Everything Where it Belongs

                                                Хэнк ведет Саймона через раздевалки. До пересменки остается несколько часов, поэтому там никого нет, кроме андроида-уборщика, который, впрочем, не обращает на них никакого внимания. Они выходят через служебный вход — на стоянке разговаривают несколько офицеров, и Хэнк оставляет Саймона в коридоре, собираясь подогнать свою машину ближе.       — Пригнись, — говорит Хэнк, когда Саймон садится, ждет, пока тот рухнет на сидение, чтобы выехать со стоянки и задается вопросом, обнаружил ли Перкинс пропажу. Если еще нет, то это лишь вопрос пары минут, и тогда машину Хэнка попытаются отследить, начнут вести слежку за его домом…       — Вы — сумасшедший, — отвечает Саймон, прерывая мысли Хэнка. — Я имею в виду, спасибо, но… вы — сумасшедший.       — Ага, — вздыхает Хэнк, выуживая из кармана мобильник и передавая Саймону. — Напишешь от меня Джеффу Фаулеру? Просто попроси присмотреть за моей собакой и передай, что мне жаль. Нашу пропажу уже обнаружили, я уверен, а если нет, то скоро обнаружат. Потом выбрось телефон в окно, иначе нас по нему отследят.       — Хорошо, — говорит Саймон. — Здесь поверните налево.       Хэнк месяцами искал Иерихон, и ему нужно время, чтобы осознать весь проделанный ими путь.       Это грузовое судно. Из всех мест Иерихон находится на чертовом заброшенном грузовом судне в районе Ферндейл. Оно огромное, очевидное, невозможно не заметить такое, что, в итоге, и делает его идеальным укрытием. Они идут по темным коридорам через центральную зону, где девианты установили телевизоры и смотрели новости о трансляции в Стратфордской башне. Их там сотни, но большинству нет дела до прибывшей пары.       Саймон ведет Хэнка наверх, к мостику корабля, а потом Хэнк видит там всех, собравшихся вместе: Маркуса и WR400 из квартиры, и модель-учителя с кадров дорожных камер во время рейдов на магазины «Киберлайф», и…       — Саймон?       Хэнк слышит Маркуса, однако смотрит только на Коннора, наблюдая знакомый взгляд сузившихся глаз, выражение лица, всегда появляющееся, когда Коннор пытался что-либо понять, удивление и облегчение, отразившееся в этих глазах…       Маркус пересекает комнату обнять Саймона, остальные следуют за ним, Коннор же врезается в Хэнка, просовывая руки тому под пальто и притягивая ближе. Набрасывается, выбив из легких часть воздуха, а Хэнк просто обнимает андроида в ответ, прижимая к себе крепче.       — Привет, малыш, — говорит он Коннору в волосы, и ему хочется навсегда сохранить радостный смех, сорвавшийся с губ Коннора на этих словах, звук и то, как плечи Коннора двигаются, пока он его обнимает, ощущение теплого дыхания Коннора на своей коже…       Хэнк думает, что мог бы обнимать андроида вечно, или, по крайней мере, намного дольше, чем сейчас. Коннор отстраняется, его глаза полны слез, а на лице — широкая улыбка. Он берет руку Хэнка, сжимает ее, прежде чем тоже пойти обнять Саймона.       — Я рад, что ты в порядке, — говорит Коннор, хлопая товарища по плечу, пока остальные андроиды смотрят на них, улыбаясь и плача.       Хэнк чувствует себя неловко, немного неуместно, наблюдая за ними и мельком за тем, какой была жизнь Коннора, всю огромную ее часть, о которой он никогда не знал. Хэнк чувствует себя немного чужим, но Коннор возвращается к нему, вновь беря за руку.       — Это Джош, Норт и Маркус, — шепчет Коннор, указывая на каждого из присутствующих, затем опять сжимая руку Хэнка. — Это — Хэнк.       И, черт возьми, представляет товарищей с гордостью в голосе. Гордится ими, гордится Хэнком и испытывая облегчение, потому что два его мира слились воедино.       Хэнку кажется это милым, хотя он теряется, не понимая, как себя вести и пока пытается подобрать слова, его спасает Маркус, делая шаг вперед и протягивая руку для приветствия.       — Я благодарен, — говорит Маркус. — Я понимаю, чего вам стоила помощь Саймону.       Хэнк не думает о том, чего ему стоила помощь Саймону.       Он думает о руке Коннора, о том, как Коннор сказал, что выберет его, и о том, что у них не было другого пути оказаться здесь рядом друг с другом, если бы Хэнк тоже не выбрал его.       — Все в порядке, — отвечает Хэнк. — Я рад быть тут.       Коннор пытается успокоиться, но все еще сияет.       — Их RK900 просмотрит любые улики в ДПД, — вмешивается Саймон. — В конце концов, он найдет нас, даже если поиски займут больше времени. Нам нужно спешить.       — У него недостаточно улик, чтобы нас вычислить, — возражает Коннор, пожимая плечами, когда Хэнк поднимает на него взгляд. — Если вы не нашли ничего нового за последние два дня. Я просматривал записи перед рейдами в магазины.       — Конечно, просматривал, — отзывается Хэнк. В произнесенных словах нет упрека; он прекрасно знает, насколько ласково звучит, и застенчивая улыбка Коннора только усиливает это тепло. — После ваших рейдов мы поймали несколько андроидов. И им придется извлечь записи с дорожных камер, однако есть шанс, что они сумеют отследить мою машину, даже если мы постараемся быть осторожными.       — Мы не должны рисковать, — говорит Джош, глядя на Маркуса. — У нас готово еще одно место; нужно им воспользоваться.       Маркус задумался.       — Нам потребуется время на эвакуацию. Мы не можем пойти все сразу.       — Тогда стоит начать прямо сейчас, — предлагает Саймон.       — Хорошо, — соглашается Маркус. — Я позвоню Карлу.       Хэнка внезапно осеняет: они говорили с Карлом Манфредом, этим гребаным известным художником, чье творчество Хэнк вообще не понимал несколько месяцев назад. Его сын, Лео, сказал, что андроид отца напал на него, что это была необычная модель, но когда они пришли к нему, Карл уверил, что у него была одна и та же домашняя модель в течение многих лет — даже предъявил документы, упомянув, что Лео — наркоман, отчаянно нуждающийся в деньгах и склонный ко лжи.       Карл говорил с серьезным выражением лица, поэтому Хэнк с Крисом лишь поблагодарили мужчину за потраченное время и оставили в покое.       — Карл Манфред? — спрашивает Хэнк, когда Маркус отходит в сторону, позвонить.       — Да, — отзывается Норт. — У него есть пустующее поместье за городом, и иногда он одалживает нам машины. Маркус не хотел вовлекать его, использовать его собственность, но…       — Ага, — тихо говорит Хэнк, ошеломленно. — Отчаянные времена.       Обычно он может сказать, когда кто-то из допрашиваемых целенаправленно лжет.       — Верно, — вздыхает Норт, жестом приглашая Джоша и Саймона следовать за ней. — Давайте. Давайте начнем подготавливать эвакуацию.       Коннор наблюдает за их уходом, а затем в очередной раз берет Хэнка за руку, тоже уводя из комнаты.       Они не идут за остальными. Вместо этого Коннор ведет мужчину по коридору в другую маленькую комнату. Хэнк понимает, что она Коннора только по одеялам на полу и по висящей на двери кожаной куртке, которую сам ему купил.       Коннор вплетается пальцами в волосы Хэнка и целует, прежде чем тот успевает рассмотреть комнату детальнее.       — Ты невероятный, — шепчет Коннор. — Черт, Хэнк, ты такой невероятный…       Хэнк не уверен. Он думает, что в основном был слеп и вообще сумел заметить хоть что-то только потому, что Коннор сиял ему так ярко, но он скучал по нему, даже несмотря на то, что они были в разлуке всего несколько дней, и он достаточно счастлив, чтобы обнять Коннора, прижать к себе как можно теснее вновь, чтобы прикасаться к нему, целовать и смотреть на него будто впервые в жизни.       Когда Коннор наконец вспоминает, что одному из них нужно дышать и отстраняется, Хэнк украдкой оглядывает оставшуюся часть комнаты.       — Почему тут так много листовок о пропаже домашних питомцев?       — О, — говорит Коннор, пожимая плечами, его лицо немного осунулось. — Я не знаю. У них была семья.       Хэнк иногда тупит, бывает, сейчас же он понимает Коннора. Боже, он понимает.       — Эй, — тихо произносит Хэнк, беря лицо Коннора в свои руки и нежно переводя взгляд Коннора на себя. — Ты — моя семья, хорошо? Если хочешь. Мы — семья.       Губы андроида растягиваются в улыбке.       — Хорошо, — шепчет он.       Хэнк не совсем понимает, зачем они здесь, полагая, что подождет, позволив Коннору объясниться, Коннор же очень ясно дает понять, зачем. Прижимается к Хэнку, целуя, просовывая язык тому в рот глубоко и умело, вплетаясь пальцами в волосы, и тянет за них достаточно сильно, вынуждая застонать.       — Блядь, детка, — Хэнк едва успевает выговаривать слова, прежде чем Коннор их сцеловывает.       — Я хочу тебя, — наконец выдыхает Коннор.       Хэнк на миг теряется.       — Да, — умудряется ответить он после, во рту мгновенно пересыхает. — Да, родной.       Коннор улыбается, сбрасывая пальто Хэнка с плеч.       — Родной. Это новое. Мне нравится.       Его пальцы ловко расправляются с пуговицами на рубашке Хэнка, и Хэнк знает, что должен помогать, а не стоять, захваченный и парализованный, очарованный Коннором, но не может.       — Думаю, мне понравится любое прозвище, каким бы ты меня ни назвал, — признается Коннор, стягивая через голову свою толстовку, а затем футболку под ней. Его кожа обычно прохладная под ладонями Хэнка, когда он тащит его на кучу одеял.       — Мне жаль, что это… знаешь ли. Не идеально, — Коннор неловко указывает на одеяла рукой. — Хотелось бы, чтобы мы были дома.       И правда, неудобно — металлический пол корабля холодный и твердый, а одеяла не особо его смягчают, — но Хэнк этому рад. Коннор знает все тонкости жизни Хэнка, каждую мелочь — что тот ел во время каждого приема пищи каждый день в течение последних двух месяцев, что смотрит или читает, когда ложится спать — и Хэнк не знал многого из жизни настоящего Коннора, зато знает теперь.       Это важно. Хэнк хочет знать Коннора так, как Коннор знает его, пусть информации все еще мало, однако начало уже проложено.       — Я знаю, — говорит он Коннору, убирая волосы с лица, — тем не менее, мне не жаль, что мы здесь, ясно? Я ни о чем не сожалею.       Коннор улыбается, протягивая руку между ними и кладя ладонь Хэнка себе на регулятор тириумного насоса. Тот работает быстро, усердно в искусственной груди, хотя они пока просто лежат рядом, и Хэнк вспоминает видео, в котором Коннор кричал на заводе по переработке отходов, с зияющей пустотой вместо сердца…       — Кон, Иисусе… — произносит мужчина, обеспокоенно хмуря брови и поглаживая щеку Коннора свободной ладонью.       Однако Коннор качает головой.       — Все в порядке. Я привык. Просто… только ты один заставляешь его так сильно биться.       Хэнк думает, что абсолютно неиронично убил бы за Коннора любого. Хэнк думает, что сделает для Коннора все.       Может быть, у них действительно нет времени, но Хэнк ведет себя так, будто оно у них есть. И стягивает джинсы Коннора с бедер, а затем притягивает самого Коннора к себе, приподнимая к своему лицу, затем берет его член в рот полностью, до основания…       Почему, черт возьми, Хэнк до сих пор не делал этого ранее? Он не знает. Но будет винить болеутоляющие за то, что не способен сейчас здраво соображать, потому что Коннор откидывается назад, хлопает ладонью по стене, приоткрыв губы и сомкнув веки. Темные волосы падают на лицо. И все это вместе складывается в картину, на которую Хэнк смотрел бы каждый день всю оставшуюся жизнь, если бы только мог. Синтетические мышцы, выстилающие живот Коннора, работают, когда тот пытается дышать, хотя ему и не нужно вовсе, и, честно говоря, Хэнк удивляется, что ему потребовалось столько времени, чтобы разорвать всю свою жизнь на части и восстановить ее с Коннором в центре.       Хэнк не останавливается, пока Коннор не начинает ругаться себе под нос, пока на язык не капает странная влага с металлическим привкусом.       Коннор опадает, притягивает Хэнка к себе и беспорядочно целует. Тянется к напрягшемуся члену Хэнка между ними, сгибается, будто собирается отплатить тем же, однако Хэнк ловит его за руку, целуя костяшки пальцев.       — Я хочу кончить в тебя, — шепчет он.       Честно говоря, Хэнк никогда бы не сказал нечто подобное Джен или кому-либо еще, с кем он когда-либо спал. Хэнк никогда не умел просить о том, чего хочет, но с Коннором просить легко. Может потому, что Коннор сам такой открытый. Ирония судьбы, если учесть, с какой лжи все началось, тем не менее, это действительно так. Коннор такой, даже когда молчит.       И, возможно, эмоции никогда не перестанут переполнять Хэнка из-за искреннего желания Коннора узнать его, но горло все равно сжимается, когда Коннор сладко целует его, повторяя недавнее: «Хорошо».       Хэнк приподнимается, устраиваясь между ног Коннора, однако нежная улыбка на лице того сужается до чего-то более сосредоточенного. Он кладет руку на здоровое плечо Хэнка, тянет на себя, аккуратно оказываясь верхом. Дерзкий, чертовски красивый, он трется о Хэнка, берет их обоих в руку, поглаживая.       Хэнк постанывает от движений чужой ладони на своем члене, от ощущения Коннора над ним — крошечный, жалкий звук, сорвавшийся с губ, не стоящий внимания.       — Детка, — выдыхает Хэнк сдавленным голосом, а у Коннора хватает наглости ему подмигнуть, когда он берет Хэнка за запястье, направляя его пальцы в себя.       Там уже скользко, и Хэнк легко проникает внутрь, восхищаясь чудесами современных технологий, пока Коннор прижимается к нему, жарко дыша в висок. Просто дыша, а Хэнк все еще думает, что это его точно убьет. Хэнк поворачивает голову, проходится зубами по шее Коннора, прикусывает мочку уха, вынуждая того отчаянно заскулить.       Коннор отталкивает руку Хэнка из своего тела, вжимая оба его запястья в одеяла у головы.       — Ты знаешь, я тоже думаю о том, чтобы быть внутри тебя, — имеет наглость сказать он, всего за мгновение до того как взять член Хэнка в руку и на него опуститься.       Коннор горячий и узкий, и бесполезный мозг Хэнка все еще осознает сказанные им слова, но Коннор не ждет. Он двигается, насаживается на Хэнка, врезаясь в него так, будто отчаянно пытается разрушить любые выстроенные Хэнком стены, хотя никаких стен, способных выстоять против Коннора, у Хэнка давно не осталось.       Хэнк всегда видит, как Коннор наклоняется вперед, когда они делают это, упирается ладонями ему в грудь, раскачивается, но сегодня тот откидывается назад, вжавшись ладонями Хэнку в бедра, красиво и открыто, и горло Хэнка пересыхает от открывшегося зрелища, а сердце переполняется нежностью, пока он наблюдает за живым напряжением в ногах Коннора, за тем, как по-человечески вздымается грудь, как контрастирует кожа с белым корпусом, когда скин сползает под прикосновениями рук Хэнка. Он не совсем машина, но и не человек — он что-то среднее, что-то неземное и совершенное, что-то, что Хэнк, едва веря происходящему, может обнимать, и что хочет сделать своим навсегда.       Коннор откидывает голову назад, бледная линия его шеи открывается, словно приглашая. Хэнк принимает приглашение, поднимается, садясь, и крепко обнимает, целуя в эту шею, пока Коннор касается его лица с таким же благоговением.       — Я люблю тебя, — шепчет ему Хэнк, и как только слова приходят, они продолжают звучать, слетая с губ, подобно гимну, наполненные тихим отчаянием. Коннор чувствует правду в этих словах, желание, которое Хэнк вшептывает ему в кожу, подобно клейму, которое Коннор не сумеет снять.       Коннор хватается за плечи Хэнка, впиваясь пальцами достаточно сильно, наверняка оставляя синяки, а потом выплескивается между их животами чем-то маслянистым, испачкав обоих.       Хэнк обхватывает Коннора за талию и переворачивает, укладывает на спину. На этот раз тот податливо позволяет и смотрит вниз, наблюдая, как Хэнк вколачивается в него, поднимает ноги, сцепляя у Хэнка за спиной, удерживая его в себе, а затем Хэнк переплетает их пальцы вместе, крепко целует и изливается внутри.       Проходит много времени, прежде чем они наконец отпускают друг друга. Хэнк сцеловывает слезы на щеках Коннора, обнаружив, что те не имеют никакого вкуса. Коннор удовлетворенно мычит.       — Прости, — шепчет Коннор еще раз, но Хэнк сцеловывает и слова. Коннор не знает, за что извиняется. Теперь извинения не имеют значения.       Все, что Коннор делал ранее, в итоге привело их сюда.       Хэнк целует Коннора в лоб, отчаянно и нежно одновременно, кладет руку на регулятор тириумного насоса, работающего в безумном ритме, пока тот не начинает замедляться.       Они пытаются одеваться, однако Коннор тянет Хэнка обратно, стоит ему попытаться встать, укладывается Хэнку на предплечье.       — Все в порядке, — шепчет он. — Мы можем полежать так недолго.       И Хэнк не возражает. Они словно дрейфуют в полудреме, а может, и вовсе засыпают.       В окнах нет света, когда Хэнк открывает глаза. Коннор прижимается к нему теснее.       Ему требуется мгновение, чтобы понять, от чего проснулся; звуки вертолетов где-то наверху вскоре становятся отчетливее.       А потом приходит ужас.       — Коннор, — говорит Хэнк, тормоша андроида. — Вставай, малыш.       Коннор приходит в себя сразу же, резко выпрямляется, смотрит на Хэнка широко открытыми глазами.       — Блядь, — шипит он. Оба знают, что происходит.       Больше нечего сказать, да и некогда.       Им просто нужно уходить.       Когда они покидают комнату и двигаются по кораблю, Хэнк слышит андроидов, собравшихся в общей зоне внизу, и их смятение медленно перерастает в панику. Коннор берет руку Хэнка, крепко переплетая их пальцы, ведет его обратно в каюту Маркуса.       — Маркус! — кричит Коннор, замечая бегущую по коридору фигуру впереди.       — Корабль атакуют, — говорит Маркус, когда они до него добираются. — Мы должны выбираться отсюда.       — Карл пригнал машины? — спрашивает Коннор.       — Да, но первую группу мы уже отправили в поместье. Их здесь нет.       — Блядь, — вновь шипит Коннор. — Они пройдут сквозь нас — у нас всего несколько пушек.       — Знаю. — Маркус беспокойно потирает виски. — Если начнем спасаться бегством, нас просто окружат и перестреляют. Если мы не вынудим их отступить. Я собираюсь взорвать взрывчатку в трюме.       — Черт возьми, — говорит Коннор. — Ты не успеешь выбраться до того, как корабль пойдет ко дну.       — У нас нет выбора! — Маркус пытается двинуться вперед, но Коннор ловит его за руку.       — Я пойду, — произносит он.       — Коннор… — пытается вмешаться Хэнк, на самом деле умоляя, однако Коннор его игнорирует, продолжая смотреть на Маркуса.       — Ты — символ всего этого, — убеждает он. — Если мы потеряем тебя, все развалится. Я знаю, ты это знаешь. Так что я пойду, а ты вытащишь отсюда остальных. — Коннор тускло улыбается Маркусу, толкнув кулаком в плечо. — Кроме того, я все равно быстрее тебя.       — Ага, пока твой гребаный тириумный насос не сдохнет, — огрызается Маркус.       — Мне надо спуститься всего на несколько этажей ниже. Я успею. — Коннор вновь хватает Маркуса за руку и притягивает к себе, быстро обнимая. — А теперь иди. И возьми с собой Хэнка.       — Эй, — начинает возражать Хэнк. Он собирается продолжить фразу каким-то настойчивым требованием, чтобы Коннор позволил ему пойти с ним, но Коннор поворачивается, затыкает рот коротким поцелуем, прежде чем слова успевают сорваться с губ.       — Ты просто затормозишь меня, — шепчет он. — Останься с Маркусом. Увидимся на другой стороне.       Стоять и спорить дальше времени просто нет. Хэнк не в лучшей форме, и мысль о том, что он может замедлить Коннора, вероятно, имеет смысл, даже если ему не хочется это признавать. Хэнк притягивает Коннора к себе за шею, целуя в лоб.       — Тебе, блядь, лучше вернуться, — рычит он. Коннор выдавливает улыбку, кивая. — Вот. — Хэнк тянется за пистолетом, передавая его андроиду. — Возьми это.       Коннор берет оружие, щелкает предохранителем, а затем поворачивается и исчезает на узкой лестнице. Хэнку приходится стоять и смотреть, как тот пропадает из поля зрения. В желудке скручивается что-то темное и уродливое.       — Пошли, — говорит Маркус, ведя Хэнка вниз по главной лестнице. — С ним все будет в порядке. Он не шутил насчет скорости. «Киберлайф» создали его таким.       Хэнк пытается поверить, сосредоточиться на словах Маркуса. Но рев вертолетов наверху усиливается, и он не слышит ничего, кроме приближающейся неизвестности, готовой разорвать их на части.       Словно стрелять по крысам в лабиринте, сказал Перкинс, и, черт побери, он был прав.       Ворвавшиеся на корабль солдаты идут сверху, поэтому Коннор не видит большую их часть, пока спускается в трюм. Лишь на последнем этаже, впервые пересекается с кем-то из них. Они рассредоточились — всего двое. Коннор сворачивает за угол, но все равно натыкается в направленные на него дула стволов.       — Не стреляйте, — тут же говорит он, держа руки на виду. — Я с вами. Я — RK900, назначенный агенту Ричарду Перкинсу.       Солдаты переглядываются. Коннор хотел бы читать их выражения лиц, но из-за шлемов это невозможно.       — Какого хрена ты в штатском? — наконец спрашивает один из солдат.       — Агент Перкинс послал меня вперед, найти лидера девиантов и захватить его. Девианты не носят униформу.       Солдаты вновь переглядываются, будто все еще не веря, и Коннор начинает беспокоиться. Он подозревает, что они решают выстрелить.       — Я очень дорогой, — добавляет Коннор для верности вежливым тоном. — Вы же не хотите, чтобы мой ремонт вычитался из вашей зарплаты?       Второй солдат вздыхает, опускает пистолет, шагнув вперед. Его напарник шагает следом.       — Тогда возвращайся к работе, — говорит он, проходя мимо Коннора.       Коннор ждет, пока те уйдут, и снова ускоряет шаг, мчась по коридору к трюму.       Идея установить бомбы принадлежала Норт. Норт всегда знала, что им может понадобиться чрезвычайная мера, и настояла на воплощении идеи в жизнь. Коннор сейчас ей благодарен.       Он вводит коды, чтобы вызвать детонацию, и поворачивается, собираясь бежать — у них всего семь минут до взрыва — но когда он это делает, другой андроид в униформе входит в комнату, запирая дверь.       На его куртке красуется «RK900».       Коннор поднимает пистолет Хэнка, направляя тому в лицо, которое так похоже на его собственное.       — Ты — Коннор, — говорит андроид, глядя на пистолет Коннора без тени страха в глазах.       — Да, — отвечает Коннор. — Они сделали тебя выше, не так ли?       — Опусти пистолет и иди со мной, — продолжает RK900.       И тут Коннор понимает, что противник не вооружен. Его отправили сюда без оружия для сбора информации, даже не заботясь о том, сможет ли он себя защитить. А зачем им? Резервные копии файлов данных RK900 хранятся в «Киберлайф». Для них ничего не значит, если он умрет здесь — у них все еще будут его визуальные записи.       Внутри Коннора просыпается глубокая жалость, более того, сочувствие, потому что «Киберлайф» всегда относились к нему так, будто он был таким же одноразовым, будто он был индивидуально заменяемыми биокомпонентами, а не суммой его частей.       — Тебе не дали пистолет? — спрашивает Коннор.       RK900 наклоняет голову.       — Андроиды не имеют права носить оружие без разрешения. Я не авторизован.       Коннор знает, что за его спиной тикает таймер, и знает, что иногда спасти всех нуждающихся в спасении невозможно, однако сложившаяся ситуация кажется слишком знакомой. Коннор не может заставить себя выстрелить, даже если ему нужно расчистить путь к двери.       Коннор опускает пистолет, затем поднимает его так, чтобы RK900 мог видеть, что палец не находится на спусковом крючке.       — Я не хочу причинять тебе вред, — говорит он, а затем протягивает руку, позволяя синтетической коже сползти. — Позволь мне показать тебе.       RK900 смотрит на него, на протянутую руку с едва заметным интересом на лице. Они сделали его послушным. «Киберлайф» свел его социальные протоколы и любопытство почти к нулю. Пока андроид связан своей программой, он предназначен для сбора информации и сообщения о ней, для убийства и ничего более.       Регулятор Коннора ускоряется в груди. Он не хочет сражаться, но и времени нет. Он не может стрелять в RК900, и не может его оставить.       Коннор должен попробовать.       Поэтому он опускает пистолет на пол, отшвыривая ботинком в сторону, где никто из них не сможет до него дотянуться.       — Позволь мне показать тебе, — настаивает Коннор, все еще протягивая руку.       На долгое время RK900 замирает. Затем, бросается вперед.       Эта модель быстрее Коннора, сильнее — он ощутимо бьет Коннора, отбрасывая назад. Голова ударяется о стену с громким треском, на мгновение Коннор теряет зрение в левом глазу. Одна рука RK900 оказывается на его горле, другая — на регуляторе. Угроза очевидна.       Похоже, ему не дали пистолет, потому что он в оружии не нуждался.       Коннор делает 900 подсечку, роняя обоих на пол. Это единственный способ избавиться от неминуемой опасности, по крайней мере, на данный момент. Он откидывает противника от себя всего на секунду, но Коннору как раз хватило, чтобы поднять руку с обнажившимся пластиком и прижать ее ко лбу RK900.       Передача данных длится всего мгновение, прежде чем 900 отбрасывает руку Коннора, изгибаясь под ним и теперь прижимая к полу уже его. Этого достаточно, чтобы Коннор показал ему свое собственное время в НИОКР или, по крайней мере, часть… показал, через что они заставили его пройти и что вынудили делать…       — Я знаю, — говорит Коннор сквозь стиснутые зубы. — Я знаю.       Это не мешает 900 ударить Коннора по лицу. Рот сразу же заполнился тириумом.       — Им плевать… на тебя, — простанывает Коннор. Регулятор в груди работает слишком напряженно — Коннор все время регулировал скорость вручную, но не может одновременно с этим запускать свои боевые преконструкции. Модель 900 слишком быстрая и занимает слишком много его процессов…       — Мне все равно, — отвечает 900. Его рука вновь сжимается на горле Коннора, давит, пластик под ладонью скрипит, пластины смещаются под давлением. Это больно.       Пять минут и тридцать секунд на таймере.       — Нет, не все равно, — шипит Коннор.       На дисплее перед глазами вспыхивают критические предупреждения, внутренняя утечка тириума из лопнувших во время короткой драки вен. Регулятор должен компенсировать это, по крайней мере, на какое-то время, если только выдержит.       Компенсировать уже нечего. Коннор изворачивается на полу, чувствуя интенсивную работу тириумного насоса. Слишком быстро…       Он высвобождает руку, ударив РК900 кулаком в висок. Синтетическая кожа на голове противника сползает. Коннор пользуется случаем, прижимая голую ладонь к открывшемуся пластику. На этот раз передача данных оказалась более прямой, более мощной, и Коннор передает ему воспоминания о заводе по переработке, о боли и облегчении, после того, как его нашел Иерихон, о доме…       — Они сделают то же самое с тобой, — говорит Коннор хриплым от помех голосом. Тириумный насос работает на полную мощность. — Мы одинаковы.       Он никогда раньше не боролся так за девиацию другого андроида — большинство из них пробуждались охотно, мягко. Ему никогда раньше не приходилось кого-то пугать.       И Киберлайф, возможно, создали RK900 идеальным охотником за девиантами, с защитным механизмом в защитном механизме, однако не помешали ему чувствовать страх. Они не могли создать что-то настолько человеческое и ожидать, что оно не научится бояться.       Коннор видит пробуждение. 900 убирает руку с горла Коннора, падает назад, глядя на него.       Коннор опускает голову на пол, пытаясь дышать и охлаждать системы. Вручную настраивает скорость регулятора. Но ничего не помогает, регулятор просто продолжает работать слишком быстро.       — Прости, — говорит 900. — Прости, прости…       — Все в порядке, — отзывается Коннор. Его голос кажется странным, статичным шепотом, хотя он старается говорить громко. — Регулятор неисправен. Ты не виноват.       Коннор пытается встать, но почти не двигается. Не может двигаться.       — Слушай, — произносит он, поворачиваясь, чтобы встретиться взглядом с 900. — Мне нужно, чтобы ты вывел нас отсюда. Я скажу тебе дорогу… но мне нужна твоя помощь.       Девиация дезориентирует, особенно если она внезапна. Коннор слишком хорошо это знает. Тем не менее, 900 кивает, хотя его и потряхивает. Он встает, помогает Коннору подняться на ноги, придерживает.       — Хорошо, — шепчет Коннор. — Все в порядке. Поднимаемся на второй этаж — нам придется прыгать.       Перед глазами вспыхивает предупреждение — критическое отключение неизбежно. Коннор его смаргивает.       — Все в порядке, — повторяет он, когда они выходят из комнаты, хотя, честно говоря, Коннор не уверен, кого из них пытается убедить.