Сто девяносто ударов в минуту

После бессонной ночи и в одежде Чонгука, которую он любезно вручил мне ещё перед уходом, я выползаю из комнаты, словно зомби. У меня нет злых умыслов напугать кого-нибудь, но Нихён, на которого я натыкаюсь случайно, крупно вздрагивает, подскочив, словно я действительно сущее зло. — О, — скручиваю губы в трубочку я, пытаясь что-нибудь сказать, — доброе утро? Парень носится из комнаты в комнату, проверяя ничего ли не забыл перед уходом. На нём уже олимпийка и кроссовки, оставляющие на полу еле заметные следы. — Чонгук скоро будет, — говорит он мне. Я, оставшись совсем один в квартире, которую не знаю, становлюсь мрачнее, чем был. Не думал, что это возможно. Гостиная небольшая: диван да телевизор. Кухня маленькая с самым необходимым. Завидев ещё одну дверь, делаю вывод, что она ведёт к комнате Нихёна, поэтому двигаюсь к той, что чисто-белая, ссылаясь на ванную. Вспоминая прошлые события, от самого себя дурно. Но это было моё решение, так что… Засосы на моём теле отталкивают. Почему я здесь? Задаю себе вопрос, стоя перед зеркалом над раковиной. Прямо сейчас у меня есть все возможности сбежать и полная свобода действий, но я упорно стою там, откуда вчера пытался унестись, сломя голову. Ладно, я. А почему я здесь в понимании Чонгука? Почему я здесь после всего?.. На глаза невольно наворачиваются слёзы, но я их гоню назад, умывшись ледяной водой. Он так смотрел на меня, так разговаривал со мной… Чонгук не с нашей планеты — я уверен в этом. Да любой другой бы!.. Ушёл, на прощанье и мне расквасив исцелованное лицо, но… Но Чонгук не любой другой: понял, успокоил, притащил к себе домой, как в знак высшего акта доверия. И я после этого тут стою, думая, что могу быть возле такого человека? Могу/не могу. А кто его знает? Услышав хлопок двери, запираю дверь ванной на все обороты и съезжаю вниз по стене, прикрыв себе рот рукой. Тяжело дышу. Чем я вообще тут занимаюсь?.. — Тэхён? — слышу голос Чонгука, неоднократно повторяющего моё имя. Он движется из комнаты в комнату, приближаясь. — Тэхён? — дверь дёргается, не поддаваясь ему, а я мотаю головой. Почему я такой дурак?! — Ты там? — я упорно молчу, проглотив язык, потому что мне… стыдно, наверное?.. Как я вообще должен в глаза смотреть такому удивительному человеку после того, что натворил? Лучше бы я был пьян, чем… — Я знаю, что ты там, — говорит он, смеясь, а я утыкаюсь в свои колени. — Ага, — отвечаю, понимая, что я выдал себя ещё вчера, отчаянно вцепившись за руку Чонгука, когда он сказал мне «спокойной ночи». Как бы она могла такой быть?.. Не могла. Не была. — Мне выбивать дверь? — он смеётся хрипло, должно быть, ради моего же блага. Чтобы не надумал себе обид или ещё чего-нибудь… И всё же я ничего не понимаю. Как всегда. Я всегда ничего не понимаю. — Да. — Да? — удивляется Чонгук. — Ладно. Я слышу как что-то шуршит, словно он оставляет вещи, что были в руках, на полу, хруст суставов на разминающихся руках. — Стой, стой! — я мигом вскакиваю, отворив дверь, испугавшись, что это действительно произойдёт, и натыкаюсь на взгляд, полный смешинок. — Эй… Выгляжу дураком, но мне не привыкать. — Привет, — Чонгук оказывается ближе, обнимая меня как после столетней разлуки. А я в ответ — крепко-крепко. — Привет. В мои ноздри вбивается запах его парфюма. Впервые ощущаю именно этот, словно совсем новый. Что-то цветочно-океаническое… Я заталкиваю глубже в себя морские аккорды, напоминающие о морском бризе, о водной стихии. Стихия. Он. Прячусь в изгибе шеи, пытаясь надышаться вдоволь, и держусь из последних сил, чтобы не рассыпаться прямо в его руках. Я правда пытался лишить себя этого?.. — Идём, — отрывается он от меня, направляясь в сторону кухни. Я послушно следую. — Ты принимаешь свои лекарства до или после еды? — Смотря какие… Если… — я наблюдаю за тем, как Чонгук раскладывает пакеты, в которых множество всего, в том числе и разные упаковки с нужными мне таблетками! — Если эти, то после… — я теряюсь, указывая рукой на них, потому что… Каким это вообще образом и что я пропустил?.. — Ты… — Прекрати каждый раз так удивляться любому моему познанию, — улыбается мне Чонгук, поглядывая из-под ресниц. — Свыкнись с той мыслью, что я однажды почти что украл у Чимина его номер телефона и мне не страшны любые преграды, — подмигивает мне, в руках потряхивая баночки с гранатовым соком. — То есть… Ты что-то типа всезнайки?.. — глупо выдаю я под его звонкий смех. — Как тебе угодно. Я заторможено стою ещё несколько минут, а затем меня насильно усаживают за стол, выставив, будто перед важной персоной, множество лоточков с едой. В нос ударяет запах сундубу, со стуком приземлившегося на стол. Впридачу передо мной — порция риса, ростки сои, яичница, кимчхи, грибы, бобы, жареный тофу, карамелизированные корешки колокольчика, морская капуста. — … Чонгук, как ни в чём не бывало, продолжает заниматься своими делами, включив на фоне неизвестную мне мелодию. — А ты?.. — пытаюсь поймать его взгляд. — Не хочу. — Посиди со мной, — прошу я, ощущая, что мне и зёрнышко риса в горло не залезет. Чонгук, смахнув спавшую на глаза чёлку, смотрит на меня, пытаясь понять мотивы, а затем садится рядом, пододвинув поближе стул, и кладёт голову на плечо. — Где ты был? На работе? — я кручу металлические палочки между пальцев, не в состоянии ничего больше делать, ощущая утвердительный кивок. — Устал? — вновь. Моё сердце почему-то обливается кровью. — Ешь, — говорит мне нежно, устроившись удобнее. — Я хочу с тобой, — вздыхаю, зацепив палочками кусочек гриба, — есть. Он кивает, улыбаясь, и выхватывает из моих рук приборы. Я удивлённо поворачиваюсь, приоткрыв рот, а он успевает положить в него горку риса перед тем, как захлопнуть. — Жуй, жуй, — смеётся Чонгук, наблюдая за тем, как онемела моя челюсть. Я смотрю на него, такого искреннего, и впервые отчётливо понимаю, что его, на самом деле, очень легко рассмешить. Я раньше лишь мечтал о том, чтобы увидеть такую широкую улыбку… — Откормишь меня, — возмущаюсь с набитым ртом, когда он то и дело подсовывает мне новые вкусности, — тоже кушай, — толкаю недовольно плечом, заставив попробовать каждое из блюд, что сам же и принёс. Есть в одиночестве — невыносимо! Как хорошо, что я… не один. Когда запиваю водой нужные мне препараты, чувствую, как на плечи ложится что-то тёплое, и, обернувшись, замечаю плед, окутавший меня. Его края достают до пола, а два других Чонгук повязывает на моей груди, чтобы не приходилось держать самому. — Вот, — появляется перед моими глазами совсем новый телефон, заставляя поперхнуться воздухом и распахнуть глаза как можно шире. — Что?.. Ты… — Твою сим-карту я восстановил, так что можешь посмотреть, сколько пропущенных я тебе оставил, — на моё плечо ложится подбородок. У меня, честно говоря, в голове подобное не укладывается… Я сам могу купить себе телефон! И должен купить его сам, потому что это дорого и прочее, прочее, прочее! Придя в себя, я начинаю объяснять это довольному Чонгуку, но тот не ведёт и бровью, сбежав в другую комнату. Я следую за ним по пятам, не прекращая ворчать о том, что так нельзя! — Присядь, — толкает он меня на диван в гостиной и садится рядом, вынуждая сесть в позу лотоса и повернуться к нему лицом. — Чонгук… — пытаюсь достучаться я и сую ему в руки телефон, но мне упорно возвращают его назад. — Молчи и слушай, — указательный палец сковывает мои губы, — я старше тебя? Кивай, если я прав, — киваю. — Значит, я лучше знаю? — Нет! — палец становится ладонью и плотно прижимается к моему рту. — Соглашайся, — смеётся Чонгук с моего надутого и раскрасневшегося лица. Я мотаю отрицательно головой, потому что его доводы слишком детские! Ну кто так вообще доказывает свою правоту? — Мхм, — яростно мотаю головой, отчего съезжает плед с плеч, но Чонгук одной рукой умудряется накинуть его на меня обратно. В футболке здесь и правда прохладно. — Мхм… — Значит, я старше и лучше знаю, так что скорее звони всем, кому должен, и скажи, что всё с тобой в порядке. Ладно? Вглядываясь в спокойные глаза Чонгука, я чувствую себя вдруг так безопасно и так… дома, что могу лишь безмолвно согласиться, тут же в контактах выискивая нужные номера. Чонгук возится на кухне, пока я разговариваю с отцом, который рассказывает мне о новых командах, которые выучил Кью. На фоне я слышу голос мамы и спрашиваю о ней, о них, на что он отвечает, что всё, как прежде. И что их пути разошлись уже давно. От этих слов я болезненно морщусь. Над контактом Хосока мой палец замирает. Я, признаться, совсем забыл… Позволил себе забыть на несколько долгих секунд. Чимин не отвечает, а Юнги… А Юнги среди всех номеров кажется самым недоступным, несмотря на то, что я даже не успел нажать на вызов. Я вздыхаю, откидываясь на спинку дивана, и пытаюсь думать. Усиленно. Что же делать? Мне бы сейчас не помешал звонкий голосок одной определённой лисицы с поистине хитрыми глазками, но… Но я дурак и не спросил у тех людей на какой номер можно им позвонить, чтобы пообщаться с Мэй. — Эй, — передо мной на корточках Чонгук, обеспокоено всматривающийся в моё побледневшее лицо. Стоит только вспомнить… — Мне пора! — я почти вскакиваю, но одним нажатием на колени, вновь плюхаюсь на подушки, сокрушённо надув щёки. — Мне нужно в детский дом, они забрали Мэй! Чонгук понимающе кивает каждому моему слову, когда я вновь впадаю в истерику, и просит успокоиться, потому что у него для меня есть много слов. — Я разговаривал вчера с Чимином. С Мэй нельзя видеться до тех пор, пока не пройдёт суд. Суд будет в любом случае — очнётся Хосок или нет. Пока что — нет. Чимин сказал, что попробует сделать всё, что в его силах, но к Мэй это не относится. Не плачь, прошу, мы всё уладим, ладно? — обнимает меня за ноги, уткнувшись носом в ляжку. — Просто не сегодня, чуть позже, — в такой позе он находится ещё несколько минут, затем молчаливо уходит и возвращается с тремя огромными киви в руках и лукавой улыбкой, которую я даже сквозь предательские свои глаза замечаю отчётливо. Чонгук подкидывает ягоды в воздухе на манер жонглирования и кидает одну из них в меня, ссылаясь на то, что смогу поймать. Пытаясь увернуться, я лишь наслал на себя беду, столкнувшись с противником лбом. — Ай, — Чонгук разражается хохотом на мой болезненный вскрик и садится рядом, с важным видом начиная снимать кожуру. — Я ненавижу киви, а ты не уйдёшь отсюда, пока все не съешь, — мои руки, повторяющие движения Чонгука, замирают, потому что я хоть и люблю киви (он запомнил мои мимолётные слова брошенные случайно), но не съем целых три! Не то, чтобы я очень хотел уйти прямо сейчас, но однажды мне всё же надо это сделать. — Киви тонизирует, подтягивает и омолаживает, так что будешь красивым! — восклицает Чонгук. Я невольно улыбаюсь его словам и бормочу себе под нос: — А сейчас я… Не красивый? — Красивый, — тут же получаю твёрдый ответ. Румянец на щеках Чонгука, когда я поворачиваюсь к нему, сбивает с толку, как и весь его смущённый вид в целом. — Ты… — Ешь скорее, — бросает он ягоду мне в руки, бегом скрывшись из поля зрения. — Эй! Хён! — кричу вслед, но мне ожидаемо никто не отвечает. Я смеюсь впервые за всё время, не в силах сдерживаться при осознании того, насколько же Чонгук милый. Он возвращается, вернув себе железное самообладание и бесстрастное лицо. Я тихонько посмеиваюсь, потому что перед глазами всё равно тот смущённый парень, сбежавший из-за нелепого признания. — Ты тоже красивый, — говорю, когда Чонгук устраивается возле меня удобней. — Молчи, — его руки, в одной из которой пульт от телевизора, обвивают сзади мою шею. Я откидываюсь на грудь Чонгука, уместившись между его ног, и прикрываю глаза. Почему-то резко вспомнилось, что я почти не спал всю ночь, и меня охватило небывалое желание забыть обо всём. Наверное, так действуют его руки. — Посмотрим что-нибудь? Я киваю из последних сил и даже улавливаю что-то на экране. Мне хочется ближе, ещё ближе к нему, поцеловать, исцеловать всего, но я вспоминаю о том, что я сильно-сильно виноват. Что я весь покрыт кем-то другим. — Прости, — шепчу, насильно пихая в себя киви, а он лишь крепче меня сжимает. Без слов прощает. А я и не думал, что заслужил такое. — И спасибо. Но никто никого не целует. А ягоды стараюсь съесть быстрее, потому что я всё-таки обязан уйти. Это дом не мой, да и я та ещё обуза, так сказать. Меня лекарствами кормить, едой по расписанию, да ещё и тратиться на полезные овощи, фрукты, ягоды… Время проходит незаметно, возвращается, наверное, с работы Нихён, а я пытаюсь ускользнуть домой, оправдавшись тем, что всё съел, как мы и договорились. Чонгук ловит меня за локоть у самого выхода и волочет на кухню, открывая один из шкафчиков, где находится целый ящик киви! — Я читал, что можно съедать не больше двух-трёх плодов в день, — улыбается Чонгук. — Здесь, — указывает рукой, — целых двадцать четыре, а значит, что ты, как минимум, — задумывается, — восемь дней отсюда не выйдешь, — и сияет, словно открыл Америку. А он — лишь меня. Своей улыбкой.

***

Проведя в самом приятном в моей жизни заточении несколько дней, у меня всё-таки получается выбраться на свободу (уже хочется назад) и встретиться с Сокджином. Всё то время, пока я размышлял о своём поступке, неправильность душила. Да, я никого не заставлял, но всё же… Мы встречаемся в маленьком и уютном кафе за чашкой кофе. Я сначала долго молчу, а потом долго говорю о чём-то бессмысленном. Пытаюсь объяснить, ещё сильнее путая и себя, и его. — Угомонись ты, — смеётся Сокджин. Он передо мной идеален, как и всегда. — Вот если бы мне разбили лицо, то я бы тебя не простил! — он ерошит мои волосы под удивлённый взгляд. — Что? Забей, всё ровно, — я ему не совсем верю, но мимика, тщательно мною исследована, указывает на то, что он и правда не в обиде. Либо он часто вот так целуется, либо быстро отпускает. Либо ещё что-то там, о чём я задумываться не хочу, потому что слишком сложно. Мы забываем ситуацию, болтаем обо всём, что видим — разговоры об университетских делах меня неизменно увлекают. На телефон приходит несколько сообщений от Чонгука с вопросами когда вернусь и я улыбаюсь такому интересу, заботе и всему-всему. Каждый раз, стоит моему телефону завибрировать, перед глазами появляется цифра «89» — число пропущенных звонков от Чонгука в тот день. А сколько было сообщений… — Тэхён?.. — я вздрагиваю. — Чего завис? — А, да так, — отмахиваюсь рукой от мыслей, как назойливых мух, и махом допиваю свой чай (пришли на кофе, а у меня чай; всё довольно логично). Радуется моя душа тому, что от алкоголя, который я выпил на вечеринке, моё сердце не остановилось. Оно правда могло. Но исход положительный, так что я могу вот так среди людей находиться — с посвежевшим лицом, шелковистыми волосами и в опрятной простой одежде. Кажется, такие мелочи тоже приносят радость. Особенную. Но я ни на секунду ни о чём не забываю. — Мы можем зайти к Юнги? — робко спрашиваю, надеясь на то, что Сокджин каким-то чудом всё уже узнал обо всём и мне не придётся вдаваться в подробности. — Можем, но… Он не особо гостеприимный сейчас… — признаётся однофамилец. Оказавшись в незапертой квартире, я стараюсь не наступить ни на одну из лежащих на полу стеклянных бутылок из-под алкоголя, так что аккуратно обхожу беспорядок. — А где его родители? — шепчу Сокджину, который крадётся впереди прямиком к комнате Юнги. Идём тихо, потому что, как сказал Ким, мелкий может спать, а ему это редко удаётся. Чтобы не разбудить. — Разъехались по командировкам, — я понятливо киваю, мрачнея с каждым новым шагом. В форме звёздочки на полу разложился Юнги — в растянутой одежде и сальными волосами, в каждой руке по запечатанной шоколадке, а возле ног опустевшие бутылки из-под всякой всячины. Занавески задёрнуты, глаза закрыты. — Добро пожаловать, — хрипит нам он, услышав шаги. Я так и замираю, не в силах ни взгляда отвести, ни как-нибудь помочь. Вид у Юнги как у человека, который потерял сам себя. И я его понимаю. Очень. Шоколадки, наблюдаю я, он есть не собирается, как и все остальные сладости, лежащие в абсолютно целостных обёртках на каждой из поверхностей в комнате. — Как делишки? — голос его пугает. Мы с Сокджином переглядываемся опасливо и проходим дальше, садясь возле Юнги. Он так и не открывает глаз, странно усмехаясь. — Юнги… — А знаете… Вы знаете историю появления соджу в нашей стране? — смеётся Юнги. — В те времена, когда Корея страдала от гнета монгол, с захватчиками на ее территорию попала и анисовая настойка. Кроме того, монголы научили корейцев проводить дистилляцию, и корейские умельцы быстро додумались, как обогатить настойку травами и пряностями. Так на свет появилась… — Юнги… — раньше он рассказывал об истории шоколада. Младший смеётся, запрокинув голову, так сильно, что из уголков его глаз брызгают слёзы. — Есть даже целая церемония распития этого напитка… Представляете? А я всё нарушил! Я пил в одиночестве и с горла, не удосужившись даже стопкой обзавестись! — он вновь смеётся, поднимаясь, чтобы подхватить резко одну из бутылок. — Но это не помогает! — она летит в стену, осыпаясь осколками на такие же, разбросанные ранее, что я заметил только сейчас. — Нихрена мне не помогает! — он отбрасывает в сторону всё, что видит. Я пытаюсь остановить, хватаю за запястья, но он упорно вырывается и заходится громким плачем, шепча какие-то проклёны. — Юнги… Сокджин крепко обнимает его. Так сильно, что возможности вырваться больше нет, и Юнги из последних сил бьётся затылком о плечо Кима, что устроился позади, чтобы его отпустили. — Мне не нужна ваша поддержка! Убирайтесь! Ничего не случилось! Я похож на человека, у которого что-то произошло?! — слёзы градом летят из его глаз, я обхватываю лицо руками, стираю солёные дорожки и пытаюсь достучаться до него простыми словами. — Отвали от меня! Отвалите оба! — Юнги! Прекрати, хватит, — снижаю я тон, тоже обнимая его. — Всё будет в порядке, подумай о себе, подумай о Мэй… — Не говори о ней! Чтобы я не слышал больше этого имени! — он размахивает ногами, отбивая о пол какой-то остервенелый ритм и мы слышим стук снизу. Кажется, соседи недовольны порядком вещей. — Юнги! — Уходите все, все уходите! Он не успокаивается, барахтается, словно от этого что-то зависит, и Сокджин совсем беспомощно на меня смотрит, поджимая губы. Я тоже еле сдерживаюсь, кусая мякоть до крови. — Юнги… — Свалите… Мы обхватываем вдвоём его крепче и покачиваемся, словно с маленьким ребёнком, слушая брань в свой адрес. — Придурки! Дебилы! Идите нахрен! Я сгребаю в миллион складочек футболку на его спине и действительно не представляю, что будет дальше. — Всех вас — ненавижу…