Боги проснулись

Тысячи лет с той поры пролетело, но память сохранна прекрасно. Тысячи раз в море воды менялись, а звёзды рождались и гасли, Тысячи тысяч ветров наточили гранёные скалы, Тысячи дел сотворили предтечи и слов мириады сказали. Тысячи песен сложили поэты о подвигах в битве… Ныне звучит и поэма моя — не забыта!

* * *

Деньги добываются со слезами, а тратятся со смехом. Деревенский трактир с говорящим названием «Прокисшая амброзия» подтверждал эту поговорку. Под хохот собравшихся здесь осушались амфоры и опустошались кошельки, стучали кубики, подскакивая на мокрых столешницах, тоже выманивая деньги и заставляя быстрее струиться вино, заливая горе или подогревая радость. В весёлом и тёмном прибежище Диониса два человека за столиком у окна выглядели чужаками. Первый — высокий, широкоплечий старик с мускулами тяжелоатлета и бородой философа. Вторая — женщина средних лет, стройная, с пронзительным умным взглядом и в боевом панцире. Держа в руках полные кружки неразбавленного вина — чуда для таких заведений — они никак не решались их осушить, только постукивали ими по столу и смотрели то на оживлённый перекрёсток, то на по-простому кутивших земледельцев. — Смертным наплевать на свою смерть, — тихим басом прогудел старец, — они к ней привыкли, смерть в их крови. Богам сложнее. — Отец, бессмертному нельзя умереть полностью, — женщина тронула его за предплечье, — ты для того им и стал. — Всё верно. Океан жив, пока моря бьются о скалы, так же как и я жив, покуда гремит гром и молнии сверкают из туч. Но куда мы денемся, если всё это пропадёт и погибнет сам мир? В пустоту? Или в нечто хуже? Ты мудра, ты сама мудрость. Скажи, можно ли изменить судьбу? — Нет, — решительно и обречённо ответила воительница, совершая первый глоток. — Даже богам. Судьба выше богов, считать иначе — гордыня. Спустя несколько мгновений старец последовал её примеру. — Замкнутая предопределённость хуже смерти, — сказал он, возвращая кружку на стол. — Знать, что с пути не свернуть и конец уже предрешён, как бы ты ни старался его изменить. Дело не в гордыни, а в том, что предначертанное лишает надежды, лишает желания бороться, когда опасность встаёт перед тобой. — А смертным придаёт сил добиться обещанной им славы, — ободряюще чокнулась кружками дева. — Так что наступило время, когда богам нужно верить в людей, а не иначе. — Во всех, в ком есть человеческое, — посмотрев на проскакавших за окном кентавров, рослый старец, так и не допив кружку, припечатал ладонью на стол монету с собственным профилем. — Так или иначе, пора возвращаться к работе, дочь. Наше время пока не исчерпано. — У меня сегодня выходной, — улыбнулась с задором девушка, вставая вслед за отцом, что по виду годился ей в деды. — Ну-ну, — раздвигая плечами гуляк, седовласый вышел наружу, на немощёную улочку, под деревянный знак с девой и корзиной винограда. Расправил руки в стороны и задрал голову к клубящимся фиалковым тучам, не закрывавшим слепящее солнце. На седину и тунику упали первые капли дождя, проворчал гром. Лишь в душе грустный и трезвый бог рассмеялся, как пьяный.

* * *

Дождь уже разыгрался по крыше трактира, ставни закрыли, и внутри стало чуть дымно, а народа прибавилось. На несколько мгновений стало уютно, завсегдатаи будто бы породнились, объединившись защищённостью против стихий. Но безмятежный момент прервали. Распахнулись обе створки двери, когда их нагло толкнул грудью ворвавшийся в помещение пегас. Выпивохи заохали удивлённо, кто-то привстал — одно дело привычные кентавры, дикие нравом, но близкие и понятные… и совсем другое дело пегас! Громадная крылатая лошадь, гнедая с белыми носками и носом, с волочащейся по полу мокрой тёмной гривой и гордыми синими глазами. Волнообразный узор на левых ногах означал статус хранителя рощи, хотя мало кто из присутствующих мог бы это понять. Всяких существ повидала хозяйка таверны, наёмница в отставке Этала, но пегас заходил в «Прокисшую амброзию» впервые. Да и заглянувшая на огонёк Аида охраняла священное место неподалёку, просто никогда прежде не покидала свой пост. — Что же могло заставить тебя явиться в цивилизацию? — трактирщица начала перебирать бутылки, пытаясь найти что-нибудь приличествующее для посетительницы, вроде яблочного сидра. — Проклятый зверь… — топнула Аида копытом. — Гигантский вепрь, у него один клык как моё перо, — расправила она крылья размахом почти в полторы пертики. Уже растерзал две-три дюжины сельчан в окрестностях. Одна я его не осилю. Явилась сюда посмотреть, нет ли здесь достойных героев, да смотрю, правильно я облетала стороной поселения и твой кабак. Только пьяницы кругом! — Пить — не значит пьянствовать, — заметил молодой кентавр за одним из столов — нижнее часть его тела покоилось на специальной подставке. — Ты явилась сюда за помощью, так и не оскорбляй тех, кто мог бы тебе помочь! Смерив взглядом кентавра, Аида обнаружила, что он совсем не похож на местные породы, его звериная часть походила на белого оленя, а не на лошадь. — Ты издалека… — сказала она в задумчивости. — Откуда? — Приплыл на лодке под парусом золотым, его продал, на выручку и пью, — кентавр то ли был пьян, то ли намеренно не хотел отвечать правду. — Какое тебе дело до моего прошлого, если я решил тебе помочь? К слову, что ты за это готова предложить? Парус-то я уже пропил… — Погоди… — приподнялась Этала, опираясь на барную стойку, — так это ты Филипп, о ком столько судачили рыбаки из Икмеи? Кого вынесло кораблекрушением из далёких земель… — Точно! — от заднего ряда столов заспешила красавица в белом хитоне и практичных сандалиях, вызвавшая у толпы лишь слегка меньшее удивление, чем пегаска. Чуть пухлые щёки, острый подбородок и вздёрнутый носик, чёрные волнистые локоны до плеч венчал золотой венок, за спиной полная свитков торба. — Так и есть, Филипп, перепутать столь узнаваемого внешне персонажа нельзя! Знаешь, когда в Аркадию выносит странников из-за Бурного моря, это всегда знак богов. Так что ты нашла, кого искала, Аида! Он нам и поможет! Парень-кентавр неожиданно стушевался и опустил глаза разного цвета в почти опустевшую кружку. — Быть избранным богами почётно… Но не в самый же дождь таскаться на подвиги. Может, переждём непогоду, а с утра и отправимся травить вепря? И вы, кстати, так и не сообщили цену. Наскребёте ли вы на мои услуги?.. — он протянул с показным сомнением. Девушка вытащила из торбы, будто из колчана, цельнозолотую стрелу. — О-о-о! — переглянулись зеваки. — На такую коня породистого купить можно! — Настоящие герои не продаются, — фыркнула Аида. — Настоящие герои воюют ради славы и сами ищут подвиги. Этала, — кивнула брюнетка трактирщице, — там ещё осталась сумма… Распорядись, чтобы за час до рассвета было готово снаряжение для защитников мира и жизни. Ну что, Аида, Филипп? С вас выпивка для меня! — Повезло вам, — улыбаясь, хозяйка пошла на задний двор несмотря на дождь, — я так на «Амброзию» и накопила. События развивались слишком стремительно. Пегас и кентавр переглянулись. Бойкая девица организовала всё, не успели они моргнуть. — А ты кем изволишь быть? — Аида спросила у неё, протискиваясь между столами к Филиппу, за столик для четвероногих. Брюнетка подтащила стул: — Перипетия, поэтесса из благословлённого Зевсом Парфеноса. Слышали, наверное, мои творения? — и продекламировала с чувством и выражением: «Аркадия! Юная дива! Не выдержав жестокости богов, Себя ты в море утопила, Но родила цепочку островов. А в середине проросла ты древом, Питает всё живое твоя кровь, И сторожит тебя Гекатонхейр — Сторукий муж, что сохранил к тебе любовь». — Древо, значит… — Филипп понял, что он пока слишком трезвый, чтобы воспринимать подобные вирши всерьёз, и заказал пару стаканов добавки. Аида снисходительно наклонила голову и взмахнула ресницами: — Ниспосланный провидением герой только недавно прибыл в Аркадию, а я с семи лет и до настоящего времени не покидала рощу. Поэтому даже базовых понятий о вашей высокой культуре мы не имеем… — Ну хорошо… тогда есть ли вопросы? — Перипетия скинула сумку со свитками под стол. — Ко мне лично или по поводу нашего мира, хранимого богами? — Откуда у тебя столько средств обеспечивать героев, и почему ты готова нам платить? И как тебя без охраны до сих пор не ограбили разбойники? — Филипп с подозрением оглядел таверну и ободрённых людей, возвращавшихся к пьянке. — Почему ты считаешь, что много? Я отдаю последние. А простому народу грабить того, кто готов его спасать, не по совести, — подставила Перипетия свою кружку под струю напитка, что разливала из амфоры дочка трактирщицы. — У меня есть мечта — написать такую поэму, от которой сама Аркадия разрыдается. От смеха или печали — не важно, лучше всего от того и другого сразу. И вы… посмотрела я на вас — вы для моего произведения идеальные типажи. — Тонкий подкол, — переглянулись копытные. Перипетия вздохнула и начала говорить тоном серьёзнее и тише: — Ладно, я могу быть с вами откровенной и перейти сразу к делу. Меня прислала Оракул. Пятьсот лет назад боги и титаны заключили мирное соглашение. Даже больше — они Поклялись о Мире на пятьсот лет. Срок заканчивается на днях. Вепрь, который разоряет поселения, только первая ласточка. Оракул предсказывает гибель Аркадии, смерть богов и уничтожение всех смертных рас. Но вместе с тем — великую судьбу для вас лично. Правда, это всё ещё предстоит проверить, мои глаза были круглее ваших, когда я сие услышала. Если вам удастся одолеть кабана, проклятого титанами, и принести его в жертву богам, значит, и спасти мир у вас есть шанс. Коли боги ответят благосклонно на вашу жертву и дадут знак, я отведу вас к Оракулу. Филипп и Аида молчали так долго, что Перипетия успела допить свою порцию, вылив остатки из кружки на пол по местной традиции — в жертву Гекате, чтобы не заплела ноги подвыпившему. — Постараюсь проснуться без похмелья, — третью чарку Филипп принимать не стал.

* * *

Дождь к утру давно завершился, но снаружи было всё так же темно и влажно из-за густого тумана. Перипетия куталась от холода в дорожный плащ, Аиду прикрывала плотная попона, как и Филиппа, надевшего к тому же кожаную куртку, призванную служить и бронёй. Кентавр то и дело бросал взгляд то на длинное копьё, то на круглый выпуклый щит в своих руках — главные подарки щедрой поэтессы и усталого кузнеца. Пегас двигала ушами, прислушиваясь к непривычному цоканью своих впервые подкованных копыт. Чем дальше уходили герои на север, тем более неровной становилась местность. Земля под ногами сделалась будто бы очень медленно волновавшимся морем мелких луж на дорогах и росы на траве, подъёмы сменялись спусками. Из белёсой прохладной дымки проявлялись спереди и пропадали сзади то изломанные чудовищным бивнем деревья, то камни, откинутые от продавленных своим весом лунок, то порушенные дома, то чьё-то тело в полях, на котором пировали вороны. Карканье и звук шагов сейчас были единственными звуками. — Как с поэмой обстоят дела? — поинтересовался Филипп, оценив открывшийся вид. — Не появилось вдохновения? — Если только на поэму заупокойную, — вместо Перипетии ответила пегас, понуро оглядываясь по сторонам. — Раньше это был цветущий край, не слишком богатый, не слишком бедный, но светлый и чистый ото зла. А теперь… вы сами видите всё. — Да… — Филипп поднялся на холм. С этой высоты открывался вид на плеяды гористых холмов на западе, окрашенных рассветом в нежно-золотой. Мрачный туман оставался только в низинах, а в рощах на вершинах нежно пел хор проснувшихся птиц. — Смотрите, тут свежая просека! Деревья поломаны, кровь, следы громадных парных копыт… Аида решительно пошла по следу безумных разрушений. Просека довела до угрюмой пещеры, откуда доносились ужасающее рычание и раздирающее уши хрюканье. Перед входом в пещеру была насыпана целая гора гнилых фруктов — её привезли на телеге два охотника, что встали по бокам от зёва грота в холме. — Что они творят? — спросил Филипп, отойдя от первого удивления. — Не шумите, — перехватил рогатину один из мужчин, — мы выманиваем его на фрукты… — Боров — он та же свинья! — прошептал другой. — Отойдите, тут нужны не герои, а профессионалы… Хрюканье усилилось, из пещеры пахнуло неприятным духом, и пением птиц тут же утихло, а оседлавшие гнильё бабочки вспорхнули в воздух и умчались прочь. Внезапно, после особенно ужасающего визга, из логова выскочил матёрый белый кабан ростом в холке с двух человек. Шкура его была утыкана обломками стрел и копий и вся в кровавых подтёках. Мотнув головой, вепрь насадил на клык правого мужика, а потом откинул окровавленное тело, точно тряпичную куклу. И гордо выпрямился, смотря на Филиппа и Аиду злобными алыми глазами. Аида резко оттолкнулась от земли и взмыла в воздух. Филипп подобрался и резко метнул копьё, которое не причинило вепрю никакого вреда, ударившись об его бок и отлетев прочь. Раздражённый ударом вепрь выдохнул и ринулся на Филиппа. Выживший охотник в ужасе залез на дерево, Перипетия побежала назад на холм с такой скоростью, с которой и Аида бы не смогла галопом. Филипп подпрыгнул, как лань, к оружию, чтобы попробовать новый удар. Громадный зверь понёсся на него, собираясь раздавить с наскока. Аида поняла, что просто так этого живодёра не одолеть, и обратилась к помощи природы. Закружилась над вепрем-людоедом и воззвала к Деметре и Флоре. Тут же трава, кустарники и ветви деревьев, лозы и стебельки послушали своих богинь. Они вытянулись к кабану, начали путаться у него под ногами и мешаться на пути, не способные остановить, но замедляя и выматывая неистовую тушу. Филипп подобрал копьё и начал скакать вокруг зверюги, уже не выпуская древко из рук, но прокалывая шкуру борова снова и снова во многих местах, пуская из него кровь и заставляя ослабнуть. Он сражался не как кентавр из Аркадии, неистовым наскоком и яростью, он прыгал вокруг, уворачиваясь от жёлтых бивней в подтёках крови и собираясь ослабить своего врага перед финальным ударом в верное место. Кружась и скача, Филипп и сам уставал, но сил неожиданно прибавила зазвеневшая в вышине песня, нескладный, но заводной экспромт Перипетии: «Побыстрей, Поскорей Вепря-зверя убей! Он размером велик как скала, В пасти бешеный рёв, На клыках его кровь, От копыт содрогалась земля… Но явился герой, Принял вызов на бой И вернулся с трофеями к нам!» Странным образом её слова заставляли сердце биться ровнее, а ноги двигаться быстрее. Филипп взбодрился, решительно взмахнул копьём, выбирая место для удара. — За ухом! — крикнула Аида, описывая круг над зверем. — За правым ухом ударь! Я постараюсь его задержать! Растения изо всех сил старались оплести копыта вепря, они сплетались в один большой плотный шар, разрываемые его ногами, но всё-таки на краткий миг сумев задержать чудовище на месте. Отбросив щит и перехватив древко в обе руки, Филипп увернулся от взмахнувших в локте от его правого плеча клыков и подался вперёд, ткнув бронзовым наконечником копья вбок, вонзая в висок. Вошло неожиданно глубоко, с хрустом, кровь из раны пошла густая и при этом тягучая. Чтобы не сломать копьё и не удариться о него, пока зверь по инерции продолжал нестись вперёд, Филипп повалился на левый бок на пружинящую землю, колясь о щепки. Кабан-альбинос повалился в траву следом, чуть не пробуривая борозду своим весом. Уже было затихнув, с трудом поднял голову и хриплым, надрывным басом изрёк: — Смертные… Ваши грехи не искупить. В сердце Аркадии дремлет древняя сила, и когда она пробудится, эре Зевса наступит конец. Как моё истерзанное тело сгниёт и истлеет, так и весь смертный мир канет в забвение и тьму. Вас не спасёт пророчество! Аида приземлилась напротив грузной головы монстра: — Не надо громких слов: они сотрясают воздух, но не собеседника, — гарцуя, обрушила копыта на череп кабана, сокрушая его тяжёлым ударом. Пророк недобрых перемен умолк навсегда. Филипп поднялся, потряс головой и, подойдя к кабану, сначала довернул, а затем с неприятным хрустом вытащил копьё из вепря. — Всего лишь проклятие умирающего, — фыркнул Филипп, брезгливо вытирая наконечник о бок чудища. — Надо его, это… в жертву Кроносу, — охотник опасливо слез с дерева. — Его секта требуют подношений каждый день, и такой подарок должен умилостивить титана, он свой гнев на нас сменит на милость. Ну а я… вернусь в деревню, выпью за упокой Агария да расскажу всем о славных героях и страшном пророчестве! — Кроносу настоятельно не рекомендую, — вернувшись, тихо посоветовала Перипетия, провожая убегавшего селянина, — как и его супруге Танате. Такая жертва может укрепить силы мятежных титанов, а они сейчас и так распоясались больше, чем дозволено. Но принести вепря в жертву богам вы обязаны, он для того и предназначен. — Здесь неподалёку есть заброшенный храм Гелиоса, отнесём тушу туда, — Аида вновь сконцентрировалась для связи с растениями. Мягкие зелёные волны потащили на себе увесистую добычу в рощу. — Теперь в твои владения вернётся мир, — сказал Филипп, проследив за тем, как тело вепря скрывается между деревьев. — Надолго ли… — хмыкнула Аида. — После жертвоприношения мы должны посетить его пещеру. Существо это было не обычное, надо узнать, как оно жило и откуда пришло. — Это вы сами, — Перипетия хотела было заглянуть внутрь громадной норы, но пересилило отвращение к запаху и виду навоза, тухлой воды и гнилого мяса. Но привычные к дикой жизни кентавр и пегас не были столь брезгливы. Филипп запалил факел от огнива и озарил полость в земле. В кабаньем логове лежали два истерзанных человеческих трупа, причём подле одного валялось добротное посеребрённое копьё, а у второго высыпалась из поясной мошны обильная пригоршня монет. — Надо похоронить их или сжечь… и Агария тоже, — напомнила Перипетия. — Положите им золотые монеты на глаза как плату Харону-паромщику и псу-Церберу, чтобы усопшие без проблем добрались до Елисейских полей. Остальное богатство им уже не понадобится и по праву ваше. Слава греет сердце, но о пропитании и комфорте тоже не нужно забывать.

* * *

Неприятности кончились, погода улучшилась. В небе раскинулись перьевые облака, в листве шуршал тёплый летний ветерок. Следуя за поверженным кабаном, несомым лесной растительностью, трое героев-счастливчиков вышли на поляну, покрытую ковром цветов. Посреди неё возвышались расколотые колонны и мраморные плиты древнего святилища. Оттуда доносилась нежная мелодия лютни, на которой играла рыжеволосая сатирка с белошёрстыми ногами и розовыми цветами, увитыми на закрученых вниз рогах. Она сидела на растрескавшихся ступенях руин храма. При появлении гостей сатирка прекратила играть. — Зефира из банды «Четырёх ветров»! — Перипетия с удивлением узнала её. — Или лучше называть тебя «Инга, дочь Пана, учитель мудрости за пять золотых занятие»? Всё одно мошенница и воровка, это же надо было додуматься украсть священный инструмент из парфенского Пантеона! — Я уже отбыла божественное наказание, пока летала, превращённая в вертишейку, — встала сатирка на раздвоенные копыта и забралась на несколько ступеней повыше. — Так что лютня теперь моя и цена проклятья уплачена. Не все такие герои, как ваша Аида, у кого с рождения и крылья, и благословение богов, и ум невиданный. Не верится даже, что она родилась от простых лошадей, а не от какого-нибудь гулящего бога! — Сама ты гулящая и от гулящего бога! — топнула подковой пегаска. — Продавала бы и дальше приворотные зелья! — Я думала заняться чем-нибудь интереснее, например, понаблюдать за священной рощей, пока ты отбыла на великие подвиги. Я как раз сочиняла тебе «Аидиаду», — чуть крутанув лютней, рыжая тренькнула пафосный мотив на неуместно-забавной высокой струне. — Ого, я тоже! — Перипетия воскликнула с таким радостным блеском в глазах, что непонятно было, то ли она искренняя, то ли решила ответить ещё более тонкой шуткой. — Давай, когда наше приключение подойдёт к финалу, мы выступим в амфитеатре Мистерий и посоревнуемся, чья лучше. Но сейчас есть дела поважнее. Этого кабана нужно принести в жертву, чтобы исполнилось пророчество. То самое, где фигурируешь и ты. Саркастическая улыбка на лице Инги-Зефиры сменилась тяжёлой задумчивостью. — Хорошо. Иной надежды вернуть мои НАСТОЯЩИЕ имя и прошлое у меня нет. Какому богу мы посвятим ритуал, чьё благословение хотите вы получить? — Гелиосу, — ответил Филипп. — Поможешь нам с ритуалом? Сатирка с серьёзным видом кивнула — и не подумаешь, что минутой ранее она беззаботно наигрывала музыку. Кабан уже лежал в углублении перед золотой статуей длинноволосого мужчины с тубусом в левой руке и поднятой правой. Зверь едва влез в жертвенник. Филипп, засмотревшийся на сатирку, тряхнул головой и подошёл к своей добыче, поджёг костёр. Инга бросила в огонь листья оливы и ладан: «О Каллиопа, от Зевса рожденная Муза! Восславь мне Гелиоса: он прекрасный, не знающий устали Солнце. Свет с высоты посылает бессмертным богам он и людям, На колесницу взойдя. Из-под шлема глядят золотого Страшные очи его. И сверкающими он лучами Светится весь. От висков же бессмертной главы ниспадают Волосы ярко блестящие, лик обрамляя приятный. Радуйся, царь! Благосклонно счастливую жизнь подари нам!» Огонь внезапно почти угас, но мгновением позже взметнулся ввысь, окрасившись алым, принимая жертву. Когда пламя снова опало, от кабана не осталось даже пепла, всё исчезло в один миг, и лишь благовоние распространялось повсюду, говоря о довольстве богов. Этот дым пах сладко и не раздражал глаза, но у Перипетии от обилия чувств потекли слёзы: — Знаете… нечестно выходит. Я ведь тоже мошенница, пусть и обманываю только ради доброй шутки. Но вам, своим подопечным и героям пророчества, лгать не могу. Я и есть муза. Вы обхитрили меня, вынудив проболтаться от чувств, поэтому я клянусь перед богами прийти к вам на помощь в смертный час. — Вот уж точно не хотелось бы оказаться в ситуации, когда нам понадобится такая помощь, — Филипп закинул копьё на плечо. — Но за предложение благодарю. Куда мы дальше отправимся? — К Оракулу, сфинксу Рее. Она дочь Кроноса, и именно она уговорила богов и титанов взять перемирие на пятьсот лет, но его срок уже на исходе. Вы подтвердили, что пророчество о вас, и теперь вы должны узнать о своей судьбе подробности. Я, правда, уже пару недель не слышала от Реи вестей, как бы с ней не случилось чего-то… — вздохнула увенчанная золотым венком дева. — После двух недель можно подождать половину дня, пока я договорюсь о замене хранителя рощи, — Аида подошла к Перипетии. — Только ответь мне, как муза пегасу. Ты же умеешь писать хорошие стихи, почему нам ты читала плохие? — На плохие реакция самая бурная, — рассмеялась брюнетка. — Меня это забавляет! Творчество должно дарить эмоции, а пока я серьёзна, то и у публики морды такие же каменные.

* * *

«Прокисшая амброзия» встретила вернувшихся с победой героев радостным эгеканьем и кружками, поднятыми вверх. Наливать за свой счёт компании не стали, но Филипп всё равно почувствовал в груди радостное тепло признания, приятно бодрящую собственную важность после хорошо проделанной работы. — Многие пытались одолеть это чудовище, но удалось только вам, — зато вино подавала уже сама трактирщица, — знать, боги действительно на вашей стороне! У нас есть надежда. — А за надежду стоит выпить, — объявил Филипп, поднимая свою кружку. — Что бы нас не ждало впереди, свою победу мы одержали. — Но очень уж легко… — вполголоса произнесла Аида, которой за неимением посуды пришлось довольствоваться плошкой, в которую налили сильно разбавленного вина. — Ждёт вас куда больше труда, — Перипетия налила из амфоры охотно подставившей кружку Инге. — Но сегодня вы доказали, что Оракул в вас не ошиблась. — Так что веселитесь, отдыхайте — и готовьтесь к новым подвигам и спасению мира! — Если позволите… — к столику, за которым чокались кружками герои Аркадии, подошёл коренастый бородатый брюнет. — Теней! — помахала ему рукой Перипетия. — Скованые тобой копьё и подковы хорошо послужили защите ваших селений. — Рад был постараться для вас, — кузнец признательно кивнул. — И куда больше благодарен вам за то, что вы спасли моего сынишку, Явона. Появись вы немного позже, и он разделил бы судьбу Агария, кто и потащил его на подвиги… Но подвиги — дело не наше, мы — профессионалы! А вот подсобить героям всегда довольны. Мне захотелось подарить Филиппу, раз он больше других себя проявил в бою, моё изобретение, — Теней положил посреди стола свёрток, развернул его, показывая миниатюрную баллисту, которую можно было держать в руках и стрелять, нажимая на курок. В связке рядом лежало пара десятков специальных стрелок-снарядов. — Так вы в Аркадии знаете арбалеты?.. — приподнял бровь Филипп. — Арбалеты? — не понял кузнец. — Так на моей родине называют… подобное оружие, — кентавр взял в руки арбалет и стал пристально его изучать, — только к ним ещё прилагается рычаг для взвода тетивы, а тут её надо натягивать, крутя колёсики у приклада. Но твой вариант приводит к очень долгой перезарядке, больше выстрела за бой не сделаешь… Теней скорчил гримасу и развёл руками: — Гефест в присест! В который раз не могу изобрести что-нибудь новенькое, везде всё есть! Ладно, хотя бы не стану беспокоиться, что ты не пристрелян к подобной бандурине. Откуда ты только такой объявился, а, Филипп? — Самому бы знать… — со вздохом положил парень оружие на стол и начал завёртывать его в мешковину. — Я давно ищу сородичей, таких же оленьих кентавров, как я. Меня воспитывали люди в стране, где никаких полулюдей не водится, говорили, просто нашли меня в степи. Повзрослев, начал путешествовать, надеясь отыскать настоящую родину. — Я читала, что на севере Аркадии водится племя кентавров, схожее с тобой по виду — элафы, — Перипетия начала рыться в свитках, — думала, ты как раз от них и приплыл… Если нет, может быть, поищем твоих родных… — Посмотрим, — Филипп убрал арбалет в свои седельные сумки. — Спасибо тебе, Теней, за твой ценный подарок. Надеюсь, он спасёт нам жизнь не раз и во сто крат окупит наше благодеяние. — Или во сто крат эти благодеяния взрастит. Используйте на доброе дело, пусть совесть и боги вас направляют. Здравия! — Теней хлопнул по плечу пепельноволосого копытного парня и, подмигнув, ушёл из трактира. — Вот сто крат не получится, — Инга нарушила своё долгое молчание. — Максимум в двадцать, по количеству стрел для этого… «бандурета». Если ты не станешь постоянным клиентом Тенея и не начнёшь регулярно у него пополнять боезапас. Скорее всего хитрая борода на то и рассчитывает. — Дарёный уксус слаще мёда, — вспомнила Аида поговорку. — Пусть кузнец рассчитывает на что хочет, а нам его помощь определённо полезна, как и ему наша в спасении его сына, да и всех остальных. Побольше бы таких альтруистичных людей, готовых отвечать добром на добро!