Everything Where it Belongs

Detroit: Become Human
Слэш
Перевод
Завершён
NC-17
Everything Where it Belongs
TwinkyCat
переводчик
Автор оригинала
Оригинал
Пэйринг и персонажи
Описание
За несколько месяцев до начала революции андроидов в дом Хэнка Андерсона присылают модель андроида-любовника. Хэнк не помнит, как делал заказ, потому что в ночь перед этим был пьян. Но андроид по имени Коннор, которого Хэнк все же активирует, пусть и нехотя, существенно меняет его жизнь. Революция близится.
Примечания
Простите меня, я знаю, что и так очень затянула с предыдущей работой, но не смогла удержаться и взялась за еще одну. Пока горю этими прекрасными ребятами, хочется перевести как можно больше восхитительных работ, которые я нашла ( даже список составила ).
Поделиться
Содержание

Часть 11. Революция. Финал

      Хэнк ждет снаружи под ближайшей эстакадой. Он промок, после прыжка в холодную воду у него болит бедро, и нет ничего, что бы облегчило его дискомфорт. В любом случае, о дискомфорте Хэнк почти не думает.       Он предпочитает считать минуты.       Прошло две с тех пор, как Маркус сказал, что Коннор должен был добраться до трюма. Ему, вероятно, на побег с корабля, — говорил Маркус — если не считать каких-либо непредвиденных заминок, потребуется три.       Проходит еще минута. Хэнк стоит рядом с Маркусом, Норт и Джошем, наблюдая за кораблем. Саймон помогает андроидам разместиться в машинах Карла. Никто из них ничего не видит.       — Я иду за ним, — не выдерживает Хэнк спустя очередную минуту, хотя Норт ловит его за руку, удерживая — удивительно сильная для своего роста.       — Нельзя, — возражает она. — Если Коннор добрался до бомб, корабль взорвется через минуту или две.       — А если он там ранен, или подстрелен? Если так и не добрался до трюма…       — Добрался, — прерывает Маркус. — Смотрите.       Сквозь темноту Хэнк замечает толпящихся на палубе солдат, вертолеты готовятся ко взлету, лопасти начинают вращаться.       — Черт, — шипит Хэнк, продолжая считать минуты, расхаживая взад-вперед, несмотря на боль в бедре. Это позволяет ему оставаться начеку.       Две минуты. Три минуты. Четыре. Взрыв оглушает, и Хэнк прижимает ладони к ушам, пока остальные смотрят на полыхающий в огне Иерихон.       Огонь освещает ночь, а потом они видят их: две фигуры вдалеке. Одна несет вторую.       Желудок Хэнка сжимается. Он знает, что это Коннор, должен быть — Саймон уже сказал, что учел остальных. Но тот, который его нес… высокий, слишком знакомый и…       — Блядь, — ругается Джош, а Хэнк вдруг понимает почему.       Теперь те двое достаточно близко, чтобы можно было рассмотреть синие пятна крови на губах Коннора, болезненный оттенок кожи, закрытые глаза. И он не «дышит»… Хэнк даже не может сказать, жив ли он. Затем тянется к пистолету только, чтобы вспомнить, что отдал оружие Коннору. Но Норт успевает наставить свой на RK900, пока тот опускает Коннора на землю.       — Не стреляй, — говорит 900, и голос у него другой, слабее, чем в участке.       Хэнк, тем не менее, шагает вперед, хватая андроида за воротник куртки и швыряет в стену эстакады. Андроид не сопротивляется.       — Что ты сделал? — Хэнк буквально орет. — Что, черт возьми, ты сделал?!       — Я… не знал, — шепчет RK900. — Я не знал.       На руку Хэнка опускается чужая ладонь. Он поворачивает голову, видя рядом с собой Маркуса.       — Отпусти, — просит Маркус. — У него не было выбора, кроме как подчиняться программе.       Хэнк с неохотой ослабляет хватку и отступает. Хуже всего, что винить действительно некого. Он слишком хорошо это осознает. Проходили. Поэтому оглядывается через плечо на лежащего на земле Коннора. Норт с Джошем уже стоят рядом с ним на коленях, оценивая ущерб.       — Регулятор дал сбой, — объясняет Джош, взглянув на Маркуса. — Он едва держится.       Хэнк тоже опускается на колени рядом с Коннором. Бедро болит дико, однако сейчас боль не имеет значения.       — Живой? — спрашивает Хэнк у Джоша едва слышно, будто умоляюще.       — Живой, — мягко отвечает Джош.       — Коннор, — говорит Норт, кладя руку тому на щеку. — Кон, посмотри на меня.       Коннор широко открывает глаза мгновение спустя. Оглядывается, тяжело дыша и кажется испуганным. Когда он находит взглядом Хэнка — делает слабое усилие в попытке дотянуться до его руки. В карих глазах стоят слезы.       Хэнк берет протянутую руку, переплетая их пальцы вместе. Его собственные глаза горят, то ли от дыма, то ли тоже от слез.       — Коннор, — снова говорит Норт, твердо и настойчиво. — Посмотри на меня.       Коннор смотрит, поворачивая голову и морщась от движения шеи.       — Больно, — стонет он. Сердце Хэнка разрывается на кусочки.       Норт смелее, сохраняя спокойное выражение лица, вновь касается щеки Коннора.       — Знаю, — продолжает она. — Мы поможем, но тебе придется поместить себя в стазис. Ты теряешь слишком много тириума, работая в обычную мощность.       — Я не могу регулировать насос в стазисе, — хрипло возражает Коннор, сжимая пальцы Хэнка. — Если я не проснусь…       — Проснешься, — убеждает Норт. — Ты проснешься, я обещаю. Ты должен доверять мне, хорошо? Сейчас тебе нужно уйти в стазис.       Коннор тяжело сглатывает.       — Хэнк, — хрипит он.       — Да, — отзывается Хэнк, и, черт возьми, его собственный голос звучит не лучше. — Я здесь, малыш.       Коннор всхлипывает, тянется к нему, словно пытаясь притянуть к себе, и Хэнк наклоняется, целуя Коннора в лоб, вплетая пальцы в его волосы.       — Я люблю тебя, — шепчет Хэнк. Коннор отчаянно кивает, дернув уголками губ, будто пытаясь заговорить, но черты его лица искажаются от боли. — Все в порядке, — быстро останавливает Хэнк. — Я знаю. Я знаю, что и ты меня.       Коннор снова кивает. Норт смотрит куда-то между ними двумя, прежде чем схватить Коннора за руку.       — Кон, — твердо произносит она. — Ты должен доверять мне. Сделай это сейчас. Ты будешь в порядке.       Коннор смотрит на Хэнка еще раз, продолжает смотреть, пока не смыкает веки.       Он не дышит в стазисе, и Хэнк не знает, как убедиться, что андроид все еще с ними, однако Норт встает на ноги.       — Позвони Карлу, — обращается она к Маркусу. — Скажи, что мы едем. Я свяжусь с Хлоей по дороге. В любом случае, все летит к чертям, так что ей тоже можно выдвигаться.       — Что… — начинает спрашивать Хэнк, но Норт указывает на RK900.       — Помоги нам затащить Коннора в машину, — говорит она, прежде чем повернуться к Хэнку. — Я объясню по дороге.       Маркус кладет руку ей на плечо.       — Будь осторожна.       — Да, — отвечает та. — И ты. Я вернусь. Давай, 900.       — Найнс, — поправляет RK900, поднимая Коннора.       — Чего? — переспрашивает Норт.       — В «Киберлайф» была техник, которая называла меня «Найнс» во время разработки. Она мне нравилась — она была доброй.       — Тогда Найнс, — соглашается Норт, а потом манит Хэнка за собой.       Хэнк оглядывается через плечо, когда присоединяется к ней и видит, как Джош подходит к Маркусу, берет за руку, обнимая за плечи. Маркус прижимается к нему, и только тогда Хэнк понимает, что никогда не видел, чтобы Маркус вел себя так: менее сдержанно и прямо. Джош что-то говорит ему перед тем, как поцеловать в лоб, что-то похожее на «все будет хорошо» — из-за расстояния не разобрать.       Хэнк не знает, куда они идут, но Норт движется уверенно. Он идет рядом с ней, плетется за Найнсом и смотрит на Коннора, обмякшего в чужих руках.       Хэнк должен доверять ей. У него нет другого выбора.       На стоянке напротив места, где Саймон организовывал эвакуацию, ждут несколько автономных транспортных средств. Норт машет ему рукой, а Найнс сгружает Коннора в кабину единственной пустой машины, укладывая поперек заднего сиденья.       — Эй! — Хэнк слышит крик Норт, садясь с другой стороны и кладет голову Коннора себе на колени, убирает волосы с его лба. — Я беру одну из машин — Коннор в очень плохом состоянии. Это Найнс… присмотри за ним, ладно? Он лишь недавно пробудился — но сейчас с нами.       Хэнк смотрит в окно, видя, как Саймон быстро обнимает Норт, а затем жестом приглашает Найнса присоединиться к нему, пока та бежит обратно к машине. Она садится на водительское сиденье, вводит адрес, затем перебирается к Хэнку на заднее сиденье, грустно глядя на Коннора.       — Он будет в порядке? — спрашивает было Хэнк, однако Норт перебивает.       — Мне нужно кое-кому позвонить — дай мне минутку, ладно?       Ее глаза на мгновение трепещут, потом она произносит: «Привет, Хлоя». Норт проговаривает приветствие с волнением в голосе. «Иерихон только что подвергся нападению… мы в порядке, но регулятор Коннора дал сбой. У него сильное внутреннее кровотечение, а у нас закончились биокомпоненты. Он не выживет, если только…».       Норт замолкает, слушая ответ, которого Хэнк не слышит.       — Да, — отзывается та через мгновение почти ласково. — Береги себя, милая. Скоро увидимся.       Еще через мгновение смотрит на Хэнка, и только тогда Хэнк понимает, что она не на связи.       — Большинство людей не знают, — поясняет Норт, — но изначально Маркус был подарком Карлу Манфреду от Элайджи Камски. Маркус был девиантом в течение нескольких месяцев, прежде чем покинул дом Карла, и, вероятно, не уходил бы вообще, если бы ему не пришлось после стычки с сыном Карла. Карл был опустошен, когда Маркус ушел, а Камски, сочувствуя потере, подарил ему одну из своих личных моделей.       Норт вздыхает, проводя рукой по лбу.       — Дело в том, что андроиды модели «Хлоя», по крайней мере в том виде, в котором их запрограммировал Камски, работают в одной сети. Одно сознание внутри нескольких тел. И Хлою Карла Камски запрограммировал по той же схеме, но она пробудилась, подобно Маркусу, просто потому, что Карл поощрял ее желание развивать свои собственные интересы и видеть себя личностью, а затем она получила доступ к этому старому сетевому программированию. Никто из нас не может пробуждать андроидов той же модели по всему городу, но Хлоя смогла. Поэтому она пробудила двух других андроидов RT600, находящихся в собственности Камски. Камски все еще время от времени консультирует «Киберлайф» и, честно говоря, Хлоя думает, что он просто хочет за ними следить. Его личные андроиды имеют доступ к его офису на случай, если ему когда-нибудь… я не знаю, будет лень идти туда самому, думаю. Он удалил серийный номер Хлои из своего доступа, когда подарил ее Карлу, но это не помешало другим Хлоям взломать его учетную запись и вернуть доступ себе. У нее есть только одна попытка, прежде чем кто-то проверит записи службы безопасности и поймет, что произошло, но…       — Но она должна попасть в «Киберлайф», — с пониманием заканчивает Хэнк. В животе у него скручивается тяжелый узел, на щеках высыхают слезы, из глаз текут новые, и он чувствует, как регулятор тириумного насоса Коннора гудит под ладонью. — Сможет ли она получить детали, которые ему нужны?       — Я не знаю, — признается Норт. Ее руки сжаты в кулаки на коленях, но Хэнк различает в них легкую дрожь. — Ей придется проникнуть в лабораторию. Она попытается.       — И если она сможет, и если ей удастся вернуться к Карлу, — говорит Хэнк, зная, что это два очень огромных «если», — с ним все будет в порядке?       — Я… не знаю, — повторяет Норт. Ее голос дрожит, Хэнк видит слезы, которые она пытается скрыть, глядя в окно. — Он в плохой форме, Хэнк, и даже если Хлоя получит в Киберлайф все необходимое, ей потребуется время, чтобы вернуться в дом Карла и провести ремонт… а время сейчас не на стороне Коннора.       Это далеко не та уверенность, с которой Норт обещала Коннору, что тот проснется, и, возможно, она улавливает повиснувший в воздухе вопрос, потому что добавляет: — «Раньше я делала так для андроидов в «Эдеме», для тех, кто слишком сильно пострадал и не подлежал починке из-за очередного куска дерьма, упивающегося вседозволенностью. Они всегда казались слишком напуганными, что провоцировало их системы работать тяжелее, делало им больнее… но конец всегда одинаков. Кто-то должен был казаться храбрее, чтобы помочь им уйти мирно.       Норт снова смотрит на Хэнка, теперь слезы на ее щеках заметны отчетливей.       — Между нами, Хэнк? Я чертовски напугана. Я всегда в ужасе.       Узел в животе Хэнка скручивается туже, когда он смотрит на Коннора, слишком мягкого и доброго, несмотря на то, каким «Киберлайф» пытались его сделать.       — Он — единственное, что у меня есть, — нежно произносит Хэнк, и Норт тянется к нему, накрывая его руку своей.       — Он и моя семья, и Хлои, — мягко отзывается Норт. — Мы сделаем все, что в наших силах.       Хэнк снова плачет, потому что не в состоянии чем-то помочь, вынужденный просто сидеть и ждать, даже если бы гораздо охотней занял место Коннора. Он бы отдал ради него все, но у него даже не было шанса.       Хэнк берет руку Коннора, переплетая их пальцы вместе. Машина сообщает, что они в пяти минутах от дома Карла. Когда они прибывают к месту назначения, машина паркуется в гараже, и Норт кивает в сторону Коннора, говоря: — «Сможешь его нести?»       — Да, — отзывается Хэнк, проводя по лицу ладонью и вытирая слезы. — Я понесу.       Норт тянется к голове Коннора, осторожно поднимает с колен Хэнка, позволяя Хэнку выбраться первым, а затем помогает поддержать, пока тот поднимает его на руки.       — Осторожнее с шеей, — предупреждает Норт. — Часть обшивки повреждена.       Бедро Хэнка болит после прыжка в холодную реку, но он не обращает на боль внимания, держа ладонь под шеей Коннора, не обращая внимания и на вспыхнувшую боль в пояснице. Норт вылезает из машины следом, спешит через гараж к двери, прижимая руку к идентификационной панели.       — Добро пожаловать домой, Норт, — реагирует система безопасности.       — Карл дал нам всем доступ, — объясняет она, входя внутрь.       В гостиной горит свет, Хэнк краем глаза замечает Карла Манфреда, подоспевшего на инвалидной коляске в фойе, чтобы их поприветствовать.       — Здравствуй, дорогая, — говорит Карл, приближаясь и беря Норт за руку в знак приветствия, прежде чем посмотреть на Коннора и измениться в лице. — Ох, Коннор…       — Нам нужно отнести его вниз, — поясняет Норт, и Хэнк следует за ней к маленькому лифту. — Как давно ушла Хлоя?       — Двадцать минут, — отвечает Карл. В лифте он тянется вверх, нажимая нужную кнопку.       — Карл, это Хэнк, — представляет Хэнка Норт, как только лифт двигается. — Он — наш друг.       — Мы встречались, — говорит Хэнк. — Я, эм, расспрашивал вас о вашем пропавшем девианте несколько месяцев назад.       — Лейтенант Андерсон, не так ли? — уточняет Карл. — Уверен, вы простите меня за ложные показания.       — Да, — отвечает Хэнк. Удобнее смещает Коннора на руках, но боль в спине не утихает. — Хорошая у вас память.       Лифт издает короткий звук, двери открываются, впуская их в лабораторию, похожую на те, что Хэнк видел в Киберлайф. В центре располагалась машина с четырьмя механическими стержнями, предназначенными для фиксации андроидов и удерживании их на месте во время ремонта. Стерильно, словно в больнице, но на больницу это все походило мало.       Хэнку безразлично, что Коннор — андроид, или что кто-то когда-то засунул его в машину, точно такую же, как эта, пока его строили, однако это все равно серьезное напоминание.       Норт подходит к компьютеру, вводит несколько команд, приводящих машину в движение и в центре выдвигается доска, больше напоминающая кровать, и, когда она кивает, Хэнк кладет туда Коннора, наблюдая, как машина фиксирует его тело на месте.       Норт берет толстый шнур, открывает порт сзади на шее Коннора, подключая.       — Мы проведем полную диагностику, — поясняет она, обращаясь больше к себе, чем к Хэнку.       Хэнк остается рядом, время от времени украдкой поглядывая на данные, проходящие через компьютер. Они ни о чем ему не говорят, учитывая, что читать коды он не умеет, но продолжает смотреть, будто они могут ему что-то сказать.       — Норт, — зовет Карл, когда та отходит назад, позволяя машине проводить диагностику. — Вы смотрели новости, пока сюда ехали?       — Нет, — отвечает Норт. — Не хотелось видеть, как Иерихон снова взрывается.       — Это не то. — Карл достает пульт, включая находящийся в углу помещения телевизор. — Вот.       На экране андроидов собирают с улиц, массово отправляя на заводы по переработке отходов «Киберлайф».       — Черт, — шепчет Норт. — Блядь! Они не могут…       — Да, — грустно подтверждает Карл.       — Вы сообщили Маркусу, когда он вам звонил?       — Да, Маркус в курсе. Он пытается устроить протест или нападение, что-то в этом роде, но сегодня вечером противостояние людей и андроидов так или иначе достигнет апогея.       — Черт, — снова шепчет Норт, а Хэнк крепче сжимает руку Коннора.       Они молча смотрят новости еще несколько минут. Все то же самое, ведущие повторяют одни и те же моменты по кругу, как они делают во время экстренных новостей, когда сами мало что знают. Хэнк готовится предложить просто выключить телевизор, но повествование вдруг меняется.       Говорится что-то о вторжении в «Киберлайф», и Норт сжимает кулаки.       Сердце Хэнка замирает. Если Хлоя не вернется, ему придется стоять здесь, наблюдая как Коннор умирает. Ему придется смотреть, и сделать он ничего не сможет.       Проходят минуты, прежде чем показывают толпу андроидов из «Киберлайф», и становится понятно, что «Киберлайф» знает о взломе только потому, что Хлоя пробудила каждого андроида внутри их сети, пока находилась там.       — Блядь, — говорит Норт, но на этот раз ругательство звучит просто как благоговение и признательность.       Проходит еще полчаса, и они слышат из динамиков: «Добро пожаловать домой, Хлоя». Мгновение спустя звенит лифт, Хэнк поднимает глаза, видя, как из него выходит женская модель андроида со светлыми волосами. Она не похожа на Коннора, но у нее такие же милые и добрые черты, как у него, которые легко к себе располагают. У нее на плече висит сумка, но она роняет ее, когда Норт пересекает комнату и обнимает.       — Не пугай меня так, — говорит Норт, вцепившись рукой в волосы Хлои и целуя ее в лоб. — Ты должна была просто достать биокомпоненты.       — Я знаю, — отвечает Хлоя. — Но вам нужна помощь. Я отправила остальных к Маркусу.       Норт плачет, целуя Хлою в губы. Улыбка на ее лице теплая и искренняя. Хлоя берет Норт за руку, целует пальцы, прежде чем пойти проверить, как проходит диагностика Коннора.       — Серьезная утечка тириума, —констатирует она. — В основном в области шеи и живота… тридцать минут до критического отключения.       — Ты можешь это исправить? — устало спрашивает Хэнк.       — Не знаю, — отзывается Хлоя. Она расстегивает рубашку Коннора, вскрывает его грудную клетку, чтобы осмотреть повреждения. Хэнк пытается прочитать ее лицо, но не может.       — Мне необходимо вернуться к Маркусу, — говорит Норт. — У Саймона повреждена нога, так что только он и Джош пытаются вести всех за собой. Ему нужны люди.       — Возьми машину, — предлагает Карл, и Норт кивает, хватая Хлою за плечо и обнимая, а затем обходит машину, держащую Коннора и тоже целует в лоб. — Позаботься о нем, — обращается она к Хэнку. Мужчина кивает, чувствуя, как сжимаются внутренности. — Спасибо, Карл, — благодарит Норт, проходя мимо того.       — Будь осторожна, — говорит Карл, и она кивает.       Когда Хэнк смотрит на нее в закрывающемся лифте, ее челюсти сжаты, а на щеках нет слез.       — Хэнк, не так ли? — спрашивает Хлоя, стоит только Норт уйти, и подбирает сумку с припасами. — Коннор рассказал нам о тебе.       — Да, — слабо отвечает Хэнк. Он не может оторвать взгляда от открытой грудной клетки Коннора, от его тириумного насоса, который явно неисправен.       — Мне понадобится помощь. Твои руки тверды, Хэнк?       — Я… они в порядке, полагаю?       — Хорошо, нам хватит, — Хлоя раскладывает биокомпоненты, а Хэнк смотрит на набор пластиковых трубок, которые являются венами Коннора, на маленький черный регулятор, который помогает его сердцу биться. — Карл, — сообщает она, — у Коннора достаточно сильное кровотечение, так что нам, вероятно, потребуется вымывать кровь из его тела.       Карл не задает вопросов — он просто подбирается к шкафу у противоположной стены, достает какое-то маленькое приспособление. Внутри виднеются и другие медицинские принадлежности, некоторые из которых Хэнк узнает, другие явно предназначены для андроидов.       — Господи, — выдает Хэнк. — У вас тут целая больница?       — В некотором роде, — отзывается Карл. — Иерихон оборудован для самостоятельного выполнения незначительных ремонтных работ, но им нужно место для починки более серьезных повреждений.       Хэнк выгибает бровь, поэтому Карл добавляет: — «Я очень богат, Хэнк. А когда ты богат, никто не задается вопросом, как ты тратишь свои деньги».       Что ж, это чистая правда, думает Хэнк. Он благодарен в любом случае.       — Сначала мы восстановим вены, — поясняет Хлоя Хэнку. — Я покажу тебе, что делать, а потом ты заделаешь повреждение на его шее, а я займусь его грудной клеткой. Хорошо?       — Да, — говорит Хэнк. Он продолжает вспоминать, что она сказала о времени до отключения, думая, что у них его мало. У него нет времени бояться облажаться. — Хорошо.       Хлоя открывает отверстие сбоку на шее Коннора, и внутри Хэнк видит, что Норт была права насчет треснутой обшивки. И под шасси он тоже видит кровь.       — Здесь придется высасывать много крови, — говорит Хлоя, и Карл приближается к ней, протягивая устройство, чтобы удалить лишний тириум. — Хорошо, — обращается Хлоя к Хэнку. — Ты должен видеть, что именно сломано. Тебе придется вытаскивать поврежденные вены, а затем вставлять новые. Они больше, чем сами вены, но примут нужную форму, когда мы их подсоединим.       Хэнк плохо знал в школе домоводство, а то, что ему предстояло сделать, напоминало чем-то шитье, однако он все равно кивает, наблюдая, как Хлоя вытаскивает одну вену, потом погружает обратно, демонстрируя Хэнку как надо.       — А регулятор? — спрашивает Хэнк. — Я думал, вся проблема в регуляторе.       — Мы подумаем об этом позже, — отвечает Хлоя, ее голос звучит так, словно она о чем-то умалчивает.       Однако у Хэнка нет времени беспокоиться об этом. Он берет у нее связку сменных вен, приступая к работе.       Хлоя смотрит на экран, читая по диагностике что-то в коде Коннора.       — У тебя есть собака? — спрашивает она, пока Хэнк укладывает первую вену на место. Синтетический материал легко поддается, даже если Хэнк чувствует себя неуклюжим.       — Да, — удивленно отзывается Хэнк. — Откуда ты знаешь?       — Некоторые процессы все еще работают в стазисе… можно сказать, что-то вроде андроидного эквивалента сна. — Хлоя кивает на диагностику. — Он думает о тебе.       Хэнк не знает, что на это сказать, и не готов к сжимающему в груди сердцу. Он хочет, чтобы Коннор проснулся, поцеловать его в лоб и в губы и никогда не отпускать, но говорит себе, что это скоро произойдет, и продолжает работать.       В другом конце комнаты по-прежнему включен телевизор, показывающий взлом «Киберлайф» и заводы по переработке отходов. Карл продолжает поглядывать на экран, вероятно, ища новую информацию о Маркусе и его передвижениях, но пока ничего нет.       Это не значит, что ничего не будет.       Хэнк заканчивает с последними лопнувшими венами на шее Коннора и собирается помочь Хлое с грудной клеткой, когда появляются первые кадры протеста Маркуса, сотни андроидов маршируют по улице, через Харт Плаза, приближаясь к лагерю, в котором удерживают пленных.       Коннор кашляет, влажный, глубокий звук, и Хлоя тянется к плечу Карла, пока тот смотрит на экран.       — Карл, — мягко говорит она. — Можешь очистить его горло от тириума?       — Да, — отвечает Карл, в последний раз просматривая новости. Есть кадры, на которых Маркус стоит впереди их армии с Норт и Джошем. — Извини.       — Все в порядке, — быстро говорит Хлоя. Хэнк не упускает ни второго взгляда, который она бросает на Норт, ни ее остекленевших глаз, но она моргает один раз и продолжает работать.       Проходит еще десять минут, руки Хэнка залиты кровью Коннора, странно скользкой и такой синей, к тому времени, когда Хлоя вытягивает последнюю из поврежденных вен.       — Хорошо, — говорит Хлоя, вытирая лоб, даже если не потеет. — Нам нужно поменять регулятор.       Та острота в ее голосе вернулась.       — Это починит его, не так ли? — спрашивает Хэнк. — Мы отремонтировали все остальное.       Хлоя вздыхает, открывает упаковку, доставая новый регулятор.       — Тириумный насос Коннора несколько месяцев управлялся несовместимым с его моделью регулятором. Сам насос не совсем такая же мышца, как человеческое сердце, но работает аналогично. Это означает, что сердце Коннора долго и тяжело функционировало в другом ритме, поэтому есть шанс, что оно полностью привыкло к новому, более слабому ритму, даже если регулятор не подходит для его системы. Если мы заменим его регулятором, работающим на правильной скорости, сердце может не выдержать.       — Сломаться, — тупо повторяет Хэнк, и Хлоя кивает.       — Знаком ли ты с сердечно-легочной реанимацией? Я могу быстро научить, если нет.       Язык Хэнка будто присыхает к небу.       — Знаком.       — Замечательно. Если тело Коннора отвергнет замену, я попытаюсь отключить программу, управляющую его тириумным насосом, но мне нужно, чтобы ты поддерживал его работу, пока я это делаю. Сможешь?       — Смогу, — говорит Хэнк, пока на экране проигрываются кадры военных вертолетов, пролетающих над Маркусом и другими андроидами, а Карл издает сдавленный горловой звук. — Да, я смогу. Приступаем.       Хлоя убирает неисправный регулятор. Коннор снова кашляет, не останавливаясь даже после того, как Карл прочищает поврежденное горло от крови. Она немедленно заменяет старый регулятор новым, пока Хэнк наблюдает за тириумным насосом Коннора в раскрытой груди, наблюдает, как тот сбоит, пытаясь подхватить новый ритм.       Хлоя тоже наблюдает, стиснув зубы, единственный шум в комнате — громкие удары гранат, брошенных в андроидов Маркуса на экране.       Коннор тяжело вдыхает, словно ему не хватает воздуха, а затем кашляет откуда-то из глубины груди.       — Хэнк, — говорит Хлоя, подходя к терминалу и быстро набирая код, который Хэнк не может прочесть. Это все, что ей нужно сказать. Хэнк уже двигается, упираясь ладонями в грудь Коннора над тириумным насосом.       Коннор в стазисе, но все еще борется, будто не может дышать, и Хэнк думает, что это худшее, блядь, что он когда-либо видел в своей жизни, пока Коннор полностью не затихает.       Хлоя плачет, ее бесстрастное выражение лица полностью исчезает, пока она пытается бороться с системами Коннора. Карл издает прерывистый звук позади них, и на экране в очередной раз взрываются гранаты, дым и пламя полностью размывают изображение.       И Хэнк тоже плачет, слезы кажутся чужими, даже когда капают с кончика носа, падая на лицо Коннора.       Худшие вещи, Хэнк знает, никогда не ощущаются так, будто происходят на самом деле. Мозг просто ограждает сознание от причиняющего чертовскую боль момента. Он слышит собственный голос, говорящий сквозь стиснутые зубы: — «Давай, малыш, не поступай так со мной».       Умоляющий, снова и снова, а его собственные слова кажутся Хэнку чужими.       Хэнк слишком хорошо знает, какие трюки умеет проделывать мозг, пытаясь отвергнуть все случающееся с ним дерьмо, вынуждая словно отделиться от происходящего и наблюдать со стороны. Он кладет руки на грудь Коннора и плачет. Он представляет, что они оба дома, что оба сидят на диване и что рука Коннора помещается в его ладони так правильно, будто ей там и место. Он представляет такие простые вещи, и понимает, что Коннор умирает, а думать о его руках сейчас просто глупо…       Хлоя с силой жмет «ввод» на клавиатуре, щелчки по кнопке эхом разносятся по безмолвной комнате, а Хэнк нажимает на грудь Коннора, чувствуя, как его сердце сперва слабеет, замедляется под пальцами, а затем разгоняется до своего привычного ритма.       Хэнк то ли рыдает, то ли смеется, сам, честно говоря, не зная наверняка, и Хлоя с облегчением откидывается к стене, с тусклой улыбкой на лице.       — Хорошо, — мягко говорит она. — Давай его почистим.       Они не говорят о битве на экране, даже когда армия Маркуса сносит забор, перегораживающий доступ к заводу по переработке отходов, в разгар боев вокруг. Некоторые новостные каналы сообщают, что девианты миролюбивы и пытаются освободить других андроидов, не применяя насилия, за исключением случаев, когда это необходимо. Зная Маркуса и его людей, это правда, но только по кадрам на экране сказать наверняка почти невозможно.       Все, что у них есть, это кадры с вертолета. Они давно потеряли из виду Маркуса и Норт. Карл отправляется наверх за чистой одеждой для Коннора, а Хэнк замечает его сжавшуюся челюсть.       — Мы не должны выводить Коннора из стазиса, — поясняет Хлоя. Она кажется измученной или, может быть, уставшей. — Его тириумный насос все еще настраивается, и стрессовая реакция на пробуждение в незнакомом месте не стоит риска. Когда я возвращалась, у них было несколько контрольно-пропускных пунктов, но они сняли их, чтобы отреагировать на инцидент в башне Киберлайф, а теперь… — Она указывает на экран и на царящий там хаос. — Ты должен отвезти его к себе домой. Это было бы лучше всего.       — Ага, — говорит Хэнк. Он не отпускает руки Коннора. — Да, я отвезу.       — Это была его идея — пробудить андроидов в Башне Киберлайф, — говорит Хлоя Хэнку, когда Карл возвращается, и они надевают на Коннора старую толстовку. — Скажешь ему, что она сработала, когда он проснется? Я хочу, чтобы он знал. Ты ведь в курсе, как его будить?       Хэнк думает о той первой ночи несколько месяцев назад, об «активации» Коннора в своей гостиной и о том, как много тогда не знал.       — Да, — отзывается он, поднимая Коннора на руки. — Я все сделаю.       — Возьмите мою машину, — предлагает Карл, пока Хэнк несет Коннора к лифту, — Мы придумаем, как вернуть ее позже.       — Спасибо, — говорит Хэнк, следуя за Карлом в гараж. Недостаточно передать, насколько он благодарен Карлу и Хлое, но это все, что он может сейчас сказать.       — Дай ему некоторое время после пробуждения, чтобы стабилизироваться, прежде чем рассказывать о происходящем, — советует Хлоя. — Его шея будет болеть в течение нескольких дней, но повреждение обшивки достаточно незначительное, поэтому вскоре срастется.       Она помогает Хэнку сесть в машину и вводит его домашний адрес. Она не спрашивает, где он живет, но, конечно, ей это и не нужно.       Весь тот спектакль… Коннор, проникающий в дом Хэнка от имени Иерихона, кажется таким давним и в значительной степени неважным на фоне всего остального.       Хэнк включает новости, пока автономный автомобиль везет их домой, но новой информации не так много. Маркус и его люди разрушили стены перерабатывающих заводов, освободили находящихся там андроидов и отступили обратно к баррикадам, построенным на Харт Плаза. С ними есть люди, люди вроде Карла, которые заботились о своих андроидах и поддерживали с ними связь даже после пробуждения, и другие, просто сочувствующие — это помогает, вынуждает армию не идти напролом. Теперь все сводится к игре в ожидание, полностью зависящей от того, попытается ли правительство договориться с Маркусом или нет.       Видеозапись полностью удаляется через несколько минут и больше не воспроизводится. Хэнк не удивлен. Они вызывают сочувствие, люди Маркуса и люди, которые присоединились к ним, собрались вокруг раненых андроидов из лагерей, защищая их, под развивающиеся на ветру флаги. Они выглядят такими же живыми, как и все, и это станет проблемой для президента, если она решит не вести с ними переговоры, поэтому, конечно, они используют отснятый материал.       Хэнк чертовски зол, потому что кто-то сидит на другом конце страны, решая, являются ли Коннор и его семья живыми, даже не поговорив ни с одним из них, однако сейчас он не может об этом думать. Хэнк убирает волосы Коннора со лба, кладет руку на место регулятора, чувствуя, как мощно и быстро тот работает, а потом заставляет себя сосредоточиться на осознании, что Коннор больше не задыхается.       Улицы пусты, поэтому они возвращаются к дому Хэнка быстрее, чем должны были. Хэнк оставляет Коннора в машине и, открыв дверь, понимает, что Джефф приходил позаботиться о Сумо, обнаружив, что свет включен, а миска Сумо полна. На столе лежит записка, написанная рукой Джеффа, в которой говорится лишь: «Эй, надеюсь, ты в порядке. Позвони мне, когда сможешь. Нам не нужно говорить о произошедшем, — мы просто хотим знать, что ты в безопасности».       Хэнк откладывает записку в сторону, по крайней мере на данный момент, хотя он благодарен Джеффу за помощь. Сумо следует за Хэнком, когда он возвращается с Коннором на руках, почти сбивая с ног в попытке лизнуть пальцы или нос Коннора.       — Эй, — говорит Хэнк, — сидеть.       Он не знает, зачем вообще напрягается — Сумо слушает только Коннора.       Ему удается пересечь комнату, уложить Коннора на диван, несмотря на собаку, и присесть рядом с ним. Сумо тоже рядом, смотрит на Коннора, тихо поскуливая.       Хэнк чешет голову Сумо.       — Он в порядке, — говорит мужчина, кладя руку на щеку Коннора, а другой тянется к его шее, к порту активации, чтобы вернуть андроида в сеть.       Коннор тут же открывает глаза, но ему требуется больше времени, чтобы в них отразилось узнавание. Он оглядывает гостиную, а затем смотрит на Сумо и Хэнка.       — Привет, — говорит Хэнк, проводя большим пальцем по щеке Коннора. — Все в порядке. Мы дома.       — Хэнк, — шепчет Коннор, садясь и обнимая Хэнка за плечи, прижимаясь к нему и рыдая.       — Все в порядке, — отзывается Хэнк, проводя рукой по волосам Коннора и целуя в висок. — Ты в порядке, родной.       Сумо тихонько лает, и Коннор отстраняется от Хэнка достаточно далеко, чтобы наклониться и погладить пса по голове. Он поднимает другую руку к шее, морщась и мягко сообщая: — У меня болит шея.       — Я знаю, детка. Часть обшивки была повреждена, — объясняет Хэнк. — Хлоя говорит, повреждения скоро пройдут.       — Ты встречался с Хлоей?       — Да, и с Карлом. Мне они нравятся.       Коннор снова оглядывается.       — Где остальные?       — Они продолжают работать над эвакуацией, — говорит Хэнк. Коннор хмурит брови, будто собираясь спросить что-то еще, а затем прикасается к регулятору у себя в груди и не спрашивает.       — Как насчет RK900? — спрашивает он вместо этого.       — Найнс, — отвечает Хэнк. — С ребятами… ты его пробудил.       Плечи Коннора словно расслабляются. Андроид откидывается на спинку дивана, потирая лицо рукой.       — На мне так много крови, — мягко замечает он.       Хэнк не видит: голубая кровь через какое-то время становится невидимой, а в подвале у Карла Коннора толком не вычистили. Хэнк кладет руку ему на макушку, поглаживая большим пальцем лоб, и спрашивает: — «Хочешь принять ванну?»       Хэнк полу-шутит, поддразнивая, однако Коннор кивает, морщась при каждом движения шеей.       — С пузырьками? — интересуется он, а Хэнк смеется на сказанное.       — У меня в доме уже много лет не было пузырьков, детка.       Коннор закатывает глаза, хотя на его лице играет легкая улыбка.       — В твоем шкафу есть. Я купил их на прошлой неделе.       Хэнк заглядывает в коридор, словно пытаясь увидеть бутылку там.       — Зачем?       — Потому что это был твой день рождения, а ванна с пузырьками есть почти во всех романтических фильмах, — иронично замечает Коннор, мягко пихнув Хэнка в плечо кулаком. — Теперь иди набирай воду, я грязный.       Хэнк берет Коннора за руку, целует костяшки его пальцев, прежде чем подняться. Бедро побаливает, но он не обращает на боль внимания и идет в ванную включать воду.       Сумо остается в гостиной с Коннором. Хэнк слышит, как тот разговаривает с псом таким тихим, практичным тоном, с которым разговаривал с ним всегда, будто ожидая, что пес ответит, и который Хэнк считает ужасно милым.       В шкафчике, вместе с пеной для ванны стоит массажное масло, как бы намекая, насколько Хэнк не наблюдателен в собственном доме.       — Ты действительно очень старался отвлечь меня той ночью, да? — зовет он Коннора, выуживая флакон с пеной.       Коннору не нужно спрашивать, что мужчина имел в виду.       — Не понимаю, о чем ты. Ты напряжен, а массаж имеет клинически доказанную пользу для здоровья.       Хэнк откладывает масло в сторону, думая, что возможно, Коннору это сегодня нужнее, и что Коннор слишком долго о нем заботился, хотя подобное не являлось частью его программы, поэтому пришла пора вернуть услугу.       Особенно учитывая ситуацию.       Пока вода набирается, Хэнк один раз просматривает новостную ленту в телефоне. Некоторые статьи обновились за последние несколько минут, однако никакой новой информации о сопротивлении у Харт Плаза там нет. Хэнк устанавливает оповещение, срабатывающее при обновлениях, затем возвращается в гостиную и протягивает Коннору руку, помогая медленно сесть, а потом встать. Они перемещаются в коридор, а затем Хэнк помогает Коннору раздеться, проскользнуть в ванну, а сам садится на полу у изголовья ванны, оглаживая пальцами волосы андроида, потому что это помогло, когда Коннор однажды, после пьянки у Джимми, сделал то же самое для него.       — Приятно, — тихо говорит Коннор.       Хэнк улыбается, целуя того в висок. Коннор довольно мычит, впитывая ласку.       Несколько минут они молчат. Хэнк продолжает медленно перебирать пальцами темные прядки, пока Коннор нежно не произносит: — «Когда ты собираешься рассказать мне о моих друзьях?»       Пальцы Хэнка замирают, все еще вплетенные в чужие волосы.       — Ты сам все знаешь.       Коннор едва заметно улыбается.       — У меня есть процесс, настроенный отслеживать их местоположение. И у них нет причин быть в центре города прямо сейчас, однако почему-то они там. Саймон — единственный, кто остался в поместье Карла с теми, кого мы эвакуировали.       Коннор вздыхает, потирая шею.       — И я могу просматривать новости.       — Извини, — говорит Хэнк. Ему и вправду жаль. — Хлоя просила дать тебе немного времени, а нам многое неизвестно. Пленных андроидов удалось забрать с заводов, и сейчас они тоже у Харт Плаза. С тех пор ничего нового… скорее всего, люди решают, идти ли андроидам на уступки или нет. Я сомневаюсь, что мы узнаем больше, пока решение не будет принято.       Коннор кивает, касаясь металлического края регулятора тириумного насоса.       — Хлоя дала мудрый совет, — осторожно говорит он. — Думаю, ванны с меня пока хватит.       — Ага, — отзывается Хэнк, прочищая горло и убирая волосы Коннора со лба. — Принесу те спортивные штаны, в которых ты любил спать.       Гардероб Коннора нетронутый, вещи аккуратно разложены так, как Коннор их оставил когда исчез. Хэнк находит его пижаму — на самом деле это старая одежда Хэнка, но Коннору она нравится — и возвращается обратно в ванную. Помогает тому вытереться полотенцем, затем одеться, а когда они заканчивают, — касается ладонями его щек, вновь целуя в лоб.       — Чувствуешь себя лучше? — спрашивает мужчина. Вероятно, глупый вопрос, учитывая обстоятельства.       Коннор кивает.       — Да.       Хэнк замечает некую печаль в его голосе, и беспокойство, поэтому они возвращаются обратно в гостиную, садятся на диван, с Сумо у их ног, и включают новости.       Ничего нового, однако Хэнк обнимает Коннора за плечи, а Коннор традиционно переплетает их пальцы вместе, прижимаясь к нему сбоку.       — Как твое сердце? — спрашивает Хэнк.       Коннор слабо улыбается.       — Это тириумный насос.       Хэнк целует Коннора в висок, отвечая: — «Это сердце, детка. Не вижу разницы».       Глаза Коннора на миг стекленеют.       — Оно в порядке, — произносит он.       — Хорошо. — Хэнк тянется к другой руке Коннора у себя на коленях, переплетает их пальцы и там. Теперь они соединяются обеими руками.       Коннор сидит достаточно близко, и Хэнк чувствует биение его сердца в груди. На экране телевизора все еще нет ничего нового, но он целует волосы Коннора и говорит: — «Все будет хорошо».       Бессмысленные слова, которые люди часто говорят друг другу, не так ли? Слова, которые Хэнк сказал Коулу и Джен, слова, чтобы просто заполнить тишину, чтобы не было так больно, чтобы было чуточку лучше, чтобы чувствовать себя менее беспомощным.       Конечно, Хэнк не знает, будет ли все хорошо.       Он не знает, что через три часа, все еще в темноте ночи, обстоятельства вынудят президента приказать армии отступить, потому что в ином случае пришлось бы стрелять как по людям, так и по андроидам. Что через шесть она произнесет речь, в которой, под сильным общественным давлением, признает автономию андроидов.       Он не знает, что в новостях покажут кадры с вертолета, на которых Маркус обратиться к своему народу и к стоящим рядом с ними людям. Или что Коннор будет сидеть и смотреть на это со слезами на глазах, даже если они не смогут ничего услышать из той речи. Или что к тому времени, когда они наконец, уставшие, лягут спать ближе к полудню, Коннор уже будет свободным.       Хэнк не знает, что Коннор пустит Сумо к ним в постель, или что сам Хэнк вряд ли станет возражать. Не знает, что они уснут втроем, сплетаясь и тесно прижавшись друг к другу до самого вечера, пока их не разбудит Маркус и остальные, позвонив в дверь. Или что Коннор, обнимая их всех, разрыдается. И что его семья будет так же благодарна воссоединению с ним. Или что Хэнк будет смотреть на них, чувствовать себя чертовски счастливым, потому что они все выжили и все еще есть у Коннора.       Он не знает, что Коннор иногда будет чувствовать себя виноватым, потому что не был рядом с семьей той ночью, но в основном просто рад, что вытащил Девятисотого из лап Киберлайф, помог ему сохранить человечность раньше, чем тот ее потерял. Что Девятисотый будет ему как брат.       Хэнк не знает, что потеряет работу, совершенно, впрочем, не расстроившись. Ведь они с Джеффом станут друг другу ближе, чем со времен академии, и скажет ему, что сделал все правильно, а Джефф ответит, что понимает.       Он не знает, что через несколько месяцев они с Коннором отметят День Благодарения в доме Карла вместе со всей семьей Коннора, с Маркусом, Джошем, Хлоей и Норт. С Саймоном и даже Девятисотым. Что в тот день они сделают совместную фотографию, которая попадет на полки Хэнка первой из многих.       Хэнк также не знает, что Коннор выполнит свое обещание и на пятьдесят четвертый день рождения Хэнка, с невероятной сосредоточенностью будет доводить его изнеможения в течение нескольких часов, прежде чем втрахивать в матрас. Что Коннор предложит подложить под бедро Хэнка подушку, а Хэнк откажется, потому что им бы пришлось прерваться. Что после бедро будет болеть неделю, и что ему будет все равно.       И, конечно, жизнь не будет идеальной. Признание прав андроидов не означает, что не потребуются годы, чтобы законы, предоставляющие им права, вступили в силу, а принятие андроидов многими людьми потребует еще больше времени. Будут дни, когда горе Хэнка из-за пережитых потерь все еще будет преобладать над счастьем от того, что он приобрел. Дни, когда по утрам Коннор будет просыпается с ощущением слишком быстро работающего в груди регулятора тириумного насоса, и Хэнку придется его обнимать, пока он не перестанет задыхаться.       И будут хорошие дни тоже. День в следующем году, когда они возьмут из приюта щенка, наблюдая за Сумо, который начнет играть с новым членом семьи, будто вновь молодой. Свадьба Норт и Хлои через год, когда Коннор будет стоять рядом с ними, с Маркусом и другими, а потом Хэнк будет танцевать с ним на улице под ночным небом и увидит отблеск звездного света в теплых его глазах. И подумает, насколько Коннор красив, и что никакие слова не могут передать этого.       Их собственная свадьба позже в том же году, Хэнк в черном и Коннор в сером, простое мероприятие, но не менее идеальное для них обоих, так же, как и простые золотые кольца, которые они подарят друг другу, и Коннор откажется надевать свое в душе на день рождения Хэнка, боясь, что оно потускнеет, а Хэнк свое никогда не снимет.       У них будут плохие дни, хорошие дни и невероятные дни, но в основном у них будут тихие, обычные дни, проведенные друг с другом. Дни, следующие по одному и тому же шаблону — Коннор, всегда готовящий еду, и Хэнк, всегда моющий посуду. Дни, которые сплетутся вместе, чтобы соткать гобелен их жизни.       И Хэнк не знает. Однако, возможно, он не удивится, осознав, что будет любить Коннора целиком и полностью, несмотря ни на что, а Коннор будет любить его так же. Хэнк не знает, что однажды, через двадцать три года, когда они с Коннором будут вместе сидеть на диване, рука об руку, он почти необъяснимым образом подумает об этом моменте, о том, что сказал Коннору ту фразу, и осознает, что все так и случилось.       Но, конечно, он ничего этого не знает сейчас. Пока нет.       Хэнк будет сидеть, обнимая Коннора, думая, что все действительно в порядке, что он предпочел бы провести еще одну ночь с Коннором, когда их жизнь подойдет к концу, чем любое количество других жизней без него.       Так что… сказанные слова — глупость, чтобы заполнить тишину. Но также — правда.       Они сидят там, и Хэнк обнимает Коннора так же, как Коннор всегда обнимал его, поддерживал и держал. Пальцы Хэнка переплетаются с пальцами Коннора, и Коннор смотрит на него, улыбаясь.       Все хорошо.       На этот раз Хэнк знает, что все — хорошо.