот, едва касаясь губами, вызывая трепет. — Никогда и никакой ад не заполучит мою Птичку. — Обещаешь? Он приподнялся на сильных руках и подтянулся ко мне. — Я обещаю, что готов потягаться с Дьяволом за твою душу и трижды продать свою. — Тогда мы окажемся в нашем, в каком-то особом месте. Я была уверена, что наше счастье будет длится вечно. Я рожу здорового ребенка. Томми вернется невредимым и примет нашу любовь. Орда минует город. И мы будем с Джоэлом вместе до одновременно-последнего вздоха. Я была такой наивной… Никогда нельзя быть слишком уверенной. Никогда нельзя быть слишком счастливой…