heiress

      Вокзал был переполнен людьми, как обычно.       Наконец-то встретившие своих друзей спустя два месяца летних каникул школьники радостно бежали навстречу друг другу, чтобы крепко обняться и поплестись в пустой вагон поезда. Разговоры становились всё громче и насыщеннее, по всей платформе разносился задорный смех. Кто-то плакал, провожая своих детей в школу, кто-то обнимался с родителями и умолял не отправлять на учёбу.       Цвета четырёх факультетов смешивались в толпе, купленные на новый учебный год мантии сверкали своей новизной, колёсики чемоданов шумели, тащась за своими хозяевами. Совы летали туда-сюда, будто тоже торопились найти своих товарищей. На плечах некоторых учеников сидели ящерицы, кто-то нёс в руках любимого кота. Здесь пахло предвкушением нового учебного года и магией — чистой, насыщенной, светлой. Здесь не было многочасовых собраний, как на улице Гриммо, не было противных лиц родственников, которые распинались о значимости чистокровности, ещё не наступила пора волноваться за волшебный мир, который трещал по швам и вскоре будет полностью поглощён войной.       Белоснежная рубашка, идеально заправленная в длинную юбку, неприятно стискивала движения. Хотелось расстегнуть хотя бы первые две пуговицы, чтобы воротник не так сильно давил на шею. От купленной мантии пахло собственной комнатой и ароматом духов, которыми пользовалась девушка. Она прикусила губу, пока высматривала знакомые лица в толпе. Регулус негромко беседовал о чём-то с Вальбургой, которая присутствовала на платформе каждый год, когда нужно было отправлять детей в школу. Сириус небрежно прислонился спиной к колонне, подогнул одну руку, а на второй внимательно изучал свой маникюр. Конечно, на его ногах теперь были новые шрамы от материнского наказания, но лак был зачарован не смываться три недели, поэтому сделать что-то, кроме как оторвать наследнику руки, Вальбурга не могла. Красно-золотой галстук на шее старшего брата выглядел небрежно, но всё равно приковывал внимание матери и выводил её из себя, хотя стоило бы уже привыкнуть. Точно такой же красно-золотой галстук на шее Алексии был спрятан под мантией.       — Я ожидаю «Восхитительно» от твоих экзаменов, Алексия, — проговорила Вальбурга уже после того, как посюсюкалась с братом. Девушка послушно кивнула. Трудно будет завалить экзамены, учитывая всё время, проведённое в библиотеке над записями и книгами. — Даже от Зелий и Чар, ты поняла?       — Да, мэм.       Волшебница тут же кивнула, одарив дочь холодным взглядом. Она быстро взглянула на старшего сына, будто скрывала его причастность к семье Блэков, и тяжело вздохнула. Его помятая рубашка, незаправленная в брюки, наверняка раздражала её перфекционизм.       — Не доставляй мне проблем. Бери пример с более осознанного брата, — дала наставление женщина и мгновенно исчезла, оставив после себя лишь одно упоминание.       Дети семьи Блэк тут же взяли свои чемоданы за ручки и пошли в сторону поезда. Сириус мгновенно отдалился: в прощание он по-детски показал Регулусу язык и намеренно потрепал сестре волосы, заплетённые в тугой пучок на затылке. Алексия фыркнула от наигранного раздражения и поправила причёску, пока взгляд всё ещё покоился на спине старшего брата. Она увидела вдалеке Джеймса, который прощался с родителями и набросился с медвежьими объятьями на своего друга, стоило только увидеть. Вскоре к компании присоединился Питер; его встретили с той же радостью. Римус, как обычно, наверняка опаздывал, пусть и являлся старостой.       — Идём. — Регулус потянул сестру за рукав мантии, и она тяжело вздохнула.       — Почему я не могу посидеть в вагоне Гриффиндора?       Он помог ей затащить чемодан, набитый всем необходимым, в вагон и посмотрел так, словно девушка сошла с ума. Его волнистая чёлка комично растрепалась, совсем не соответствуя идеальному образу второго сына древнейшего рода. Галстук совсем немного перекосился, но тут же был поправлен. Когда они начали неторопливо двигаться по узкому коридору поезда, Регулус наконец-то ответил.       — Мама сказала тебе всегда ездить со мной. Вряд ли она одобрит, если ты пойдёшь в тот вагон.       — Тебе самому не надоело ездить со мной каждый раз, пока твои друзья в соседнем купе? Понятно же, что они меня терпеть не могут.       — Какая разница? Они уважают тебя — вот, что главное.       — Они боятся моей фамилии, а не уважают меня. Это разное, Рег. И Сириус каждый раз отчитывает меня за то, что я не поддерживаю гордость факультета.       — Больше его слушай, — фыркнул с раздражением Регулус, но его лицо оставалось всё таким же непроницаемым и холодным, как обычно. Типичный Блэк: никаких эмоций. — Уверен, что за подобное поведение его давно пора выжечь с семейного гобелена.       Алексия резко остановилась и нахмурилась, глядя в спину лениво отдаляющегося близнеца. Вскоре Регулус, видимо, заметил её отсутствие. Он развернулся и подошёл ближе, глядя в лицо с лёгким непониманием. Сейчас ей было противно, как никогда, когда в голову пришло напоминание о их невероятной схожести. Их глаза, нос, губы, высокие скулы, худоба — всё было идентичным настолько, что Регулусу вынужденно приходилось состригать волосы, чтобы не быть слишком похожим на сестру. Они оба всегда завидовали Сириусу, ведь он был единственным, кто не имел двойника в родне.       — Что за чушь, Рег?       Регулус впервые за долгое время показал истинные эмоции: глаза слегка расширились от такой наглости, а губы приоткрылись в удивлении. Алексия видела, как в его голове зарождаются новые нотации и выискивается правильный ответ для происходящего, но возмущение в её груди становилось всё более горящим с каждой секундой. Краем глаза она слышала отдалённый голос Сириуса, как будто он был где-то совсем рядом, беспечно смеялся над чьей-то шуткой и хорошо проводил время. Двое второгодок за спиной Регулуса, увидев Блэков, тут же развернулись и пошагали прочь.       — Не смей говорить такую поеботину о своём брате.       Парень прищурил взгляд и склонил голову вбок: изучал. Его губы скривились в неприязни.       — Какого чёрта ты позволяешь себе подобное?       — Ты когда-нибудь спрашивала об этом Сириуса? Кажется, этот вопрос должен быть адресован ему. Он не ведёт себя так, как подобает наследнику.       — Да плевать мне, наследник он или нет. Он всё ещё наш брат, Регулус, ты не смеешь так о нём говорить.       Регулус сухо рассмеялся. Алексия ненавидела, когда он так делал, и поэтому брат всегда пользовался этим манёвром. Злость на своего близнеца становилась всё более отчётливой, неприятно драла грудь изнутри и грызла рёбра в желании выбраться наружу. Костяшки на руке, держащей ручку чемодана, побелели от вложенной силы. Волшебная палочка жгла глубокий карман мантии и взывала к себе, на языке формулировалось проклятие. Алексия ненавидела, когда Регулус вёл себя так: принижал Сириуса, говорил гадости о том, кто всегда выгораживал их двоих. Их отношения были напряжёнными отчасти из-за родителей, но Алексия никогда не опускалась до того, чтобы критиковать чужое мнение. Чтобы критиковать своего старшего брата во всеуслышание — неважно, какого именно.       — Какая разница: брат он нам или нет? Он презирает нашу семью.       — Он никогда не презирал тебя или меня. Наши родители не белые и пушистые, чтобы любить их.       — Наши родители, — холодно и отстранённо, совершенно безэмоционально проговорил Регулус, — делают всё ради нашего блага. Он просто подорвал их доверие, изначально поступая не так, как они ожидали от него. Он учится с грязнокровками и предателями крови на этом грязном факультете, и ты…       Алексия громко фыркнула, прерывая пламенную речь. Ей пришлось собрать все свои силы, чтобы выпрямить спину по струнке и изобразить тот взгляд, которому обучали каждого Блэка — высокомерному и надменному. Она смотрела на Регулуса сверху вниз, хотя была значительно ниже, показательно откинула свою мантию и ткнула в лицо брата красно-золотой галстук.       — Как жаль, что и я тоже. Нахуй тебя и твою слизеринскую гордыню, Рег. Иди к своим маленьким Пожирателям смерти и не забудь убедиться, что к концу года тебя не выжгут с этого ебучего гобелена. «Чистота крови навек», Регулус.       — Ты ведёшь себя по-детски, — сказал он, прежде чем сестра развернулась, и схватил ручку её чемодана.       — Я и есть ребёнок, и ты, кстати, тоже, если вдруг забыл.       — Мама…       — Да заткнись со своей мамой. — Алексия резко подняла голову, хмурясь, и глядя на брата с чистой ненавистью. Она слышала, что позади кто-то перешёптывается, но пусть: волшебники обожали сплетни. Всё внимание Регулуса было направлено на сестру, поэтому и его эти разговоры мало волновали. — Эта женщина, — прошипела девушка, выглядя совершенно не так, как требовал бы этикет, — каждый божий день пытает нас проклятиями, отбирает палочки и принижает, ставя домовика выше, чем нас, а ты защищаешь её, а не того, кто прикрывал твою тощую задницу.       Регулус резко выпрямился, теперь в его глазах не было совершенно ничего. Одна холодная пустота, говорящая о конце разговора. Он взглянул за её спину и, нахмурившись, отпустил ручку чужого чемодана. Злость ещё плескалась в груди, пока Алексия наблюдала за тем, как брат удалялся в вагон своего факультета. Хотелось воспользоваться этим и бросить в него какое-нибудь заклинание. Пусть пляшет, пока не найдёт друзей, пусть покроется волдырями или прыщами, пусть его голова станет головой младенца — что угодно, лишь бы ярость от услышанной несправедливости выплескалась наружу, сделала бы что-то, получила последствия.       Быть выжженным с семейного гобелена значило навсегда покинуть семью.       Несколько лет назад мать выжгла Андромеду — их кузину, которая вышла замуж за магглорождённого. А до этого без какой-либо задней мысли выгнала из семьи своего родного брата, оставив на стене чёрную поглощающую дыру вместо портрета. Это наверняка не было единственными случаями унижения, но они были самыми свежими из всех.       Алексия ненавидела все традиции своей семьи, ненавидела каждый приём и каждое решение, принятое в обществе этих тёмных волшебников, но она действительно боялась той участи, которая настигла Андромеду и дядю Альфарда. Возможность того, что мать не стерпит выходок Сириуса и прогонит его, была большой и столь же пугающей, как и всё остальное. Орион Блэк никогда в жизни не станет перечить своей супруге и противиться тому, что действительно полезно для семьи, по их мнению. Если выгнать Сириуса — единственное правильное решение, то они так и поступят, не моргнув и глазом. Алексия никогда не простила бы себя за то, что брату пришлось бы уйти в то время, как она сама останется в какой-никакой безопасности, наделённая вниманием родителей и их деньгами.       Регулус — бесчувственный идиот, если не видел изгнания брата проблемой. Легко думать о изгнании другого, когда сам являешься открытым любимчиком родителей-деспотов.       Алексия умылась сухими ладонями, когда Регулус наконец-то отдалился на приличное расстояние. Рука нащупала ручку чемодана, и девушка наконец-то развернулась. Захотелось завыть, когда она увидела перед собой четверых совершенно знакомых людей. Питер Петтигрю выглядел напуганным, ломал пальцы и глядел на своих друзей, лишь бы не встретиться взглядом с дочерью Блэков. Римус Люпин задумчиво хмурился и осматривал Алексию так, будто она вот-вот разрушится, сломается, разобьётся, как хрустальная ваза. Джеймс Поттер поправил свои круглые очки на прямом носу и едва заметно ухмылялся, пока в его глазах плескалось что-то наподобие гордости. И только Сириус, глядя на свою сестру, маниакально улыбался во все тридцать два зуба и выглядел таким счастливым, как никогда.       Алексия не помнила, как давно Сириус улыбался, глядя на неё. Улыбался из-за неё. Не из-за кого-то ещё.       Она почувствовала, что слишком размякла, наверняка выглядела глупо и несобранно, пока смотрела на улыбку старшего брата, как на что-то вроде восьмого чуда света. С губ слетел уставший вздох, на лицо мгновенно была надета маска беспечности и раздражения.       — Отвали, Сириус, я не в настроении ссориться с ещё одним братом.       — Моя дражайшая сестра вступила в спор ради меня! Как я могу отвалить?       — Я сделала это не ради тебя, придурок напыщенный.       Алексия закатила глаза, отчётливо чувствуя, как начали гореть уши. Внимание остальных мародёров делало всё произошедшее ещё более нелепым и глупым, чем похвала Сириуса. Сам тот факт, что Сириус обратил на неё внимание не для того, чтобы отчитать или напомнить о том, какой ненастоящей гриффиндоркой она была, удивлял. Взгляды Поттера, Петтигрю и Люпина смущали ещё больше. Хотелось испариться, просто догнать Регулуса и молча доехать до Хогвартса, утопая во взаимной неприязни. Переизбыток положительных эмоций в свою сторону воспринимался не особенно хорошо.       — Послать такого драгоценного ребёнка, Лекси, да ты звезда этого дня! — Он засмеялся, и это вынудило её снова посмотреть в глаза брата.       Сириус был похож на Вальбургу внешне и всегда делал всё возможное, чтобы не напоминать её. Он отрастил волосы, но никогда не завязывал их, чтобы не выглядеть слишком похоже. Он небрежно носил одежду и матерился, специально делал голос чуть ниже и занимался спортом, чтобы не быть таким же утончённым и изящным, как мать. Но сейчас, глядя на него, Алексия понимала, что Сириусу нужно было просто улыбнуться, чтобы никогда не быть похожим на кого-либо из Блэков. Позволить серым глазам чуть сощуриться, морщинкам — немного выступить на идеальной коже, показать ровный ряд белоснежных зубов. Ему нужно быть просто счастливым и радостным, чтобы вся схожесть с матерью испарилась, будто её и не было.       — Прекращай.       — О-о-о, — заворковал он снова, притягивая к себе младшую сестру, чтобы обнять за плечи, — такая милашка, когда смущаешься.       Алексия снова закатила глаза, но явно выглядела недостаточно раздражённо. Джеймс расхохотался, когда Сириус начал трепать щёку сестры пальцами, жужжа ей что-то на ухо. Римус лишь фыркнул и подхватил чужой чемодан, когда брат начал уводить Алексию в сторону купе. Питер несмело улыбался: бедный мальчик, слишком много Блэков за один день.       В купе было ещё двое девушек, которых Алексия видела лишь мельком. Когда Сириус затащил её в купе, ученицы прекратили разговор и смотрели на Алексию с лёгкой опаской, но больше — с непониманием происходящего. Когда родственники оказались на сидениях, все остальные тоже потихоньку начали рассаживаться по своим местам и переговариваться о чём-то, что не было слышно из-за того, что Алексия пыталась оттащить от себя старшего брата и заставить его прекратить сюсюкаться с ней. Она слышала в его голосе гордость, слышала одобрение — и это делало её такой слабой и беззащитной, что захотелось разрыдаться.       Она впервые чувствовала себя настоящей младшей сестрой, которая нуждалась в опеке старшего брата, в его внимании, в его смехе и улыбке. Непривычность подобного поведения со стороны парня делала её уязвимой и по-настоящему глупой. Алексия чувствовала, что всё лицо стало невероятно красным.       — Сириус, отстань уже от девочки.       Джеймс пнул своего друга по лодыжке, сидя напротив, но всё равно улыбался. Он выглядел так, будто дождался момента невероятного воссоединения. Сириус перестал трепать покрасневшую щёку сестры, но всё равно сидел достаточно близко, будто невербально говорил о том, что всё ещё безумно рад. Алексия почувствовала незнакомое тепло, когда встретилась с мягким взглядом Римуса. Парень лишь едва заметно улыбнулся ей, прежде чем отвернуться и продолжить разговор с друзьями.