#сталкер

Тэхёна кто-то преследует. Кто-то огромный, большой и злой. Кто-то настолько пугающий, что паника захлёстывает до сбитого дыхания и темноты перед глазами. Ему надо бежать. Надо взять себя в руки, проглотить застывший в горле ком и, не оборачиваясь, нестись со всех ног. Вперёд. Только вперёд, пока тьма не поглотила до самого кончика носа и не утянула в настолько непроглядную черноту, что ничего в мире его просто не спасёт, а наоборот. Уничтожит. В ушах стоит звон, смешанный с биением пульса, и кажется, что ничего впереди нет. Это сон? Или реальность? Как ему вести себя? Надо ли продолжать сбивать стопы в кровь или следует остановиться? Почему этот дикий ужас — всепоглощающий и ошеломляющий — вообще в нём поселился? Тэхён не хочет. У него нет причин бояться. Ни единой. Он ведь с Чонгуком: в одной квартире, в одной постели, в одних объятьях. Что не так? Почему в мыслях такая неразбериха, а сердце стремится выпрыгнуть и сбежать? Почему руки сжимаются в кулаки, а с глаз слетают капли слёз? Почему?.. — Проснись, — властный, хриплый ото сна голос пробивается сквозь завесу страха, пробуждая и побуждая перевернуться на бок со слабым стоном, — проснись, Тэхён. Тэхён не может. Он протяжно стонет, комкая в ладони промокшую простынь, пока Чонгук вжимает его грудью в кровать и ставит раком. Нависает сзади, покрывая собой. Поглощая. Как та самая тьма, что гналась во сне. Может, это был и не сон? Может, это была реальность, вернувшаяся в гнетущих образах? Сложно думать и анализировать, когда между бёдер скользит крепкая ладонь и сжимает полутвёрдый член. Он возбуждён или напуган? — Вернись ко мне, Тён-и, — хриплый голос становится мягче, а ладонь уверенней, — это был сон, кошмар, которых ты перевидал так много. Всего лишь обманка разума. Тебе не надо об этом думать. Думай обо мне. Но ведь он думает о нём. О влиянии Чонгука на его жизнь. О том, что Тэхён в ловушке. Рук. Взглядов. Личности. Заперт изнутри без возможности вырваться или спастись. Чёрт подери, ему точно надо позволять делать со своим телом и собой в целом всё, что Чонгуку хочется? Ведь это так приятно… Влажные поцелуи в тыльную сторону шеи. Укусы — острые зубы прихватывают загривок и клыки готовы вспороть кожу. Ладони скользят по внутренней стороне бёдер, раз за разом возвращаясь к члену: взвешивают яйца, ласкают ствол. Чонгук вжимается между ягодиц, давая осознать: он тоже возбуждён. Взбудоражен началом слишком раннего утра. Который час? Который день? Тэхён не знает. Не помнит. Важно лишь то, что каждое движение Чонгука отдаляет его от кошмарного сна и возвращает в реальность, где всё хорошо, где его любят. Действительно любят и заботятся. Иначе Тэхёна не пытались бы отвлечь от панического, нервозного состояния, не увлекали бы в томительную игру тел. Всё это — забота. Только так. Только их. Только между ними. — Да, именно так, Тён-и, — мурчит Чонгук, проскальзывая влажными пальцами между ягодиц и толкаясь в дырочку, — дыши для меня, дыши со мной. Что нам какой-то сон? Он забудется быстрее, чем я в тебя войду. — Д-да… — у Тэхёна получается только низко хрипеть и стонать, пока его подготавливают к члену. — Возьми меня. — Ты можешь не просить, — от смешка Чонгука вдоль позвоночника проскальзывают крупные мурашки. И это куда реальней любого неестественного первобытного страха, что пробудит ото сна. — Я всегда знаю, чего ты хочешь. Чонгук повторяет это не в первый раз, постоянно подтверждая сказанное действиями. Как и сейчас: Тэхён не хотел только пальцы, и вот — между ягодиц скользит язык. Вылизывает нежные места рядом с анусом, спускается к яйцам и даже затрагивает самым кончиком основание ствола. Так поразительно, контрастно нежно, что от этого из уголков глаз брызгает ещё несколько капель слёз. Когда Чонгук касается его вот так — с обожанием, не скрытым вожделением, каким-то обожествляющим поклонением, — Тэхёну хочется верить, что он совсем не зря дал своему поклоннику ответ на письмо. А когда на шею опускается ладонь, придушивая, сжимая до ощущения возможных отметин — понимает и больше: он всё сделал правильно. — Да, Тён-и, именно так, — Чонгук перебирает пальцами, играя с нервами Тэхёна: то сжимает, то отпускает, то перекрывает кислород, не давая сделать и вздоха, то соскальзывает на лопатки и вдавливает в постель. — Будь моей послушной деткой, раздвинь ножки. Тэхён раздвигает. Шумно выдыхает на проникновение, стискивает в кулаки простыню и закрывает глаза. Погружается в ту тёмно-красную темноту, с которой сбегал, которой боится. Его настолько же сильно манит эта чуждая реальность, насколько пугает. И с каждым грубым, резким толчком Чонгука он понимает главное: удержаться в уме самостоятельно не получится. Нужна крепкая рука. Рука, которая будет сжимать шею. Рука, которая оставит отпечаток ладони на ягодице. Рука, которая обхватит запястье и потянет в правильную сторону. Рука Чон Чонгука. Мощные толчки набирают силу: член проникает до шлепков, до натужно-распирающего ощущения. Чонгук не слишком подготовил дырку — хорошо смазал, но растянул по грани: лишь бы не было трещин и разрывов. И Тэхён бы возмутился, будь это кто-то другой, но от Чонгука он принимает каждое решение. Ведь только ему известны все желания. Только он понимает скованную порочность и тягу к мазохизму, которую Тэхён пытается отрицать. Он не болен, но все его пристрастия не кажутся нормальными на фоне других людей. Стоит ли тогда обращать на них внимание? Тэхён зацикливается на этом вопросе, упуская из внимания положение на кровати и член в заднице. — Думай обо мне, Тэхён, — тяжёлая ладонь ударом опускается на задницу, выбивая резкий вскрик, — или сейчас я заставлю тебя считать. — Что считать? — Толчки, — Чонгук плавно замедляется, с оттяжкой толкаясь внутрь и тут же делая резкий рывок назад, — не думал же ты, что удары? Их считать не сложно. Тэхён гулко сглатывает, сжимаясь вокруг ствола. Считать толчки? Это не сложно, если они трахаются медленно, но нереально, когда Чонгук входит в раж. Тогда он становится неконтролируемо диким. Чертовски жадным в своём желании довести Тэхёна до несвязного скулящего состояния. А ведь им сегодня ещё ехать на съёмки. Стоять перед камерами и пытаться не спалиться. — Весь твой мир сейчас — это я, Тён-и, — вкрадчивый голос мурчащей волной обволакивает уши, — поэтому забывай всё, что тебя волнует, потому что ни одна мысль не стоит своего существования. — А я — стою? — Тэхён напрягается, неловко ёрзая коленками по постели. Он боится, что однажды перестанет быть нужным. Что они наиграются в «чувства» и разойдутся. И с чем тогда каждый из них останется? — Да. За ёмким и резким «да» следует такое же движение бёдер. Чонгук верен себе и вбивается неистово быстро и так стремительно, что член Тэхёна начинает покачиваться между ног и шлёпать о низ живота. Наверняка маленькие капельки предэякулята разбрызгиваются в разные стороны, пачкая идеально гладкую кожу. Ладонь Чонгука возвращается на шею, возобновляя подавляющий контроль дыхания в такт толчкам. Тэхён почти не успевает дышать, задыхаясь и забываясь в том, когда надо глотать воздух, а когда лучше поберечь, чтобы лёгкие не покалывало от огня. Он проваливается в глубь подсознания, находя утешение в темноте, пока неистовый свет подкрадывается подобно щупальцам в надежде вернуть его себе. Сейчас, когда сон не имеет власти над Тэхёном, он понимает, как глупо было бояться. Преследование — это суть их с Чонгуком отношений, и от него не надо бежать. Надо разворачиваться и идти навстречу. Надо покорно раздвигать ноги и подмахивать. Надо отдавать всего себя, чтобы получить всё счастье целиком, а не один лишь кусок. Осознав эту простую истину, он кончает. Выплёскивает сперму на уже влажную постель и туго сдавливает ствол Чонгука. Не в попытке остановить, а из невозможности сдержаться. Тэхён никак не высказывается против того, чтобы его продолжали трахать, доёбывать до момента полноценного финала. Он жаждет, чтобы тугую дырку наполнили до отказа, а потом любовались вытекающей белоснежной спермой. — Ты всё ещё слишком нетерпеливый, — рыкает Чонгук, одновременно сжимая шею до белых точек перед глазами и кончая, — тебе стоит поучиться сдерживаться, Тён-и, если ты не хочешь однажды проснуться с пояском верности на члене. Не хочешь же? Ответить не получается, потому что пальцы пережимают горло слишком сильно. Да и нужен ли тут ответ? Если Чонгук решит, что Тэхён доигрался до замка на члене — значит, так и надо. Расслабляясь от этой мысли и от опустошения, он опадает на кровать, окончательно пачкаясь в собственном семени. — Всё ещё шлюха, — нежность в голосе Чонгука резко контрастирует с его словами, — приведи себя в порядок, пока я готовлю завтрак. Тэхён слабо скулит, смазанно кивая. Он вычистит себя, помоется, а потом наденет то, что Чонгук подобрал ему вчера. Их завтрак состоит лишь из правильного рациона, а поездка до съёмочной площадки всегда по одному и тому же маршруту. Их жизнь превращается в рутину женатой пары, где муж полностью контролирует каждый аспект, позволяя «жене» быть лишь симпатичным придаточным. Не так и плохо, да? Да?

─────◉─────

Тэхён не специально избегает менеджера Хана, но, только услышав, что тот появился на площадке, сворачивает в сторону туалета. Сегодня съёмки проходят в павильоне, потому что по большей степени все сцены завязаны на «внутреннем» мире двух главных героев. Персонаж Чонгука погружается во тьму чужой одержимости так же, как в самом начале погружался Тэхён. Он боится. Думает о том, чтобы сбежать и рассказать обо всём друзьям или родным, но постоянно останавливается и обрывает себя на половине действия. Ведь нет ничего странного в том, чтобы заводить новые знакомства и общаться с людьми, которые тебя понимают. Персонаж же Тэхёна… сходит с ума. Рисует как ненормальный, видит образы Джию во снах и наяву. Преследует, ходит по пятам, а потом как ни в чём не бывало присоединяется за завтраком в кафе, чтобы пообщаться. Услышать голос. Узнать о мыслях. Проникнуть так глубоко, как это возможно, чтобы понять человека изнутри. Распотрошить и оголить все эмоции. Это пугает. Это привлекает. Чонгук чувствует такую же потребность? — Тэхён? — словно подслушав, Чонгук ловит его около уборной, хватая чуть выше локтя. Так властно и обозначающе, что у Тэхёна срывается дыхание. — Ты не хочешь говорить с менеджером? Откуда он всё знает? Буквально всё. Каждую мысль, каждую потребность увильнуть от ответственности и решения. Тэхён иногда не уверен в своих ощущениях, но, когда их озвучивает Чонгук, убеждается в каждой. — Если тебе не нравится с ним работать, смени, — беспечность в голосе Чонгука успокаивает, — у нас с тобой может быть один менеджер. Что скажешь? — Это не вызовет вопросов? — Тэхён хмурится, не спеша сбрасывать прикосновение. Он… не думал о том, чтобы сменить агентство. Это, во-первых, контрактные риски. Во-вторых, оплата неустойки. Да и в-третьих, вызовет волну любопытства у журналистов. Если размышлять подробней, то переход из одной компании в другую на фоне дорамы с сомнительным типом отношений двух мужчин спровоцирует неудобные вопросы. Готов ли Тэхён на них отвечать? А Чонгук? Что будет с их отношениями за пределами съёмочной площадки, если… если просочится то, что должно оставаться тайной. — Можно не сразу, — где-то в стороне слышится шум шагов, и Чонгук отпускает его, убирая руки в карманы, — а как закончатся съёмки и продакшн. И просто в следующую дораму пойдём вместе под руководством моей компании и менеджера, который не будет ебать тебе мозги. — Вместе? — А ты хочешь порознь? — Чонгук опасно сощуривается, но угрозы в голосе нет. Только во взгляде. — Тебе нравится играть со мной в паре. — Да, — и это правда. Лучшего напарника, чем Чонгук, ему не найти. Но ведь дорамы не всегда будут… такие. Провокационные, с намёком на гей-отношения. Тэхёна встряхивает от мысли, если он увидит, как Чонгук целуется с какой-то женщиной. Мрачная тень моментально застилает глаза. А он сам? Сможет ли целовать кого-то кроме Чонгука? — Пока что подумай, — слова, сказанные мягким тоном, совсем не ощущаются, как отступление, — обсудим ещё позже, дома. А сейчас тебя, кажется, поймали. Тэхён нервно оглядывается, натыкаясь взглядом на уставшего Джисона. Чонгук приветственно кивает его менеджеру и отходит в сторону, но не уходит насовсем. Опасное чувство чужого внимания и наблюдения из темноты моментально окутывает тело подобно тёплому одеялу. Тэхёна не оставляют наедине с проблемами, а продолжают сопровождать. — Тэхён, я устал за тобой бегать, — Джисон тяжело вздыхает и протягивает папку с документами, — это обновлённый договор, пока предварительный, но тебе следует его почитать и выделить спорные моменты. Внести какие-то правки… — Стой, договор? — Тэхён подхватывает папку, распахивая её на первом листе. — Разве контракт обновляется не через два года? — В компании случились кое-какие перестановки, — Джисон не увиливает, но явно умалчивает какие-то мелочи. А Тэхён невольно думает: не Чонгука ли рук это дела? Так… вовремя. — Не забивай себе этим голову, они тебя не особо касаются, только некоторыми правками в договоре. Я выделил тебе стикерами все изменения. Почитай, подумай, реши, что ты хочешь от своего будущего. У тебя достаточно времени. — Сколько? — Месяца два, — как раз столько им осталось до конца съёмок и подготовки к выпуску дорамы, — плюс-минус пара недель. Стандартные сроки, тут не о чем переживать. Джисон так часто повторяет, что переживать не о чем, что Тэхён невольно думает о подвохах. Со всех сторон. И Чонгука, который столь уместно влез со своим предложением. И менеджера с компанией, которые так упорно пытаются его удержать. И себя самого. Его сковывают невидимые цепи контроля — глаза человека, который сейчас прожигает его спину взглядом. Выжигает между лопаток собственнический рисунок. — Позвони мне, как примешь решение, — роняет напоследок Хан и практически сбегает. Почему? Они, конечно, не сказать, что близкие люди, но всё же и не совсем посторонние. Ему самому выставили не очень гладкие условия? Или тут замешано нечто иное? Нечто по имени Чон Чонгук? Довести мысль до логического завершения не получается из-за окончания перерыва. Тэхён возвращается на площадку, где скованно, нехотя натягивает на себя шкуру сталкера. С каждым новым днём проживания рядом с Чонгуком ему всё сложнее быть преследователем на экране. Но в то же время, входя в роль, разыгрываясь и чувствуя вкус власти на губах, снимать это обличие не проще.