Сказка о жаровом змее

Мрачнее тучи Владомир спустился в затихшие с его появлением приказные палаты. Работа приказа тут же встала. Приказчики, уши которых невольно были вынуждены всё это время слушать крики из приёмной палаты, теперь кто прямо, кто исподтишка уставились на Владомира. С тех пор как Лесьяра не стало в общине, им приходилось лишь лелеять воспоминания о когда-то так присущем Владомиру дружелюбии. Оно испарилось. Да, со временем он взялся за ум и вместе с умом к нему стало возвращаться и умение общаться с людьми… вежливо? – ну по крайней мере безвраждебно – однако слишком уж бросалось в глаза то, что теперешняя его вежливость лишь высосана из пальца. И Владомира стали побаиваться. Казалось, чуть что не по его, так голову оттяпает! Однако, хоть до сих пор ни разу и не оттяпал, его всё равно побаивались, особенно сейчас, когда на всю общину прогремели слухи о возвращении Лесьяра, сразу за ними об очередной смерти Лесьяра, а за спиной Владомира стоял трясущийся как осиновый лист Беляй. Но Владомир будто бы вовсе ничего не замечал. Остановившись у одного из столов, он взял бумаги и стал наспех их заполнять. – Владомир, – неуверенно начал приказчик, у стола которого остановился заклинатель. – М-м? – Заполнять бессмысленно, тебе, к сожалению, денег не положено. Владомира это не смутило. Он продолжил заполнять. – Не поеду же я к Емельяну в этом? – показал он на свои изляпанные грязью одежды, вручая заполненную бумагу приказчику; что же он мог поделать, если собственных денег у него попросту не осталось, а одежда заклинателя, какой бы хорошей ни была, изнашивается быстрее лаптей? – Передай, пожалуйста, казначею, чтобы внёс эти расходы на моё имя, а не в общие. Я сам за них потом отчитаюсь. – Ты едешь к царю? – взяв из рук Владомира бумагу, глаза приказчика забегали от Владомира к Беляю и обратно. – Дела, – сухо ответил Владомир, однако узрев на себе пару десятков встревоженных глаз, добавил. – Не могу вам ничего объяснить, увы. Довольствуйтесь пока слухами. – Но хотя бы намекни! – раздался шёпот с дальнего стола. – Сами скоро всё узнаете, – бросил он и, тяжело вздохнув и прижав руку к сердцу, вышел прочь из палат. Оказавшись на свежем воздухе, Владомир ещё несколько раз тяжело вдохнул и выдохнул, приводя голову в порядок. С одной стороны, он пенял на себя за горячность. Да, показать свой острый язык он и намеревался, однако, по правде говоря, ляпнув лишнего, с остротой-то переборщил. Наказания теперь не миновать. С другой же стороны, разве ему с этого убудет? Да ни в одном месте! На хую вертел он эту жизнь старейшины общины с её бесконечно сковывающей его по рукам и ногам подневольностью. Конечно, дети малые, мечтая стать большими и сильными заклинателями с богатырскими силушками, думают, что работа заклинателя – это мечом махать направо-налево да судить всех по справедливости, а уж старейшина так вообще им кажется кем-то не от мира сего, могучую власть имущим, едва ли не божеством, которому видимо невидимое и слышимо неслышимое. Но на деле доля старейшины в заклинательской общине, увы, не так красочна. Могущества в ней кот наплакал. По большей части работа эта заключается в бесконечном ведении бумаг и отчетностей: когда в общине вся собственность – общая, казна – общая, ответственность – общая, то, чтобы при немалой численности жителей этим как-то управлять, назначаются старейшины, на плечи которых помимо ответственности общей сваливается ещё и ответственность личная, да приходится разбираться в делах, о которых ты знать-то не знал и знать не желал бы. Так в чём же смысл тогда быть старейшиной? Разве что званием перед детьми малыми, получается, хвастать! Шутка, конечно. Если говорить прямо, честно и без обиняков, взрослая жизнь по сравнению с детскими мечтами всегда как ушат ледяной воды в лицо. Она отрезвляюща. Она разочаровательна. Она пахнет наёбом. И хоть бы одна живая душа удосужилась вовремя предупредить, что на деле во взрослой жизни нет места мечтам и сказкам. Что взрослая жизнь – один большой холодный расчёт. Кто поумнее, тот понимает, что рассчитывать всегда надо только на себя и пользоваться всеми возможностями, которые даются, ибо жизнь – штука коварная: сегодня щедра, а завтра отымеет тебя и в хвост и в гриву и заставит последний хлеб по сусекам наскребать да крошками давиться. Ей богу, как баба, которая со скуки купила порося, а хлев построить не подумала. Но зачем же об этом думать, ежели у неё есть ты! И плевать ей, что поросей ты заводить не собирался: только заикнись – она тебе до кучи ещё и медведя из лесу притащит, чтоб неповадно было на неё жаловаться. И вот всю эту несправедливость жизни Владомир понял достаточно рано. Тогда, когда лишился материнской опеки и сделался в родном доме обузой. Владомира, естественно, такое отношение к себе не устраивало! Он никак не мог понять, почему весь мир в лице его матушки перестал крутиться вокруг него одного. Но не только не мог он понять, почему всё так обернулось, так ещё и в силу возраста его неокрепшее сознание не могло придумать способ вернуть всё на круги своя: разве детской ножкой громко топнешь? – увы, нет. Жизнь ясно дала ему понять, что никому до него нет дела. И взрослость, свалившаяся на голову маленькому мальчику, не на шутку того напугала. Горькое разочарование вылилось в слепую злобу ко всему миру. Его так несправедливо лишили его детства! И потому, стоило Владомиру попасть в добрые руки Лесьяра, он быстро оттаял и окунулся обратно в слепое наивное неведение. Он отказывался взрослеть, а Лесьяр и не настаивал, позволив этому ребёнку ещё девять лет наслаждаться сказками. Но неутешительные события трёх с половиной летней давности расставили всё по своим местам – Владомиру пришлось-таки повзрослеть, притом повзрослеть быстро. Потому что у него снова не осталось выбора? Да, и вместе с тем неверно было бы назвать это единственной причиной его взросления. У взрослой жизни есть одно весомое преимущество: именно она, с её жёсткостью и коварством, даёт возможность защитить свою семью. А в этом мире для такого, казалось бы, по природе своей ветреного человека как Владомир не было ничего важнее его семьи, и он, имея на этот раз на плечах взрослую голову, наконец понял, что ему надо делать, чтобы защитить себя и всех тех, кого он так сильно любит. Остервенело начищая щёткой шерсть Яшме, Владомир даже немного сожалел о том, что начал взрослеть так поздно – навёрстывать упущенное ему приходилось с утроенными силами без кого-либо рядом, кто мог бы быть ему подспорьем и поддержкой. Вот почему он и вертелся как мог. Как умел. Как получалось. И ведь кое-как, да получалось же! Его упрямство дало ему силы, его силы – звание старейшины, а звание старейшины – возможность вернуть Лесьяра себе. Теперь часть его горестей осталась позади. Тучи над ним стали потихоньку рассеиваться, и об уже содеянном Владомиру не имело смысла сожалеть, даже если содеяно оно было не то, чтоб особо удачно, – в дело грядущее, последнее устремились всё его внимание и силы. На мгновение Владомир остановился, чтобы снова переждать своё взбушевавшееся сердце, а когда его отпустило, продолжил начищать коня. Буря в его сердце, вызванная разговором с главами, потихоньку улеглась. Затея о возвращении Лесьяра домой согревала его, и от мысли, что скоро все страдания окончатся, на лице заклинателя появилась скупая улыбка. – …Владомир? Владомир, ты вообще слушаешь меня?.. – Нет, – буркнул тот, стоило ему расслышать у себя из-за спины голос Беляя, и улыбка на его лице, едва появившись, тут же погасла, – и был бы признателен, если бы ты замолчал. – Но я же лишь хочу тебя предупредить о том, что Емельян всё знает!.. – Мне плевать. – Да неужели на звание старейшины, которого ты так долго добивался, тебе плевать? – Да. – И на собственную жизнь тебе тоже плевать? – Да. – И Лесьяру?.. Щётка в руках Владомира дрогнула и едва не зарядила Яшме в глаз, отчего недовольный конь, которому помешали играть в гляделки со стоящими напротив него в денниках кобылами, попытался укусить нерадивого хозяина, но тот вовремя отпихнул его морду, заставив стоять ровно. Отвлёкшись на Яшму, Владомир удержал себя в руках. Ему всегда больших усилий стоило сохранение спокойствия, и уж перед поездкой к Емельяну, где оплошать ну никак нельзя, нужно было настроиться, потому Беляй ему сейчас был хуже кости в горле. До сих пор не удостоив того и взглядом, Владомир глубоко вздохнул и выдавил сквозь зубы: – Не тебе о Лесьяре заикаться. На его жизнь тебе было плевать. Но почему же ты каждый раз, как меня завидишь, поёшь одну и ту же песню? На рожон лезешь? Тебе что, нравится меня бесить? Подобру-поздорову, уйди, блять, с глаз моих, пока я тебе снова не врезал. Беляй на миг замолчал, но затем вновь начал: – Мне никогда не было плевать на жизнь Лесьяра… Если бы я знал, что всё так обернётся… – Ты глухой? – Я лишь хочу помочь… – Помочь? О, премного благодарен за помощь! Однажды ты уже помог так помог, оставив Лесьяра одного в лапах Емельяна! В ноги тебе кланяюсь за такую помощь! Помог так, что нет теперь никакого Лесьяра, так что обойдусь без твоей помощи! – Владомир сверкнул на него чёрными глазами. – Всё сказал? А теперь уёбывай. Но Беляй не сдвинулся с места. Глядя на Владомира, он то белел как снег, то краснел как рак. Кадык его гулял вверх-вниз по длинной гусиной шее, пока он неотрывно глядел на того, кто даже отрёкся называться его названым братом. – Я тебе уже всё рассказывал! Я не мог поступить иначе!.. – выпалил Беляй. – Мог, блять! Мог! – вдруг не удержав себя в руках, Владомир резко направился к Беляю, и тот попятился назад. – Ты, – указал Владомир на него пальцем, чуть ли не рыча, – был единственным свидетелем, а Емельян тебя отправил в общину! Неужто не сообразить было, что дело – дрянь! – И поэтому я сразу помчался сюда за помощью!.. – Отлично! Молодец! И сразу по прибытии оклеветал Лесьяра! Благодаря тебе убийство Лесьяра вызывает в сердцах людей лишь радость! О, жаль ты не видел, как они ликовали, когда… та нежить… блять, Яшма! Жуй свой овёс, а не меня! – прикрикнул Владомир на коня, отчего-то решившего снова покуситься на целостность конечностей своего владельца. – Нежить?.. – Да, блять, нежить! – вновь отпихнул Владомир Яшму, – висела мёртвая на петле! Вот потеха-то была! Похититель, попытавшийся выкрасть царицу! Экий ты ебаный сказочник! – Я такого не говорил! Землю расцеловать готов*! Я сказал лишь, что видел его входящим в царицыны покои! Ты и сам знаешь, что он там был! Просто отказываешься мне верить! *в некоторых русских народных сказках можно встретить упоминание такого варианта принесения клятвы, как целование земли. Последние слова Беляй выкрикнул громко, прямо в лицо нависшего над ним, как топор над шеей, Владомира. А Беляю такая храбрость была не свойственна; прикусив язык, он зажмурился, ожидая удар. Но удара не последовало. – Уйди с глаз моих, – помолчав, прошипел Владомир сквозь зубы. Беляй распахнул глаза и встретился с налитым кровью горящим нехорошим огнём взглядом. Трусость подсказывала ему уносить ноги, но были вещи и поважнее… – Влад, не едь к Емельяну! – посмел продолжить настаивать на своём Беляй и вдруг резко сменил голос на едва различимый шёпот. – Емельян вычислил твои проделки! Сундук со сладостями… Если ты им воспользуешься, то быть беде. Тебя же Стрелицкая община подговорила? Он тебя… – УЙДИ БЛЯТЬ! – взревел Владомир, наконец не выдержав. Рот Беляя тут же захлопнулся. Окончательно убедившись, что дело его пропащее, он побрёл прочь, и Владомир, тяжело дыша, вернулся к своей работе по надраиванию Яшмы и драил так долго, что бедолаге-коню пришлось хорошенечко лягнуть его в ногу, дабы Владомир ненароком не протёр в нём дырку. Пусть Яшма и был волшебным конём, да перед кобылами дырявым-то ходить не к лицу, ой не к лицу! А то, что хозяин дурак – так что ж он мог с этим поделать? Видимо, ему одному было дело до того, что под ногами стоящих перед ним миленьких кобыл уже битый час беспокойно сновали туда-сюда серые мыши. Как ни странно, приказ о наказании Владомира не выходил и не выходил, и спустя несколько дней так и не будучи выпоротым Владомир преспокойно себе отправился во дворец Емельяна. Земля нынче оттаивала быстро, половодье знатно размыло дороги, потому несмотря на опустевшие большаки* оказался Владомир в Житецке на день позже, нежели рассчитывал. *раньше мощением дорог никто особо не занимался, водоотведением тоже (да что уж там греха таить – и сейчас с этим немалые беды), потому дороги представляли собой заезженную колею, которую размывало любым дождем, а уж во время паводков и половодий и подавно. В связи с этим буквально любое перемещение по земле останавливалось. Ждали, пока спадёт вода. Так что если вдруг волшебным образом вы окажетесь в далёком прошлом в средней полосе и решите попутешествовать, ни в коем случае не делайте этого весной и осенью, если не хотите застрять в дороге и помереть от голода, холода или зубов приметивших вас животных. Стоило ему проехать дворцовые ворота, как ему сообщили, что царь ожидал Владомира вчера и давеча отбыл на охоту. – В таком случае может ли меня принять царица? Ответом Владомиру было нет, но ответ этот его удовлетворил – значит, царица осталась во дворце без царя. Беляй, до сих пор молчаливой тенью сопровождавший Владомира, тут же догадался о намерениях последнего, и всё же поделать ничего не сумел. Оставив Яшму у ворот, Владомир незамеченным прошмыгнул на царское подворье, по памяти отыскал нужный терем, к которому, казалось ему, буквально вчера они с Лесьяром крались, чтобы тот передал царице её волшебную книгу, поднялся по крыльцу и, приложив руку к стене, в два счёта разорвал мешавшее войти внутрь заклятие. Двери перед ним послушно отворились – непрошеный гость ворвался в царицыны покои и хлопнул дверьми перед носом Беляя, оставив того куковать на крыльце. Как и ожидалось, царица гостей не ждала, а если и ждала, то уж точно не таких. Взгляд гордых глаз на мгновение сменился испугом. Но только на мгновение. – Как ты смеешь?! – не без замешательства слетело с её губ. – И тебе, царица-матушка, доброго здравия, – низко поклонился ей Владомир. – Прошу простить меня за столь неожиданное вторжение, однако пришёл я по делу, никак отлагательства не терпящему, и кроме царицы никто мне помочь с ним не в силах. – Ты хоть знаешь, что привёл себя на погибель! – Да будет так. И всё же идти мне больше не к кому. Поняв, что человек перед нею безнадёжен, она уже снисходительнее окинула его взглядом. – Что же тебе надобно от меня, что ты не страшишься распрощаться с головой на плечах? – Знать, кто такой Емельян. Царица повела бровью. – И это то дело, которое не требует отлагательств? – Именно. – Ха! Да ты безумец! Безумец и дурак! – Если царица видит меня в таком свете, пусть будет так. И всё же я бы желал вернуться к изначальному своему вопросу. Меня действительно интересует царь Емельян. Его силы, способности, войско. Откуда он прибыл и кто по происхождению. От такой наглости царица ещё больше опешила. Казалось, Владомир слеп был к её высоко вздёрнутому носу и недружелюбным речам. Казалось, он намеренно не замечал этого, как если бы он мнил себя равным царице. – Кем ты себя возомнил? С чего ты взял, что я тебе, прихвостню Стрелицкой общины, буду что-либо сообщать? Однако стоящий перед нею прихвостень знал, что в ней сидело зерно сомнения, видел, что она им не довольна, и потому стал объяснять. – Мне жаль слышать, что в глазах царицы я лишь стрелицкий прихвостень. Душою и сердцем мой дом – Зеленоборская община, и я был бы рад не иметь связей с иными общинами вплоть до того, чтоб заклинателем не быть вовсе. Однако не без причастности сидящей передо мною царицы мне пришлось начать сомнительное сотрудничество. – То есть это я виновата в твоих бедах? – Царице это лучше знать, нежели мне, – Владомиру думалось, что женщина перед ним сейчас прикажет ему убираться вон, однако отчего-то она этого не делала, – знать, как и зачем Емельян убил Лесьяра. Царица вольна досадовать на меня за моё безумство, коль ей так угодно, однако я прошу понять моё любопытство. Мой друг, которого обвинили в краже, никогда не питал к царице страстных чувств, и потому царева сказка в моих глазах всегда была наглой ложью. Однако… мне пришлось переменить своё мнение, когда этот же друг вдруг на моих глазах протянул царице руку помощи в лице… – помня наказ Лесьяра о всё слышащих стенах, Владомир проговорил одними губами, – её книги, – теперь он наблюдал, как гнев царицы сменился удивлением, сомнением, нерешительностью, в которой, казалось, проскользнула едва ли не милость к стоящему перед нею просителю – а проситель того и добивался, и потому говорил всё оживлённее. – Я более чем уверен, что страстных чувств он к царице до сих пор не имеет. Тогда я задался вопросом: а что ж в таком случае им движет? Владомир замолчал, и вдруг, словно спохватившись, царицыно лицо вновь приняло свой грозный вид. – Мне почём знать? – Мне тем более почём, и всё же голова на моих плечах имеется. Пока ещё, – Владомир усмехнулся. – И вот пришла мне в эту самую голову мысль поискать сведений о царе Емельяне. И что же я нашёл? Да, собственно, ничего. То есть буквально никто о царе Лихолесском ничего не знает. Тогда я решил начать не с царя, а с царицы – но и там, к удивлению моему, не густо. Слухи-то кое-какие о заклинательских силах ходят, мол-де заклинательству обучена – да и только. – Разве ты пришёл узнавать обо мне, а не о моём муже? – О нём, однако из спутанного клубка нитка никогда не тянется одна. Более-менее толковые сведения начинаются с тех пор, как когда-то давно старый царь Лихолесского царства бросил клич о том, что выдает свою единственную дочь замуж. Но год за годом загадки никто разгадать не мог, хоть ты тресни! И вдруг как гром посреди ясного неба заявился некто, кто с первого раза все загадки разгадал и испытания прошёл. А я не ребёнок, чтобы думать, что царская власть могла достаться человеку пришлому. Сложные загадки – лишь отговорка. Царём станет тот, кому царь или царевна дадут ответы. И на это никогда не уходят годы – значит, либо Емельян припозднился, либо женихом был не он, а настоящий царицын жених на клич не явился. – Что за сказки ты выдумал! Но Владомир продолжил. – Почему же его, пришлого человека, допустили к власти? Царица вручила ему отгадки или же он их получил откуда-то ещё? Что-то мне подсказывает, что верно второе. Много ли людей об этом знают? Уж не стал ли Лесьяр одним из этих людей, отчего и поплатился головою? Ведь мне доподлинно известно – Лесьяр никогда не собирался красть царицу. – Ошибаешься. Ведь именно этим он и занимался. – Бред! Зачем это ему? Ярослава покривила губы. – Мне почём знать? Да и тебе откуда доподлинно знать, что у другого человека на сердце? – Он мой лучший друг! – А Емельян мой муж! И покуда ты защищаешь интересы друга, я должна идти супротив интересов мужа? Это ты мне предлагаешь? – Ага. И поэтому мой друг, рискуя заново попасться Емельяну в лапы, взял да в обход глаз царя принёс царице её кн… Царица вскочила со своего места. Владомир схватился пальцами за собственные губы и давай их размыкать. – Кто ты такой, что смеешь повышать на меня голос? Кем ты себя возомнил? Всеми мыслимыми и немыслимыми способами Владомир пытался заставить свои губы двигаться, но они не поддавались. Он не ожидал, что она посмеет использовать своё колдовство, и оттого готов к такому повороту не был. А тем временем царица приблизилась к нему и ударила по щеке. Владомир отлетел наземь и она подняла его за грудки. – Довольно мне тебя слушать! – закричала она, и вдруг прошептала. – Он мне нужен. Он единственный способен убить Емельяна. Не смей дать ему умереть. Владомир почувствовал, как ему под рубаху упала бумага, почувствовал колдовство, от неё исходящее. Глаза его округлились. Как только заклятие с его губ спало, он тут же зашипел: – Сука! Ты его использовала! Но её холодный взгляд не дрогнул. Она лишь скользнула им по Владомиру. – Считаю до пяти. Если не уйдёшь, тебе конец, – прошептала она и зашагала прочь, громко крикнув. – Стража! Вывести его вон! – Ну уж нет, блять! Я без своего не уйду! Одним рывком Владомир подхватил царицу, закинул себе на плечо и быстро ломанулся к дверям. Царицыны глаза распахнулись в ужасе. – Глупец! Пусти! Однако Владомир предугадал действия царицы: на это раз он был быстрее. Его сила обволокла их обоих и не дала ей времени использовать против него заклятие. А использовать свои силы в полную мощь, Владомир был уверен, она бы и не посмела. Она боялась Емельяна. – О, нет! Не пущу! – дико усмехнулся Владомир, пнув стену и громко, во весь голос возвестив. – Я ведь пришёл как раз за этим – выкрасть царицу! – Не сможешь! – стукнула его царица кулаком по спине. – Твой друг тоже легко вошёл, ведь снять заклятие со стен не трудно, так ведь? Вот только на вход оно одно, а на выход – совсем другое. Но Владомир не стал слушать. Он чувствовал на двери заклятие и особой сложности в нём не угадывал, отчего тупо толкнул дверь ногой, вложив в удар побольше силы. Двери отворились. Владомир сделал шаг вперёд, но тут же встал как вкопанный. Вместо сеней перед ним были палаты. Другие палаты. Двери за его спиной громко хлопнули. Он обернулся и вновь толкнул их ногой, однако на этот раз они не поддались. – Я догадывалась, что ты глупец, но чтоб настолько! И без того тебе жить недолго осталось! В конце новоявленных палат были ещё одни двери. Владомир двинулся к ним. – С чего бы это? Царица отчего-то передумала и всё-таки решила мне рассказать о способностях своего мужа? – Глупости не говори! Разве сам не знаешь? Ты же был у яги! У Владомира мурашки побежали по коже. – Откуда тебе это известно? – спросил он и, на миг замявшись, запнулся о ковёр, но продолжил быстрым шагом идти вперёд к дверям. За ними, ожидаемо, выхода никакого не было – его взору открылись следующие палаты. – Ты был у неё и не выполнил условий сделки! – не обращая никакого внимание на заданный вопрос, продолжила царица. Немедля Владомир поспешил дальше, в следующие палаты. Он чувствовал, как по воздуху стало расползаться колдовство: от стен и пола сквозь балки и доски прямо к его ногам. – Всё я выполнил, – проговорил он, перекинув царицу на левое плечо, а правой вытащив меч из ножен. – Нет, ничего ты не выполнил! Пинком отворив следующие двери, он подцепил мечом гадюку, поджидавшую его у порога, подкинул змею в воздух и разрубил, заключив: – Гадюка, значит, – но тут же его глаза округлились. – Летучие мыши? Чёрное облако влетело во Владомира. Выпустив столп ослепляюще-огненных искр, тот нагнулся и, поднырнув под получившейся кашей над своей головой, на всех парах промчался в следующие двери, оставив мышей позади. – Ты хоть понимаешь, что теперь твоя доля – это смерть? Владомиру стало трудно дышать – до того потяжелел воздух. Как бы быстро он ни бежал, колдовство его опередило. От самого пола к стенам стало расползаться черное колдовство, пропитывая своими тошнотворными зловониями всё вокруг. Ноги Владомира стали прилипать к полу, отовсюду повылезали гады разного рода, сверкая на Владомира своими потусторонними глазами. Но Владомир, орудуя мечом, не сбавлял шагу и, перепрыгнув в три прыжка палаты, прошмыгнул в другие двери. – О, царице бабка надвое сказала? Смерть сегодня будет, но уж точно она – не моя доля! – сказал он, перешагнув через порог и тут же, не почувствовав опоры под ногами, провалился сквозь пол. Вдруг всё смолкло. Непроглядная тьма окутала Владомира с царицей на плече. Тяжело дыша, заклинатель стоял на одном месте. Никому не видимая довольная улыбка появилась на его запачканном зловониями лице. Поднялся ветер. Все ставни резко распахнулись, яркий свет резко заполнил палаты, слепя глаза. – Здравствуй, Владомир Милорадович, – раздалось у Владомира за спиной. – Не меня ли ищешь? Владомир обернулся. – Тебя, царь-батюшка, – улыбнулся царю заклинатель, – уж заждался. Право-слово, дело у меня к тебе есть! – добавил он, а затем резко свистнул. Стая чёрных грачей вихрем вылетела прочь из рукавов его одежд, громкое карканье разорвало затхлый воздух. Птицы разлетелись кто куда, и пелена заклятия в мгновение ока окутала всё вокруг, включая самые укромные уголки царского подворья в стольном городе Житецке, который Владомир ненавидел всей своею душой вместе с его царём с его извечной слащавой глупой улыбочкой, из-за которой не было видно его глаз. И раздался громкий взрыв.