Воспитанница

– Рейнис! Ты зачастила со звонками. Соскучилась по моей славной компании? – И тебе не хворать, кузен. В каком смысле «зачастила»? Я тебе в этом месяце в первый раз звоню. – Да, но и двух недель не прошло с нашего последнего задушевного разговора, – ага, «задушевного». «Визерис мне опять прислал деньги на Рейниру, я отослала их тебе», вот и весь разговор. Но это уже более щедро, чем прежде. А до переезда Рейниры? Стоит ли упоминать? – Ладно. Что случилось, Визерис перевел тебе деньги раньше обычного? Вздох слышится в трубке. – Нет, но ты прав, что связываешь это со своим братом, – тишина повисла после этих слов. Деймон сжал ручку сильнее, чем требуется. Никогда, блядь, в жизни, словосочетание «связано с твоим братом» не сулило ему ничего хорошего. После глубокого вздоха Рейнис продолжила. – Алисента родила. У нее мальчик. Мертвая тишина повисла между родственниками. Ручка в его ладони треснула и разломилась пополам, синие чернила заливали пальцы и бумаги на столе, а если бы Деймон не закатал рукава своей белой хлопковой рубашки, то и ее бы залило, но сам он не обращал на ущерб никакого внимания. Его челюсть сжалась с такой силой, что на мгновение Деймон испугался, что сломает зуб или два от напряжения. Рейнис же спокойно дышала в трубку. Удивительно, как чье-то дыхание может успокаивать и раздражать одновременно. – Я смотрю, братик времени зря не терял, – в конце концов отвечает Деймон, голос его был тихим и, естественно, напряжённым. – Его шлюха жива? – Деймон. Она не шлюха, она… – …всего лишь заползла ко вдовцу в постель даже не месяц спустя после смерти его жены и сына. А теперь скажи мне, что она не шлюха, Рейнис. – Это не важно в любом случае, – кажется, кузина уже начинала терять терпение. Ее никогда не хватало надолго. – Алисента жива и очень даже здорова. «Жаль», – вспыхнула в голове ядовитая мысль. «Это должна быть Эймма». – Он что-то еще говорил? Просил передать, я не знаю, привет Рейнире, например… – Ни слова. Тишина вновь висит между ними. В трубке слышно только дыхание Рейнис, но никто из них не собирается нарушать молчание. Пока Деймон наконец не сдается. – Кто еще знает? – Лейна и Лейнор были при разговоре. Хуево. – Скажи им обоим, чтобы не гово… – ДЯДЯ! – слышится отчаянно-истеричный зов из коридора. Деймон закрывает глаза и тяжело вздыхает. Дерьмо. Ну, поздно. – Забудь, Рейнис. Ладно, мне пора. – Удачи, Деймон. – Ага, уж точно не помешает. И с этими словами дверь в его кабинет с силой распахивается, ударяясь об стену. Бедный Караксес, мирно дремавший в своей лежанке у окна, подскакивает с места, беспокойно озираясь по сторонам. Деймон кладет телефон и смотрит на открывшуюся дверь. Лицо Рейниры, бледное, как смерть, предстает перед ним, губы дрожат, руки сжаты в кулаки, аметистовые глаза наполнены слезами, готовыми сорваться, дай только волю. – Дядя, эта шлюха… – Да, Рейнис только что сообщила. – Мне отец позвонил, – прошептала Рейнира, да так тихо, что Деймон сперва не разобрал слов. Потом, когда смысл таки дошел до его кипящего мозга, холод пробрался вдоль по его позвоночнику. Племянница отводила взгляд, не готовая встречаться с Деймоном. Это был первый звонок от Визериса за все время, как она покинула отчий дом. Деймон не мог найти цензурных слов. Да и хуле тут говорить? Очковтирательство не его конек, и никогда таковым не было, а говорить «все будет хорошо» нет никакого смысла. Он медленно вздохнул и сам закрыл глаза, чистой рукой сжав виски. Когда раздался первый шмыг, его веки распахнулись сами собой, а голова оторвалась от ладони. Рейнира прикрыла глаза, на щеке блестела влажная дорожка, ее собственные руки обнимали девичий стан, сжимая ткань кремовой футболки до заломов. Караксес осторожно подошёл к ней и боднул носом в бедро, но Рейнира не отреагировала на собаку – что абсолютно не похоже на нее, любительницу почухать Караксеса за ухом. Деймону безумно захотелось встать и обнять ее. Порыв был резким, но он вовремя остановился. Во-первых, залитая чернилами рука не обрадует племянницу, во-вторых, как Деймон заметил за все время ее пребывания, Рейнира любила внимание, но не прикосновения. Те редкие объятия, которые она ему позволяла, были тому подтверждением. При этом, что любопытно, касаться кого-то сама она любила. Главное, чтобы при этом не трогали ее. Деймон медленно выдохнул. Единственное, что он мог сейчас ей предложить – это то, что успокаивает его самого. Не самая здравая вещь, однако, но такая рабочая… Когда Деймон заговорил, его голос был тих, тверд и спокоен – насколько это вообще возможно в данной ситуации. – Рейнира, – аккуратно позвал он, словно подбирался к дикому животному. Можно ли назвать темпераментного подростка диким животным? Вполне. Главное, самому подростку это не говорить. Рейнира открыла покрасневшие глаза и повернула голову. Она все ещё смотрела куда угодно, только не ему в глаза, но это уже был маленький успех. – Я сейчас правда не могу тебе помочь. Если я сегодня не закончу с этими злоебучими документами, Боремунд меня выебет и высушит, а потом заставит платить неустойку за работу не в срок. Но, когда я закончу, я весь твой. А пока спустись, пожалуйста, на кухню, открой шкаф слева от холодильника и найди там коробку с хайболами, они уродливые до невозможности, и их там много, ты не ошибёшься. когда их увидишь. Делай с ними, что захочешь. Когда ты с ними наиграешься, ты можешь взять стопки-черепушки, они также в коробке, только над мойкой. Только, пожалуйста, два условия: не пускай собак на кухню и будь сама аккуратна. Договорились, милая? Рейнира не отвечает словами, лишь кивает, но злобный блеск, ожививший ее глаза, сказал лучше кивка. Условия были приняты. Договор был заключён. Отлично. – Хорошо. Я присоединюсь к тебе, когда закончу. А если стопки окажутся не такими долгоиграющими, как я рассчитываю, я буду ждать тебя здесь. Извини только, не могу тебя пока обнять. Новости были слишком замечательные, чтобы ручка их пережила, – он кивает на свою правую руку, синюю от чернил, и ловит призрак улыбки на губах племянницы. – Работай спокойно, дядя. – ровным тоном говорит Рейнира, что достаточно удивительно, если принять во внимание ее начавшийся плач, и выходит, почесав напоследок Караксеса и закрыв за собой дверь. Аккуратно, в этот раз. Когда она закрывает за собой дверь, Деймон расслабляется в кресле, сам удивляясь, как сильно был напряжен и не заметил этого. Он долго смотрит на закрытую дверь, пока не раздается приглушенный звук битого стекла. Деймон вздыхает и встает. Обломки ручки летят в мусорку, а следом, когда он таки помоет руки и разберется с бумагами, туда полетят и испорченные документы. Караксес, не совсем довольный произошедшим, повернулся к хозяину, но Деймон только вздохнул и отвел пса с дороги, стараясь не запачкать своей синей рукой его шерсть. В голове Деймона меж тем крутились мысли, одна злее другой. Но только две главенствовали в его голове, пока он мыл руки в ванной комнате рядом с кабинетом. Первая мысль – это тот факт, что за испорченные документы Боремунд его точно трахнет. «Ебаный Визерис, спасибо тебе, блядь, большое» – его вторая мысль.

***

Деймон заканчивает с бумагами раньше, чем Рейнира заканчивает со стопками-черепушками, но вид, открывшийся при входе на кухню, заставляет его впечатлено присвистнуть. Осколки разных форм и размеров украшали его мраморный пол – Деймон вынужден признать, что в этом есть даже некий шарм. По соседству со стеклом комфортабельно расположились обломанные пионы, которые Рейнира заказала для кухни день или два назад. Венцом творения же стоит сама племянница, в четко очерченном круге из осколков, и этот круг напоминал ему оберег от нечисти, только тут, видимо, это был оберег от опасности. Ее волосы выбились из ранее плотной косы, дыхание сбилось – Деймон слышал его даже с другого конца кухни. Однако, вид Рейниры, такой растрепанной, но повеселевшей, заставил и его самого улыбнуться. – Ну как? – спрашивает Деймон. Рейнира резко оборачивается, увлеченная процессом настолько, что даже не услышала, как ее дядя вошел. Злобная ухмылка пересекает ее лицо, и Деймон уже знает ответ: понравилось. – Классно, дядя. Я теперь понимаю, почему у тебя так много всяких стаканов, бокалов и прочей посуды, – Рейнира начала идти к нему, но Деймон остановил ее, подняв ладонь, и сам двинулся к племяннице, попутно прихватывая щетку, неприметно стоявшую за винным шкафом около двери. Глаза Рейниры расширились от удивления. – А у тебя, я смотрю, тут все для «веселья»? Стекло, чтобы разбить, веник, чтобы собрать… – Конечно, – забавленным тоном отвечает Деймон. Он не старается собрать все осколки, но просто расчищает себе дорогу к племяшке. Завтра он попросит Элинду прибраться на кухне, она уже привыкла к таким выкрутасам, ей не впервой прибирать разгром за мистером Таргариеном, да и двойная ставка кого хочешь уговорит. – А этот пол я просто обожаю, к слову сказать. Десять лет – и нихуя! Вообще ни царапинки. Видимо, я должен еще раз поблагодарить Харвина за то, что он уговорил меня на мрамор. Рейнира хихикнула, ее хитрый прищур, направленный на Деймона, напомнил ему о той маленькой принцессе, которой она когда-то была. – А какие были варианты? Опять паркет? – Именно. Паркет мягче мрамора, знаешь. Я предпочитаю чувствовать под ногой дерево, а не камень, особенно босиком. Когда я ремонтировал этот дом – а он достался мне от моей родной матери, – я не планировал ни Караксеса, ни даже себя в этом доме. Думал, подшаманю и продам нахер. Хотел купить квартиру в Королевской Гавани. Но спустя годы я так рад, что не стал его продавать, знаешь. Всегда приятно вернуться куда-то, где еще сохранилась память. А квартира была бы чем-то совершенно новым. Чистый лист, если позволишь. А тут, даже после ремонта, все еще много воспоминаний. Деймон прочистил свой путь до Рейниры, и теперь стоял перед ней, ухмыляясь, как довольный кот. Она наклонила голову вбок, пытаясь понять, какой шаг дядя сделает дальше, но Деймон просто обошел ее, открыл шкаф, из которого Рейнира брала стопки-черепушки, и достал бутылку апельсиновой настойки. Замешательство на лице племянницы было таким милым, что он не удержался от ехидного смешка. Прихватив также из холодильника сырную нарезку в вакууме и мясное ассорти, оставшееся с завтрака, Деймон подмигнул Рейнире и вручил ей сей славный набор. – Держи, не вырони. Эту настойку мне Алис дала по доброте душевной. – брови Рейниры сошлись вместе, он мог буквально слышать, как вопросы крутятся в ее голове, но их он оставит на потом. – Это которая сестра Харвина, черненькая такая, помнишь? Глаза у нее еще такие зеленые, как весенняя трава. Вот это добро в твоих руках неси в гостиную, я сейчас присоединюсь, только аккуратно проходи, в стекло не наступи, я, конечно, расчистил, но хуй знает, там могло какое-то стекло остаться. – А… – А я пока возьму посуду и захвачу сок. Детям нельзя алкоголь чистоганом хлестать. – Я не ребенок, но кто сказал, что я буду пить? – возмущенно ответила Рейнира, когда все же нашла слова в своей голове. – А ты откажешься? Я думал, у нас повод нарисовался. – Я не буду пить за сына этой шлюхи. – ледяные ноты прорезались в ее голосе. – Кто сказал, что мы пьем за моего племянника или его мамашу? Я даже про твоего отца не сказал ни слова, я сказал, что у нас есть повод. – И что же тогда это за повод, дядя? – День основания Республики Вестерос, конечно! – который был два месяца назад.

***

Когда со сборами было кончено, а кухня была надежно заперта, дядя с племянницей расположились на комфортабельном, но излишне элегантном диване в гостиной. Сыр, мясо, виноград, оливки, которые Рейнира к удивлению и довольствию Деймона не любила (а значит, все достанется ему), цитрусовый сок, который так обожала его племянница, и почти легендарная настойка Алис Риверс на дорнийских апельсинах расположились на кофейном столике перед диваном – лучшая компания на вечер после тяжелого дня, полного хуевых новостей. Слона в комнате было решено игнорировать, по крайней мере, до поры до времени. Когда Рейнира будет, сама все скажет и на все пожалуется, нет смысла давить. Как там у физиков? «Действие равно противодействию?» Так и поступим. Когда пробка была «доблестно» вытащена, Деймон дал понюхать ее Рейнире, чтобы оценила аромат. Ее лицо не выдало толком никаких эмоций – видимо, все еще под впечатлением, что заботливый дядюшка собирается ее, несовершеннолетнюю, споить. Однако, ни отвращения, ни излишнего интереса она не высказала. Что ж, это хорошо, с этим можно работать. Не то чтобы он собирался ее регулярно алкоголем потчевать, Деймон, конечно, не отрицает, что мудак, но это просто гнусно. – Ну как? – Алкогольно. Апельсиново, – равнодушно пожимает плечами Рейнира. Самая средняя реакция из всех возможных. – Что, никакого восторга, никакого отвращения? Впечатляет, если честно. Уже пила до этого? – Дядя, отец мне дал попробовать вино в первый раз в четыре года. Ты не впечатлишь меня бухлом, уж извини. Хотя пахнет и правда хорошо. – Ах, прости, я посмел забыть, как Эймма ему потом пизды дала за такие выкрутасы, – ссора действительно вышла легендарной. Это был день рождения Визериса, и Эймму тогда слышал, кажется, весь район Холма Висеньи. Деймону тогда не хватило только попкорна, хотя, билет в первый ряд был обеспечен. – Но я рад, что тебе понравился запах. На вкус еще лучше. – Ты уверен, что это хорошая идея? – Рейнира недоверчиво сузила глаза. – У меня не бывает плохих идей, милая. – хороших, впрочем, тоже. – Но эта действительно рабочая. Как минимум, это работало на мне, когда я был в твоем возрасте! Прояви немного уважения к старику за старания. Смешок неконтролируемо вылетел изо рта племянницы, но она быстро собралась, хотя в глазах и плясали черти: – Хорошо, старик. Я окажу тебе честь и выпью с тобой в честь… как ты сказал? Основания Республики Вестерос? – Именно так. Но мне нравится, что ты оказываешь мне честь в честь. Косноязычие без капли алкоголя? Пробки нанюхаться было достаточно? А как же «ты меня не удивишь бухлом»? Рейнира стукнула его по руке. Деймон хихикал, пока разливал настойку. Вручив ей стопку желтовато-оранжевой жидкости, он забрался с босыми ногами на диван и повернулся к племяннице, положив руку на одну из подушек. Взяв свою стопку, Деймон внимательно посмотрел на Рейниру. В ее лице не было протеста, но был интерес и бравада, которая скрывала все остальные мысли и эмоции. Что за ней пряталось? Ярость? Разочарование? Просто боль? Сложно было сказать. Напряжение выдавала только ее поза. Она сидела, как школьница на уроке: ноги вместе, руки сложены перед собой, шаг влево, шаг вправо – двойка за поведение. Эн-нет, не пойдет. Деймон вздохнул и забрал обратно ее стопку. Рейнира недоуменно посмотрела на дядю, искренне не понимая, в чем дело. – Рейнира, ты не на учебе. Ты не с папой. Расслабься. Сядь, как удобно. – Мне и так удобно. – Да, я вижу, так удобно, аж руку в кулак зажала. Откинься на спинку, подбери ноги под себя, сядь по-гискарски, я не знаю. Ты в штанах, поэтому все нормально. Сядь так, как если бы ты была одна. Или с Лейной, например. Рейнира долго сверлила его взглядом, словно взвешивая «за» и «против» такого предложения. Пока в конце концов не повторила положение Деймона. Он ухмыльнулся своей победе, хотя на лице самой Рейниры не было такого довольства. Она выхватила свою стопку обратно и прищурилась на дядю. – Допустим, так удобнее. – Не «допустим», а «так и есть, дядя». – Не будь таким самодовольным козлом, дядя. – Ты просишь меня перестать быть собой, дорогая! – Тебе не помешает хоть на мгновение перестать быть собой. Глядишь, и люди подтянутся. – Ну и на кой хуй мне нужны люди, которым не нужен истинный я? Я умею очаровывать, племянница, поверь мне. Это не значит, что я собираюсь это делать без нужды. – А когда наступает эта нужда, дядя? – Когда мне нужно договориться с клиентом? Когда я хочу завоевать нового друга? Когда я проворачиваю свои грязные делишки? – И какие же у тебя грязные делишки, дядя? – Подрастешь – расскажу. Оба тихонько рассмеялись. Рейнира заметно расслабилась, даже горечь поражения на ее лице не такая яркая, как до этого. Хорошо. – Ну что. За страну? – спросила племянница, поднимая настойку. Деймон покачал головой. – Если за страну, то не чокаясь, а мы сегодня празднуем. За нас. Тебя и меня. Только один важный момент. Краткая инструкция к настойке: пьешь, но сразу не глотаешь. Погрей во рту, на языке. Ощути вкус. Потом глотай. Не вдыхай сразу, особенно ртом. И закусывай. Рейнира кивнула, раздался звон. Деймон быстро справился со своей порцией, все время наблюдая за племянницей. Ее лицо поначалу ничего не выдавало, она послушно следовала его инструкциям, закусив напоследок кусочком сыра с копченой паприкой, но после Рейнира прикрыла глаза и растянула губы в улыбке, одобрительно напевая. От такого и у Деймона на языке вкус стал слаще, он не сдержал ухмылки, когда потянулся за виноградом. – Ладно, дядя, это правда хорошо, – сказала-таки племянница, приоткрыв на него один глаз. Деймон довольно захихикал, словно нашкодивший ребенок (впрочем, в некотором роде так и было). – Я рад, что тебе понравилось, племянница. Честно сказать, я впечатлен. Ни поморщилась, ни закашлялась. Стоически перенесла первую порцию. – Я же говорила, дядя, первое вино в четыре года. – Это не значит, что ты должна весь алкоголь переносить с каменным лицом. – Хм, справедливо. Второй тост по традиции не заставил себя долго ждать. В этот раз они выпили за Сиракс и Караксеса и за их верную дружбу. Деймон немного был озадачен предложенным тостом, но сказать слово против он и права не имел. Собственно, и не собирался. Он своего Караксеса любил, как родного, Рейнира даже периодически звала его «папочкой для Караксеса». Однако, зная эту пигалицу, он жопой чуял второе дно данного прозвища. После второго тоста Деймон решил, что такими темпами от Рейниры быстро ничего не останется, а потому решительно навел ей коктейль «Алискина Радость», как его прозвал Харвин (стакан апельсинового, или, как сейчас, цитрусового сока и стопка настойки туда – вот и вся хитрость, но Алис этот коктейль любит больше всего, и всех им угощает в первый раз). Третий тост, как и четвертый, был поднят за друзей. И если сперва они пили за друзей верных и надежных, то после они пили за друзей неожиданных и еще не случившихся. Формулировка «друзья не случившиеся и неожиданные» заставила Рейниру нахмуриться, то ли в недоумении, то ли в сомнении, но Деймон быстро перевел тему на пятый тост, после чего Рейнира почти взбунтовалась. – Нет, дядя, так не пойдет. Я не могу так тупо сидеть и пить. У вас у всех, стариков, такие скучные вечеринки? – Вот сейчас было обидно, милая, в смысле «скучные»? Разве я не самая веселая компания в твоей жизни? – Прости, дядя, ты не Лейна с Лейнором и не бутылка виски заботливо добытая Веларионами прямо под носом дяди Корлиса. – Ах ты ж блядь, я и забыл про восхитительную способность Лейнора доставать выпивку чуть ли не из рукава. – Учись! – Ага, как скажешь. Ну, какие идеи? – Правда или действие! – НЕТ! – заорал Деймон. Он помнил свою последнюю игру в правду или действие, это чуть не стоило ему клиента. Более того, играть в такое с полупьяным подростком – та еще идея, хуй знает, чего Рейнира захочет (и не дайте Четырнадцать, ему узнать, чего она захочет…) – Дядя, ты такой душный, как у тебя еще друзья остались твою духоту терпеть? – Рейнира так мило надулась, что Деймон бы рассмеялся, но он слышал все, что она сказала, так что ответом ей была ядовитая ухмылка. – Ну, как видишь, я не такой уж и «душный», как ты говоришь, раз у меня еще остались друзья. Ладно. Будет у нас с тобой не «правда или действие», а… скажем, «правда или молчание». – Объясни? – Смотри. Кто-то задает вопрос. Если ты готов ответить на него правду, ты отвечаешь, после чего задавший пьет. Если не готов – пьешь ты. Ну как? – Ладно, дядя, звучит хорошо. – Рейнира мило улыбнулась дяде, и что-то подсказывало ему, что он зря это предложил. Но дело уже не выглядело хорошо, так что, плевать. – Отлично. И кстати, что за это «душный»? Эх, дети, понапридумывают слов... – Все, старик, хватит гундеть! – Деймон послал ей невпечатленный взгляд и изогнутую бровь, которую Рейнира решительно проигнорировала. Она с воодушевлением припрыгнула на месте, немного изменив положение ног, теперь ее острая коленка в нежно-розовых джоггерах торчала в его сторону – Чур я первая. – Леди вперед. – Ха, спасибо, дядя, ты такой джентльмен. Ладно, правда или молчание? – Я не думаю, что имеет смысл задавать этот вопрос, племянница, но пусть будет правда, – со смехом отозвался Деймон. – Почему ты больше не называешь меня принцессой? – аметистовые глаза Рейниры решительно впились в его лицо, да так цепко, что Деймону почти стало неудобно. – Потому что я думал, что ты слишком переросла это прозвище, но я удивлен, что ты спросила меня об этом только сейчас. – Деймон кивнул Рейнире на стакан с коктейлем, и она послушно сделала глоток, закусив кусочком запеченной курицы. – Моя очередь. Тебя обижает тот факт, что я не называю тебя принцессой? Рейнира сначала долго думала, прежде чем ответить. Это хорошо, на самом деле, это значит, что она действительно думала и анализировала, что на самом деле чувствует. – Не обижает, скорее, удивляет. Но я правда скучала по этому, дядя. Ты будешь вновь называть меня принцессой? – Если ты хочешь. Ты хочешь, чтобы я называл тебя принцессой? Мягкая улыбка легла на губы его принцессы: – Да, дядя. Деймон кивнул и выпил в свою очередь. Следом Рейнира спросила его о том, как они познакомились с Мисарией (он выпил), а он спросил ее, кто ее любимый исполнитель (Мейстро, он поет на пентошийском валирийском, который Рейнира решительно не знает, но «музыка у него отменная, а перевод и в Интернете есть»). Она спросила, как давно он знает сиблингов Стронг и их внебрачную сестру Алис (со школы, он занимался с Харвином в одном кружке фехтования), он спросил, как она уговорила Визериса на собаку (уговорила не она, а мама, и после этого ответа оба выпили за Эймму). Чем дальше шел процесс, тем веселее им обоим было. Рейнира действительно расслаблялась и, кажется, потихоньку отпускала ситуацию. Да, запивать все свои проблемы было воистину отвратительной идеей, но единоразово в приятной компании да под присмотром ее лучшего дяди – почему нет? Это лучше, чем выть от боли и обиды сутки напролет. Уж ему ли не знать. – Почему ты еще не женат? – спросила Рейнира. – Я был женат. Это было по расчету, благодари свою прабабку, и это было просто ужасно. Слава богам, мы развелись, иначе кто-то кого-то убил бы. Возможно, я, к слову сказать. – Рейнира была удивлена его ответом, видимо, тот факт, что он был женат, пролетел мимо нее, и послушно выпила. Деймон видел, как вопросы крутятся в ее голове, но настала его очередь. – Почему ты спрашиваешь? – Потому что тебе нужна жена, дядя, – с мягкой улыбкой она ответила. Деймон усмехнулся и покачал головой. Племянница игриво подняла бровь, в сочетании с ее раскрасневшимися щеками выглядело это достаточно забавно, даже если это не было ее целью. – Ты не хочешь жениться? – Не вижу смысла. Мы не в трехсотом году от Завоевания, сейчас брак – это просто традиция и повод просрать собственную печень от обилия выпитого алкоголя на свадьбе, – Рейнира пьет и заедает последней виноградинкой. – Что тебе сказал Визерис, когда звонил? Все веселье, вся мягкость и раскрепощенность мгновенно спадают с лица Рейниры, но она быстро надевает маску бравады. Глаза ее загораются недобрым огоньком, и Деймон мог бы пожалеть о том, что все испортил, но его весь вечер мучало состояние племянницы. Что-то было не так, он знал. Его братец никогда не делал ничего просто так, значит, если он звонил Рейнире, то не просто поздравлял ее с рождением единокровного брата. Обязательно была какая-то гнилая мерзость, иначе Визерис не был бы Визерисом. Деймону на своем горьком опыте пришлось выучить этот урок. – Так ли это важно, дядя? – Рейнира вскочила с дивана, с ложной радостью в голосе, настолько фальшивой, что Деймон подумал невольно, верит ли она сама себе. Племянница отошла от него, сделав пару шагов в сторону выхода. Сбежать хочет, засранка. – Ты хочешь остановить игру? – спросил Деймон, глаза его сузились, глядя на нее, и он видел, как Рейнире стало неудобно под его взглядом. Он любил этот прием, он периодически использовал его, когда чувствовал, что его клиенты ему пиздят. А нет ничего хуже, чем пиздеть человеку, который должен прикрывать твою собственную задницу. Но с Рейнирой этот фокус сработал по-другому: она чувствовала потребность защищаться и теперь вместо того, чтобы пятиться на выход, начала обходить его словно гончая. Драконья кровь, как называли ее предки, сильна в ней, как и в самом Деймоне, вне всякого сомнения. – Быть может. Может, я хочу немного походить и подвигаться? Порадоваться в конце концов. У меня ведь родился брат, дядя! Мальчик, которого так давно хотел отец. Мальчик, ради которого он буквально выпотрошил мою маму, только в этот раз ребенок выжил вместе с его сукой-матерью. – ядовитые слова, поданные с улыбкой, срывались с ее языка, словно драконий огонь. Подойди к ней ближе, спалит дотла и не пожалеет ни на мгновение. Деймон напрягся, готовый действовать при малейшем сигнале. Что бы ему ни пришлось сделать, он сделает. – В твоих словах мало радости, милая. – Какое меткое замечание, дядя, да ты сама проницательность! – Что сказал Визерис, Рейнира? – настаивал Деймон, больше не играя. Он увидел, как дрогнула ее улыбка – боль, спрятанная под бравадой, рвалась наружу. Но она спешно себя собрала и надменно задрала голову, глядя на него свысока. Бедная девочка, понимала ли она, что он видел ее насквозь? – Он сказал, – начала она радостным голосом, но с каждым словом вся радость рушилась, маска трескалась, пока не начала разваливаться по частям, – Что у меня родился брат Эйгон. Что Алисента хорошая мама. И что… Тут ее прорвало. Вся бравада, державшая ее в строю, исчезла. Рейнира опустила голову, закрыла глаза и покачала головой, то ли в неверии, то ли в отрицании, то ли просто в боли. Но ее последние слова были просто шепот, и ничего более. – Он сказал, что я могу остаться у тебя, сколько пожелаю. Или вернуться на Дрифтмарк, если захочу. Он непротив. Деймон вскочил, когда она закончила свой приговор. Да, приговор. Ей, ее матери, ее жизни. Визерис вычеркнул свою дочь из своей идеальной семьи, как вычеркнул когда-то Деймона. Но если вышвырнуть брата представлялось в целом нормальной практикой, то сделать подобное с собственной дочерью, родным ребенком… Какой же ты выблядок, Визерис. Как ты Алиссе и Бейлону родным-то оказался? Деймон поймал Рейниру, когда силы ее кончились, и она начала оседать на пол в рыданиях. Он сжал ее крепко, а она цеплялась за его рубашку, словно боялась, что и он ее оставит. Ну уж нет. Кому он ее отдаст? И зачем? Она выла и рыдала, пока совсем не выбилась из сил. Все это время Деймон держал ее, прижимая к себе, не имея никакого утешения, кроме собственного присутствия. Когда же слезы ее утихли, вой прекратился, а глаза закрылись от усталости, он отнес Рейниру в ее комнату и уложил в постель, не раздевая. Он обернулся напоследок, когда стоял у порога, наблюдая, как расслабляются черты измученного девичьего лица под первым лунным светом, и подумал, что превратит в фарш лицо любого мудака, который посмеет довести ее до подобной истерики.

***

Когда Рейнира открыла глаза под солнечным лучом, прожектором бившим прямо в лицо, первое, что она увидела, когда повернула голову, – это стандарт анальгина и стакан воды на ее прикроватном столике.