Сказка о жаровом змее

– НЕТ! НЕВОЗМОЖНО! ЛЕ!.. – Дарён, етить твою за ногу! – шикнула на него Дарьяна. – ОН НЕ МОЖЕТ БЫТЬ МЁРТВ! – хлопнул тот ладонью по столу. – Ты думаешь нам не хочется, чтобы это было не так? – Но как он может быть мёртв? Он же ничем от живого не отличается! Неужели, когда вы встречаете нежить, совсем не ощущаете от неё потусторонний дух? Я от Ле… – Дарён! – хором оборвали его Владомир и Дарьяна. Они втроём сидели в небольшой пустой передней постоялого двора. Стояла глубокая ночь. Вокруг было тихо-претихо настолько, что до ушей доносился даже храп спящих наверху постояльцев, а потому и разговаривали все трое пусть временами громким, но шёпотом. – Я от него совсем ничего ни разу не чувствовал! – Ну и он не дурак, чтобы это напоказ выставлять! Конечно, он скрывает свою суть. Сам подумай: не будь он нежитью, откуда в его сердце взяться змею? Послышалось, как снаружи который раз за последние дни заморосил противный дождь, обещавший к утру окончательно превратить большак* в одну большую непроходимую лужу. *большак – в старину широкая, наезженная столбовая (почтовая или торговая) дорога, тракт. Вторя дождю, Дарён продолжал моросить чепуху даже несмотря на то, что ему в лоб было сказано о действительном положении дел… пусть и без упоминания о том какая именно Лесьяр нежить: – Да мало ли откуда он там взялся! Какой только херни на свете ни бывает! Царица Дивноморья наверняка знает на это ответ, ибо что-то со времени казни ни слышно ни видно, чтоб к нему были вопросы насчёт змея! Уж не знал ли кто из Белгорода заранее про этих змеев? Али с каких это пор у нас в общинах принято нежить как гостя встречать? Да и он сам нам с Дарьяной своими устами сказал, что о змее в своём сердце был ни сном ни духом! Почему же тогда об этом он нам сказал, а о том, что мёртв, при мне умолчал? Откуда вам двоим это известно? Своими глазами что ли видели?.. На миг Дарьяна перевела взгляд на Владомира и невольно вздохнула: тот сидел рядом с ней, прямо напротив Дарёна. Неровный свет потрескивающей лучины рисовал чёрными тенями вертикальную складку на его лбу, образованную сведёнными к переносице бровями. Владомир вообще относился к той породе людей, на лбу которых было написано всё (положа руку на сердце, временами там было написано даже больше, чем всё), что у того на уме. Этим вечером лишь вполглаза на него глянув, разве слепой бы не понял, что голова Владомира несмотря на участие того в разговоре была занята какими-то его собственными серьёзными думами. Однако едва ли только ими. Сказать, что у Дарьяны мурашки бежали по телу от то и дело мелькавшей у того на лице хитрой улыбки – ничего не сказать. Но и того больше пугало Дарьяну то, что Владомир что ни миг то хватался за сердце. Эта его «привычка» появилась три с половиной года назад, в ту самую ночь, когда Владомир первый раз очнулся после прохождения обряда становления. В ту ночь Дарьяна отлучилась лишь на самую малость, а когда вернулась, то застыла в дверях как вкопанная. Лесьяр. Рядом с Владомиром стоял Лесьяр. Однако не Лесьяр испугал Дарьяну. О, она, как и многие, ничуть не верила в то, что весь свершившийся давеча ужас – его рук дело! И всё же в палате стоял такой удушливый потусторонний дух, что у девушки перехватило дыхание. Она не верила своим глазам. Это был не Лесьяр. Это была нежить. И, глядя на Владомира, она тут же поняла какая именно. Но ещё больший ужас она испытала в тот миг, когда Лесьяр открыл рот. – Изгони меня… изгони меня скорее. Пусть он думает, что это сон. Губы Лесьяра были бледны и едва открывались, когда он говорил: они были слипшимися и сухими как у мертвеца. Не поверив своим ушам, заклинательница вздрогнула, когда услышала осознанную речь, на которую ни один жаров змей способен не был. – Ты же не умер!.. – слёзы хлынули из глаз Дарьяны. Всё не так! Всё не может быть так, как она подумала! Но Лесьяр будто бы её не слышал. Он стоял с опущенными на Владомира глазами и продолжал твердить своё: – Изгони меня. Оторви мою душу от жарова змея и не спускай с Владомира глаз, чтобы он не смог призвать меня снова, если это не сработает, – он с силой сжал что-то в своём кулаке, и Дарьяна разглядела там чёрную прядь волос. – И позаботься о нём. Дарьяна медленно к нему подошла. Он не мог быть жаровым змеем. Никак не мог! Так не бывает! – Что с тобой случилось? Кто тебя убил? – Изгони меня, скорее. – Лесьяр, что произошло? Как? Откуда змеиное колдовство?.. Почему ты в сознании?.. – Дарьяна, скорее. – Нет, сперва… Но тут она увидела, как его кожа замерцала. Лесьяр стал распадаться, рассеиваться, будто взаправду спугнутый приходом постороннего жаров змей. Дарьяна схватилась за его руку, но плоть будто бы выскользнула из её пальцев, рассеявшись в звёздную пыль – совсем как та, которая давеча разрушила всё вокруг. Дарьяна снова вздрогнула. – НЕТ! – сорвался крик с её губ, и Лесьяр наконец поднял на неё глаза. Глаза Лесьяра, огромные потухшие глаза, которые ей довелось увидеть в ту ночь, были очень красноречивы несмотря на то, что в них не виделось ни боли, ни слёз – одна пустота. Он уже был полупрозрачным, его тело рассеивалось, и ничего живого, ничего человечного в Лесьяре не осталось – Лесьяр исчез, будто бы и не бывало, а вместе с ним рассеялся и потусторонний дух. В палатах остался один лишь неподвижно лежащий Владомир, и, дрожащими руками слушая ход его сердца, Дарьяна впервые ощутила этот неровный стук – то громкий и быстрый, как умалишённый, то настолько затихавший, что переставал чувствоваться вовсе, – который с тех пор время от времени преследовал Владомира и из-за которого тот то и дело хватался за сердце до тех пор, пока однажды в окне корчмы Дарьяна не углядела подле Владомира знакомое лицо… За три с половиной года она много раз проверяла и перепроверяла Владомира на предмет одержимости жаровым змеем, ведь его одержимость Лесьяром никуда не пропадала. Но присутствие жарова змея не ощущалось ни разу, и это вводило девушку в ступор. По всем признакам Владомир должен быть одержим! Однако стоило ей разглядеть прядь чёрных волос на запястье «Лесьяра», как всё в её голове сложилось: Владомир был всё ещё в путах жарова змея, только теперь Лесьяру удалось его приручить и не давать змеиной сути вырываться наружу. И самое любопытное – рядом с Лесьяром ход сердца Владомира ни разу не нарушался. Но как только Лесьяр закрывал перед носом Владомира дверь, как только Владомир переставал ощущать того рядом с собой, его рука тут же снова хваталась за сердце. Лесьяр никогда этого не видел. Да и как бы он смог, ежели при нём сердцу Владомира становилось легче? Но Дарьяна всё же не стала молчать. После того, как Лесьяр впервые столкнулся с приступом Владомира и заподозрил неладное, он перестал держаться ото всех особняком и улучал время, чтобы наедине расспросить Дарьяну обо всём, о чём та ведала: об общине, Емельяне, слухах, сплетнях, событиях. Но по большей части речь, конечно, шла о Владомире. Дарьяна не отказывала ему в этом; она рассказывала всё, что знала. И Лесьяр слушал. Лесьяр задавал вопросы. Даже когда Дарьяне казалось, что больше ей-то и сказать нечего, Лесьяр просил её рассказывать о Владомире всё по второму, третьему и седьмому кругу. И каждый их разговор оканчивался тем, что Лесьяр говорил ей страшные слова – тихо, на выдохе: «Я не знаю способа по-другому ему помочь». А она – о горе! – не знала тоже, сколько бы ни тщилась его изобрести… – Дарён, ну просто поверь! – тем временем уговаривал своего друга Владомир, положив руку тому на плечо. – Ты думаешь он нам хоть раз сам об этом сказал? С тех пор как я его встретил, он даже при мне молчит как рыба и приходится обо всём догадываться самому, а ты хочешь, чтоб он тебе всё на блюдечке с красной каёмочкой выложил? – Какая муха тебя покусала? – скинул руку Владомира со своего плеча Дарён. – С каких это пор в тебе столько смирения, что ты сейчас с таким блаженным лицом о нём-то говоришь? Ничего же не сходится! Тогда объясни мне на милость как он остался в сознании? Это каким таким чудом?.. – Сам же сказал: «Какой только херни на свете ни бывает!» – Да я это в смысле колдовства сказал! А не в том смысле, что душа умершего человека, пройдя из одного мира в другой, каким-то хреном сохранила все воспоминания! В чём же тогда суть смерти? Раз уж такая песня, то давайте все дружно пойдём в навь и разыщем всех наших померших родственников. А что? Здорово я придумал! А то что это зазря все по умершим горюют, ежели их можно на белый свет по щелчку пальцев достать! Надо сказать, что и Владомир, и Дарьяна уже порядком пожалели о том, что решили сообщить Дарёну о настоящем положении дел. Однако по пути домой им предстояло придумать как всё произошедшее объяснять главам собственной общины так, чтобы их толкования сходились и не вызывали вопросов, а для этого кое-какие вещи всё ж таки стоило Дарёну объяснить. Так вот придумать-то придумали, а в объяснение произошедшему тот так и отказывался верить и требовал ответов на свои вопросы. Дарён всё никак не затыкался, буравя недовольным взглядом в основном Владомира, чья растянувшаяся на уставшем лице улыбка даже ему, по жизни недогадливому, явно говорила, что телом-то Владомир был здесь, а мысли его бегали где-то далеко отсюда. И Дарьяна, сидевшая с недовольным лицом, едва ли была сейчас лучшим собеседником, чем он. Наконец Дарёна порядком это всё утомило. Осознав, что его друзья и сами не знают, как ответить на его вопросы, а использовать голову по её прямому назначению из всех присутствующих был способен только он один, молодой заклинатель глянул на молчаливо уставившуюся на Владомира сестру, глянул на самого Владомира, затем встал с лавки и пошёл наверх, надув губы. – Я, может, временами и бываю дурак, – постучал он пальцем по своему виску, – но в этот раз дураки как раз вы, раз очевидного не хотите видеть! Видите ли сидите тут оба в своих мыслях, а толку? Ума палата, да дыровата, раз на простые-то вопросы мои ответов сыскать не можете! Тьфу на вас! Проводив взглядом брата, Дарьяна осталась сидеть с Владомиром. Тот устало положил голову на собственные колени, его пальцы впились в чёрные волосы. – Как бы сильно мне хотелось, чтобы Лесьяр действительно тогда не умер… – почти беззвучно выдохнул он себе в колени, – и какое счастье, что я его всё-таки нашёл! Я так счастлив! Ах, если бы ты знала, – он зевнул, – как я счастлив!.. – Владомир встал, вышел через сени за порог и сделал глубокий вдох, глядя из-под навеса на небо. Молодой человек смотрел, как в чёрных проталинах туч по небу перекатывались далёкие ясные звёзды, смотрел и улыбался. – Осталось совсем немного! Совсем немного, и всё будет по-старому! – он снова зевнул и продолжил. – Я так ждал этого дня, ждал не дождался, и вот наконец… – он не докончил что ж там такое «наконец» должно было произойти, а вместо того поджал губы и широко улыбнулся. – Ты устал, иди поспи. Завтра поедешь к Емельяну. Владомир замотал головой. – Сначала в общину. – А смысл? Чтоб потом всё равно ехать к Емельяну, но побитым? Да ещё и в самое половодье. Владомир опустил на девушку глаза и улыбнулся. – Чтоб ты не отчитывалась одна за всех, – обнял он её рукой за шею. – Разве не на мне лежит вина за всё произошедшее? Дарьяна ничего не ответила и молча позволила ему некоторое время себя обнимать, а затем вдруг ударила кулаком в бок. – Ау-ауч! – резко разомкнул объятия Владомир и схватился за пострадавший бок. – За что на этот раз? – За то, что ты такой дурак! – заодно пнула его Дарьяна и по ноге, и теперь Владомиру пришлось ещё и нижние свои конечности прятать от девушки, страшась предположить какая часть его тела следующая на очереди под удар, а потому на всякий случай отодвигаясь подальше и пряча всё самое ценное. – Дарьянушка, твоё смурное настроение поистине пугает! Не знаю, что тебя за последнюю неделю так расстроило, но, честное слово, если в том есть моя вина, то прости пожалуйста! Я не хотел! Поэтому хватит меня бить! – несмотря на кулаки Дарьяны, по ощущениям от которых парочка синяков на нём обещала остаться, Владомир рассмеялся. – Всё-всё! Ладно! Уговорила! Иду спать! Под пристальным взглядом красивых лисьих глаз Владомир зашёл обратно внутрь и стал подниматься по лестнице. – Влад, – вдруг окликнула его Дарьяна, однако стоило тому обернуться, как заклинательница махнула рукой и сладко, по-девчачьи улыбнулась. – Ай ладно, ничего. Зевая, Владомир поднялся наверх и лёг в постель. В маленькой клети было жарко натоплено, по крыше убаюкивающе барабанил дождь, усталость смеживала веки. Зарывшись в одеяла, молодой человек обнял подушку и крепко прижал её к груди в попытке обмануть самого себя. Но сердце было не перехитрить – в самом деле, не по подушке ж оно тосковало! И Владомир, откинув подушку в сторону, сдался. Сердечная боль тут же смолкла. Сон мигом поглотил его в свои объятия и не отпускал оттуда до самого утра.