Pleasantville

Обычно Чуе было не привыкать задерживаться в школе после окончания занятий. Помимо музыкального кружка, он мог также проторчать лишний час или два в библиотеке, выискивая информацию для очередного занудного реферата; помочь преподавательнице донести её вещи до учительской, потому что зазевался и все остальные ученики успели сбежать и миновать этой участи; иногда просто засиживался с Акутагавой и остальными на крыльце школы, чтобы подышать свежим воздухом и обсудить прошедший день. В случае с последним, на него по-прежнему было наложено проклятие бойкота, с чем рыжий успел даже смириться и перестал переживать всякий раз, когда бывшие друзья так по-ублюдски отворачивались от его случайных взглядов. Ведь теперь у Чуи были новые, более крутые друзья, к которым именно сейчас он и направлялся, минуя уже опустевшие школьные коридоры. Раньше ему редко доводилось посещать чужие дополнительные занятия, но сегодня он мог пополнить свою копилку «сумасшедших», по его личному мнению, поступков, как раз-таки направляясь на одно из таких. Дорога его лежала к классу хореографии, где уже на полпути была слышна приятная, звонкая и чувственная музыка — подобная часто кричала сквозь наушники Коли, когда тот уходил в свой астрал и, невзирая на время и место, без каких-либо комплексов мог прикрыть глаза и начать оттачивать свои плавные балетные движения. Да, сейчас проходили занятия по балету, где Чуе предстояло тихонько подождать своего друга в стороне, потому что потом они собирались пойти и все вместе поесть где-нибудь до неприличия вредной еды. Добравшись до нужного класса-зала, омега осторожно приоткрывает дверь и заглядывает внутрь. Никто из присутствующих даже не обращает на него внимание, так как музыка играла громко, а строгая пожилая преподавательница занималась тем, что грубо хватала каждого из учеников и надавливала им на поясницы с такой силой, чтобы их шпагат у планки был отточен до идеала. Многие скулили, кряхтели и даже готовы были разрыдаться от боли в мышцах, но только не Гоголь, у которого была первоклассная растяжка и он строил учителю насмешливые глазки, от чего та явно скрипела зубами, но ничего не могла ему ответить. Заприметив своё маленькое рыжее чудо в проходе, Коля, без какого-либо страха или напряга, приветливо помахал ему рукой. Чуя ответил ему таким же, более неловким жестом, но потом на секунду остолбенел от ужаса, когда в его сторону зыркнул тот самый устрашающий взгляд учителя, которой опять что-то не понравилось и она оценивающе осмотрела вжавшуюся в стенку напуганную омегу, фыркнула и снова вернулась к работе. У Чуи аж от сердца отлегло, но от стенки он так и не отлип, крабьей походкой пробираясь в другой конец зала, где располагалась небольшая возвышенность в четыре ступеньки в качестве трибуны. Та была завалена сумками учащихся и среди всего бардака сидел один лишь Сигма, с глупой улыбкой залипающий в телефон и что-то быстро печатающий. Будучи полностью погружённый в занимательную переписку, он заметил Чую, лишь когда тот пробрался к нему вплотную и присел рядом на скамье. — О, привет! — дружелюбно поприветствовал он младшего, но снова переключил внимание на свой экран. — Сейчас, погоди секунду, — говорит он Чуе, а сам быстро отписывается Френсису, что ему пора бежать и он любит его. После всех манипуляций, телефон в лиловом чехле был поставлен на блокировку, но не покинул рук владельца. — Чё нового? — Привет. Да так… — скомканно пробубнил Чуя, немного отводя взгляд в сторону. — Случилось кое-что… Необычное. Под «необычным» Чуя естественно подразумевал вчерашний поцелуй с Дазаем, который всё никак не хотел выходить у него из головы. Бедняга так и не смог сомкнуть глаз в эту ночь, потому что первую половину активно переписывался всё с тем же Осаму, а когда уже и тот сурово погнал его спать, то просто провалялся до утра в обнимку со своим плюшевым котом и глупой ухмылкой, которая не сползала с лица, а в животе кружили те самые бабочки, о которых так любят рассказывать во всех этих глупых романтических комедиях. Чуя даже практически позабыл про ссору с отцом, потому что все его мысли были заняты одним единственным альфой, которого жутко хотелось поскорее увидеть, но в то же время было немножко страшно, ведь для него всё ещё в новинку, что Дазай украл его первый в жизни поцелуй. Что ему теперь делать? Как себя вести? Может ли он сам целовать его, когда ему хочется? А Чуе ведь очень хотелось! Опять слишком много вопросов, но, к счастью, теперь с ним рядом были те, кто может дать если не полезный совет, то, по крайней мере, разжевать для него все нюансы. И пока Чуя пытался сформулировать для Сигмы свою мысль, музыка в классе резко оборвалась и послышались блаженные выдохи юных балерин, которые едва не благодарили Бога за окончание занятий и могли наконец-то упасть на пол, переводя дух. Гоголь таким не страдал и чувствовал себя вполне прекрасно. Одетый в чёрный гимнастический купальник, он, вприпрыжку прихватив с пола бутылку воды, поднялся по ступенькам к своим друзьям, чтобы присесть напротив них. — Чуя, ты всё-таки немножко успел застать процесс! — весело воскликнул Коля, делая небольшой глоток из бутылки. — Ну, как тебе? — Э-э-э… Ну… У тебя отличная растяжка… Да?.. Нет?.. — неловко крякнул Чуя, который был совершенно далёк от танцев и понятия не имел, что нужно говорить в таких случаях. Он даже умоляюще покосился на Сигму, в надежде получить «помощь зала», но тот лишь колко ему улыбнулся и отрицательно помотал головой. — Ой, да я не про себя, — простодушно отмахнулся Гоголь. — Я про ту нашу старую развалину, которая спит и видит, чтобы я упал с крыши и переломал себе ноги, — пояснил он, кивнув он в сторону учительницы. — …А зачем ей желать тебе такого? — искренне изумился рыжий. — Разве учителя не должны, ну, передавать свои знания новому поколению? — Только не те учителя, которые угробили свою блистательную карьеру на сцене из-за наркоты, а когда протрезвели, им уже под шестьдесят и единственное место, куда берут таких «звёзд», это балетный кружок для малолеток, — иронично пояснил Сигма, а Коля согласно кивнул в знак подтверждения его слов, пока сам присосался губами к воде. — Хех, мир шоу-бизнеса действительно суров и беспощаден, — нервно хохотнул Чуя, осторожно глянув на бывшую балерину, но тут же отвёл от неё глаза, боясь пересечься с её холодным острым взглядом. — Но ты и правда молодец, — скромно улыбнулся он Коле. — Да и все говорят о том, какой ты гибкий. — Ой, спасибочки! — умилился от его слов Гоголь, приложив одну из ладоней к щеке и состроив прелестную мордашку. — Ещё бы эти «все» говорили об этом без скрытого подтекста, было бы вообще замечательно, ­— отшутился он, чем вызвал волну лёгкой неловкой паузы со стороны своих друзей, которые переглянулись и не знали, что ответить. — Ну, ладненько! Вы пока тут потритесь, а я быстро смотаюсь в душ и переоденусь. Боже… Я такой голодный, что собираюсь сожрать что-нибудь настолько вредное, что задница увеличивается от одного только вида. — Угу, а потом ты суёшь пальцы в рот над толчком и скулишь, что отныне питаешься только энергией солнца, — иронично подъебнул его Сигма. — Да пошёл ты! — с хохотом и совершенно безобидно послал его Коля. Тыкнув ему напоследок средний палец, Гоголь буквально упорхал по ступенькам вниз и побежал в раздевалку, снова оставляя этих двоих наедине друг с другом. Чуя сразу почувствовал себя немножко неловко, ибо если с Колей они, вроде как, нашли общий язык, то вот Сигма по-прежнему оставался для него загадкой. Неприятной загадкой, которая мозолила ему взгляд каждый раз, когда он видел его рядом с Дазаем. И вот вроде умом он должен понимать, что они всего лишь друзья, и у Сигмы есть молодой (или не очень?..) человек, но внезапно проснувшуюся омежью натуру было достаточно сложно заткнуть, когда у тебя играют гормоны, и ты начинаешь видеть во всех потенциальных конкурентов. — Так, что необычное? — первым прервал тишину Сигма. — А? — тут же непонимающе откликнулся младший. — Я спросил, что нового у тебя, а ты сказал, что случилось что-то «необычное», — напомнил тот ему. — А! Ну да, — тут же растормошился Чуя, но быстро прикусил себе язык, почему-то придя к решению пока не рассказывать Сигме про их с Осаму поцелуй, потому что считал, что всё может стать гораздо сложнее… — Ничего такого, — неумело соврал он. — Просто мы с Дазаем вчера же занимались у меня. Ну и так получилось, что он познакомился с моей семьёй. Получилось, правда, не очень удачно… — Прям со всей семьёй, ого… В конце концов, они оба сидели как два закомплексованных ребёнка, поджав хвосты и думая каждый про свой рой тараканов в голове, не в состоянии поговорить на чистоту. Чуя снова распереживался, что сболтнул чего-то лишнего. Точно! Вот он дурак! Какой омеге вообще будет интересно: целовался ли с кем-то близкий ему альфа или нет? Да сейчас этими дурацкими поцелуями никого не удивишь, и нет никакой гарантии, что целовать ты не будешь одного, а более интимные вещи творить с другими! Другое дело знакомство с родителями, правда? На такой шаг решаются не всякие парочки, которые даже живут вместе не первый год, а тут и месяца не прошло, как про Осаму знает вся его семья, пусть у каждого из них и сложилось про него своё отдельное разнящееся мнение. В любом случае, скорее всего, подобный этап куда серьёзнее, чем просто засунуть свой язык другому человеку в рот. А ведь у Дазая был очень приятный язык… Наверное, он уже умеет делать им и другие приятные штуки, о которых Чуя думал, стыдливо прячась в своей комнате под одеялом… А ещё, от альфы тогда очень вкусно пахло. И губы у него были вкусные… В конце концов, Чуя резко приходит в себя и понимает, с насколько же, наверное, тупым выражением лица он сейчас сидит, вспоминая про Дазая и тот их поцелуй. Стыдливый румянец моментально расцветает на щеках, и все веснушки тонут в нём, пока их владелец пытается совладать с дыханием и прекратить уже ёрзать на этой дурацкой и слишком гладкой лавке! Такие нужно было запретить законом, но в тоже время поблагодарить за то, что ты не ловишь подростковый стояк средь бела дня. Пока Чую разрывали на части относительно новые для него чувства и эмоции, Сигма не особо замечал какие-либо изменения в его цвете лица и поведении. Его самого снова начали терзать далеко не самые приятные мысли, которые скреблись на душе словно кошки. Потому что стоило тому упомянуть свою семью, как Сигма тут же вспомнил его отца — Верлена старшего, который прямо на его глазах распускал руки и целовался с омегой, которая и близко ему не муж. Пламя жажды справедливости обжигало изнутри, но его пожар остужали слова Френсиса и Коли, которые как один твердили, что не нужно лезть в чужие семейные проблемы, потому что можно сделать только хуже. Сигма, честно, этого не понимал. Как можно сделать хуже тому, кому врут прямо в глаза, а потом как ни в чём не бывало возвращаются в семью. Забавно ещё и то, что Сигма буквально делал практически тоже самое в отношении к своим родителям — о том, как он выглядит и с кем встречается, но… На это у него были веские причины, и он никого не заставлял страдать, а вот неверный альфа вызывал в нём приступ тошноты и презрения. В конце концов, Сигма понял, что больше не в силах нести этот камень на душе. Ему не хотелось врать Чуе в глаза и притворяться, что ничего не происходит. Как говорится: «Лучше горькая правда, чем сладкая ложь». Даже если Гоголь попытается вырвать ему все волосы за длинный язык, а Фицджеральд молча закроет глаза, посчитав глупым ребёнком, но, по крайней мере, его совесть будет чиста. — Чуя, я… Мне нужно сказать тебе кое-что важное… — неуверенно начал он, боясь даже заглядывать в глаза напротив. — Что сказать? — чуть нахмурился рыжий, пытаясь понять, к чему тот клонит. — Э-это может показаться полным бредом! Но, пожалуйста, поверь мне, потому что я говорю серьёзно! — Сигма отчаянно тянул время, пытаясь хоть как-то собраться с мыслями. — Да скажи ты уже наконец, что случилось? — Чуя стал немного раздражённым, ибо стал предвидеть в его словах самое худшее, что могло быть связано с Дазаем, лишь бы их разлучить. — Я видел твоего отца на этих выходных, — резко оборвал старший, но замолчал. — Эм… Ладно? И что? — совершенно растерянно спрашивает Чуя, окончательно теряясь в смысле этого диалога. — Мой отец часто работает на выходных, я в курсе. — В том-то и дело, что он… Не работал, — снова скомкано выдал Сигма, но на очередной скептический взгляд не выдержал и просто разблокировал свой телефон, заходя в галерею и открывая те самые фотографии компромата из ресторана. — Вот. Смотри сам. Там несколько фоток. Чуя всё ещё слабо понимал. Он с недоверием сначала просто осмотрел телефон в чужих руках, потом медленно взял его, по ходу дела смахнув пару фотографий влево. И правда, на всех них был запечатлён отец, который сидел в каком-то ресторане, а прямо напротив него был его ассистент… Акио, кажется. Чуя был мало с ним знаком, но, когда приходил к папе на работу, тот постоянно вертелся рядом и как-то странно зыркал в сторону самого Чуи. Сам он не особо придавал значения этим взглядам, потому что ему просто было не интересно вникать во всю эту скучную взрослую работу. Просмотрев все имеющиеся фотки, Чуя в итоге поднял на Сигму всё такой же непонятливый взгляд, не выдавая ни намёка на то, что он хоть что-то понял. — Может объяснишь, что именно я должен здесь увидеть, помимо моего отца, который обедает со своим ассистентом? Выглядит как одна из его занудных деловых встреч, — слегка фыркает Чуя, отдавая телефон обратно. — Серьёзно? — Сигма был в шоке, от того, что рыжий либо в упор ничего не замечает, либо специально не хочет замечать очевидного. — Чуя, ты хоть и младше меня, но не идиот ведь! Или ты считаешь нормальным, когда женатый альфа на этих самых «деловых» встречах держится за руки с чужой омегой и целуется в губы? — Там… Не было поцелуя, — голос Чуи едва ли дрогнул в секундном сомнении, но снова стал уверенным, потому что фотографии поцелуя, как такового, там действительно не нашлось. — И вообще на них всех темно. — Ох, ну, прости, что не врубил вспышку, чтобы меня раскрыли с поличным! — Сигма потихоньку начинал беситься, уже жалея о том, что завёл этот разговор, но отступать было поздно, теперь нужно идти до конца. — Я не смог поймать сам момент поцелуя, потому что Френсис начал беситься, понятно? — как можно более спокойно и внятно выдавил он. — Понятно, — слегка пренебрежительно отчеканил Чуя, сморщив нос. — Мне понятно, что ты лезешь не в своё дело и сыплешь какими-то дурацкими ложными обвинениями, — резко выплюнул он. — Ч-чего?... — и всё, на этом моменте у Сигмы окончательно потерялся дар речи, от чего он только и мог, что с открытым ртом таращиться на явно обозлённого друга напротив. — Я не знаю, чего конкретно ты добиваешься, но, будь так добр, следи за своим престарелым папиком, или с кем ты там шляешься по дорогим ресторанам, а в мою семью лезть не смей, — возможно впервые Чуя, не думая осмелился показать кому-то свой рык как взрослая омега, отстаивающая законную территорию. Продолжать этот разговор у него не было никакого желания, поэтому он подорвался с места и, закинув сумку на плечо, сказал Сигме напоследок: — А будешь лезть к Дазаю, я тебе все твои верёвки фиолетовые вместе с волосами повыдираю. И после этого, горделиво вздёрнув нос кверху, Чуя поспешил покинуть класс — даже хлопнул за собой дверью, полностью игнорируя хриплый возмущённый вопль преподавательницы. Сигма же остался сидеть в одиночестве: совершенно потерянный, опустошённый и ещё до конца не верящий в то, что сейчас произошло. Ведь он хотел как лучше, пытался уберечь Чую и его семью от возможного внезапного удара, но в итоге его же окунули в чан с помоями, обвинив в клевете и пригрозив расправой, за то что он просто хотел дружить с Осаму. Угроз Сигма не боялся, даже если Чуя наймёт для этого дела старшаков покрупнее, ведь ему было не впервой терпеть побои. Просто стало очень обидно, что его лояльность к младшему стращала обернуться для него потерей всех друзей. Потому что теперь он не был уверен, что Дазай выберет его и станет общаться, если Чуя надавит ему на горло, Гоголь сразу от чего-то прикипел к этой мелюзге и не бросит его, а Достоевский… Тому вообще было похуй с кем общаться, но Коля наверняка вынесет ему мозг по этому поводу. Просидев в прострации еще пару минут, Сигма вдруг резко мотает головой, словно старается отмахнуться от дурных мыслей, но на деле просто пытался не дать глазам намокнуть. Ему было горько, ему было обидно, но он снова проглотит всё дерьмо и справится — другого выбора у него просто нет. Чуя тем временем, не сбавляя быстрого шага шёл в направлении раздевалки, где переодевались все танцоры. Ещё на подходе он увидел в коридоре Колю, который о чем-то рьяно спорил с подошедшим Фёдором. Шаг тут же пришлось замедлить, чтобы случайно не попасть под горячую руку, тем не менее, он всё равно продолжал идти вперёд к ним, вслушиваясь в стоящую ругань. — Может перестанешь уже строить ему глазки? Мне это нихуя не нравится! — недовольно ворчал Достоевский, с укором поглядывая на свою омегу. — Федь, ну, успокойся… — устало вздыхает Гоголь, но в его голосе нет ни капли раскаяния, а лишь всё такая же игривая трель. — Он мой партнёр по танцам. И во время танца мы не можем не показывать эмоции глазами, потому что это часть шоу! — Да? А то, что за сценой тебя за жопу хватает совершенно посторонний альфа и ты весело хохочешь? Это, блять, тоже часть шоу?! — Фёдор не собирался сбавлять напор, практически нависая над всё-таки немного поникшим Колей. — Мы… Мы просто дурачились! — жалобно пытается оправдаться омега. — Неужели ты к каждому стулу меня ревновать будешь?.. — Уж приходится, если тебе так хочется на каждом этом «стуле» посидеть, — грубо выплёскивает Достоевский, скрещивая руки на груди. — Придурок, ты опять начинаешь?! — в этот раз не выдерживает сам Коля, обиженно вскрикивая и с силой пихая альфу в плечо. — И ты туда же?! — Я бы не начинал, если бы ты не давал повода, — устало вздыхает тот. — Прекрати уже вертеть хвостом перед всеми. Меня это злит. — Да? Ну так найди себе кого получше, раз я такой раздражающий, — Гоголь также встаёт в позу, скрещивая руки и сверля Достоевского взглядом, из-за чего между ними повисает немая пауза. Заметив всю эту развернувшуюся сцену, Чуя как-то резко сбавил скорость и шёл уже не с той уверенностью, что была буквально минуту назад. Возможно, сейчас было бы куда лучше вообще сменить траекторию пути и не вмешиваться в чужие склоки, потому что это совершенно не его дело. Однако, не успел омега даже осмотреться на предмет возможных путей отступления, как кто-то высокий сзади неожиданно нагнал его и приобнял за талию левой рукой. Ещё бы какая-то лишняя секунда, и Чуя бы просто взорвался испуганным диким визгом за наглое нарушение его личного пространства, но неизвестный быстро показал ему свой светлый лик и все прежние возмущения потекли по речушке глупой влюблённости. — Привет, — улыбчиво поздоровался с ним Дазай, также в качестве приветствия легонько чмокнув его в щеку. — Я соскучился. — Привет! Я тоже! — набравшись храбрости, Чуя неожиданно встаёт на цыпочки и заключает шею альфы в крепкие объятия, потому что он действительно скучал, а рядом с ним и его запахом всегда было так спокойно. — Ещё раз прости за случившееся вчера… — грустно пробубнил он ему в плечо. — За что простить? — слукавил Осаму, хотя и был сейчас крайне впечатлён такому порыву от Чуи, тут же обнимая его в ответ и целуя в макушку. — Лично я из вчерашнего помню только вкусную лазанью и наш с тобой поцелуй. Подсказка: всё из этого мне безумно понравилось. — Мне… Мне тоже… — вспыхивая смущенным румянцем, бубнит рыжий и неохотно чуть отстраняется, чтобы ровно встать на пол. — А ещё… Хочу делать это почаще. И чтобы ты не спрашивал разрешение! — Наконец-то я услышал твоё первое «хочу»! — рассмеялся Осаму. — Ладно, значит, мы будем делать это чаще, а с разрешением будем действовать по ситуации. Договорились? — Догово-…! Не успел Чуя закончить мысль, как Дазай тут же по-собственнически притянул его к себе и поцеловал — в этот раз в самые губы. Омегу, естественно, застали врасплох, но вырываться он не планировал, потому что банально не хотел. Лишь широко распахнув на секунду глаза от неожиданности, Чуя почти мгновенно расплавляется под чужим напором и прикрывает их, в этот раз уже стараясь участвовать в поцелуе и самостоятельно двигать губами. Получилось даже сносно, пусть и с учётом того, что всем процессом всё равно рулил Дазай, а рыжий лишь с охотой принимал его сладкую ласку, от которой тело покрывалось мурашками, а ноги сами собой подкашивались. Да, Чуе определённо это нравилось, и если бы он мог, то заставил бы Дазая целовать себя без остановки, чтобы вечно чувствовать приятное порхание бабочек в животе. Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, вот и они вынуждены всё-таки прервать поцелуй, неохотно отстраняясь, но всё ещё находясь в непозволительной близости друг от друга, чтобы иметь возможность тереться кончиками носов друг о дружку. Вообще, им повезло, что занятия закончились, ибо, в противном случае, уже бы получили нагоняй от учителей за такое похабное поведение в стенах учебного заведения. И Осаму бы точно отхватил по первое число, за то, что «пристаёт» к маленькой омеге. Но, к счастью для них, эта самая омега сама была не прочь поприставать, и альфа был лишь рад, довольно завывая в груди, что ему чуточку развязали руки. — Прости. Просто решил воспользоваться своими новыми полномочиями, — смеётся Осаму и напоследок перед тем, как отстраниться, легонько чмокает Чую в переносицу. — И в этот раз я тебя прощаю, — подхватывает его лёгкий смех рыжий. — Ладно, давай не будем заставлять остальных ждать, а то опять начнут ныть, — с этими словами, Дазай берёт его за руку, и они уже вместе шагают в сторону ссорящейся русской парочки. Рядом с Дазаем Чуе было уже не так страшно нарушать чужое пространство, поэтому шагал он куда увереннее, пока они вдвоём не сократили с ними дистанцию до минимума. Фёдор с Колей тем временем по-прежнему лишь перебрасывались немыми взглядами, словно вели какой-то телепатический диалог, и что-то подсказывало, что приличных слов там много не наберётся. Лишь заметив друзей в поле своего зрения, они прервали своё сверление взглядами и обернулись к ним, выглядя не то чтобы очень довольными. — Ну? Вы долго собираетесь ещё кости друг другу перетирать? Я жрать хочу! — в такие моменты Осаму не отличался особой добропорядочностью, по крайней мере потому, что прекрасно знал — эта парочка устраивает склоки постоянно. — Ну так говна пожуй, — типично огрызнулся на него Фёдор. — Федь, — Гоголь тут же смирил его острым взглядом, как бы давая понять, что не стоит выносить всю ссору из избы. — Я хочу пить. Не стой как столб и лучше принеси мне воды из автомата. Заодно можешь и Дазая с собой прихватить. — А я-то в чём провинился??? — удивленно воскликнул сам Дазай. — Да пиздуй ты уже! — не выдерживая восклицает Фёдор и пихает Осаму в спину, чтобы тот шёл вперёд вместе с ним. — Я ещё хочу пойти покурить. — Ну эй! Будь со мной нежнее, милый, — не прекращает дурачиться тот, изображая тоненький голосок, но всё-таки идёт вместе с ним. — Клоун, — скрипя зубами, выплёвывает Достоевский. Как только альфы скрылись где-то за углом школьного коридора, омеги как-то неловко переглянулись между собой, думая, как же выйти из этой смущающей паузы. Никто ведь не хочет, чтобы посторонние видели, как ты ссоришься со своей второй половинкой. — И чего он так взъелся на тебя? — Чуя берёт инициативу первым начать разговор, поражаясь с самого себя. — Ох, не обращай внимания, — тут же наотмашь говорит Гоголь, хотя по его лицу было заметно, что неприятный осадок всё-таки остался, как бы он не старался выдавливать из себя ложную улыбку. — Федя постоянно ревнует меня ко всему, что движется. Его хлебом не корми, а дай покараулить сутками напролёт, чтобы я не дай бог не отсосал кому-нибудь на кухне в общаге. На основе его паранойи можно бы было создать вечный двигатель. — Странно всё это, — ковыряя ногой шов плитки в полу, вздыхает Чуя. — Не вижу причин тебе не доверять. — Альфы… Что с них взять? — усмехнулся Коля. — Но давай забудем про меня! — в следующую же секунду его глаза загораются двумя пылающими огоньками, и он хитро смотрит на младшего. — Лучше расскажи, как вчера прошло свидание с Дазаем. — Эм… Это было не свидание, — хмурится рыжий, вспоминая в основном не самые приятные события вчерашнего вечера. — Мы просто занимались математикой. — Да-да-да, репетиторство и вся эта прочая скучная хрень!.. — закатил глаза Гоголь, но всё равно не прекращал попытки растормошить Чую на более пикантные подробности. — Хочу знать другое! Как близко вы сидели друг к другу? Может, он прижимался к тебе сзади, пока ты писал конспект? Или хотя бы зрительный контакт больше минуты?! — Ну… На самом деле было кое-что… Мы поцеловались, — неловко вжимая голову в плечи, исподлобья выдавил младший. — Типа… По-настоящему. В губы… — Да ладно?! — было видно, что даже раскрепощённый по жизни Гоголь был поражён такой новостью. — Ну нихуя ж себе! Ну и как? Тебе понравилось?! — Даже очень… — смещённо улыбнулся Чуя, но после снова поднял на друга обеспокоенный взгляд. — Но, знаешь, в этом и проблема… Я не уверен, что Дазаю понравилось так же, как и мне… — А вот сейчас не понял, — насупился Коля. — Ты типа первый к нему полез, а он не захотел тебя расстраивать? — Что?.. Нет! Всё было взаимно! — Тогда в чём твоя проблема, Чуя? — устало вздыхает старший. — Ты уж извини, но тебе правда нужно меньше накручивать себя, а тот так можно и в дурку загреметь. — Я знаю, что у Дазая были омеги и до меня, — решив не тянуть кота за всё ценное, серьёзно заявляет рыжий, теперь сверля друга глазами. — Омеги куда опытнее и… Красивее меня. А я не хочу быть хуже кого бы то ни было, понимаешь? — К сожалению, понимаю… — на лице Коли прямо-таки читался этот немой крик отчаяния, который он сдерживал из последних сил, чтобы просто не отхлестать Чую по щекам и наорать, чтобы тот перестал так сильно к себе придираться. — Но с чего ты вообще решил, что ты хуже кого-то? Дазаю ты явно нравишься таким, какой ты есть. — Да, но ведь я не единственный, — расплывчато пояснил Чуя, который всё-таки не хотел сейчас тыкать пальцем на то, что Сигма вызывает в нём всякие разные опасения. — Так ты поможешь или нет? — Ну, с опытом, конечно, помогу, а вот насчёт «красивее», не уверен, — усмехнулся Гоголь и нагло потискал чужую щёчку в веснушках. — Я не уверен, что может существовать что-то более красивое, чем это! Серьёзно, ты глянь на себя! Будь я альфой, обязательно бы к тебе подкатил, пха-ха-ха! — Ага, спасибо… — неловко раскраснелся Чуя, позволяя безнаказанно теребить себя за щеку, пока самому Коле это не надоело. В это же время, Дазай с Фёдором уже успели спуститься на первый этаж и купить обещанную воду из автомата рядом со столовой, а после сделали небольшой круг, чтобы завернуть в пустующий туалет и пропустить по одной сигарете. Шелест немного помятых упаковок, треск зажигалки, первая затяжка и первые выпущенные клубы дыма — всё это происходило в абсолютной тишине, нарушаемой лишь тихим звуком подтекающих раковин и приглушёнными воплями младшеклашек, что доносились с улицы через незакрытое окно. — Слышь, Федь? — окликнул друга Осаму. — М? — отозвался тот, делая в этот момент ещё одну затяжку. — Кончал бы ты Коле мозги ебать по каждому поводу, у него ведь тоже терпение не железное. Залупится на тебя, и будешь проводить одинокие вечера в компании своей правой, — не смотря на подколки, Дазай говорил вполне серьёзно, потому что уже ни раз становился свидетелем их ссор. — Охуенно, наверное, так говорить, когда твоя мелюзга ни перед кем жопой не вертит? — раздражённо огрызается Достоевский. — За своими отношениями следи. — Так в моих-то всё в порядке, а ты своего скоро до нервного срыва доведёшь, — хмыкнул Осаму, после очередного дымного выдоха. — Натура он импульсивная, но хрупкая. — Я уже даже не знаю… — некая печаль неожиданно проскользнула в голосе Фёдора, когда тот струшивал выгоревший пепел с сигареты прямо в раковину. — Коля странный какой-то в последнее время, особенно по вечерам. То от шеи его не отцепишь, то вообще тарелками швыряется. — Нет, ну, залететь он точно не мог. Ты ведь сам по себе гандон, — прыснул со смеху Дазай. — Ой, нахуй иди, — послал тот его на чистом русском. — Пошли уже, несостоявшийся любовник, — выкурив полностью сигарету, Осаму небрежно кидает бычок себе под ноги и ритмично давит его носком кроссовка. — А то твоя паранойя за время нашего отсутствия нарисует Гоголю очередной член, на который он с радостью захочет присесть. Достоевский предпочёл отмолчаться. Он проделал такую же манипуляцию с остатком фильтра, что и до этого Дазай, но всё-таки не удержался и ткнул другу средний палец. Оставалось лишь закинуться мятной жвачкой на тот случай, если по дороге они всё-таки наткнутся на кого-то из учителей. Но, к счастью, обратный путь до раздевалки у них прошёл без лишних эксцессов, что в их случае можно было считать большим достижением. Когда Чуе удалось вырваться из плена тисканья, Гоголь всё-таки пошёл в раздевалку, а тот остался ждать его снаружи. Примерно через десять минут вернулись и Дазай с Фёдором, вусмерть прокуренные, что даже жвачка не спасала, но, по крайней мере, больше не посылающие друг друга нахер. Омега всё ещё с непривычки поморщил нос и, как мог, усмирил рвущиеся чихи от горького запаха дыма. Чуя никогда не осуждал курящих людей, считая, что это личное дело каждого, но для себя он чётко решил, что не будет подпускать к себе Дазая до тех пор, пока вся вонь не будет выветрена, потому что он не хочет чихнуть ему в лицо, или, не дай бог, стошнить прямо на ботинки. На языке по-прежнему призрачно ощущался тот мерзкий привкус никотина, когда он впервые пересёкся с Дазаем и остальными в туалете во время урока, и был вынужден как дурачок сунуть в рот сигарету, чтобы произвести впечатление на старшеклассников. Наконец-то, ещё спустя минут пять, Гоголь вышел из раздевалки уже после душа в своей привычной одежде. Он выглядел немного расстроенным, что было наверняка связанно с их с Фёдором перепалкой, и тот сразу же это заметил. Тяжело вздыхая, Фёдор всё-таки переступает через себя и обнимает Колю сбоку одной рукой, вручая ему обещанную бутылку воды и целуя щёку в явно извиняющейся манере. — Всё, как ты любишь: холодная слабогазированная с лимоном, — уже спокойным голосом говорит Достоевский. — Прости, что накричал. — Ничего… — слабо улыбаясь, омега с радостью забирает бутылку, и, в качестве принятия извинений, обнимает его за шею, замирая так на несколько секунд. — И спасибо, ты как обычно знаешь меня слишком хорошо. — А кто же, если не я? — улыбается ему в ответ Фёдор и целует кончик носа. — Это всё, конечно, замечательно, друзья! Но может мы уже пойдем? А то я рискую сдохнуть с голоду, — своим криком, Дазай обрывает всю интимность их момента, становясь под прицел двух испепеляющих взглядов, на которые ему было абсолютно всё равно. — Где там Сигма вообще застрял? Он же вроде с вами должен был быть? — бегло обратился он к двум омегам, которые переглянулись между собой. — Получается, только его и ждё-… О! Вот он! Сигма, сюда пиздуй! Размахивая рукой над головой, Дазай стал зазывать к ним наконец-то выползшего из аудитории Сигму, который выглядел немного неестественно: прижимал сумку к своей груди, переступал с ноги на ногу, а когда услышал Дазая, вообще испуганно дёрнулся и внезапно свернул в противоположное от них направление коридора, ускоряя шаг, словно пытаясь скрыться как можно быстрее. На самом деле, именно этого Сигма и хотел, чтобы не пересекаться с друзьями, и те не стали задавать глупые вопросы, почему у него всё лицо было зарёвано. Похоже, что он чересчур резко воспринял слова Чуи и расценил перспективу того, что друзья вышвырнут его за ненадобностью, ведь рыжий явно видит в нём необоснованную потенциальную угрозу, ибо теперь все тусуются парочками, кроме него. Так что омега сам решил, что сольётся самостоятельно. Всё равно ему не привыкать быть одному и не подпускать посторонних к своей жизни. Для этого у него вполне хватает Фицджеральда, которому он уже успел написать, что хочет срочно увидеться и, возможно, даже напиться. По крайней мере, ему самому хотелось себя в этом убеждать, когда он ускорял шаг и смахивал с лица дурацкие волосы, которые липли к лицу из-за таких же дурацких слёз. — Не понял… Куда это он так рванул?.. — растерянно спросил Дазай, постепенно прекращая махать рукой. — И не сказал ничего. В этот момент Чуя вдруг понимает, что, возможно, причина такого поведения как-то связана с их недавним разговором в том самом классе. Сперва ему становится не по себе, потому что он сам не ожидал, что Сигма просто сбежит, но что-то у него внутри… Что-то зреющее и постепенно оголяющее свои клыки нашёптывало, что свои территории нужно защищать любой ценой, если он сам хочет быть счастливым. В конце концов, он же не говорил Сигме убираться напрямую, а значит и вина за произошедшее будет косвенной. Другое дело, что вся остальная их компания была в лёгкой растерянности из-за такого непонятного казуса. — А-а-а… Э-э-э… Сигма сказал, что не пойдёт с нами сегодня! — внезапно выпалил Чуя, тут же мысленно кусая себя за язык из-за привычки сначала говорить, а потом думать, при этом не в состоянии придумать вменяемое оправдание. — Не пойдёт? — с недоверием в голосе переспросил Фёдор. — Это ещё почему? — Ну… Он сказал… — разные варианты глупых ответов проносились в маленькой глупой рыжей голове, но её хозяин всё никак не мог ухватиться за нужный. — Он… Просил передать, что у него там возникли какие-то срочные дела с Фицджеральдом! — наконец-то пропищал он, стараясь не выдавать нервозность в своих глазах и движениях. — Интересно, какие-такие «срочные дела» могли у них возникнуть? — так же сомнительно протянул Осаму. — У-у-у-у-у! А может… Сигме наконец-то надоело играть в паиньку-омегу, и он понёсся окунаться в его страстные объятия??? — издевательски-сладко пропел Гоголь и демонстративно обнял сам себя руками, изображая обжимания. — Чуя, можешь сказать, что Коля несёт бред? — с серьёзным видом обратился к нему Достоевский. — А? Почему я??? — сразу растерялся рыжий. — Просто Сигмы здесь нет, а обычно именно он всегда говорил, что Коля несёт бред, — пояснил альфа. — Так, угомонитесь уже, стервятники, — резко оборвал всех Дазай. — Может и правда что-то случилось. Позвоним ему потом, всё разузнаем. По крайней мере, Чуя сказал, где его искать. — Кхм… Угу… Да… — прокряхтел сам Чуя, осознавая, по какому тонкому лезвию бритвы он сейчас ходит. — Пойдёмте уже есть?.. — попытался хоть как-то перевести он тему. — Да! Ура! — хлопая в ладоши и подпрыгивая на месте, обрадовался Гоголь. — Есть. Жрать. Хавать. Вкушать! Хочу самый огромный чизбургер во вселенной! — И диетическую колу? — подъебнул его Фёдор. — И диетическую колу! — без всяких зазрений совести кивнул Коля. В конце концов, вся четверка решила придерживаться изначального плана их вечера и, в скором времени, покинула здание школы, направляясь в какую-нибудь ближайшую забегаловку. Чуя же всё это время нервно сжимал руку Осаму своей, думая не только о том, как некрасиво он поступил с Сигмой, но и всё же задумался о его словах, сказанных в адрес отца. Что-то здесь было явно не так…

***

Приглушённая дневная суматоха работающего офиса напоминала своей трелью беспрерывно копошащийся муравейник. С одной стороны, это было очень завораживающе, но с другой, порой от постоянной болтовни, стука клавиатур и жужжащих принтеров начинала разрываться голова. В особенности это раздражало, когда ты не спал полночи, бухал, а потом тебя чуть не стошнило от количества выпитого и от молодой омеги, которая скакала на тебе верхом, словно пытаясь выдавить все внутренности наружу. После вчерашней ссоры с Артуром первые пару часов Поль просто бездумно катался на машине по городу. К счастью, ночью дороги в городе почти полностью пустели, и он умудрился не попасть в аварию, потому что его агрессивная манера езды оставляла желать лучшего. Когда же первый приступ злобы спал, пришло чувство опустошения, которое он пытался заполнить в найденном ближайшем баре, заливая в себя то, что горело лучше всего, пока наличка в его кошельке не закончилась. Очередной стакан пустеет, но пьяный в стельку Верлен снова подзывает к себе бармена, косо суёт ему одну из кредиток и просит стопку водки. — Прости, приятель, но карты мы не принимаем, — объясняет бармен. — Да и тебе, похоже, хватит. — …Ну и… Пошёл нахер… — несвязно пробубнил Поль, но сделал это скорее не со злой, а с грустной интонацией. — Тебя есть кому отвезти? — полностью игнорируя его слова, спрашивает мужчина за барной стойкой. Верлену требуется минимум минута, чтобы попытаться сфокусировать на нём взгляд и понять, что этот придурок вообще от него хочет. Но каким-то невероятным образом в его голову приходит озарение сложных причинно-следственных связей, что если он в таком состоянии сядет за руль, то точно помрёт в какой-нибудь канаве или от столкновения с фурой. От этого ему стало ещё более грустно, и он, без всякого энтузиазма, нарыл в кармане ключи от тачки и швырнул их бармену. Тот лишь одобряюще улыбнулся и спрятал ключи под стойку, чтобы нерадивый хозяин тачки вернулся за ней на свежую голову. — И всё-таки? — повторяет свой вопрос бармен, на автомате протирая стаканы. — Тебе вызвать такси или кто-то из семьи тебя заберёт? — Да… Н-нет… Не надо семью… — немного испуганно затараторил Поль, пытаясь снова собраться с мыслями. — Я сам, — сказал он максимально твёрдо для своего состояния, доставая телефон из другого кармана и приближая экран практически вплотную к лицу. — Как скажешь, — хмыкнув, пожал плечами бармен и переключился на другого клиента за стойкой. Поль же долго раздумывать не стал. Человеку в его положении уж точно не стоит показываться сейчас на глаза семьи, но и вырубиться где-то в подворотне тоже не очень хотелось. В итоге единственным разумным решением ему показалось позвонить Акио, чтобы тот его забрал. Всего несколько попыток правильно ткнуть пальцем по экрану, одно огромное усилие, чтобы пьяным голосом постараться объяснить спавшей омеге, где он находится, и вот он уже на квартире своего любовника ловит вертолёты у него на постели. Акио, конечно, любил Верлена, но даже он не ожидал от него подобной выходки, когда тот попросил забрать его проспиртованную тушу среди ночи из какого-то вонючего бара, а уже дома ещё и вынудил притащить ему тазик к кровати. Попытка выяснить, что произошло, не увенчалась успехом, но омега честно для себя решил, что почему бы не воспользоваться ситуацией? Не всё же ему страдать от этой незапланированной попойки, а так сможет немного развлечься, если у этого идиота вообще встанет в такой ситуации. И тут ему повезло — Поль даже старался немного проявлять инициативу, но по итогу просто отключился, вынуждая закончить всё самостоятельно. Когда утром прозвенел будильник, лучше тоже не стало. По крайней мере, для Верлена, который резко ощущает, что его будто огрели арматурой по голове, а в рот засыпали тонну песка. Он, насколько это позволяла его ситуация, подскочил на постели, в ужасе осматриваясь по сторонам и пытаясь понять, где он находится. Но смутно знакомые очертания комнаты всплывают в памяти, давая понять, что он сейчас у Акио, просто редко когда удавалось видеть его дом в дневном свете. Сам же хозяин также не заставил себя долго ждать, заходя в спальню весь такой улыбчивый, в длинном шёлковом халате и с большим подносом в руках. — Доброе утро, милый, — любовно улыбается он Полю, но было в этой улыбке нечто ужасное, будто змеиное. — Думаю, тебе это сейчас не помешает. Присев на край кровати вместе с подносом, Акио демонстрирует на нём высокий стакан кристально-чистой воды, несколько таблеток (скорее всего от похмелья), а ещё огромную тарелку вафель с сиропом. И, небольшой секрет, готовить он не умел от слова совсем, поэтому с утра пораньше смотался в магазин, купил обычные вафли и по приходу домой швырнул их в микроволновку, чтобы сымитировать, что он сделал их сам. На какие только ухищрения не пойдёшь, чтобы завоевать или отбить сердце любимого альфы? Сперва Верлен немного скептично осматривает предложенный поднос и вообще натягивает себе на бёдра кусок одеяла, потому что был он абсолютно голый. Но сушняк побеждает его, и Поль жадно хватается за стакан и, не глядя, закидывается горстью таблеток, запивая это всё водой, которая сейчас казалась для него райским нектаром, от которого невозможно было оторваться. Лишь когда стакан полностью опустел, он смог сделать такой желанный вздох и попытался сказать хоть что-то: — Как я оказался у тебя?.. — А ты не помнишь? — улыбчиво лепечет Акио, параллельно с этим с помощью вилки надламывая краешек вафли, накалывает её на зубчики и делает «самолётик» до рта Поля. — Ты мне сам позвонил и попросил забрать тебя из бара. — Ну да, точно… — начиная слабо вспоминать, бормочет альфа и упускает из виду, как ему в рот нагло что-то пихнули. Распробовав приторно-сладкое из-за сиропа комковатое нечто на языке, он понимает, что его стошнит, если он рискнёт съесть ещё хотя бы кусочек, потому что на вкус оно было отвратительно, жевалось как подошва и отдавало чем-то горелым. Поэтому Верлен весьма тактично пару раз увернулся, на очередную попытку Акио накормить его снова. — Я не голоден. И это что получается… Я у тебя ночевал? — Ага! Здорово, правда?! — счастливо воскликнул омега и поставил поднос на прикроватную тумбочку, чтобы иметь возможность повиснуть на шее Поля с объятиями. — Раньше ты никогда не оставался до утра, а теперь… Мы можем просыпаться вместе и валяться в кровати сколько захотим! А потом идти делать кофе, готовить завтрак… Ну и куда же без совместного душа? — игриво протянул он. — Ага, вот только мы на работу опаздываем, — холодно отвечает Верлен, которого вся эта романическая хрень не затронула ни на йоту. Почему-то с такого ракурса он только сильнее стал видеть в нём молодого Артура, который вот так же вис на нём по утрам и строил планы на совместное будущее. Триггер на это сработал мгновенно, и он осторожно, но достаточно быстро отцепил от себя чужую хватку, и омега завалился на кровать. — У тебя есть запасная зубная щётка? Не хочу, чтобы от меня несло в офисе. Акио немного растерялся, когда его так небрежно оторвали от себя, непонимающе поглядывая на альфу, который поднялся с кровати и стал проверять свой телефон на наличие звонков, которых, что ожидаемо, не наблюдалось. — А… Может мы возьмём сегодня выходной, любимый??? — в отчаянии протараторил Акио, всё ещё надеясь, что Верлен захочет побыть с ним подольше наедине. — Проведём целый день только вдвоём. — У меня на сегодня запланирована встреча. А ещё слишком много бумажной работы навалилось. Мне некогда отдыхать, — безэмоционально отвечает Поль, всё ещё копаясь в своём телефоне, стоя при этом нагишом. — Артур, серьёзно, иди в душ, пока я тут занят. — …Как ты меня назвал? — голос Акио в этот момент прозвучал так, будто целое зеркало ни с того ни с сего пошло роем мелких трещин, покрывая собой всю гладкую поверхность. — Эм, Акио, — кажется, Поль даже не осознал, что только что выдал. — Я сказал: «Акио». Разве нет? — Да, разумеется, — раздражённо фыркнул омега, всё-таки поднимаясь с кровати и резким шагом направляясь в ванную комнату, с грохотом захлопнув за собой дверь. Да, скорее всего, Верлен просто не услышал своих собственных мыслей, не заметив, что назвал омегу именем своего мужа. Его голова всё ещё раскалывалась от похмелья и звенела, а глаза неприятно щурились от яркого света, потому он не предал особого значения резко сменившемуся настроению Акио. Вообще, все его мысли сейчас были заняты семьёй и тем дурацким ужином. И, возможно, только возможно, он стал понимать, что самую малость перегнул палку, ибо его всплески неконтролируемой агрессии никогда до добра не доводили. Весь путь до работы прошёл в абсолютной тишине. Поль не особо хотел и не имел силы разговаривать, а Акио по-прежнему дулся на него, со всей силы сжимая руль автомобиля и слишком уж резко тормозя на светофорах, так что желудок альфы только каким-то чудом не стал возвращать его хозяину все грехи прошлой ночи. И вот, после чудом пережитой встречи, в чём не хило так помогла целая упаковка жвачки и лёд для снятия синяков под глазами, Поль окончательно свалился с ног и уже почти час просто валялся на диване в своём кабинете, рассматривая узоры из крупинок на потолке. Ему было херово — не только физически, но и морально, потому что он не переставал вертеть в руке смартфон, думая, стоит ли позвонить домой. Раньше, в долгое его отсутствие Артур буквально обрывал телефон, пытаясь выяснить, где его черти носят. Но в последние пару лет наступила тишина, которая наталкивала на мысль, что тому плевать, где в данный момент шляется Поль. Глупо было обижаться на подобное, ведь он и сам не особо хотел, чтобы его искали и тормошили, но сейчас… Под ложечкой неприятно сосало, хотя, возможно, не из-за обиды, а от ненависти к самому себе. Всё то время «похода налево» он всегда старался быть максимально осторожным, не давать близким и намёка на неверность, ибо понимал в какой-то степени, что это неправильно, и если идти ко дну, то не утаскивать кого-то ещё с собой. Но вчера он поступил максимально глупо, дал волю эмоциям и не соблюдал осторожность. Серьёзно, ведь ему ничего не мешало по пьяни перепутать номера, позвонить Артуру, но попросить Акио его забрать. Он прошёлся по тонкому льду и лишь чудом уцелел, но именно это заставило его задуматься, что же он творит со своей жизнью. То, что Чуя привёл вчера к ним этого уголовника Осаму, просто подлило масла в огонь, но он не должен был срываться на детей, ведь причина его стресса была далеко не в них. Возможно, Акио действительно прав, и Верлену пора задуматься о том, как ему упростить им всем жизнь. Но обсуждать это лично с ним он не намерен, потому что эта молодая и цепкая омега преследует свои цели — лишь спит и видит, чтобы он наконец-то подал на развод. Вспомнишь солнце — вот и лучик. Только голова Верлена перестала гудеть, как без стука в дверь кабинета просочился Акио, который присел рядом с ним на край дивана и стал нежно гладить его по голове. Похоже, кто-то успел проглотить все обиды и снова распушить перья. — Ну что, как ты себя чувствуешь? Принести ещё таблетку? — полушёпотом спрашивает он. — Нет, нормально всё, — отстранённо отзывается Поль. — Просто хочу немного отдохнуть. — Я только хотел узнать, какие у нас планы на этот вечер? Вижу, что на развлечения ты сейчас не способен вообще никак, так что давай я закажу нам еды, и мы просто посмотрим телек? — Акио щебетал наивно и не напряжно, будто обсуждал погоду, не понимая, какой бред сейчас несёт. — Что? Еды?.. Телек?.. О чём ты вообще? — начиная понемногу беситься, Поль резко отдёрнул голову от его ласкающей руки, за что сразу поплатился, ибо такое быстрое движение было сравнимо с ударом по огромному колоколу, и он тут же зажмурился от боли. — Я почти сутки не появлялся дома, так что забудь, мне надо к семье. — Что-то я не заметил, чтобы твоя семья прошлой ночью беспокоилась и искала тебя, — и снова омега стал показывать зубы, стоило лишь упомянуть больную тему. — Вчера ты позвонил мне, Поль. Мне. Не Артуру. И за тобой приехал я, а не он. Я приводил тебя в чувство, и я занимался с тобой любовью, пока твой ненаглядный сладко спал без тебя и видел седьмой сон. И даже после всего этого, ты собираешься сбежать к ним?! — Никуда я не сбегаю, угомонись и сбавь громкость, я тебя прошу… — несчастно заскулил Верлен и кое-как принял вертикальное положение на диване, когда омега поднялся. — Как бы там ни было, но я должен появиться и показать, что всё в порядке. Да и… Сегодня у меня нет настроения. — Нет настроения для меня, да? — с упрёком спрашивает омега, но видя, как тот молчит и отводит взгляд, фыркает ещё более презрительно. — Ты любишь его? Любишь Артура? — Конечно, блять, я его люблю, он же мой муж! — рычит Поль, на сколько сейчас он был способен в своём-то состоянии. — А меня ты любишь? — надрывисто спрашивает Акио, смотря так, будто вот-вот разрыдается. — И кто я для тебя? — Акио, пожалуйста… Ну давай не сейчас… — жалобно скулит Верлен, потирая пальцами гудящий висок. — А для меня хоть когда-нибудь настанет это «сейчас»? — тот был неумолим, подходя ближе к альфе и обиженно рассматривая его сверху вниз. — По-твоему, я просто игрушка, которую можно достать из шкафа при любом удобном случае, а потом так же просто спрятать обратно в шкаф? Если всё так, то, быть может, нам прекратить? Закончить всё то, что сейчас между нами. Потому что, если ты не можешь сделать наконец выбор, то за тебя это сделают другие. Вся эта мозговыносящая трель начинала сводить Верлена с ума. Он и сам прекрасно понимал, что не может удержаться одной задницей на двух стульях, но рано или поздно момент нельзя будет оттянуть — в этом Акио был, несомненно, прав. С трудом найдя в себе силы, Поль всё-таки поднимается на ноги и мягко кладёт руки ему на плечи, заставляя внимательно посмотреть на себя. — Послушай, я не хочу, чтобы ты уходил, понятно? Просто… Дай мне ещё немного времени всё обдумать и… — Поль обрывает себя на полуслове, потому что банально не знает, что говорить дальше. — И?.. «Что»? Какой у тебя план? — не скрывая на лице своего сомнения, интересуется Акио. Решив хоть как-то исправить эту ситуацию, альфа усмехнулся ему и коротко поцеловал в лоб, после чего попытался заговорить в более приободряющем тоне: — Давай сегодня ты отпустишь меня домой, а эти выходные мы проведём так, как хочется тебе, договорились? Только ты и я, — поначалу могло показаться, что Поль решил расщедриться и загладить свою вину перед омегой, но на деле он банально не придумал, как это можно сделать, поэтому решил вывернуть всё так, что это он до невероятного романтичный и внимательный, раз позволяет тому решать. — Согласен? — Ну… Ну ладно… — неуверенно буркнул Акио, ибо его всё ещё терзали сомнения по поводу всей авантюры, но всё же он согласился, после чего поднял взгляд и посмотрел на Верлена очень серьёзно. — Но ты пообещал. Только мы. Никаких звонков семье и внезапного срывания с места, когда моя голова уже между твоих ног. — Честное слово, — криво улыбнулся Поль от понимания, что ему придётся сочинять для родных очередную легенду внеплановой командировки. — А теперь, наверное, всё-таки принеси мне ещё обезбола, и я поеду домой. Устрою себе короткий день. — Пользуешься своим служебным положением? А как же я? — притворно-обиженно раздул щёки омега, смотря на него самыми несчастными глазами. — Ну… Раз уж я подорвал тебя среди ночи, можешь тоже уходить, но не вместе со мной. И так небось слухи поползут, почему я приехал сегодня на твоей машине. — Хм! А может потому, что я очень ответственный сотрудник? Который всю ночь напролёт со своим дорогим начальником работал, работал, работал… — делая короткие мурчащие паузы между словами, Акио прильнул к нему вплотную и без стеснения накрыл рукой пах альфы сквозь ткань штанов, делая медленные поступательные движения, и глаза его горели в этот момент как у настоящего демона-искусителя. — Акио… Таблетки. Помнишь? — сдержанно проговорил Поль, совершенно не реагируя на его подлые махинации. — М-м-м… Разумеется, — резко отпрянув, кивнул омега. — Сейчас всё будет, босс, — последнее он сказал всё так же слащаво, после чего покинул кабинет и прикрыл за собой дверь. Наконец-то оставшись наедине, Верлен облегчённо выдохнул, подошёл к столу и достал из самого нижнего ящика пачку сигарет. Никто в семье не знал, что он курит, поэтому приходилось по-разному прятать свои заначки и дымить либо вне дома, либо сбегать на крыльцо глубокой ночью, когда все уже спали. Поль просто не хотел подавать детям плохой пример, а ещё провоцировать Артура, который и так долго боролся со своей зависимостью, чтобы не курить во время беременности. И если его муж в конце концов смог побороть никотин, то у альфы так и не получилось найти другой способ побороть стресс — секс на стороне не в счёт, ибо даже Акио в последнее время создавал ему только головную боль. Собственно, это и было главной причиной, по которой сейчас Поль не желал, чтобы они уходили с работы вместе — он понимал, что его похмельная голова не выдержит ещё хотя бы минуту бесконечной болтовни, а ему правда хотелось покоя. Быстро прикончив за раз сразу две сигареты, Верлен закинул в рот ещё порцию таблеток, принесённых его ассистентом, и в скором времени покинул рабочее место, ссылаясь всем на своё плохое самочувствие. К самому офису пришлось сперва вызвать такси, чтобы доехать до места его ночных приключений. К счастью, тот самый бар работал круглосуточно, и на смене был всё тот же бармен, который с улыбкой поприветствовал Верлена, и теперь уже со спокойной совестью вернул ему ключи от машины, которая нашлась на парковке за зданием. Полдела сделано. Сев за руль уже своего автомобиля, Поль с каким-то странный наплывом облегчения откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза, думая, что же ему делать теперь. Поехать домой? Артур наверняка там, либо, как обычно, поехал за покупками снимать стресс. В любом случае, рано или поздно им придётся пересечься в доме, но в голове не было ни единой мысли, с чего можно начать разговор. Наверное, лучше всего с извинений, а там уже всё пойдёт по накатанной. Всё же, кое-как простроив план своих дальнейших слов, Верлен трогается с места в направлении дороги. По пути до дома он, словно уже по привычке, заезжает в цветочный магазин, чтобы купить огромный букет-композицию насыщенного янтарного цвета, который идеально подходил к глазам Артура. Местные флористы уже давно успели запомнить Поля и между собой постоянно шутили, что степень красоты и дороговизны букета зависит от степени тяжести вины, с которой он идёт к своей омеге. Что ж, сегодняшние цветы можно было смело отнести к разряду «Тяжёлый люкс». Тем временем Артур уже успел вернуться после покупок и прогулки с Огаем, которая прекрасно повлияла на его настроение, и он едва ли не летал по всему дому, скользя в носках по паркету как фигурист, издавая звуки по типу «Уи-и-и-и-и!» каждый раз, когда удавалось прокатиться больше чем на метр вперёд. Выгрузив все покупки, он быстренько перепроверил своё расписание, чтобы убедиться, что на сегодня у него точно нет занятий с учениками — оказалось пусто. Почувствовав свободу на весь остаток дня, он вдруг вспомнил про те невероятные образы блюд из запечённой рыбы, которые планировал приготовить, поэтому сразу побежал на кухню, открыл холодильник и… тут же его закрыл. В момент щелчка дверцы, в нём будто случилась полная перезагрузка, после которой он понял, что, на самом деле, сейчас он не хочет делать абсолютно ничего: ни драить дом до блеска, ни готовить, ни проверять детскую домашку. Хотелось чего-то особенного… Того, чего он не позволял себе уже очень давно. Ещё раз потянув ручку холодильника, Артур достаёт оттуда тёмную бутылку холодного пива, прихватывает из верхнего шкафчика огромную пачку чипсов, а по пути до гостиной ещё приподнимает один из цветочных горшков, со дна которого достаёт заначку пачки сигарет с зажигалкой. Он разваливается на диване перед телевизором и включает пока что первую попавшуюся передачу на фоне, а сам тем временем поджигает сигарету и делает блаженную затяжку, от экстаза даже чуть закатывая глаза и откидываясь на подушку. Ещё со времён первой беременности каждая сигарета стала для него как манна небесная, ведь Поль ему тогда чуть не вынес мозг своими придирками, что эта дрянь плохо влияет и на него, и на ребёнка. Помнится, Артур тогда честно покивал с серьёзным лицом и пообещал бросить, а потом был вынужден запираться в туалете и забираться на крышку унитаза с огромным животом, чтобы дымить в маленькое отверстие вентиляции под потолком. Возможно, в глубине души ему и было стыдно, что Поль распрощался с вредной привычкой в отличии от него, но в последнее время ему стало глубоко насрать на чувства Поля, раз его собственные никто не бережёт. Вот сейчас Артуру было по-настоящему хорошо, когда он не слышал детские вопли на втором этаже, хрустел вредными чипсами и каждую сигаретную затяжку запивал блаженным глотком пива. Будто ему снова шестнадцать лет, и жизнь до залёта прекрасна. И вдруг, ему захотелось поделиться с кем-то своей радостью, поэтому он быстро делает фотку своего туловища, валяющегося на диване с пачкой чипсов на животе и сигаретой в руке, и скидывает в чат с только недавно добавленным номером Огая с припиской: «Холостяцская жизнь прекрасна!)))». На удивление, сообщение почти сразу было прочитано и так же скоро последовал ответ: — «И давно ты у нас холостяк???» — «С самого утра. И ещё где-то часов до шести, пока дети не вернутся» — «Неужели в холостяцтве и правда есть свои плюсы?)» — «А ты назови хотя бы один минус!» Вместо письменного аргумента, Огай решил всё продемонстрировать, скинув Артуру фотографию своей шеи, на которой зацвёл свеженький засос, но потом, всё-таки, сделал приписку: — «)))» — «Воу… У кого-то муж раньше вернулся с работы?» — «С чего ты взял? Вдруг у меня есть любовник!» — «Ты смотришься слишком домашним, чтобы ехать по звонку в грязный мотель ради грязного секса» — «…Я правда создаю такое впечатление?..» — «Только не обижайся! Я же не сказал, что это плохо: быть верным кому-то» — «Я может ещё тот оторва!» — «Хочешь это доказать?)» — «А может и хочу!» — «Ловлю на слове! Мы что-нибудь придумаем ;)» Их диалог мог затянуться ещё на какое-то время, если бы Артур не встрепенулся, выронив телефон из рук, когда услышал внезапное копошение ключей у входной двери. Привычки, выработанные годами, мгновенно дали о себе знать, и он быстро приподнял одну из диванных подушек, чтобы затушить бычок о деревянный каркас дивана и бросить его там. Всё равно никто кроме него в этом доме не делает уборку настолько досконально, чтобы обнаружить подобные улики. Главной проблемой оставался только сигаретный запах вокруг него, но омега слишком паниковал, чтобы придумать что-то эффективнее, чем просто помахать вокруг себя руками. Была надежда, что вернувшиеся раньше дети просто пойдут сразу в свои комнаты и не почуют вонь. Но каково же было удивление Артура, когда вместо них на пороге появился Поль: как обычно, с огромным букетом и видом несчастной побитой псины. Когда их взгляды пересеклись, омеге даже не нашлось, что сказать — он просто продолжал пялиться на него через всю гостиную, сидя на диване. — Привет, — негромко произносит Верлен, решая первым установить контакт, и начинает медленно подходить. — Привет, — также неуверенно пискнул Артур, растерявший всю свою скопленную до этого храбрость, поглядывая на мужа, как зверёк из своей норы на хищника, который был совсем близко. — А дети?.. Они ещё не вернулись? — дойдя до дивана, Поль осторожно присаживается на противоположный его край, нервозно разминая в руке упаковочную бумагу букета. — Нет. Ты же знаешь, они никогда не приходят вовремя, — скомкано отвечает тот. — Поль, я… — Это тебе, — резко перебивает Верлен, всучивая, наконец, омеге цветы. — Эм… Спасибо, конечно, но я откажусь, — скептично осматривая подарок, Артур так и не двигается с места, чтобы его принять, потому что все эти фокусы его уже откровенно заебали. — Тебе самому не смешно, что у меня заканчиваются вазы и прошлые цветы не успевают вянуть, когда ты уже притаскиваешь новые? — Но ты же всегда говорил, что любишь цветы. Вот я и подумал… — Цветы в саду, Поль! Те, которые растут и радуют глаз, а не срезанные трупы, которым осталась неделя жизни! — всплеснул руками омега. — Ой, да что тебе говорить?! Ты уже через минуту всё забудешь и сделаешь по-своему! — больше не в силах сдерживать эмоции, он упирается локтями в колени и роняет лицо на раскрытые ладони, тем самым скрывая себя за своими густыми чёрными волосами. — Так… Из-за цветов мы точно ещё не ссорились, — саркастично подмечает Поль, осторожно отложив букет на кофейный столик и внимательно посмотрев на своего благоверного. — Не хочешь поговорить? — О чём поговорить? — тихо буркнул Артур, не поднимая головы. — Ну, как вариант, о нас? — Верлен очень осторожно делает попытку сблизиться, ёрзая по обивке дивана в сторону мужа, откровенно боясь его спугнуть. Но омега остаётся всё таким же тихим, что даёт возможность осторожно обнять его и прижаться губами к голове. — Я вчера очень плохо поступил и хотел перед тобой извиниться. — Где ты был? — холодно перебивает его Артур, наконец-то поднимая свой острый пронзительный взгляд. — Эм, вчера заехал в какой-то бар на пару часов, а потом переночевал на работе в кабинете, — ни один мускул не дрогнул на лице Верлена, когда он так легко сочинил эту ложь. — И это всё? — голос омеги так и сочился подозрениями, но вся проблема была в том, что он никак не мог их подтвердить. — А что ещё ты ожидал услышать? Что я ходил по блядям? — криво ухмыльнулся Поль. — Да я одну зубную щётку больше месяца не использую, и никому не разрешаю пить из своей кружки, ты же меня знаешь. — Ну да… — несколько мелких слезинок успели выступить на глазах, поэтому Артур поспешил как можно скорее их стереть. — Наверное, ты прав… И именно в тот момент, когда он начал взмахивать руками, Верлен вдруг ощутил дурацкий запах сигарет, от которого его сердце чуть в пятки не провалилось. Из-за всей этой мороки с букетом, он совсем забыл избавиться от запаха той пачки, которую скурил буквально перед возвращением домой, чтобы успокоить нервы. Но теперь оставалось только молиться, чтобы Артур ничего не учуял своим красным шмыгающим носом. — Mon cher, выслушай меня, — дабы привлечь к себе внимание, Поль осторожно берёт руки Артура в свои, зажимая между ладонями и нежно целуя его изящные пальцы. — Ты и наши дети — это самое ценное, что есть в моей жизни. И когда я становлюсь… несколько грубым, то это из желания вас всех защитить. Да, порой меня заносит слишком сильно, и, поверь мне, я совершенно этим не горжусь. Но давай будем благоразумными взрослыми, ладно? Оставь букет в ванной, а завтра купим тебе ещё одну вазу. — …Ещё одну?.. Слова Поля раздались в его голове эхом тысячи разбитых стёкол. Может быть, раньше Артур и повёлся на всю эту слащавую чушь про семейное благо и чистую безвозмездную любовь, но он уже перерос возраст воздушных замков под радугой. Всё сказанное альфой сейчас, было ничем иным как попыткой сделать «удобно» для всех. Удобно — не значит счастливо, это значит, что каждый получает долю чего-то, и никто не в обиде. Переводя на их язык: Артур и дальше будет получать мёртвые цветы, а Поль продолжит давать поводы для их получения. Всем вроде как удобно, но никто из них не счастлив. Понимая всё это, Артур внимательно посмотрел на мужа, и в голове у него возникла картина, как он собственноручно проламывает его светлую башку этой самой тупой вазой, получая от этого безграничное удовольствие. Даже его лицо озаряется улыбкой, он медленно размыкает губы, но вместо того, чтобы сказать правду, он говорит то, что им обоим удобно: — Да, конечно, дорогой, — подавляя безграничную душевную боль, он продолжает улыбаться и сверкать глазами, ведь так было лучше для них всех. — Купим мне ещё одну вазу. — Вот и чудно, — радостно улыбается ему в ответ Поль, целуя его в лоб. — Я тебя очень люблю. — И я… Люблю тебя, — едва не подавившись горечью, вставшей поперёк горла, прохрипел Артур.