heiress

      «Сири,       Рег не разговаривает со мной. Мы поссорились недавно. Он сказал, что у меня нет выбора и я должна следовать тому, что говорят родители. Это меня раздражает, но сейчас я правда не могу ничего изменить. Меня бесит, что Рег так легко с этим мирится. И при этом меня считают идиоткой!       Надеюсь, вы с Джеймсом ещё не разгромили дом. Иначе слишком много развалов за неделю.

Твоя Лекси».

***

      «Сири,       Сегодня приходили Кэрроу. Они просто отвратительны.       Амикус напыщенный индюк. Его раздутое эго даже ещё больше, чем твоё. Он где-то полчаса рассказывал о том, как укладывал свои волосы. Его причёска всё равно выглядела мерзко, так что я даже не догадываюсь, с чего этот придурок взял, что может о ней говорить.       Алекто чем-то напоминает мне Лили — такая же противная заучка, которая суёт нос не в свои дела. Но, кажется, Эванс просто ангел во плоти по сравнению с ней. Ещё, я думаю, Алекто втюрилась в тебя по уши. Так что будь аккуратнее, если решишь вернуться — она сожрёт тебя и косточки не выплюнет.

Без тебя тоскливо, Лекси».

***

      «Сири,       Мне пришлось поругаться с отцом. Никогда не думала, что до такого дойдёт, но его злость намного страшнее, чем когда Та Женщина бушует. Наверное, мне не стоило упоминать тебя за ужином. Отец ведёт себя как маленький мальчик: так обиделся, что даже имени твоего слышать не хочет. В итоге он сказал мне, что я мерзкое отродье и позор семьи. Сказал, что даже умалишённый старик не взял бы меня в жёны. Я буду только рада, если у них не получится выдать меня замуж. Пусть Регулус занимается распространением этих идиотских генов.       Обязанность бесить родителей и слушать нотации о правильном поведении от Рега перекинулась на меня после того, как ты ушёл. Хотела бы и я уйти.

Твоя Лекси».

***

      «Сири,       Сегодня я сказала, что если родилась женщиной, то не обязана делать всё, о чём мне говорят мужчины. Я украла у Рега ещё одни штаны и надела их на обед. Бабушка чуть не потеряла сознание, а Та Женщина заставила меня стоять на коленях три часа. Но я всё равно уверена, что Марлин обязательно бы похвалила меня за такой феминистский настрой.       Она буквально читала мне лекции о женщинах, которые борются за наши права, весь семестр — иногда я очень боюсь этот огромный мозг Маккиннон. Например, она рассказала мне о Мэри Уолстонкрафт. Эта маггла говорила, что женщины не являются существами, стоящими на более низкой ступени развития по отношению к мужчинам. Когда я процитировала это отцу, он покраснел так, что я испугалась, как бы его голова не лопнула.       Надеюсь, ты отлично поживаешь.

Твоя Лекси».

***

      «Сири,       Я нашла записи о непростительных в комнате Той Женщины. Я считаю, что она слишком зациклена на своей молодости, но ладно. Сумасшедших понимают только сумасшедшие.       Она описала Круциатус. Написала, что при воздействии этого заклятия кости как будто плавились, а голова буквально взрывалась. Круциатус могут наслать только те, кто наслаждается болью другого, поэтому Блэки правда чокнутые. Мне очень жаль, что тебе пришлось это пережить. Я очень надеюсь, что миссис Поттер смогла тебя выходить и теперь ты в полном порядке.       Меня не научили хорошо говорить, но если ты вдруг захочешь, когда мы встретимся… Давай поговорим.       Ты очень сильный, Сири.

Твоя Лекси».

***

      «Сири,       Сегодня приходили Лестрейнджи. Я прокляла Беллу с помощью Брахиабиндо. Конечно, Рудольфус легко снял чары, но мне понравилось видеть кузину такой беспомощной и удивлённой.       Тётя Друэлла была просто в ярости, как и Та Женщина. Они сказали мне, что я должна быть настоящей Блэк и не накидываться на своих родственников просто потому, что мне не нравится, как они себя ведут. Иронично, не так ли? Поганые суки. Терпеть их не могу.       Я думаю, что, если Рег продолжит вести себя так, словно он пуп Земли, я прокляну и его.

Твоя Лекси».

***

      «Сири,       Завтра мы встретимся. Та Женщина заставила меня поклясться, что я поеду в школу с Регом. Теперь она не говорит брать пример с более осознанного брата. Говорит просто брать пример с Рега. Больше не считает тебя своим ребёнком. Надеюсь, ты рад. Я тоже не хотела бы быть её ребёнком. Она мразь.

Жду встречи, Лекси».

***

      Алексия взглянула на свой чемодан, перевела вопросительный взгляд на часы. Стрелки медленно приближались к двенадцати, вот-вот готовясь пробить время обеда. Девушка снова посмотрела на собранный чемодан и, встав с края постели, решительным шагом покинула спальню.       Поместье, как обычно, провожало её сравнительной тишиной. Портреты не разговаривали, многие старики на картинах дремали и недовольно морщили носы, слыша скрип половиц. Уверенные шаги ударялись о стены эхом и двигались всё дальше по узкому коридору. Приоткрылась дверь, и из своей комнаты выглянул Регулус. Он выглядел таким же растерянным, как сестра несколько мгновений назад. Его школьная форма уже идеально сидела на теле, волосы качественно были прибраны в причёску, и кончики волнистой чёлки спадали на ресницы. Когда Алексия прошла мимо, не удосужив даже посмотреть на близнеца, Регулус вышел из спальни и поплёлся следом.       Они должны были отправиться на станцию «Кингс-Кросс» ещё полтора часа назад, но почему-то до сих пор сидели в своих комнатах и не собирались. Обычно мать присылала Кикимера, который левитировал чемоданы на первый этаж и просил детей спуститься для отправки. Но сегодня Вальбурга не сделала ничего, что говорило бы об отъезде. Алексия нашла её в гостиной комнате.       Женщина внимательно всматривалась в колдографию Сириуса. Её губы были плотно сжаты в выражении то ли недовольства, то ли злости. Когда девушка негромко постучала и оттолкнула дверь, входя внутрь, Вальбурга не шевельнулась, чтобы обозначить понимание чужого присутствия. Она продолжала молча сверлить взглядом портрет, которого быть на стене не должно, и задумчиво крутила в пальцах волшебную палочку. Неужели женщина простояла здесь полчаса и совершенно забыла о том, что пора отвести детей на поезд? Обычно пунктуальная и всегда соблюдающая установленные рамки Вальбурга Блэк не могла так сильно оплошать. Она знала, что супруг не занимался делами детей — не нянчился, не заботился, не воспитывал, не следил за расписанием и поведением в школе. Было глупо полагать, что мать так легкомысленно забыла о своих обязанностях, просто глядя на портрет старшего сына.       — Почему мы не отправляемся?       Алексия говорила так тихо, как только могла. Будто спрашивала у самой себя. Регулус позади неё наблюдал за матерью с некоторым непониманием в глазах. Стоило признать, что их обоих пугало безмолвие. Вальбурга была болтлива — она всегда наслаждалась звуком собственного голоса, который разносился по пространству с невероятной силой. Сейчас же мать просто обернулась. Молча смерила близнецов странным взглядом, который Алексия не смогла прочитать, и отвернулась снова.       — Диффиндо, — проговорила женщина, направив кончик палочки в сторону колдографии. Снимок должен был изрезаться на мелкие части после произнесённого заклятия, но остался невредим. Тогда Вальбурга попробовала снова: — Редукто.       Предмет, который должен был взорваться, раскрошиться на куски, остался нетронутым. Вальбурга попробовала ещё несколько уничтожающих заклятий, но ни одно не сработало так, как было должно. С полнейшей отстранённостью женщина повернулась к детям, направила палочку на дочь и склонила голову вбок так, словно о чём-то раздумывала. Алексия почувствовала, как все внутренности охолодели, но продолжила просто смотреть на мать. Если показать страх, то она накинется без раздумий. Если показать слабость, то мучения будут куда хуже задуманного. Однако женщина не стала ничего делать. Она просто медленно, словно охотившийся хищник, подошла ближе, и тогда Алексия уловила нотки алкоголя в дыхании матери.       Вальбурга не пила слишком часто, но алкоголь обычно слишком плохо сказывался на ней. Мать становилась настолько непредсказуемой, что даже трезвая её версия казалась душкой по сравнению с тем, что шло взамен. Алексия выпрямила спину едва ли не до хруста костей, когда тонкая ладонь насмешливо-ласково коснулась её щеки. Тонкие пальцы огладили кожу, прошлись по линии подбородка и опустились на шею. Слегка сдавили, и девушка поборола в себе желание схватить женщину за запястье. Регулус наблюдал за происходящим сзади, не подходил ближе и не вмешивался. Он просто смотрел. Как всегда. Вальбурга прикладывала всё больше силы, и пальцы сдавливали шею всё решительнее. Алексия слегка поморщилась от боли, от нехватки воздуха, но не смела отвести взгляда от лица напротив. Глаза Вальбурги — серые, до пугающего светлые — словно гипнотизировали её.       — Когда я впервые взяла тебя на руки, — прошептала сиплым голосом Вальбурга, — я сразу поняла, что не должна была позволить тебе жить. Ты не должна была существовать.       — Мама, — слабый голос Регулуса не привёл женщину в сознание. — Прекрати.       — Мне сказали: «Если мальчик и девочка — единоутробные двойняшки, девочка считается рожденной во грехе, потому что провела с мужчиной девять месяцев, и ничего хорошего из неё уже не получится». Ты забрала все ничтожные качества своего брата. Стала воплощением того, что не было достойно Регулуса.       — Мама…       Регулус шагнул вперёд, но Алексия не обратила на него внимания. Она почувствовала, как по щеке потекла слеза. Как взгляд затуманился, как дышать становилось с каждой секундой всё более тяжело. Вальбурга не заметила того, как нервно стали подрагивать девичьи губы, не обратила внимание на то, как участилось чужое дыхание, как изо рта вызывались нечленораздельные хрипы. Женщина опустила руку, освобождая горло от оков, замахнулась и ударила ладонью по щеке так сильно, что Алексия пошатнулась. Регулус негромко охнул позади. Она схватилась обеими руками за горящий след от пощёчины и испуганно, будто зверок перед охотником, посмотрела на мать. Ей было плевать на произнесённые слова — девушка слышала их не раз. Её пугало то, с какой невероятной скоростью менялось чужое настроение. Как быстро тоска перетекала в задумчивость, затем — в бессилие, наконец — в привычную ярость.       — Слёзы — слабость! Ты слабая, ничтожная девчонка, — прошипела она.       Алексия отошла чуть дальше, когда Вальбурга снова направила на неё палочку. Девушка резко обернулась и, несильно толкнув плечо удивлённого брата, выбежала из спальни. Она поднималась по лестнице так быстро, как только могла. Позади слышались уверенные шаги. На кончике чужого языка созревало проклятие. Красная молния ударила в стену над головой девушки, и она едва успела увернуться, спрятавшись за угол. Нужно было как можно быстрее добраться до спальни, успеть схватить собственную палочку. Неудобная юбка платья путалась между ногами при беге, мешала. Приходилось придерживать подол так высоко, чтобы не споткнуться. Ещё несколько молний ударили в портреты, не попадая в саму Алексию, и покойные родственники завизжали, заворчали. Испуганный голос Регулуса, который пытался остановить мать, смешивался с восклицаниями разъярённой Вальбурги.       Девушка захлопнула за собой дверь и нашла на письменном столе оставленную палочку. Она посмотрела в окно, прикидывая, смогла бы выпрыгнуть, но не успела ничего предпринять. Дверь с ужасным скрипом и треском слетела с петель, упала позади Вальбурги, которая оказалась на пороге. Её волосы, обычно педантично убранные, взъерошились. Длинные пряди падали на перекошенное злостью лицо. Тонкая рука поднялась резким движением, и Алексия едва успела произнести защитное заклятие, дабы избежать настигающего Круциатуса.       Вальбурга без лишних усилий отразила отбрасывающие чары, и Алексию откинуло назад с такой силой, что она больно ударилась о стену возле окна. Дыхание сбилось, лёгкие отказывались работать как следовало бы, и перед глазами замельтешили цветные мошки. Пытаясь собрать все оставшиеся силы воедино, девушка произнесла заклятие изгоняющих чар. Небольшая прикроватная тумбочка полетела в сторону ахнувшей от неожиданности Вальбурги и развалилась на доски, ударившись со всей скорости о стену. Это дало немного времени на то, чтобы Алексия поднялась с колен и выпрямилась.       Ей оставалось лишь использовать защитные чары, которые отражали заклятия матери, испарялись в воздухе, будто их и не было, исчезали. Всё, изученное за четыре года в Хогвартсе, не давало ни капли надежды на спасение в дуэли против сильной волшебницы. Алексия несколько раз пропускала проклятия, и теперь одежда разорвалась от плеча к пояснице. Кровь текла и впитывалась в ткань, и всё тело начинало болеть. Спазмы охватывали руку, в которой была волшебная палочка. Прибранная спальня стала непонятной свалкой испорченных вещей. Девушка ощущала себя бьющейся в клетке птицей, которая перескакивала с одного предмета на другой. То, как она метала в мать подушки с кровати, ощущалось полной беспомощностью. Алексия испуганно заверещала, когда окно разбилось от натиска матери, и морозный январский воздух ворвался в комнату.       Алексия выбежала из помещения, когда предоставилась возможность, и помчалась в сторону входной двери. Вальбурга кричала что-то вслед. Регулус мчался за ней так, словно пытался собственноручно вернуть в комнату и оставить на съедение тёмной волшебнице. Девушка промчалась через холл поместья и толкнула дверь. Ветер неприятно подхватил её распутанные из идеальной причёски волосы. Бешенные от страха глаза метались по улице в поисках укрытия. Она не слышала того, что говорил ей Регулус. Лишь бежала так далеко, как только могла, всё сильнее сжимая палочку в руке.       Когда адреналин перестал с невероятной мощью хлестать в крови, девушка остановилась. Она упала на асфальт, усыпанный влажным снегом, и позволила рыданиям вырваться из горла. Ладони вцепились в землю, одежда мокла. Кто-то проходил мимо, обходя её как прокажённую, кто-то останавливался посреди своего пути и глядел на неё огромными от испуга глазами. Алексия поняла, что забрела в маггловскую часть города лишь тогда, когда поднялась с колен. Люди вокруг были одеты странно. Скучные серые костюмы, многочисленные коричневые пальто — никаких мантий, никаких воздушных блуз.       Она медленно поднялась на ноги, спрятала свою палочку в карман школьной мантии и поплелась вдоль высокого дома. Когда сил не оставалось, Алексия села на поребрик и вновь разрыдалась.