Сказка о жаровом змее

Наутро погода не поправилась. К тому времени, как Владомир прибыл в Зеленоборскую общину и верхом на Яшме въехал в её старые деревянные ворота, и конь, и его наездник были по уши в грязи. Дождь лил и лил, пытаясь своими маленькими каплями растопить остатки слежавшегося на обочинах снега, и мощёная уже рассохшимся от старости кругляком главная дорога сделалась скользкой. Подпрыгнув вдруг в седле, Владомир похлопал Яшму по шее и тихонько рассмеялся: – Дружище, ты чего спотыкаешься? В ответ на это Яшма лишь недовольно фыркнул, но всё-таки копыта стал поднимать повыше, и глухой стук золотых подков о деревянную мостовую звонким эхом полетел во все уголки общины, возвещая о том, что наконец-то Владомир вернулся домой. Родной тягучий сосновый дух, вернувшийся в этот край с потеплением, заполнил лёгкие мужчины. До ушей доносился скрип стволов и стук падающих шишек, потревоженных дождём и ветром. Направляясь прямиком на главное подворье, заклинатель несколько раз похлопал ладонями по своим щекам. Чувствовал себя он… разбито, но не долгий путь по расхлябанному дождями большаку был тому причиною. Этой ночью несмотря на долгий сон Владомир едва ли спал: ему опять снился Лесьяр. Тоска настолько негаданно сковала его сердце, что он не стал противиться и дал слабины, отчего сейчас кусал локти. С болью в паху он справился – чай, руки-то на месте, а унимается она простым и понятным способом – зато в груди всё снова болело невыносимо, отчего и лицо Владомира имело выражение несколько изнемождённое, ни к селу ни к городу с учётом всего произошедшего, слухи о котором уже давно доползли до Зеленоборской общины и обросли всевозможными подробностями, и грядущего, которое обещало Владомиру несладкую жизнь. Но даже не в этом было дело. Все его братья и сёстры, видя его, останавливались, оборачивались, провожали неопределёнными взглядами, не решаясь задать повисшие в воздухе вопросы: «Лесьяр был жив? Ты правда убил Лесьяра?» Владомир бы и рад сказать всем правду, прокричать её громко, во все лёгкие, да не мог. Он проезжал мимо молча. Его губы были поджаты, его правая рука лежала на груди. Пусть Лесьяр на самом деле и не был жив, пусть Лесьяр на самом деле и был убит, но Владомиру едва удавалось сдерживать улыбку, представляя, что ещё совсем чуть-чуть и он вернётся сюда по этой же дороге, по этим же мощеным мостовым, по этим же деревянным ступеням, однако будет уже не один. Просто нужно ещё совсем немного времени… Он остановил Яшму перед воротами главного подворья, влетел по крыльцу внутрь, широким шагом прошествовал через приказ и без всякого предуведомления о своём прибытии поднялся прямиком наверх. – Что ты себе позволяешь?! – донеслось до его ушей, едва ли он поклонился. Владомир поднял голову. Он стоял в приёмной палате главного подворья Зеленоборской общины. Была она обставлена в целом аляповато и безвкусно: часть стен была расписана во все цвета, часть укрыта коврами, часть звериными шкурами – глядя на всё это, глаза разбегались; потолок же и пол зачем-то выкрасили тёмными цветами, отчего помещение казалось низким и тёмным. Палата эта предназначалась для личных встреч, собраний глав и старейшин или просто для того, чтобы вызвать сюда кого-нибудь не самого послушного и бесконечно нудеть о его плохом поведении. Владомир терпеть не мог это место. Собственно, и не удивительно: именно в этой палате Лесьяр проводил всё время своих отчётов, а Владомира в детстве здесь бесконечно и без толку отчитывали… хотя разве сейчас что-то изменилось? – Конечно, славословия в свою сторону я не ожидаю услышать, – ничуть не раздосадованный услышанным, хмыкнул заклинатель себе под нос, – однако я лишь выполняю наши договорённости. Моя задача как старейшины – вернуть Зеленоборской общине её бравое имя, чтобы более никто своих отпрысков отсюда не забирал, как это вы допустили три с половиной года назад. Поэтому прошу уточнить о чём именно речь? Посреди палаты стояло два стола, за которыми сидели оба главы Зеленоборской общины, и пока Светозар Владиславович сидел за какими-то бумагами (хотя Владомир и знал, что он лишь делал вид, ведь всё ведение бумаг уж сто лет как лежало на плечах старших учеников), Ратимир Владиславович встал и, весь горя от гнева, быстрым шагом приблизился к Владомиру. – На колени! – приказал он, и Владомир опустился. Ратимир Владиславович был человеком вспыльчивым, властным; его твёрдая поступь и суровый взгляд из-под тяжёлых бровей внушали некий страх, заставляя иного человека десять раз подумать, прежде чем хоть слово молвить. Однако водилась за ним одна слабость – был имел он тягу к вину, которое, к сожалению, делало его ещё более вспыльчивым, так что слабость эта едва ли была слабостью с точки зрения учеников общины. Стоило Ратимиру Владиславовичу приблизиться к Владомиру, тот тут же учуял этот сладковатый запах. Колкие слова Владомира возымели своё действие. – Смеешь нарушать устав общины и самовольничать! – громом прогремело в приёмной. – Или ты думаешь, став старейшиной, тебе с рук всё будет сходить?! Владомир прикусил язык. Наступило мгновение тишины. Увидев, что Владомир послушно стоит, Ратимир Владиславович, выпустив пар, вернулся за свой стол и сел. – Какой пример ты подаёшь младшим, ты не подумал? Ты-то может и в рубашке родился! Ты-то может и выпутаешься из всего сомнительного дерьма, в которое сам же из-за своего скудоумия влипнешь! Но, вдохновись твоим поведением кто другой, какую беду ты накличешь на чужую голову! Срам! – Отнюдь! – стал перечить Владомир. – Неужто с тех пор, как вы сделали меня старейшиной, я оплошал в своих обязанностях? Неужто чем действительно посрамил имя Зеленоборской общины? Или же вы просто не хотите признать, что страшитесь меня? Владомир знал, с кем разговаривал. Ему проще было бы признать ошибку, пропустить мимо ушей ушат сведений о том, какой он недостойный человек, получить наказание и уйти по своим делам – так всегда в детстве советовал ему Лесьяр, а затем шёл и выгораживал Владомира перед главами, беря наказание на себя. В те далёкие времена из-за этого Владомир в этой приёмной за языком не следил – разве что в дни, когда его об этом очень просил сам Лесьяр. Затем Лесьяр умер и эти двое объявили Лесьяра преступником, отчего Владомир вообще перестал следить за языком, говоря им прямо всё что о них думает и понимая, что из-за пройденного им незнамо как обряда становления главы общины из нежелания выплачивать его отчиму неустойку его отсюда за порог не выпустят и оттого имея развязанные руки. Однако, когда десятый год его нахождения в Зеленоборской общине подошёл к концу, Владомир всё ещё не мог отрезвиться от произошедшего и подумать о собственном будущем. Да, он упражнялся, не зная сна и отдыха, но был через чур сам себе на уме, как дикое животное. Он ждал не дождался мгновения, когда его выпустят за эти грёбанные деревянные ворота и он тут же пойдёт к Емельяну – убивать эту суку нахер. Владомир уже представлял, как сломает каждую его косточку, как оторвёт его конечности, как вырвет глаза и язык… но в его сладострастные мечтания вмешалась Дарьяна. О, Владомир и слушать её не желал! И что сделала Дарьяна? Она сказала ему, что пока Владомир не сумеет её одолеть, то к Емельяну она его и на шаг не пустит. Естественно, Владомира это взбесило, а толку! Дарьяна его в два счёта победила, и когда после разгромного поражения он всё ещё отказался исполнять её волю, крича ей в лицо: «ТЫ ДОЛЖНА МЕНЯ ПОНЯТЬ! КОГДА ЛЮБИМ УМЕР, РАЗВЕ ТЕБЕ НЕ ЗАХОТЕЛОСЬ ОТДАТЬ ВСЁ, ЛИШЬ БЫ ЕГО УВИДЕТЬ? НЕ ЗАХОТЕЛОСЬ УБИТЬ ВСЕХ, КТО ЕГО УБИЛ? ДА У ТЕБЯ СЕРДЦА НЕТ!», она со всего маху снова ударила его. Затем снова и снова. Она била больно, во всю силу до тех пор, пока на Владомире не осталось ни одного живого места – и даже тогда Дарьяна не остановилась. Она взяла его за шкирку и притащила сюда, в эту приёмную, и заставила Владомира на коленях умолять глав взять его обучаться в качестве заклинателя Зеленоборской общины. После этого Владомир долго с ней не разговаривал. Он не мог ни понять её, ни простить. Однако Дарьяна и не ждала от него хорошего к себе отношения; своего она добилась: Владомир открыл глаза. Наконец-то пелена, сотканная из когда-то рассказанных ему Лесьяром сказок, пала. Мир, в котором они жили, был соткан совсем по-другому, и Владомир понял, как в этом мире был слаб, понял настолько чётко и ясно, что даже спустя время, в день, когда ему позволили впервые выйти за порог Зеленоборской общины на его первое задание, он не ломанулся к Емельяну. Даже когда он впервые после смерти Лесьяра увидел царя, он не шелохнулся в его сторону, ни один его мускул не дрогнул. Он более вообще прилюдно не перечил, он упрямился собственной воле и выполнял всё, что ему поручали, потому что Дарьяна оказалась права: пока он слабак, пока ни его сила, ни его имя ни для кого ничего не значат, его месть, его желание вернуть Лесьяра – это пустой гомон, пустая бравада, за которыми скрывается глупый напуганный мальчик, оставшийся без матери. Однако долго ли он сумел так выдержать? Едва ли. Чем больше он узнавал о мире заклинателей, тем больше понимал, как слаб, и тем сложнее ему виделось достижение собственных целей. И это неимоверно его злило. Владомиру казалось, что он сходит с ума. Он был на грани отчаяния. Он стал ожесточаться, стал одержим; он не знал, куда ему ещё девать свою злость. Его голова раскалывалась каждый день, его приступы стали усиливаться; тоска и душевное одиночество терзали его убитое горем сердце. Потому однажды Владомир не сорвался. Он пришёл к матери от отчаяния, как к последнему своему оставшемуся оплоту на белом свете. Он ворвался к ней поздно вечером, когда все уже отходили ко сну, упал ей на колени. И горько-горько заревел. В ту ночь Владомир рассказал ей всё: о Лесьяре, о том, что любит его, о том, что потерял его и хочет во что бы то ни стало отыскать, отчего теперь и сходит с ума. Матушка его слушала, не прерывая. Её мягкие руки гладили его волосы, её тёплые пальцы утирали его слёзы. К ним пытались ворваться, но взбеленившаяся сила Владомира растеклась по всему подворью и не подпускала никого, а потому его отчиму пришлось вызвать заклинателей на подмогу… С тех пор утекло много времени. Многое переменилось. Смирение начало давать свои плоды. Имя Владомира Смольного стало на слуху, оно вносило свой вклад в имя Зеленоборской общины, и главы клюнули на его удочку и сделали его старейшиной. Теперь Владомир мог начать показывать свои когти и снова перестать сдерживать свой язык. И не один он это понимал. Стоило ему стать старейшиной, как главы его тут же сослали на до ужаса глупейшее задание, от которого он отплёвывался как мог и, на собственное счастье, не отплевался. Владомир понимал, что звание-то ему дали, но бразды правления, власть, слово ему не дадут и будут держать как можно дальше от его загребущих рук, готовых загрести всё, что может быть полезно для его далеко идущих целей. А раз так, то Владомиру попросту ничего не оставалось, кроме как, став старейшиной, заявить о себе так громко, как только можно. О нём должны были говорить все: все сплетни, все слухи, все домыслы должны быть только об одном о нём. Вся история с Лесьяром, с его участием в соревнованиях, с желанием Владомира хоть сразу объявить о том, с кем рука об руку он в них участвует и стянуть с Лесьяра ту его накидку и платок, которыми он закрывал так сильно любимое владомировым сердцем лицо – всё это было на руку Владомиру, ведь иначе никто из глав не будет с ним договариваться. Своим званием старейшины, своей ролью в жизни общины он связал их по рукам и ногам, и потому здесь и сейчас пришло его время вновь показать свой норов. – Страшиться?! – возмутился Ратимир Владиславович. – Кого – тебя?! Ха-ха! Насмешил! Дурака из себя решил строить? Ты прекрасно понимаешь, что от тебя требуется следовать уставу и, если получил приказ, исполнять его, а не заниматься самодурством! Что тебе было приказано, отвечай! – Вернуться в общину. – А что сделал ты? – Остался в Белгороде. – И ладно ты ослушался приказа, так ещё и не подумал объясниться! Ни строчки ответа не удосужился написать! Откуда нам знать не случилось ли чего с тобой? Если, как ты говоришь, мы возложили на твои плечи возвращение общине имени, то любая случившаяся с тобой неприятность – это удар и по общине тоже! Так не должен ли ты снизойти хотя бы до того, чтобы, раз решился пренебречь приказом, уведомить о причинах своей задержки? – Тогда позвольте объяснить сейчас, – сказал Владомир, сверкая чёрными глазами. – Если бы речь шла о том, чтобы сообщить, как я спас скот от водяного или набрёл на лихо – это один разговор, тут бы имело место нарушение устава. Однако дело было вовсе не в простой нежити. Если бы я отчитался в письме о том, что обнаружил Лесьяра, и переписку кто-то бы перехватил, какая бы смута поднялась? То-то и оно! Я же, будучи полон сомнений в происходящем, решил сперва всё проверить, и не зря, – Владомир принял вид крайне оскорблённый и понизил голос, – ибо всё это оказалось большой надо мной шуткой. – В каком смысле? – свёл брови Ратимир Владиславович, однако тон голоса не смягчил. – Это был вовсе не Лесьяр, – отвечал Владомир теми словами, которые заготовил ещё в дни до соревнований, и слова эти были, собственно говоря, правдой, – это была нежить в виде Лесьяра. – Нежить? И зачем какой-то нежити оборачиваться Лесьяром? Владомир изо всех сил постарался изобразить боль на своём лице. – Чтобы надурить меня и проникнуть внутрь Стрелицкой общины, – начал он потихоньку примешивать к правде ложь. – Я доставил Белгороду неприятности, однако всё обошлось. – Но почему нежить избрала именно тебя? – продолжился допрос Владомира. – Мне откуда знать? Видать, имя моё не только в яви на слуху, а узнать про Лесьяра не так уж и трудно у любого зеленоборского заклинателя. – И ты не заподозрил неладного? – Заподозрил, но нежить держалась от меня на расстоянии и изо всех сил делала вид, что существует некая тайна, из-за которой нам нельзя приближаться друг к другу. Я сразу понял, что это не Лесьяр, однако мне стало любопытно вывести нежить на чистую воду, дабы понять её намерения, и оттого я осмелился ей подыграть. – И что же, получается, эта нежить владеет змеиным колдовством? – Вовсе нет. Это лишь марево, обманка, внешне повторяющая змеиное колдовство, однако не имеющее под собой никакой силы, оттого и разрушений в Белгороде не случилось. – И змеи тоже обманка? – И змеи тоже, хотя об этом мне судить труднее, так как мы находились на землях Дивноморского царства, и с тех пор, как «Лесьяр» насолил им своим появлением, дальнейшие решения о его судьбе перелегли с моих плеч на плечи белгородской царицы. То, что мы видели во время казни, было впечатляюще и смотрелось весьма правдиво. Однако же мне за жизнь со Змеями далее чем в учебниках сталкиваться не приходилось, и оттого мне не может быть ведомо действительно ли это были настоящие Змеи или же лишь пыль в глаза. Я сужу лишь по тому, что стрелицкие заклинатели через чур быстро и просто решили вопрос с казнью, а значит, эти «Змеи» также не представляли собой чего-либо стоящего внимания. – Где же ты встретил этого «Лесьяра»? – В Девичьей деревне. Ратимир Владиславович ещё пуще нахмурил брови. – Неужто? Разве там не одни лишь женщины живут? – Нежить там была женщиной, однако она сообщила мне, что знает, где искать Лесьяра, если я на ней женюсь. Я женился, и нежить, грубо говоря, слово-то своё сдержала: в день отбытия из Житецка я потребовал от неё сведений о Лесьяре, и она им оборотилась, сказав, что наложенное колдовство не дозволяло ему сразу сознаться мне в том, кто он на самом деле есть. – И как же вы оказались причастны к пожару на Масленице? – О, Емельян тоже заподозрил в моей жене неладное, и оттого пожелал её проверить. – Устроив такой пожар? – с большим сомнением осведомился Ратимир Владиславович; Владомир прекрасно знал, что тот знал, что Владомир где-то да ему врёт, однако юный старейшина был уверен, что пока ещё держит лицо и раскусить его не выйдет – Владомир без промедления отвечал на все задаваемые ему вопросы. – Он устроил пожар, который, узрев лицо Лесьяра, потушил за одно мгновение. Думаю, теперь Емельян уверен, что Лесьяр жив. – Об этом с тобой разговаривал Емельян? – Ни слова. – О чём же тогда ты с ним разговаривал? – Ни о чём дельном. Посетил его лишь в знак уважения. – Он не предлагал тебе ничего? – Предлагал. – Что? – Вино. – Перестань шутить! – тут же вспылил Ратимир Владиславович, но с Владомира как с гуся вода. – Это не шутка, я лишь на вопрос отвечаю, – объяснился Владомир, хотя в душе ему доставляло немалое удовольствие потешаться над Ратимиром Владиславовичем, ибо его уже начинал подбешивать этот бессмысленный разговор. – Он предложил мне вина и разделил со мной трапезу. По какой-то причине у Емельяна было отличное настроение в день моего приезда. – И как ты думаешь, по какой причине у него было отличное настроение? Владомир пожал плечами. – Не могу знать, – самовольно поднялся он вдруг с колен и, помолчав, сказал как ни в чём не бывало. – Может, раздумывает кого бы ещё из зеленоборских заклинателей купить? Вот и хотел на этот раз ко мне прицениться. – А ну на колени! – взревел Ратимир Владиславович, вновь вскочив со своего места и буквально подлетев к Владомиру, и Владомир, бесстыдно глядя тому в глаза, опустился. – И голову опусти! – Ратимир Владиславович ударил Владомира по щеке. – А ну-ка повтори ещё раз, что сказал! Владомир поднял голову; его бесстыдный взгляд стал лишь бесстыднее, глаза горели, кровь быстро прилила к лицу. – Сказал именно то, что вы услышали, – процедил он, чувствуя, как вена вздулась на его лбу. – Ты уже об этом кричал три года назад! – продолжал орать Ратимир Владиславович, который выглядел не чуть ни лучше Владомира. – Телега с золотом, отчеканенном в Житецке! Я её видел! И это золото не учтено в доходных книгах! – Какая ещё телега?! Опять свою пургу несёшь! Никто Лесьяра не продавал, зачем бы нам это делать?! Он был самым способным учеником общины, работал за десятерых! И да, нам искренне жаль, что из-за неразумного поступка Лесьяра мы того потеряли! Но его вина – неоспорима! Какой нам прок его продажею влезать в такие проблемы, из которых до сих пор община не может выбраться и для решения которых пришлось тебя, неуча, делать старейшиной? – Потому что эту общину создали не вы! Её создал Емельян!.. – Да кто тебе такую чушь внушил, а?! Тридцать лет назад мы с братьями создали Зеленоборскую общину! Столько сил в неё вложено! Столько времени!.. Однако Владомир пропускал всё мимо ушей; он начал пуще распаляться. – …Зачем Емельян её создал?! – закричал он. – Почему отдал её именно на ваше попечительство?!.. – …А Лесьяра ведь совсем грудным подобрали – едва ли неделя от роду была, а подобрали и вырастили! Что ж мы его, по-твоему, как скотину на убой растили?! Как репу на продажу?! Да ты хоть знаешь кто такой Лесьяр?.. – …Да для вас он всегда был пустым местом! Едва ли вы его за человека считали! Пахал на вас как плуг на пашне!.. – …Закрой рот! Какой прок от тебя как от старейшины, если каждое твоё следующее слово глупее предыдущего?! Сними лапшу с ушей и перестань вестись на сладкие речи Стрелицкой общины! Из-за твоей пустоголовости они вертят тобой как куклой, толкая к предательству, а ты берёшь и веришь каждому их слову!.. Глаза Владомира сверкнули нехорошим блеском, как, собственно, и глаза Ратимира Владиславовича – дело принимало дурной оборот. – Тише, тише, брат! – вмешался вдруг Светозар Владиславович, доселе молча следивший за течением их разговора. Он встал со своего места, подошёл к Ратимиру Владиславовичу и положил руку ему на плечо, призывая успокоиться. – Разве не видишь, что Владомирушка-то не зла нам желает, а лишь ищет справедливости, разве то плохо? Плохо лишь то, что ищет не там, и уж наша-то задачка – показать ему, где правда-маточка зарыта, – он повернулся к Владомиру и стал медленно обходить его вокруг, не сводя с него глаз. – А правда-то глаз тебе колоть будет, Владомирушка Милорадович, и всё-то ты от неё бегаешь сколько б её тебе ни говаривали. Да и правду ли ты ищешь али просто ищешь того, кто скажет тебе то, что ты хочешь услышать? А услышать-то ты хочешь, что Лесьярушка-то твой якобы оклеветан был, и оттого готов поверить каждому, из чьих уст сие услышишь. И стоит тебе услышать желаемое, как ты готов поверить любому другому сказанному этими устами слову, даже если слово это сказано для того, чтобы заставить тебя сложить голову в пляске под чужую дудочку. Что же то за дудочка, спросишь ты? Имя ей распутье. И стоишь ты на распутье, дороженьку себе выбираешь, да выбрать-то не можешь: на камне надписи стёрлись, ни словечка не разобрать. Мы, старики, по доброте своей душевной да по опыту тебе расхожую дороженьку указываем, безопасную: сами хаживали и тебя направить на путь истинный хотим, да слушать-то ты не нас слушаешься, а злого языка, подначивающего тебя на распутье свернуть прямиком к кривой дороженьке, к погибели, да и заодно своих братьев и сестёр с собой в довесок прихватить – слушать то ты уши и развесил. А знаешь ли, для чего Стрелицкая-то община толкает тебя с распутья свернуть на кривую дороженьку? Неужто думаешь они за добрым делом тебе неправдушку-то внушили? То-то и оно что неправдушку-то, ан что ж ты кричишь что аж стены трясутся, а доказательств-то, доказательств-то нет! Хоть прямо сейчас подымайся с колен и иди прочёсывать всю общину от края до края – ничегошеньки не сыщется! Из-за горюшка по потере своего друга ты слеп как котёнок, а они хвать и воспользовались этим. Да ты не думай, что мы ругать тебя вздумали: негоже нам на тебя гневаться. Мы и сами виноваты будем, ведь не научили тебя вовремя уму-разуму. Община строится на доверии, на братстве и сестринстве, на единстве взглядов и мыслей, а тебе это ученьице чуждо, не близко это твоему затуманенному горюшком сердцу. Что ж нам тут поделать? Разве что сослать тебя вон, может? Что ж, воля твоя! – Не вам мне угрожать! – прорычал Владомир. – Уж не на мне ли теперь держится слава Зеленоборской общины сегодня?.. – Сегодня-то может и держится, а завтра свернёшь ты на кривую дороженьку, и чего нам ждать от тебя? Пойдёшь мстить царю Емельяну за своего Лесьярушку, не думая – ладно о нас, о стариках – даже о судьбе братьев и сестриц своих? – А уж вы-то как об их судьбе-то думаете! Идите нахер с такими речами!.. Владомир вскочил с колен, и развернулся, чтобы уйти прочь, когда ему в спину прилетело: – На Лесьярушке мы твоём уж обожглись однажды, да при том, что имя его даже не так громко гремело, как твоё нынче. Отчего ж ты думаешь, что мы второй раз на эти же грабельки ступим? Отчего ж ты думаешь, что мы будем молча смотреть, как ты собаку нам подкладываешь? Твоё громкое имя – твоя заслуга, но и твоя порука, потому, будь добр, нести ответственность за свои слова, особенно когда лукавишь, говоря о том, что с тобой всё это время была нежить, а не сам Лесьяр. Владомир резко обернулся. Светозар Владиславович смотрел ему в глаза и улыбался, поглаживая рукой свою густую бороду. – Но со мной действительно была нежить! – в гневе заявил Владомир. – Дарьяна вам это подтвердит, ей-то уж вы поверите! – А уверен ли ты, Владомирушка Милорадович, что Дарьянушка тебе сама во всём верит? Она своими глазами всё видела? – Она же со мной всё это время была, и Дарён тоже. – И в Девичьей деревне они с тобой были? – Нет, там я был без них. – То-то и оно. Всё-то хорошо в твоих словах, да вот только Девичьей-то деревни не существует. Владомир застыл с открытым ртом. – Что?.. – Это не более чем деревня из сказочек. – Быть не может! – возмутился Владомир. – Этот рыжебородый мужик-заказчик сам мне о ней рассказывал, путь к ней объяснял, да и в книгах нашлись о ней упоминания!.. – В этих? – вмешался Ратимир Владиславович в их разговор: он взял со своего стола пару открытых книг и вручил их Владомиру. – Да! Вот же… – А теперь закрой их и посмотри на обложки! Владомир закрыл книги. Сердце его ухнуло. – «Сборник редких преданий и небылиц»… – он некоторое время молча покрутил книги в руках. – Но погодите-ка, я там был не один! Сваха, которую вы мне наняли, и возницы!.. – Сани назад не доехали. Недавно их обнаружили на дороге, и все, кто в них был – мертвы, включая сваху, – пояснил Ратимир Владиславович. – И та пара саней, на которых ты прибыл к Емельяну – сперва просто пропала, а вчера и они нашлись: их возниц настигла та же судьба. Никто, кто был с тобой в «Девичьей деревне», не остался в живых. Глаза Владомира в изумлении округлились. Он судорожно припоминал, как получил это задание: его просто попросили явиться поговорить с тем заказчиком о работе, мол, о деньгах уже условились, а подробности работы выясняй у заказчика сам. И он выяснил! Потом ещё подошёл к Дарёну раздосадованный, что нигде об этой деревне сведений найти не может, и Дарён сходил в библиотеку и вручил Владомиру книги, по доброте душевной открытые сразу на нужных страницах, ибо Владомир опаздывал и некогда ему было возиться с поиском сведений! Он даже Дарёну не объяснял зачем ищет эту деревню, а Дарён и не спрашивал!.. – Но… я правда был там! – Мы-то уж, так и быть, тебе поверим, – заверил его Светозар Владиславович. – Однако уж кому поверит царь-батюшка Емельян, которому ты не меньшую-то собаку подложил, решив явить лицо своей найденной в Девичьей деревне нежити на свет белый и тем самым очернив его имечко? – Я сам к нему поеду и всё объясню. – Ну уж нетушки, – ухмыльнулся Светозар Владиславович. – В каком смысле? – В смысле одного-одинёшеньку мы тебя к царю-батюшке-то не отпустим, – Светозар Владиславович вдруг посмотрел за спину Владомиру, и тот услышал шаги, которые остановились прямиком за дверью. – Лука, войди, – двери распахнулись, и в приёмную вошёл Беляй – лицо Владомира тут же перекосило, – поедешь к Емельяну с вместе Лукой. И если ты посмеешь хоть словечком, хоть поступочком пойти против царя-батюшки, то можешь попрощаться, Владомирушка, не только со званием старейшины, но и со званием зеленоборского заклинателя. Дорога сюда для тебя будет заказана навеки. Владомир ничего не ответил. Он стоял молча, сверкая на Светозара и Ратимира Владиславовичей своими чёрными соколиными глазами, а затем вышел прочь, в дверях намеренно с силой толкнув бледного как смерть Беляя своим плечом.