Все цветы Хиллвуда

Это было больно. Это было нереально больно. Это было больнее, чем когда она видела его вместе с Руд. С Лайлой. Больнее, чем оставаться одной в свете луны на Сырном фестивале, мечтая и надеясь когда-нибудь посетить этот фестиваль с ним и не остаться одной. Больнее, потому что надежды не было. Он не говорил с ней. Даже не смотрел на неё в понедельник, во вторник. Да, она ловила его взгляд, но этот взгляд был настолько холодным, как будто он говорил: «Я не хочу тебя видеть.» Больно от того, что он был прав. Не во всём, но прав. Она настолько зациклилась на своих чувствах, что забыла о его. Ведь он — святоша Арнольд, которому плохо, когда его оставляют. Он чувствует себя виноватым, пытается наладить контакт, даже если прав и ни чем не виноват. Не виноват ли? Конечно она не могла допустить мысль, что когда-нибудь понравится ему. Ведь если так подумать, он столько лет не замечал её, даже когда она пыталась быть милой. А когда призналась, ничего хорошего из этого не вышло. Конечно он поцеловал её в Сан-Лоренсо! Она ведь спасла жизни его родителей. В порыве чувств она бы тоже поцеловала кого душе угодно (Брейни, например) Он не замечал её. Почему он не замечал её? «Потому что ты скрывала свои чувства под маской грубости.» А, точно. Как она могла забыть. Да, она виновата. Да, она была грубой и не делала шаг навстречу, но… Зачем? Мысль о том, что она ему понравилась была настолько жалкой, что Хельга даже вслух не могла озвучить её. Он просто благодарен… А если он что-то и чувствует, то… «Это неудивительно, ведь я спасла его родителей.» — убеждала себя она. Всё же, он был не во всём прав. Хельга не зацикливалась на своих чувствах… Она была готова идти на жертвы ради него. Как он мог такое сказать?! Обида захляснула Хельгу. Также, как и начало нового дня. «Как я мог такое сказать?» — думал Арнольд вечером того же дня, лёжа на кровати и наблюдая за тучами, которые перекрыли звëзды. Но если так подумать, он же прав. Ведь она не делала шаг навстречу. Он тоже человек и у него есть придел терпения. Значит, он прав. Прав ведь? «Но…» Хельга не эгоистка. Она никогда не была такой, даже если и казалась. Она стольким жертвовала ради него… Даже жизнью была готова пожертвовать. Нет, Хельга не эгоистка. «Но почему же…» — горько подумал Арнольд. Почему же так больно от её поведения… Он уже три дня с ней не разговаривает. Но если он скажет, что не смотрит на неё, то солжëт. Конечно же он смотрит на неë! В первый день их молчания он не хотел смотреть на неё, а потом, когда уже немного остыл, это происходило против его воли. Он не мог не смотреть на неё, когда она грустно улыбалась Фиби в столовой, не мог не смотреть на неё, когда к ней подходил этот дурак Брейни (с каких это пор Арнольд так отзывается о людях?), не мог не смотреть, когда она просто сидела за партой и что-то строчила. Или, поймав его взгляд, пыталась сделать вид, что ничего не произошло. Он просто не мог не смотреть на неё! Потому что… Потому что… «Я скучаю по ней…» — грустно признался Арнольд. На третий день это стало невыносимо. И когда они встречались взглядами в кофетерии или в классе, он уже не мог скрывать свою тоску по ней под маской безразличия. «Удивительно, — подумал мальчик, — она скрывала чувства годами, а я и трёх дней не могу продержаться.» После ужина и домашних заданий, Арнольд, ещё более огорчённый, снова лёг. Теперь он лёг с целью уснуть и ни о чем не думать, но это не так-то просто. Стук в дверь отвлёк его. — Да? — промычал он сквозь подушку. — Арнольд? Ты спишь? — Нет, заходи. — это был его отец. Так тяжело называть его отцом. До сих пор тяжело. — Привет. — поздоровался он, будто они не виделись. — Ты в порядке? — Да. — простонал он, снова ныряя в подушку. — А мне кажется нет. Что-то случилось? — Ничего. Просто нет настроения. — хотя он и был отцом, открываться ему так просто он не собирался. — Да ладно тебе, сынок. Ты можешь сказать мне, что происходит. «Я не хочу.» — грубый ответ в мыслях привёл его в чувства. — Просто… — он посмотрел на Майлза и снова скрыл лицо в подушке. — Я… — Дело в Хельге? — Что? — от её имени он подорвался. — К-как ты… — Видишь ли, твой дедушка многое мне рассказал. — Дедушка… — раздражённо вздохнул тот. — Арнольд… Поговори с ней. — Ничего нового ты не сказал! — прорычал он, но одумался. — То есть… Прости… Майлз не рассердился. — Нет, что ты. Я понимаю. Но… Арнольд, если она любила тебя так сильно, как показывают её дела, то… Разве она не остынет? Она как твоя бабушка: просто боится. Боится своих же чувств. Нам с тобой этого не понять, но мы можем постараться подстроиться. — Поздно... — Арнольд закрыл влажные глаза руками. — Слишком поздно. Ты не знаешь, что произошло. После недолгой паузы, Майлз слегка улыбнулся. — Ты не расскажешь мне? — Арнольд поник. — Я понимаю. Пока нет. Молчание вновь покрыло их. — П-пап… — его голос дрожал. — Ч-что мне делать? Я так… — он отвёл красные глаза в сторону. — Я так сильно скучаю по ней… — Иди ко мне, сынок. — Майлз обнял сына. — Главное: не сдаваться! Самое главное на пути — это встать и пойти, Арнольд. Если ты упал, найди в себе силы встать. Сила в том, что ты готов идти дальше, несмотря на трудности. Идти к цели, а не ко дну. Пытаясь улавливать суть и не плакать, Арнольд обнял отца. — С-спасибо… — Не за что. Казалось, в этих объятиях они пробудут вечно. Однако счастье длилось минут пятнадцать: из кухни Майлза позвала Стелла. И вот он снова один. Если он скажет, что ему не лучше, он соврëт. Да, лучше. Лучше от объятий, от того, что у него такие любящие родители. «Всё будет хорошо.» — убеждал себя Арнольд. Однако одинокая слеза, которая катилась по его щеке, говорила об обратном.

***

Всё же, когда Хельга говорила о фестивале, она ошиблась. Конечно, она не пойдёт с Арнольдом, но и одна не останется. Правда, фестиваль не сырный, но кого это волнует? Она просто хотела отвлечься. Главное, чтобы Фибс не позвала с собой Шляповолосого. Да, это главное. — Перед тем, как пойдём, я должна предупредить тебя. — начала Хельга. — Если ты припрëшь с собой Джеральд-о, я вас закопаю. Фиби отвела взгляд в сторону и снова на неё. — Конечно, Хельга. Только мы вдвоём. — Вот именно. Только мы вдвоём. Но дорога не была тихой, как и предпологала Хельга. — Хельга, прошу тебя, скажи, что произошло? Арнольд что-то тебе сказал? Или ты… — Да, конечно я, Фиби! Всегда я! — закричала она. — Фиби, ещё вопрос и я разворачиваюсь и иду помогать Бобу с никому ненужными пейджерами, ясно?! — Но Хельга… — Я всё сказала! Оставшуюся дорогу они шли молча. — Я так рад, что ты согласился, Арнольд. — улыбнулся Джеральд. — Да, я тоже. — безрадостно ответил тот. — Арнольд, почему ты мне ничего не расскаживаешь? Мы что, не братья? Арнольд вздохнул. — Братья, Джеральд. Просто есть вещи, о которых я не хочу рассказывать или расскажу, но потом. — Что у вас с Хельгой? — недовольно фыркнул Джохансен. — Ничего, ясно?! — выплеснул он. Эмоции снова нахлынули, скапливаясь и превращаясь в гнев. — Ничего у нас с ней нет! Если ты позвал меня поговорить о Хельге, то прошу тебя: иди к ней и спрашивай у неё! Мне надоели твои допросы, я устал! Все только давят на меня! — Арнольд... — спокойно позвал Джеральд, но тот не закончил. — Нет, никакого «Арнольда»! Мы можем не говорить ни о чем таком? Ни о какой Хельге! Просто прогуляемся или я иду домой! — Ладно, постой! Прости… Тот ничего не ответил. В отличие от Фиби с Хельгой, два друга шли в молчании не долго. Поворачивая за угол, Джеральд окликнул Фиби. «Отлично, нам не удастся погулять вдвоём — подумал Арнольд, но подняв голову заметил ту, что привлекла его внимание. —… Хельга…»