heiress

      Оставшиеся недели своего пребывания в школе Алексия провела на иголках.       Она крупно вздрагивала, когда чьи-то грязевые бомбы взрывались в классах или коридорах. Дёргалась, если кто-то из знакомых неожиданно прикасался к ней, пока витала в собственных мыслях. Бессонные ночи продолжали идти своим чередом, но теперь Алексию мало волновала сдача тестов. Война за стенами Хогвартса росла и набирала обороты. Ходить по улицам стало в тысячу раз опаснее, и каждый день приносил всё меньше радостных известий. Этого было достаточно для того, чтобы всё настроение испарилось так, будто его и не было. Она была слишком задумчива на уроках, чтобы принимать участие в опросах и вести логичный диалог с профессорами. Макгонагалл несколько раз журила её за лишнюю отвлечённость, но не ругала по-настоящему, не назначала отработки, как тем, кто действительно валял дурака на уроках.       Позднее выполнение домашнего задание в тихой библиотеке стало не больше, чем постоянным размышлением над своей жизнью и над судьбами тех, кому с жизнью пришлось расстаться. Волан-де-Морт и его последователи не стояли на месте и совершали всё больше нападений, поэтому газеты говорили только о нём и его влиянии. Семьи многих учеников были в безопасности, но порой того или иного могли оторвать от занятия, чтобы сказать, что член его семьи был ранен или убит. Наступление тёмных времён теперь ощущалось как никогда остро.       Квиддич команды Гриффиндора против команды Когтеврана пронёсся слишком быстро, но доставил удовольствие каждому. Пусть Джеймс и его верные товарищи по спорту проиграли в этот раз, упустив золотой снитч, башня Гриффиндора всё равно радовалась тому, что можно было ненадолго позабыть о приближающихся тестах, куче домашнего задания и нагнетающей ситуации вне Хогвартса.       Целую неделю после матча Большой зал был украшен тёмно-синими и серебряными оттенками в честь победившей команды, и компания мародёров не могла оставить это просто так. Они каждый день придумали что-то, что могло подорвать гордость чужого факультета. Сириус сменил небольшого гордого ворона на маленького львёнка, который оглушительно рычал. Питер наложил на мантии когтевранцев заклятие, меняющее синий цвет на алый в честь Гриффиндора. Римус разработал своё собственное заклинание, которое заставляло когтевранцев каждый раз вместо названия собственного факультета кричать: «Гриффиндор! Гриффиндор! Гриффиндор! Вперёд!» Джеймс заколдовал мётлы соперников так, что каждый раз при взлёте они кружили вокруг своей оси, прутья горели алым цветом, а над полем для квиддича взрывались салюты. Однако когтевранцы не были бы собой, если не смогли бы снять наложенные чары. Для этого требовалось время, однако они довольно быстро справлялись.       Гиперфиксация мародёров на Когтевране давала небольшую поблажку слизеринцам, которые на время перестали страдать от их проделок. Конечно, это принесло кучу отработок и снижение баллов факультета, однако каждый, казалось, был только счастлив. Кроме, очевидно, Лили Эванс, которую такой уклад совершенно не устраивал. К долгим нотациям от Макгонагалл добавлялись лекции о правильном поведении авторства Лили. Порой Алексия, возвращаясь из библиотеки, заставала мародёров в общей гостиной факультета. Староста стояла перед ними и отчитывала так, словно являлась матерью непослушных мальчишек. Она забавно упирала руки в бока и выглядела рыжей молнией, что сверкала в разные стороны, едва-едва не задевая парней.       В такие вечера Джеймс, не оставляющий желания ей понравиться, стыдливо опускал голову и мямлил что-то в оправдание. Римус, хотя тоже выглядел виноватым, смотрел прямо в лицо Лили и изредка кидал ей мягкие улыбки, будто пытался смягчить. Питер казался таким напуганным, что Алексия боялась, как бы его не хватила паническая атака. Сириус же, развалившись между своими друзьями, лениво выслушивал все жалобы или, если совсем было скучно, менял цвет волос девушки, пока та, яро жестикулируя, ругала их.       Несмотря на подавленное состояние от разговора с кузиной, жизнь шла своим чередом. Пусть нестабильность стала вторым именем повседневности, Алексия вполне уживалась с обоими понятиями. Она не в первый раз пыталась совместить что-то, совершенно несовместимое.       Обычно вечера в библиотеки скрашивались присутствием Регулуса. Отношения с ним всё ещё казались слишком напряжёнными, но они плавно восстанавливались. По крайней мере, так считала Алексия.       Их беседы были суховатыми в первое время после небольшой ссоры в коридоре Хогвартса. Пусть никто не извинялся, но вскоре это перестало быть таковым. Они обсуждали объём домашнего задания, помогали друг другу в выполнении каких-то эссе или опрашивали друг друга по тому или ному предмету. Затем разговор переходил к книгам, и Регулус послушно выслушивал пересказы сестры. Они обсуждали шахматы, и пусть Алексия совершенно не понимала сути игры и её правил, она всё равно внимательно слушала и иногда даже задавала уточняющие вопросы. Всё медленно, крошечными шагами возвращалось на свои места. И этот факт зажигал непонятную надежду на хорошее, хоть и не безупречно светлое, будущее.       Алексия не надеялась на то, что Регулус подастся бунтарскому настрою и пойдёт против родителей. Она не ждала от Сириуса какой-то прилежности по отношению к матери. Но что-то, очень напоминающее наивную веру, медленно росло внутри.       Марлин Маккинон стала небольшим островком отдыха в окружающем мире. Проводя вечера именно с ней, Алексия могла полностью расслабиться и не думать о том, что обычно сильно тревожило. Марлин была понимающей, и если бы девушка захотела поговорить о своей семье или даже о войне, то Маккинон обязательно выслушала бы и даже дала бы советы — Алексия была уверена. Но открывать душу и тем более вытаскивать наружу все тёмные секреты не хотелось.       Марлин была светлой и открытой, доброй и умеющей постоять за себя. Она просветила Алексию в спектр идеологий, который в маггловском мире назывался феминизмом, и рассказала о том, какие законы принимало маггловское правительство для равноправия в стране. Рассказала о том, что было модно и актуально вне магического сообщества. Рассказала о том, что такое телефон и как пользоваться маггловской системой почты. Алексии нравилось слушать даже то, как саркастично и иронично Марлин высказывалась о религии, хотя сама девушка не совсем понимала причин возникновения какой-либо веры. Марлин стала островком нового и неизученного в стабильности текущих дней.       Когда до Рождества оставалось всего несколько дней и ученики уже начинали собирать свои вещи, Алексия почувствовала новый прилив паники. Смятое письмо от Вальбурги прожигало карман, и не было никаких ясных причин, чтобы носить скомканную бумагу повсюду, но девушка почему-то это делала. Она боялась того, что ждало её дома, и это сбивало с толку.       Вальбурга любила хлестать её плетью так, чтобы на спине оставались некрасивые рубцы шрамов. Ей доставлял какое-то садистское удовольствие процесс избиения железной линейкой, которая проходилась по каждому запястью не менее сотни раз. Алексия не могла понять, как женщина, которая обрабатывала маленькой дочери разбитые колени, нежно поглаживала поцарапанные уличным котом ладони, стала той, кого она теперь страшилась. Было ли это приёмом воспитания или собственной выгодой — доставлять боль своей родной дочери?       «Алексия Хестер Блэк,       Твои успехи в этом учебном году радуют нас с отцом. Однако у нас есть подозрения, что ты не особо стараешься, изучая Древние Руны. Приложи больше усилий до конца этого семестра. Помни, что на твоём счету уже есть два наказания.

С уважением, Вальбурга Блэк.»

      Алексия перечитывала слегка стёртые предложения разом за раз, и с каждым прочтением неприятные мурашки ощущались всё более отчётливо. Она невольно приложила ладонь к шраму на запястье, оставленному матерью, и тяжело вздохнула. Скомканное письмо всё-таки было отправлено в пасть камина общей гостиной. Девушка упала на диван и прислушалась к тишине башни. Многие уже готовились ко сну.       «Помни, что на твоём счету уже есть два наказания».       Она провела ладонями по украденным у брата штанам и подумала о том, что на перроне в Лондоне стоило бы появиться в юбке. Прикрыла глаза, морально пытаясь подготовиться к тому, что могло её ждать.       — Ты чего не спишь?       Алексия резко поднялась и выпрямилась по струнке, вглядываясь в темноту. Взъерошенный сном, но выглядевший довольно бодро Джеймс Поттер неторопливо спускался с лестницы, ведущей в спальни мальчиков. Он перепрыгнул через высокую спинку дивана, и девушка еле успела поджать ноги, чтобы Джеймс не уселся прямо на них. Его очки немного скосились от прыжка, и на лице появилась широкая улыбка.       — Не спится.       Джеймс понятливо промычал, раскинулся на диване так, будто был дома, и уставился на языки пламени в камине. Алексия осмотрела его профиль — прямой нос, припухлые губы, ресницы, обрамляющие тёмные глаза. Перевела задумчивый взгляд за окно, небо за которым совершенно потемнело.       — Сириус тоже сам не свой.       Алексия недоверчиво прищурилась — Сириус сам не свой? Разве кто-то такой, как постоянно донимающий, самоуверенный и экстравагантный, как Сириус Блэк, мог чувствовать себя не так, как обычно? Джеймс же, заметив её взгляд, тихо рассмеялся и вздохнул. На его губах ещё покоилась слабая улыбка, когда он заговорил.       — Будь я на вашем месте, тоже бы боялся.       — Я не боюсь.       — Коне-е-ечно. И Сириус не боится. Вы вообще самые бесстрашные.       — Меньше иронии, Поттер.       Парень выразительно закатил глаза, но в следующее мгновение мягко посмотрел на девушку и подбадривающе ей улыбнулся.       — Миссис Блэк ужасная, и муженёк её не лучше. Не могу сказать хоть что-то о Реге, потому что ваши показания о нём разнятся…       — Ты что, мой адвокат?       — Не перебивай, ты, — Джеймс указал на неё пальцем, и Алексия фыркнула. — Я пытаюсь сказать, что… Слушай, Сириус Блэк чокнутый идиот, но как только я его увидел…       — Ты влюблён в моего брата?!       — Мерлин, Блэк, нет! — Джеймс расхохотался, за что получил удар диванной подушкой, ведь мог разбудить всю башню. — Это ужасно! Никакой великолепный мерзавец не подвергнет мою любовь к Лили сомнениям!       Алексия молча покачала головой и обняла подушку, которой только что била Поттера. Последний же снова вернул огню в камине взгляд. Поленья медленно пожирались пламенем.       — Как только я увидел Сириуса, понял, что он отличается от Блэков. Родители просили меня не связываться с ними, но Сириус правда совершенно не такой. Он драматичная задница со своими тараканами в голове, но не тёмный волшебник. Потом, через год, когда я увидел тебя и Регулуса, я подумал: «Охренеть, двойняшки!»       — Ты это и озвучил…       — Прекрати меня перебивать. Регулус тогда так противно фыркнул, что я его чуть не прибил прямо в купе. А ты закатила глаза — прямо как Сириус, клянусь! — и такая: «Неуч, двойняшки — это однояйцовые близнецы, а мы — разнояйцевые». Угадай, что говорил тогда Сириус?       — Что ты идиот?       — Во-первых, ты, маленькая выскочка, это был риторический вопрос. Во-вторых, Сириус меня до сих пор идиотом называет — это замена «малыш», «милый» или «любимый» в наших с ним отношениях. В-третьих, эту херню о близнецах мне целый год затирал Сириус, когда я говорил, что ему повезло иметь двойняшек в семье!       — Ты говоришь мне всё это, чтобы я убедилась в твоей тупоголовости, или что?       — Я говорю тебе всё это, чтобы ты знала, что я всегда хотел иметь братьев или сестёр — вот что. Сириус стал моим братом, как только переступил порог купе, где я сидел с Питером. А раз ты его сестрёнка, то и моя сестра тоже. Правда, о тебе я знаю только то, что ты противная заучка. Но, раз мне суждено жениться на зубрилке, то я и тебя могу принять.       Алексия закатила глаза и отвернулась. Она закрыла глаза на тёплое чувство, которое разлилось по телу от слов Джеймса. Было решено перекинуть ответственность за появившееся приятное чувство на усталость от учебного дня.       — Лили отшивает тебя, потому что ты много болтаешь без дела и не умеешь делать комплименты.       — Не-а, — Джеймс самонадеянно улыбнулся. — Она отшивает меня, потому что не готова жить под одной крышей с Аполлоном.       — Ты собираешься забрать Сириуса с собой, когда женишься на Лили?       — Мерлин, Блэк, ты меня убиваешь! Я говорил о себе! Твоя безукоризненная любовь к старшему брату меня иногда пугает. Надеюсь, я стану таким же братом, которого ты полюбишь всей душой.       Он совершенно раздражающе потрепал её по макушке, ероша волосы, широко улыбнулся и встал с дивана, чтобы уйти.       — Ложись спать! Завтра на уроки, малявка.       Джеймс неторопливо прошёл через гостиную и в полном молчании поднялся по лестнице. Когда дверь в спальню закрылась в гробовой тишине гриффиндорской башне, Алексия снова вытянула ноги и позволила себе улыбку. Насколько хорошим и добрым человеком нужно было быть, чтобы предложить человеку стать родственником? Джеймс был либо до глупости наивным, либо действительно чрезмерно бескорыстным и добросердечным.       Алексия знала, что Сириуса и Джеймса связывали более крепкие отношения, чем других мародёров. Она не была уверена, но теперь, когда Джеймс прямо заявил о своих братских правах на Сириуса, девушка убедилась в намерениях Поттера. Так как Джеймс был единственным, притом поздним и долгожданным, ребёнком в семье, родители не чаяли в нём души. Вполне очевидно, что парень всегда мечтал о том, чтобы иметь младших братьев или сестёр. Он жаловался на то, как одиноко и скучно ему было без друзей каждый раз, когда Сириус возвращался в поместье на Гриммо во время каникул. И вот так легко предложить кому-то совершенно незнакомому стать братом или сестрой мог только Джеймс.       Алексия не была для него другом, но теперь, когда ночь медленно текла и пыталась достичь рассвета, пыталась вспомнить то, как добр к ней был парень. Он помогал с уроками так, будто девушка не знала, что именно Джеймс оставлял ей записи по Зельям или Трансфигурации. В её сумке волшебным образом оказывались аккуратно завёрнутые в салфетки пирожные с ужина, потому что Поттер видел, что Алексия отказывалась от сладостей, чтобы не разочаровать мать своим весом. В особенно тяжёлые учебные дни, когда домашнего задания было слишком много, она находила себя уснувшей в кресле общей гостиной и укутанной в плед, который пах яблочным пирогом или тёплым сахарным пудингом — чем-то, чем обычно пах сам Джеймс. Он аккуратно, как любила Алексия, складывал забытые в гостиной учебники и книги в стопки и заставлял кого-нибудь из мародёров помогать ему относить их в библиотеку, если сама девушка не успевала.       Джеймс был ей другом, даже не предлагая и не ожидая согласия. Он был другом только потому, что Алексия была сестрой Сириуса. Учись Регулус на Гриффиндоре, помогали ли мародёры и ему так же?       Алексия прикрыла глаза, вздыхая. Третий брат в её жизни стал бы просто катастрофой.