Everything Where it Belongs

      Коннор не знает, почему едет в больницу раньше, чем Хэнк ему звонит. Он не может зайти внутрь и сидит в салоне такси на стоянке, прислонившись головой к окну. Смотрит на больницу, будто надеясь каким-то образом увидеть Хэнка внутри. Если Хэнк в операционной, до возможного звонка пройдет как минимум несколько часов.       Однако проходит совсем немного времени, что уже хорошо. Лучше некуда.       Коннор принимает звонок с первых же секунд.       — Привет, — слышит он, не успев что-либо произнести сам. — Только не волнуйся, но не мог бы ты приехать в больницу?       — Что случилось? — спрашивает Коннор. Ведь не спросить было бы странно.       Хэнк объясняет все, не подозревая, кем ему приходятся Саймон и Норт — семьей, теми из немногих, кого Коннор таковыми считает. Коннор сидит, слушая рассказ о стычке с андроидами, а на его глаза снова наворачиваются слезы. Он слишком отвлекается на отключение этой функции, пропустив момент, когда Хэнк замолкает.       — Кон? —зовет Хэнк в ответ на затянувшееся молчание.       — Я скоро буду, — быстро откликается Коннор. — Рад, что ты цел.       Ему потребовалось бы около двадцати пяти минут на дорогу до больницы от дома Хэнка. Поэтому Коннор сидит на стоянке, пытаясь не сорваться, едва умудряясь дотерпеть до двадцати, а потом влетает внутрь. До палаты Хэнка идти долго и у Коннора достаточно времени для раздумий, даже больше необходимого.       Он думает о нелепом боди под униформой и о том, как считал покупку хорошей идеей. Думает о Хэнке, Саймоне и Норт в одной комнате, по разные стороны в ней и по разные стороны всего происходящего.       Коннор думает, что не умеет выбирать. Или же проблема вовсе не в выборе, а в том, что выбрать он банально не может, хотя очевидно — должен выбрать Иерихон, но не знает, как защитить и Хэнка, и свою семью одновременно. Он думает, что, вероятно, упустил из виду, насколько долго пробыл рядом с Хэнком, забыв свое место в мире за пределами чужого дома. Что купился на собственную ложь так же, как и Хэнк.       Коннор собирается закончить игру. В конечном итоге, это бы принесло облегчение и ему, и Хэнку, и Иерихону. Нужно лишь вернуться на грузовое судно, сказать Маркусу, что сделал все от него зависящее, был скомпрометирован и теперь вынужден ретироваться.       Коннор поднимается по лестнице, пытаясь продумать пути отступления. Он не хочет сбегать не попрощавшись, не зная, что сказать, поэтому решает уходить ночью. В конце концов, таков был первоначальный план. Именно побегом все должно было закончиться. Коннор просто хочет поступить с Хэнком достойно, но, если другого выхода нет, расставание сейчас — лучший выход из всех имеющихся.       Затем он находит палату Хэнка и, через открытую дверь, видит мужчину сидящим в постели. Наверное, дело в улыбке Хэнка, в том, как светится его лицо, когда он смотрит на Коннора, будто тот сделал нечто невероятное просто находясь здесь. А еще, дело в том, как Хэнк держал пойманного андроида, не давая самоуничтожиться. В том, как защищал. В том, что не стрелял в Норт и Саймона, хотя мог бы.       Коннор не знает, лучшее ли он для Хэнка, но Хэнк определенно лучшее для него, даже если Хэнк не знает, чем именно.       — Эй, — начинает Хэнк, однако Коннор обходит кровать, задергивает занавеску, садится на край матраса, буквально ложась человеку на грудь, и целует.       Коннор чувствует участившийся пульс Хэнка под своей ладонью, думая, что невозможно быть по разные стороны баррикад, не совсем, не тогда, когда они так похожи. Не тогда, когда Хэнк не выстрелил. Коннор думает о расстоянии между ними только в моменты разлуки.       Когда они… когда они вместе, расстояние не имеет значения. Коннор его не видит.       Он ощущает руку Хэнка на своем лице, пальцы, перебирающие волосы, и проводит большим пальцем по щеке Хэнка, отстраняясь.       — Прости, — выдыхает Коннор, а Хэнк отвечает: «Я в порядке».       Коннор сожалеет. Сожалеет, что пришел сюда, набросившись на Хэнка вот так. Хотя, на самом деле, не очень. Просто их могут увидеть. И Коннор сожалеет, что Хэнк о многом не знает. Но Хэнк не стрелял. Он не стрелял, и Коннор понимает, — Хэнку не все равно. Поэтому, должен быть другой выход, один для них двоих.       Ему придется цепляться за эту мысль; сил для побега у Коннора нет.       Хэнк выглядит сбитым с толку и тянется к руке Коннора. «Почему ты просишь прощения?»       — Потому что пришел сюда в таком виде, — поясняет Коннор, пожимая плечами. Извиняться за поцелуй он совсем не собирается.       Хэнк вновь проводит пальцами по его волосам. «Все в порядке. Я не против».       От этого слепого принятия тириумный насос Коннора будто ломается на мгновение. Коннор не может объяснить себе, что с ним происходит, когда Хэнк прикасается к нему, или когда хочет его, или когда ему плевать, что Коннор явно не следует своим программам. Он задается вопросом, чувствует ли Хэнк механическое сердце у него в груди, когда Коннор практически лежит на нем. Сердце Коннора, бьющееся рядом с сердцем Хэнка.       Он надеется, что Хэнк чувствует.       Коннор хотел бы остаться вот так подольше, хотя бы потому, что благодарен кому бы то ни было за живого Хэнка под своей ладонью. Он хочет сказать Хэнку, насколько рад быть тут с ним, насколько рад, что не потерял его, однако снаружи в коридоре раздаются шаги, поэтому Коннор неохотно сползает с кровати, успевая отдернуть занавеску, прежде чем в комнату входит доктор.       Коннор замечает, что Хэнк не слушает, продолжая смотреть на него. Коннор внимательно изучает лицо Хэнка в ответ, записывая инструкции доктора. Он прикусывает щеку изнутри, чтобы сохранить нейтральное выражение лица, ведь взгляд Хэнка ему нравится. Хэнк смотрит на него, словно Коннор — самое важное в этой комнате.       Хэнк потрясен ситуацией не меньше и уже в ванной тоже целует Коннора, пока тот помогает ему одеться. Целует, будто боясь потерять. Коннору кажется, что читая разные книги, они каким-то образом продолжают оставаться на одной странице. А сидя в такси до дома, Коннор пытается найти решение проблемы, придумать, как вытащить Хэнка из всего этого.       Хэнк, конечно же, замечает, спрашивая: — «Твой светодиод, малыш. Ты в порядке?».       — Да, — отзывается Коннор. — Я просто волновался за тебя.       Они сидят достаточно близко друг к другу. Коннор опускает голову Хэнку на плечо. У того нет светодиода, но Коннор видит, что человек задумался, чувствует напряжение в его теле, зная, что будь на его виске диод, он бы тоже светился желтым.       Коннору не приходится долго ждать — Хэнк озвучивает свои мысли прямо. Одно из качеств, которое Коннору в нем нравится. По крайней мере, когда Хэнк такой с ним. Едва они оказываются в доме, Хэнк произносит: «У тебя ошибки в системе, не так ли?»       Коннор не планировал затевать подобный разговор сегодня, но, вероятно, оно и к лучшему. По крайней мере, прежде чем заходить дальше, они узнают друг друга чуточку больше.       — Если есть… — продолжает Коннор, — что бы ты сделал?       Коннор знает ответ, по крайней мере, ему хочется в это верить. Ему необходимо сперва услышать Хэнка.       — Если есть… что бы ты сделал?       — Мы не обо мне говорим.       Но Коннор должен услышать. Ему нужно. Если только Хэнк скажет, с прочим им станет легче.       — Я должен сообщать обо всех ошибках в Киберлайф, — настаивает он. — Я — твой андроид. Ты хочешь, чтобы я сообщил о них в Киберлайф?       — Нет, — мягко отвечает Хэнк. — Нет, это не то, чего я хочу.       Сейчас есть шанс разрешить ситуацию. Хэнк — полицейский, прямо говорящий андроиду нарушить закон, потому что хочет, чтобы Коннор оставался в безопасности, но Коннор продолжает думать о Норт и Саймоне. Он хочет спросить Хэнка, почему тот не стрелял. Вместо этого же выдает:       — Даже после того, что случилось сегодня с другими… девиантами?       — Да, я имею в виду… это был не ты.       А мог бы быть. В той квартире легко мог оказаться Коннор. В другой реальности, в которой они следовали бы своим первоначальным планам, а в дом Хэнка доставили бы Норт.       — Если я причинил бы тебе боль? — спрашивает Коннор. — Если ошибок будет слишком много, и я сломаюсь, а тебе сделаю больно?       Не добавляя: «Или уже сделал».       Хэнк ничего не говорит. Он лишь подходит к Коннору, обнимая. Коннор поддается охотно, позволяя Хэнку прижимать себя к груди еще крепче.       — Ты не станешь, — шепчет Хэнк, прислоняясь щекой к макушке Коннора. — Я знаю, насколько страшным все сейчас выглядит, но мы справимся, ладно? Ты мой. Только… не сообщай никуда об ошибках.       И это не выход и не решение проблемы. Пока не выход, но начало. Если Хэнк готов защищать его, защищать, зная, что Коннор девиант, и любить, тогда у них есть шанс.       — Мы разберемся, — убеждает Хэнк.       Мы. Будто они уже давно вместе.       Сегодня вечером Коннор ничего не скажет. Он намерен рассказать Хэнку правду позже. Теперь это не кажется чем-то недостижимым.       — Хорошо, — кивает Коннор. Он плачет, но функцию, когда целует Хэнка, не отключает, позволяя тому увидеть.       — Славно, — соглашается Хэнк. Его дыхание оседает на волосах Коннора, — Давай пойдем спать.       Коннор полагает, что теперь они могут спать вместе в любом случае, однако, ему все равно нравится слышать приглашение из уст Хэнка.       — Дай мне время, — отвечает он. — Я выгуляю Сумо.       Он также должен связаться с Иерихоном, по крайней мере, чтобы сообщить про отгулы Хэнка на следующие нескольких дней, и про то, что связываться с ними не сможет.       Хэнк притягивает Коннора ближе, опустив ладонь тому на затылок, целует в волосы, прежде чем пройти по коридору в спальню. Коннор смотрит ему вслед с легкой улыбкой на лице, потом хлопает себя по бедру, привлекая внимание Сумо. Затем выходит на улицу позвонить Норт, хотя говорить с ней вслух не решается. Она принимает звонок почти сразу.       — Привет, — говорит Коннор, получив отклик. — Вы с Саймоном добрались до Иерихона без препятствий?       — Да, — подтверждает Норт. — Как Хэнк?       Коннор задается вопросом, знает ли она о нем и Хэнке, даже если они не общались в последнее время. Она может знать. Из всех андроидов в Иерихоне Норт всегда читала Коннора лучше других.       — Хэнк в порядке, — отвечает Коннор. — Повреждения минимальны. Однако следующие четыре дня он на работу не выйдет, поэтому мне придется залечь на дно.       — Хм. Я уверена, что ты не возражаешь, не так ли? — Норт звучит нейтрально, вряд ли сердится, но ее подозрениям Коннор бы особо не удивился; не слишком удачно скрывал свой страх, когда она сообщала ему о ранении Хэнка. Пусть она пока не знает, как именно Коннор заботится о Хэнке, но уж точно просекла, что забота в их отношениях явно дело не последнее.       — Норт, — говорит Коннор, — Хэнк — из хороших. Я уверен.       Он умалчивает о том, что Хэнк просил его не сообщать Киберлайф об ошибках в программах, о том, что Хэнк хочет обеспечить его безопасность, и не важно, девиант Коннор или нет. Он также уверен, что Норт доверяет его суждениям и не станет выспрашивать детали.       На другом конце соединения на мгновение становится тихо, и, когда Норт снова говорит, то произносит: «Маркус хочет в ближайшее время ограбить оружейный магазин. Если Хэнк остается дома, ты легко достанешь его значок».       Коннор прислоняется спиной к стене дома, наблюдая за играющим в траве Сумо. Он не забыл об этой части плана, но чем больше они с Хэнком сближаются, тем меньше план ему нравится.       — Кон? — зовет Норт, стоит молчанию затянуться.       — Да, извини, — Коннор выныривает из мыслей. — Я достану тебе значок, но хочу, чтобы Хэнка больше не вмешивали в наше дерьмо, хорошо? И кто бы ни пошел, убедитесь, что владелец не запомнит номер значка.       — Ладно.       — Норт. Обещай мне.       — Ладно, я обещаю. Блядь, ты крепко влип, да?       Сумо возвращается, поэтому Коннор говорит многозначительное: «Спокойной ночи, Норт. Я поговорю с тобой позже», прежде чем разорвать связь. Пес заваливается на лежанку, как только они возвращаются внутрь. Коннор один раз гладит его по голове, а затем возвращается в спальню к Хэнку.       Хэнк сидит на краю кровати, роясь в пакетах с одеждой, о которых Коннор практически забыл. Коннор не совсем понимает, как Хэнк это делает. Как все, что он делает, согревает изнутри. Коннор не думает, что когда-нибудь поймет.       — Ты не должен смотреть, пока я тебе не покажу, — добродушно говорит Коннор.       — Извини, — отвечает Хэнк, улыбаясь и кивая в сторону своего запасного шкафа. — Я отдам его тебе, если хочешь.       Иметь место для своих вещей в доме Хэнка звучит притягательней, чем должно. Коннор понимает, что значит для Хэнка предложить ему место, где хранятся все воспоминания, от которых он не может избавиться, и насколько это важно Коннору. Просто Коннор не знает, как Хэнку объяснить свои чувства. Поэтому, подходит ближе, забирается к нему на колени, кладет руки на лицо и целует.       — Я бы хотел, — отзывается он, улыбаясь, когда Хэнк обнимает его за талию, прижимая к себе.       И, черт возьми, он действительно крепко влип.       — Коннор, — говорит Хэнк, пока тот целует его, пробуя на вкус и исследуя так, как не успел этим утром. — Тебе здесь хорошо?       Коннор готов раздвоиться в этот момент, потому что ему нравятся вопросы Хэнка, но не нравятся отвлекающие факторы в данный момент.       — Да, — отвечает Коннор, даже если предпочел бы вместо слов зацеловать губы Хэнка сильнее. Он понимает, почему Хэнк должен спрашивать, знает, что Хэнк слишком хорош, чтобы отвлекаться.       — Ты бы сказал мне, если бы не было?       «Я пришел к тебе по своей воле», хочет выпалить Коннор, однако решает признаться в другой раз. Сегодня вечером он произносит лишь: «Хэнк. Мне нравится быть с тобой».       Это правильно. Это правда. Коннор расстегивает верхнюю пуговицу рубашки Хэнка, просовывая под нее руку, желая потрогать кожу.       — Твое плечо сильно болит?       Он понижает голос специально, давая Хэнку возможность убедиться в своих намерениях и понимает, что Хэнк все истолковал верное.       — Все в порядке.       Коннор никогда раньше не чувствовал себя таким желанным, лишь сейчас осознав, насколько это важно. Он отчаянно гонялся за чужим одобрением с того дня, как Киберлайф забрали его модель из отдела исследований и разработок и списали с эксплуатации. С того момента, как он проснулся на заводе по переработке не в состоянии нормально дышать. Это не должно его удивлять, наверное. В этом была вся проблема с моделью RK800.       Киберлайф сделали его линейку слишком чуткой, слишком стремящейся угодить, настолько, что она продолжала оказываться опасной и непредсказуемой во всех их исследованиях и тестах. До Коннора доходили слухи, что они отказались от некоторых из его сложных социальных протоколов в модели RK900, находящейся в настоящее время в разработке, а все потому, что Коннор слишком сильно себя чувствовал, так сильно желая быть хорошим.       Ему нравится, что Хэнк хочет его, ничего не зная о его продвинутом дизайне или о том, во сколько именно его создание обошлось Киберлайф. Ему нравится, что Хэнк считает его обычным домашним андроидом, и тем не менее, особенным.       Ему нравится, что Хэнк видит в нем то, чего Коннор никогда не мог видеть в себе сам.       Это важно, потому что это Хэнк, потому что Коннор тоже считает Хэнка особенным, даже если знает, что Хэнк себя таковым не видит, если вообще когда-либо видел.       И Коннор больше всего на свете хочет напомнить ему об этом.       Он расстегивает еще несколько пуговиц, целует Хэнка, шепча в губы: «Я буду нежным».       Коннор стягивает рубашку Хэнка с его плеч, стягивает футболку через голову и прижимает мужчину кровати.       Он так много хочет от Хэнка.       Он хочет, чтобы Хэнк тоже прижал его к себе, понимая, что вряд ли бы позволил подобное кому-то еще. Он хочет, чтобы Хэнк взял его.       И так же сильно хочет проверить решимость Хэнка, подтолкнуть к краю, а затем оттащить назад. Он хочет исследовать каждый дюйм его тела, трахаться с ним, слышать, как Хэнк стонет.       Коннор не знает, что именно ему нравится в сексе, но думает, что с Хэнком ему может понравиться что угодно.       Правда, уже в другой раз. Когда плечо Хэнка заживет, когда Коннор расскажет ему все.       Сегодня вечером Коннор попытается напомнить Хэнку, что тот заслуживает гораздо большего, чем преподнесла ему жизнь. Он не может исцелить его — Коннор понимает — но хотел бы забрать часть его боли.       Коннор знает, что боль Хэнка, по большей части, не физическая, тем не менее, находит каждый шрам на теле и целует, будто кожа еще не срослась, будто он может вернуться в прошлое и предотвратить появление любого из шрамов, хотя бы потому, что так сильно этого хочет.       Коннор считает тело Хэнка невероятным, упругое, оно очень отличается от его собственного. Коннор считает удивительным то, что несмотря на все испытания, преподнесенные жизнью, несмотря груз, который он был вынужден нести, Хэнк все еще здесь и его сильное сердце быстро бьется под пластиковой ладонью.       Коннор берет руку Хэнка и кладет ее на место тириумного насоса. Ему хочется, чтобы Хэнк знал, сколь много они оба пережили, пусть Коннор и был доставлен в дом Хэнка в чистой коробке из Киберлайф. Они пережили так много, чтобы быть вместе здесь и сейчас.       Когда Хэнк издает под ним короткий стон, Коннор, благоговеет перед услышанным звуком, и радуясь, что стал ему причиной, вновь тихо целует Хэнка в губы.       — Блядь, детка, — выстанывает Хэнк, и Коннор не может сдержать нежности, с которой берет руки Хэнка или целует того в лоб.       Ему нравится, что Хэнк старается, что в глубине души слишком верит в что-то хорошее, продолжая жить, несмотря на все выпавшие на его долю невзгоды.       Ему нравится, что Хэнк красивый и сильный.       Еще больше ему нравится, что Хэнк не может перед ним устоять.       Коннор не помнит, что все еще под униформой одет в то нелепое боди, пока Хэнк не тянется к галстуку и не начинает расстегивать на нем рубашку. Он также не уверен, почему это сбивает с толку — ведь он сам хотел надеть боди, чтобы встретить Хэнка дома. Лежащим на кровати и получив доступ к протоколам HR400, чтобы выяснить, черт возьми, что делать с собственным телом, чтобы выглядеть мягче и менее глупо. (Коннор действительно убежден, что выглядит глупо, даже если Хэнку, кажется, вполне все нравится.)       Хэнк до сих пор не понимает, насколько неуверенно Коннор себя чувствует, хотя его зрачки при виде кружева под рубашкой расширяются.       — Я думал, это подарок на день рождения, — говорит Хэнк, просовывая палец под лямку боди и притягивая Коннора к себе.       И Коннор, честно говоря, не пытается красоваться, но ему нравится, как Хэнк смотрит на него.       — Я собирался сделать тебе сюрприз, когда ты вернешься домой, просто не успел переодеться, так как помчался в больницу, — отвечает он.       Хэнк снова пытается дотянуться до него, но Коннор ловит его за запястья, крепко прижимая обратно к кровати.       — Не говори мне больше, что опоздаешь, имея в виду, что тебя ранили, — продолжает он, хотя прекрасно осознает, насколько лицемерно с его стороны просить Хэнка не лгать. Он ничего не может с этим поделать. Он не хочет бояться за Хэнка, ходить по комнате, гадая, находится ли Хэнк на грани смерти или нет. Ему это не нравилось.       И Хэнк слишком быстро соглашается.       — Не буду, — говорит он, дергая Коннора на себя. Когда Коннор отпускает его, он протягивает руку и вплетается в темные пряди волос, прижимая лоб Коннора к своему. — Не буду, детка.       Коннору уже нравилось это прозвище, когда он читал сообщение Хэнка, и оно понравилось ему еще больше, когда он услышал его из уст Хэнк, но думает, что больше всего ему нравится, когда оно шепчется между ними, словно обещание.       — Я знаю, — Коннор прижимается бедрами к бедрам Хэнка, чтобы оценить стон, который собирался сорвать с чужих губ.       — Коннор, — шепчет Хэнк, звуча взволнованно и отчаянно. Коннор с трудом верит, что является тому причиной.       — Я знаю, — обещает он, потому что тоже отчаянно взволнован. — Я знаю, Хэнк.       Коннор стягивает штаны Хэнка на бедра, и мог бы провести еще полчаса, покрывая кожу поцелуями и там, но терпение Хэнка на исходе, как и его собственное. Поэтому Коннор отстраняется, выскальзывая из униформы, собираясь снять боди, пока Хэнк не ловит его за руку и не говорит: «Иди сюда».       Он переворачивает Коннора на спину, и Коннор позволяет себя вести, трогать, смотреть. И Хэнк смотрит на него, хотя Коннора создали, чтобы внедряться к людям, быть симпатичным но, в некотором роде, ничем не примечательным. Люди обычно не смотрят на Коннора — они смотрят на униформу, на светодиод и не более того, и Коннору это нравится. Он не любит, когда его замечают, не любит внимания. В последний раз, когда на него обращали хоть какое-то внимание, Коннор провалил исследования и тестирования, оказался на заводе по переработке отходов со снятым регулятором тириумного насоса, изо всех сил пытаясь дышать…       Он не любит внимания, но именно сейчас Хэнк буквально задаривает Коннора им, глядит так, будто пытается наверстать то, чего между ними никогда раньше не было.       Коннор решает, что ему это тоже нравится. Вес Хэнка рядом с ним, заботливые руки Хэнка на нем, и Хэнк так близко, что Коннор может видеть, какие ясные и голубые у него глаза. Ему нравится рука Хэнка на металлическом круге регулятора тириумного насоса, даже если это напоминает ему о сборке, о том, как его собирают, разбирают и снова собирают.       Ему нравится, что Хэнк находится достаточно близко и мог бы причинить ему боль, если бы хотел, но никогда не причинит.       Это смущает, или должно смущать. Коннор не сдерживает стон, когда Хэнк тянется между его ног, прижимая ладонь к члену, но Коннор уже слишком далеко зашел, чтобы реагировать иначе, хотя планировал сегодня доставить Хэнку удовольствие, а не получать.       Коннору безмерно нравится выражение лица Хэнка, когда тот слышит его стоны, он думает, что ощущает нечто похожее на трепет, что это так похоже на то, как разработчики Киберлайф смотрели бы на него, и так совершенно не похоже одновременно, словно Коннор замечателен лишь потому, что имитирует ощущение, удовольствие или человечность.       Вот в чем разница, полагает Коннор. Хэнк не считает Коннора притворщиком.       Коннор способен имитировать, да. Когда имитация необходима. Но не в данный момент. Его отклик настоящий. Пусть Коннор за свою короткую жизнь и не знал много настоящего, но уверен, что это оно самое.       Пока они снимают боди, Коннор едва сдерживается, он уже твердый, жаждущий и готовый кончить. Лишь благодаря некоторым усилиям (и неохотному решению ненадолго отключить сенсоры) Коннору удается снова взять ситуацию под контроль. Он толкает Хэнка обратно на кровать, стащив с него боксеры.       И, черт возьми, Коннор мог бы полностью выключить сенсоры и смотреть на Хэнка в течение следующего часа, просто смотреть на него и все еще не чувствовать себя насытившимся, но это в другой раз, когда они оба не будут слишком уставшими от ожидания.       Коннор обхватывает рукой член Хэнка, делая несколько медленных движений, в то время как Хэнк протягивает руку, касаясь Коннора в ответ, вводя в него пальцы и вырывая из его рта очередной стон. Это ошеломляет, даже когда сенсоры выключены, но самое ошеломляющее во всем этом — то, как Хэнк произносит «детка», будто забыв прочие слова, будто не зная ничего, никого кроме Коннора, будто молитвой, даже если Коннор знает, что Хэнк больше никогда не молится.       Он произносит это так, будто хочет на что-то надеяться, как и Коннор. Коннор опускается на него, он перегружен данными, и хотел бы вцепляться в Хэнка сильнее, рухнуть на него, хотел бы, чтобы Хэнк так же крепко держал его в своих руках.       И Коннор мог бы оставаться на нем дольше, чем сейчас, и задаваться вопросом, устанет ли когда-либо от ощущения Хэнка внутри себя, или привыкнет, но затем Хэнк тянется к нему, касается его живота, задавая ритм движению бедер, и Коннор двигается, потому что это делает Хэнк, потому что они двигаются вместе.       Когда Хэнк обхватывает его рукой, поглаживая, Коннор возвращает свои сенсоры к нормальным настройкам, даже чуть выше, чтобы почувствовать тепло руки Хэнка, текстуру его кожи и кончает так легко лишь через несколько мгновений спустя, может быть, быстрее, чем должна модель интимной близости, но не раньше, чем тянется к руке Хэнка, переплетая их пальцы.       Он сгибается, падает на Хэнка и целует его. То, что он шепчет в кожу Хэнка — «Кончи в меня, кончи в меня, я хочу, чтобы ты…» — типичные слова интимной модели, мольба и отчаяние, но Коннор всегда оставлял эти сценарии работать лишь в пассивных настройках, он сам искренне хочет этого, так сильно хочет…       Затем Хэнк изливается внутри него, и Коннор целует его сквозь оргазм, поднимая руки, чтобы коснуться лица Хэнка, его волос и бороды. Он целует его в щеки и веки, и Хэнк крепко обнимает Коннора, прижимая к себе.       Коннор не устал, но он знает, что устал Хэнк, поэтому отстраняется намного раньше, чем ему хотелось бы, идет через холл за мокрым полотенцем и проводит им по телу Хэнка, а затем по своему.       Только тогда Коннор понимает, что его синтетическая кожа на бедрах сползла под прикосновением Хэнка. Он не знал, что такое может случиться. Раньше скин отступал, но только в ответ на сильные удары во время тестирований. Он не знал, что подобное может быть вызвано чем-то другим, кроме боли, и это по-своему замечательно; он так много узнал о себе благодаря Хэнку.       Коннор не знает, позволит ли Хэнк обнять себя, но когда обнимает Хэнка за плечи и проводит рукой по его волосам, Хэнк словно окунается в него, невесомый и мирный. Коннор целует Хэнка в лоб и вздрагивает, когда Хэнк проводит пальцем по месту, откуда сполз скин. Коннор более чувствителен без синтетической кожи между ними, и он ясно ощущает каждый выступ отпечатков пальцев Хэнка.       Он убеждается, что вес Хэнка не приходится на больное плечо, а затем замирает рядом с ним, чтобы не побеспокоить, снижает температуру тела на несколько градусов для комфорта Хэнка. Его регулятор тириумного насоса работает тяжело, глухо стучит в груди, поэтому Коннор снова вручную регулирует скорость, чтобы хоть как-то исправить.       Только когда Хэнк засыпает, Коннор осознает, что установил регулятор так, чтобы тот бился в унисон с сердцем Хэнка.