Воспитанница

– Кто там шуршит? Домового завел? – Это неважно. Не отвлекайся. Но не отвлекаться было сложно, потому что по двери кто-то натурально скребся. Деймон делал все возможное, чтобы игнорировать звук, но Мисария под ним не хотела расслабляться, а трахать напряженную любовницу было тем еще удовольствием. – Мисария, расслабься, – вздохнул Деймон, положив ладонь ей на щеку и повернув к себе, – Все нормально. – Нет, Деймон, это не нормально. Это что угодно, кроме нормального! – воскликнула она, двинув ладонями ему в грудь. Деймон скатился с женщины и устало потер глаза. Расстроенное рычание вырывалось у него из груди: момент был упущен. Испорчен. Испоганен. Растоптан маленькой миленькой ножкой его воспитанницы, жившей с ним последние несколько месяцев. Рейнире шестнадцать, и из сладкой малышки, которой она была в свои восемь и которую добрый дядя любил баловать подарками, она стала совершенно невыносимой оторвой. Деймон мог долго гадать, в чем причина таких перемен: то ли дело было в том, что девчонка была абсолютно испорчена, так как слово «нет» принципиально отсутствовало в ее голове как приемлемый ответ, то ли в том, что после смерти матери была сослана к Деймону на попечение, ведь стала совершенно не нужна своему добрейшему, замечательнейшему папеньке, унаследовавшему семейные активы, особняк и все остальные плюшки древнего рода по причине «родился первее». В причинах наследства, по правде сказать, еще была такая маленькая причина как «пол мужской» (а Деймон был с Визерисом в браавосийской сауне, он знает, что причина там действительно незначительная), но об этом должна беспокоиться дорогая кузина Рейнис. Причину «Визерис их родной сын» Деймон даже отказывался рассматривать: как приемный сын Бейлона и Алиссы, которого они взяли еще совсем малышом после гибели его матери и по совместительству родной сестры родителей Визерры в автокатастрофе, он и Визерис никогда не делились по признаку "родной/приемный" и воспитывались как единый братский фронт. Куда же это единство делось после смерти отца, а тем более после смерти дедушки, Деймон решительно не мог понять. Быть может, все покатилось к ебене матери, когда дорогой дружок-пирожок Визериса, долбанный Отто Хайтауэр, решил взять под крыло тогда еще наивного братца, да только проблемы, взявшиеся примерно из воздуха, возникли еще до появления этого замечательного человека в жизни их семьи. Деймон мог бы долго гадать, в чем причина разлада, да вот желания у него решительно не было: Визерис по доброте своего сердца обрубил любимому valonqar доступ к семейной кормушке, оставив ему довольствоваться только счетом, открытым еще родителями (и к которому Визерис вообще не имеет никакого доступа и права распоряжаться, а то и того бы не было), семейной безделушкой, домом от биологической матери на его имя и личным красным зверем (его любимая бишечка), и отправил на все четыре стороны, запретив появляться на пороге дома под страхом почти расстрела. Деймон, конечно, братца долго костерил, почем свет стоит, но в глубине души был готов признать свою неправоту: все-таки фраза «Помяни мое слово, Визерис, такими темпами ты ее буквально затрахаешь до смерти, а следующий твой сын не проживет и суток» была грубовата. Но самое главное и ироничное, что она по итогу оказалась пророческой: бедная Эймма буквально умерла от кровопотери во время операции кесарева сечения, а их новорожденный сын так и не задышал. Визерис тогда пытался больницу по миру пустить, но даже с его связями и возможностями это оказалось почти невозможно: за одной силой стоит другая, более мощная, и стоит дважды подумать, а стоит ли голову туда пихать. Так и получилось, что в погоне за сыном Визерис и свою жену любимую угробил, и дочку без матери оставил. Сам же, однако, долго не горевал, в отличие от Рейниры, и уже меньше, чем через полгода женился на ассистентке своей милой ныне почившей женушки (и которая по странному стечению обстоятельств является также дочерью Отто), хотя, как он в свое время клялся и божился, без Эйммы и вовсе жить не будет. Ну, жизнь, видимо, закончилась, и Визерис сразу же переродился новым человеком – свободным от предыдущих слов и обязательств. Феникс ебаный. Впрочем, это не первый раз, когда славный брат Деймона Таргариена был пойман на пустословии – и далеко не последний, как показывает опыт. Беда только в том, что на Рейниру – все еще ребенка, пусть на тот момент и четырнадцати лет – свалилась ужасная правда, что ее отец – пиздобол, и ничего в своей жизни не ценит больше, чем свои собственные хотелки. Рейниру же этот срыв шаблонов изрядно потрепал. Первые месяцы после смерти матери, как Деймону, который благодаря своему брату даже не был в курсе смерти Эйммы, рассказывала кузина Рейнис, девочка вообще ничем не интересовалась. Когда же отец привел в дом, в котором все еще пахнет материнским парфюмом, «новую маму» (боже, Визерис, ты такой осел), нервы у бедняжки буквально закончились. После истерики, которую устроила Рейнира, разбитого семейного фарфора и одного сломанного носа у существа с рыжими волосами, любящий папаня сбагрил дочурку к Веларионам – «на время, чтобы нервы восстановила при морском воздухе». В очередной пиздеж Визериса никто всерьез не поверил, но все сделали вид, словно мера действительно временная. Даже Рейнира приняла свою незавидную долю относительно спокойно. Один плюс: с Лейной и Лейнором Веларионами девочка была действительно дружна, пусть те и старше. Но счастье длилось недолго, и даже славные берега Дрифтмарка Рейниру вгоняли в депрессию и меланхолию. Мало кто мог что-то с этим поделать, даже кузены Веларионы были девочке не так интересны. Все чаще она закрывалась в своей комнате, реже спускалась к ужину, а из комнаты стала выходить буквально по ночам, словно воровка или призрак. Один из многочисленных родственников мужа Рейнис, знаменитый своим длинным языком и коротким умом племянник Корлиса Веймонд, сказанул тогда, что девочку, мол, надо в лечебницу отослать, пусть там врачи с ней развлекаются. Сказано это было перед Рейнис лично, о чем Веймонд в последствии сильно жалел (конечно, он жалел, никто не вернет ему подвижность в мизинце и безымянном пальце на правой руке, когда кузина эти пальцы ему вывернула до хруста), но в целом к словам его прислушались, и Рейнис позвала Деймона в гости на пару недель в Дрифтмарк. Сказать, что дочь дяди Эймона подложила Деймону грандиозную свинью, значит ничего не сказать. Сам Деймон, конечно, понимал, что дело пахнет керосином, ведь просто так проблемного родственника никто никогда не звал. Но, когда он приехал, на него вывернули буквально информационную бомбу – славный древний замок Харренхол после таких приколов кажется просто сожженной спичкой. Вишенкой же на этом торте из говна и палок стала просьба забрать Рейниру с собой на Драконий Камень, авось смена места ей поможет (ага, словно этот фокус помог ей в первый раз). Шок, неверие, ярость, гнев, скорбь и пара разбитых окон – вот и все, чем сперва он ответил Веларионам. И сам заперся на несколько дней. Рейнира знала о его приезде, но увидеться им, пока Деймон приходил в себя, так и не свелось. То ли она сама побаивалась дяди, которого не видела много лет, то ли ей пересказали в красках его реакцию – Деймон не знает по сей день, но это его мало волнует. Важно лишь, что, когда они впервые увиделись – наедине ото всех, без лишних глаз и дополнительных ушей – оба были действительно готовы к этой встрече. Разговор был долгим, душевным и, что не удивительно, невероятно болезненным. Но Рейнира согласилась с аргументами Веларионов, по большей части потому, что не хотела больше им быть обузой, и не была против переезда. Как на эту авантюру согласился сам Деймон – то ли от одиночества, то ли от скуки, то ли от жалости, то ли от еще какой холеры – он сам не понял. Но Рейнира даже в своей скорби и печали была невероятно обаятельной, а потому убедить упертого родственника ей не составило большого труда. В основном, конечно, потому что сам Деймон слабо упирался. Вернее, вообще не упирался. Вернее, почти приветствовал идею еще одной живой души в своем доме, ведь старый пустой особняк, который Деймон ласково называет своей крепостью и в котором, кроме него самого и его собаки, никто больше не жил, был довольно тоскливым и пустым, чтобы отказать. Так и получилось, что племянница жила с ним уже шестой месяц. Конечно, свод законов и правил в доме был обозначен еще до того, как были упакованы первые сумки, но в последнее время что-то случилось в ее славной головке, будто эти правила куда-то испарились и все договоренности вместе с ними тоже пропали. Хера с два. – Ну, чего молчишь? Я и сама посидеть могу, – буркнула Мисария, вырывая Деймона из круговорота мыслей. – Ты чего так завелась-то? Это Караксес наверняка скребется, чего ты нервничаешь? – Караксес. Ага. Твой пес до приезда твой племяшки не просто скребстись не умел, он в принципе не отсвечивал. Мы оба знаем, что, а вернее, кто это, Деймон. Раздраженный вздох был ей ответом. Ответом был бы и закат глаз, но Мисария этого не видела, а значит, не считается. Деймон потянулся за штанами с футболкой, лежавшими на кресле рядом с кроватью, и молил богов, чтобы под дверью уже никого не было. Ну, не были правы ни Деймон, ни Мисария. – А ты что тут делаешь? – удивленно воскликнул Деймон, глядя на Сиракс, сидящую под дверью. Собака племянницы (неожиданный пассажир, приехавший вместе с ней, о чем благополучно забыли рассказать вообще все) сидела перед дверью и нетерпеливо била хвостом по полу. Чего она хотела? – Сиракс, вот ты где! – послышался облегченный крик с другого конца коридора. Рейнира неторопливо подходила к своей собаке, застенчиво сложив руки перед собой, как будто опасаясь реакции Деймона. Его же этот фокус не взял: он прекрасно видел удовлетворение, написанное на лице племянницы, когда она увидела Деймона в коридоре, да и легкая припрыгивающая походка не была похожа на извинение, сожаление или хоть какое-то раскаяние. Деймон закрыл за собой дверь в комнату и встал посреди коридора, скрестив руки на груди. Его невпечатленное лицо даже не поколебало ту улыбку, которая скрывалась в уголках ее губ. – Дядя, – сладким голосом пропела Рейнира. Она пару раз моргнула своими оленьими глазами, на что Деймон только вскинул бровь. – Прошу смиренно меня простить. Не уследила за своей леди. – Да, конечно. Не уследила, – равнодушно ответил он, глядя ей прямо в глаза. Хоть бы хны, ни единой мышцы не дернулось на ее милом личике. Кажется, она, наоборот, стала выглядеть еще довольнее. Это вообще возможно? Вот же наглая пиздючка. – Не сердись, дядя, я правда не специально, – Рейнира чуть наклонила голову вбок, позволяя Деймону увидеть кулон-сердечко, висевший на ее лебединой шее. Он не позволил своим глазам скользнуть ниже, хотя знал, что этот милейший белый сарафан в цветочек и расклешенной юбкой, длина которой была едва приличной, племянница надела неспроста. Возможно, даже для него. Об этом, конечно, думать решительно не хотелось. – Мы, кажется, уже говорили об этом, Рейнира, разве нет? – Деймон явно дал понять, что все ее чары она может оставить кому-нибудь другому, и племянница сразу сложила руки на груди и надулась, словно ребенок, которого поймали за воровством конфет. Тон Деймона мгновенно стал жестче. – Не надо делать такое лицо, Рейнира, ты не ребенок. Я просил тебя не пускать Сиракс в этот коридор, когда я не один, ты знаешь, что я сегодня не один, но Сиракс сидит здесь и просит войти. Не подскажешь, в чем дело? – Мне жаль, – единственный ответ Рейниры. Она отвернулась от него, все ее игривое настроение мгновенно улетучилось. Деймон видел, как она напряглась, и ему это решительно не нравилось. Он тихо выдохнул и, обойдя Сиракс, подошел вплотную к Рейнире. Она так и не повернула голову, хуже того, он видел, как в уголке ее глаза собралась слезинка. Нехорошо выходит. Деймон мягко взял ее за подбородок и повернул к себе. Только когда она посмотрела ему в глаза, он начал говорить. – Я не ругаю тебя, чтобы просто отругать. Я не хочу тебя ругать, Рейнира. Но у меня есть также и свои желания, цели и прочие штуки тридцатилетнего старика. Ты понимаешь меня? – прошептал он. Рейнира кивнула, но слезы все еще держались в ее глазах. – Как насчет прогулки завтра? Ты, я, собаки и пляж со стороны Узкого моря? Можем взять с собой перекус, напитки и гулять, пока ноги не отвалятся. Как тебе идея? Печаль еще омрачала светлый лик его племянницы, но глаза посветлели, и робкая улыбка прорезалась в уголках ее губ. – Звучит славно, – прошептала Рейнира, и Деймон не смог удержать маленькой улыбки, скрутившей уголки его губ. Он вскинул подбородок, намекая, что племяннице пора бы забрать Сиракс отсюда, и хитрый блеск в ее глазах не заставил себя ждать. Ох, бля, и намучается же он с ней еще. – Сиракс, идем! Развернувшись на пятках, Рейнира легким шагом направилась восвояси, а верная Сиракс, между прочим, двухлетняя валирийская овчарка, крутилась вокруг нее, словно маленький щенок, выпрашивающий вкусняшку. Судя по всему, во вкусняшке ей отказано не будет – спутница Рейниры редко знала отказ, как и, собственно, ее хозяйка. Тяжело вздохнув и покачав головой, Деймон открыл дверь в свою комнату, но проходить дальше не стал, с недоумением наблюдая за сборами Мисарии. – И чего это вдруг? Ты говорила, что у тебя весь вечер свободный, а завтра выходной. Если бы взгляд мог убивать, Деймон был бы мертв. В фантазиях Мисарии, конечно. – Ты такой тюфяк, Таргариен. Серьезно? «Сходим завтра на пляж»?! Тебя эта малолетняя прошмандовка вокруг пальца крутит, а ты… – Еще раз ты назовешь мою племянницу как-то неуважительно, я заставлю тебя от этом пожалеть. – рявкнул Деймон, подлетая к, судя по всему, уже бывшей пассии и зажимая ее руку с очками в ладони в жесткой хватке. Наверняка после такого останутся синяки. Жаль. Хотелось бы эту руку сломать к чертям собачьим. – Поняла меня?! – Поняла я, отпусти! – Мисария изо всех сил дернулась из его хватки, ее гневный взгляд прожигал в нем дыру, но Деймон был абсолютно равнодушен к ее злобе и хватку свою не разжал. – Ты совсем псих что ли, не видишь, как она себя начала вести?! – Я вижу, что это ты свихнулась, Мисария. Совсем крышак протек что ли? Недотрах сводит с ума? Пиздец, ты со своей ревностью совсем ебанулась! – Ебанулась? Да ты слепой придурок, который дальше своего хера нихуя не видит! Или… – лицо Мисарии перекашивает от отвращения, – или ты только своим хером и думаешь? Больной ублю… – Так, достаточно. – Деймон поволок ее за ту же руку, за которую держал, вон из своей комнаты. Она была достаточно одета, чтобы выглядеть прилично, а остальное его не ебало абсолютно. Она сопротивлялась всю дорогу вниз по лестнице, но он целенаправленно тащил ее к выходу – Забудь и не помни путь к моему дому, удали мой номер телефона и исчезни из моей жизни, иначе я тебе такое веселье устрою, что ты пожалеешь, что твоя мамаша не выпила лунный чай, когда еще была возможность. А для «устроить веселье» у Деймона были и силы, и ресурсы. Как юрист, ранее сотрудничавший с ночным клубом (борделем под прикрытием) Мисарии, он знает много интересного про нее и про ее темные делишки. Пятьдесят оттенков черного Ночного Дозора. – Эй, дай мне вещи забрать! – Найдешь за воротами, я тебя и твое барахло в своем доме терпеть больше не намерен. Все, блядь, geros ilās! Последнее, что он видел, перед тем как захлопнуть дверь, это вытянутое лицо Мисарии, сжимавшей в одной руке очки, а второй потирая первую. Ее незастегнутая блузка дала ему взглянуть напоследок на красивые сиськи, но Деймон не будет по ним скучать. Он развернулся спиной к двери и увидел ее туфли. Он оставил ее босиком на холодном бетоне в самом начале весны. Разочарованное рычание вырвалось из его горла, когда он понял, что не может оставить ее мерзнуть и что вещи придется собрать прямо сейчас.

***

Позже она найдет его в гостиной, сидящим в мягком красном кресле, обращенному к окну, со стаканом волантийского виски и гладящим Караксеса, который с комфортом разместился в его ногах. Стоит ли упоминать, что его трехлетний кобель делит одну породу с собакой племянницы? У этой девочки определенно есть вкус. – Мне жаль, дядя, – шепчет она, когда Деймон не реагирует на звук ее шагов и цоканье когтей Сиракс по паркету. – Я не хотела, чтобы все так вышло. «А как ты хотела, чтобы вышло?» – всплывает в голове едкий вопрос. – Это не твоя вина, Рейнира, – спокойно отвечает он. Деймон действительно успокоился. Один случайно (случайно?) расколотый стакан – вот и все. – У нас давно зрели проблемы, милая племянница, сегодня просто все дошло до своего завершения. – Звучит как отговорка специально для меня, – тихо говорит она, когда подходит к нему. Нежная девичья рука опускается на его голову, с легкостью перебирая короткие серебряные волосы. Когда-то его волосы были длиной аж до лопаток, но пару месяцев назад он психанул и отхуячил себе волосы непривычно коротко. Уход за ними, конечно, был той еще задницей, но он уже скучал по своим локонам. Рейнира же сказала, что ей нравится и так, и так, но теперь при каждом удобном случае бралась трогать его шевелюру. Деймон никогда не протестовал. – Это могла бы быть отговорка, если бы я был пиздоболом, как твой папенька. Увы, я не большой любитель вешать лапшу на уши. – его ответ звучит жестко даже для собственных ушей. Он поднимает голову на племянницу и видит маленькую морщинку, залегшую меж ее бровей. Он ставит стакан на кофейный столик рядом и большим пальцем освободившейся руки проводит по ее лбу, стараясь разгладить хмурость. – Прости, не подумал. Рейнира лишь мягко качает головой. – Это семейное, правда? Можно взять как девиз. Усмешка слетает с его губ прежде, чем он успевает подумать. Деймон встает, встает следом и Караксес, с ворчанием отходя от хозяина. Деймон разворачивается к Рейнире, которая все еще стоит рядом с креслом. Ее глаза, такие чистые и (на этот раз) невинные, что он с тоской думает о той потерянной невинности, что сопровождала когда-то и его. Когда что-то в нем сломалось и из мальчика-мечтателя, грезившего о славе и приключениях, он превратился в прожженного циника, разочарованного судьбой? Когда Рейниру постигнет та же участь, если еще не постигла? Сможет ли она сохранить этот свет в своей душе? Деймон разводит руки в стороны, приглашая ее в объятия. Рейнира незамедлительно пользуется шансом и сковывает руками талию дяди, прижимая голову к его груди. Он обнимает ее маленькую фигурку и кладет подбородок на макушку. Ее дыхание приятно греет шею. – В нашей семье много приколов, знаешь. Инцест, безумие, правление королевством, ненависть к ананасам… Ты ведь тоже ненавидишь ананасы? – Буэ. – Наша порода, – довольно хихикает Деймон, сжимая Рейниру покрепче. – Обижаешь, дядя. Мы Таргариены, нас селективно выводили на протяжении веков. Знаешь, если подумать, то мы такие же породистые, как твой Караксес и моя Сиракс! – Ха, ну да. Осталось родословную заказать и по выставкам ходить. Тихий смех был ему ответом. Наступила уютная тишина, которая, однако, долго не продлилась. – Я ведь здесь надолго, дядя? – внезапно спросила Рейнира, поднимая голову. Этот вопрос озадачил Деймона, и он внимательно посмотрел ей в глаза, пытаясь найти там хоть какую-то эмоцию. Но на ее лице было написано только равнодушие, и глаза это подтверждали. Страх потянул свои мерзкие щупальцы к его сердцу. – Ты бы хотела уехать? – тихо спросил он вместо ответа. Деймон не хотел ее отпускать. Он слишком привык к племяннице в доме, даже если это сопровождается некоторыми неудобствами. – Нет. Но я бы хотела знать, вдруг отец интересуется мной. Он не писал и не звонил мне с момента, как Веларионы приняли меня. – Если это случится, я обязательно скажу. Жесткий кивок был ему ответом. Внезапно, улыбка озарила ее милое личико. – Ну, что там насчет закусок на пляж? Деймон громко рассмеялся.