Красная камелия

              Всё в мире взаимосвязано, да. Но порой цепочки последствий путаются, накладываются друг на друга и стихают, совсем стихают. Как стихают волны на воде от брошенного в пруд камешка. И, наверное, не каждое событие приводит к каким-то важным переменам в жизни человека. Но как же понять, что изменится после твоего поступка? Ты просто простынешь и пропустишь несколько рабочих дней, если не оденешься теплее, или ты простынешь, проживешь несколько дней в муках одолевшей болезни и умрешь, так и не поправившись? Когда стоишь перед выбором, надо быть осторожным. С другой стороны… Нам ведь не дано заранее знать, как сильно повлияет на нашу жизнь мелочь, заставившая вдруг задуматься; так что муки выбора смысла не имеют почти никогда. Мы можем с полной уверенностью выбрать лучший — по нашему мнению — вариант, надеясь на удачный исход, и прийти в конце пути именно к тому, чего так старательно пытались избежать. Имеет ли вообще смысл задумываться над выбором? Юнги кутался в теплую накидку воина, лежа смирно, совсем не шевелясь. В ту ночь сил не было даже погладить по взъерошенной шерстке тощую кошку, пригревшуюся под боком, чтобы скоротать время в компании. Обычно кошка ночевала на этом чердаке совсем одна, и теперь черная бедолага радовалась неожиданному гостю, с которым можно было разделить темноту, с которым она могла всласть помурлыкать, вспоминая давние времена, с которым сквозняки, пробиравшие душу до болезненных судорог, не казались такими уж страшными. Холодный ночной ветер гулял по темному чердаку, а Юнги лишь прятался от него в складках серой ткани, дыша тихо-тихо, совсем неслышно за кошачьим урчанием. Он всё пытался понять, какая же именно мелочь привела его той ночью в такое место. Смазавшаяся помада, из-за которой его наказала хозяйка?.. Подлый поступок в первый день знакомства, из-за которого не ладились взаимоотношения с посетителем? Или, может быть, стоит копать глубже… тот самый злосчастный кинжал, что так манил когда-то мальчишку, из-за которого они с отцом и потеряли окончательно расположение хозяина? — Наверное, всё вместе… — пробормотал он, положив отяжелевшую от усталости руку кошке на загривок. Та стихла на мгновение, затаившись, но скоро снова заурчала. — Понимаешь? Причин много. Виноваты и кинжал, и помада… и скандал, что приключился с Чонгуком недавно, и даже слухи о войне, из-за которых госпожа Пак так переживала и остро реагировала на неприятности, и смерть отца близняшек, наведшая хмуры на их Дом. Именно сплетение событий привело его в это темное место. Но это всего лишь холодный чердак, ставший его пристанищем на несколько ближайших дней. А что будет дальше? К каким еще неприятностям приведет этот путаный лабиринт связей? — Знаешь, всё же мне стоит быть осторожнее. Очень хорошо, что удалось уладить это мерзкое недоразумение. Из-за меня его даже могли выгнать из отряда. А ведь у Чонгука короткие волосы, он не из знатных, получается… Кошка с жаром урчала и фыркала, свернувшись клубочком и укрыв нос хвостом. В какой-то момент Юнги осознал, что очень ждет следующую встречу, надеется на нее. И хочет извиниться. И эта теплая накидка, нежно обнимавшая поджатые плечи, была его надеждой. Ведь воин вернется за ней. Пусть он скажет лишь пару слов, уйдет, не придав значения такой встрече. Но Юнги успеет попросить прощения… хотя бы взглядом. Именно поэтому он не хотел выпускать накидку из рук, отдавать кому-то. Крепко сжимал замерзшими пальцами, кутался и ждал. Утра и новой встречи.

***

— Я тебя слышу, — тихо сказал знакомый голос из-за высокого забора. Хосок прикрыл рот ладонью и сполз вниз, оседая на землю. — Ты слишком горестно вздыхаешь, — усмехнулся Сокджин, подтягиваясь и перевешиваясь через разделявший их дворы забор. — Привет, кстати. Юноша запрокинул голову, глядя вверх, всё продолжая зажимать рот ладонью. Так что через пару мгновений Сокджин аж дернулся от неожиданности, когда Хосок, резко подскочив, сурово на него посмотрел. Хосок был очень недоволен. — Сокджин! — и возмущенно, и ужасно жалобно протянул он. — Нам очень нужно серьезно поговорить. Слезай. Он легонько дернул мужчину за воротник. — Нет уж, — усмехнулся тот, — лучше ты ко мне. Наклонившись вперед, он подхватил под руки стоявшего на носочках соседа и потянул к себе. С неловким копошением, пыхтением и возмущенным шипением, но Хосок всё же кое-как перевалился через забор, шурша многослойными одеждами, и тут же сел, тряхнув растрепавшимися сиреневыми волосами. Осоловело огляделся, как будто не понимая, где находится и что делает, и уставился на Сокджина. Тот медленно встал и помог встать Хосоку, одним легким движением стряхнув с его черно-синей накидки грязь. — Ну вот, — пробормотал юноша, тоскливо оглядывая свой костюм. — Порвал. А мне его только недавно дошили, несколько раз всего надел… — Прости, — пожав плечами, сказал Сокджин без доли раскаяния. — Хорошо, развлеклись порчей нарядов, а теперь пошли ко мне, — пробормотал Хосок. — Родителей всё равно нет дома, мешать никто не будет. — Что ж ты сразу не сказал? — Тебе скажешь... Ты же никого никогда не слушаешь! — Прости, — рассмеялся Сокджин, приобнимая юношу за плечи и уводя в сторону ворот. — Я постараюсь быть внимательнее. Обещаю. Едва зайдя в дом, Хосок скинул порванную накидку, с досадой оглядел дыры на этом произведении искусства и оставил прямо на скамье в просторной прихожей — служанка и без приказов поймет, что с этим делать. А в гостевой зал вошел, уже сжимая кисточку от завязки пояса. Сокджин прекрасно помнил, как в детстве мальчик вечно терзал ручками ткань одеяния, если смущался, от чего платье всегда было мятым. Из-за этой привычки мать и начала повязывать ему мудреные пояса, чтобы рукам было за что схватиться, если разволнуется. Идея, надо отметить, себя оправдала. — О чем таком серьезном ты хотел поговорить? — медленно прохаживаясь вдоль низкого столика, спросил Сокджин. Как ни странно, он редко бывал в этом доме, Хосок знал в его берлоге каждый уголок, как родной, а он даже не мог вспомнить, где находится спальня сына семейства. Если и доводилось заглядывать по делам, обычно он не выходил за пределы кабинета господина Чона. Было даже любопытно осмотреться вокруг спустя годы. И, надо признать, за десяток лет тут мало что изменилось, разве что самое главное... Сокджин с улыбкой посмотрел на юношу. Взгляд как-то сам собой опустился с лица на юбку. — Серьезном? — Хосок убрал руки за спину, видимо, неправильно растолковав. — Да так. Ни о чем... или, о, точно, о чае! Недавно нам подарили коробочку совершенно необыкновенного иномирного чая. Не хочешь попробовать? — Ладно, как скажешь. Начнем с чая. Сокджин пожал плечами. Понятливая служанка, скромно стоявшая у стеночки, тут же исчезла, уже через несколько томительных минут идеальной тишины вернувшись с подносом. Хосок забрал его, отпустил девушку и, едва развернувшись, столкнулся с Сокджином нос к носу. — Я возьму, — сжимая пальцы на резных ручках, сказал тот. — Нет, гость не должен... — Когда ты разливаешь чай, ты слишком похож на ученицу-сладостницу, не могу из-за этого с мыслями собраться. Хосок поджал губы, безропотно выпуская поднос. Когда-то давно была у него странная детская мечта — стать сладостницей. И пусть туатору вполне могли быть приняты на подобную работу, всё же до сих пор сладостницами в их королевстве становились лишь девушки. И Сокджин всегда любил поддразнивать малыша на эту тему. Когда совсем смутившийся юноша уселся на подушку возле столика, Сокджин неспешно и умело налил ему горячий чай до самого края, тут же носиком чайника задев чашку. Та опрокинулась через край стола. По ткани платья растеклось темное пятно. — Задался целью изгадить мне весь костюм? — нахмурился Хосок. — Ой, извини, — бросил Сокджин. Улыбка с лица так и не сошла. Может быть, ход банальный и подлый, но оно того стоило, гость с интересом ждал дальнейших действий хозяина. — Придется, похоже, и от верхнего платья избавиться. — Но... — Не надо кукситься. Если не поторопишься, нижнее платье тоже промокнет! С тихим вздохом Хосок встал, старательно оттянув мокрую юбку. Тёплая ткань восхитительно пахла травами и фруктами, но так и требовала скорее ее снять. Юркнув в боковую дверь, Хосок взбежал по узкой лестнице на второй этаж и заперся в собственной комнате. Переодеваться полностью было бы слишком долго и хлопотно, так что оставалось накинуть вместо испорченного либо другое платье, либо накидку. Неловко пытаясь распустить завязки на спине, он дергался от нетерпения, закусывал губу и перебирал в уме все свои наряды. Лучше выбрать накидку, это проще. Но какая подойдет? Синяя с серебром? Или красно-белая? Может, желтая с птицами?.. В голове совершенно не держались мысли о сезонах, погоде и случае, которые положено было учитывать при выборе наряда. Опустив от бессилия руки, когда стало ясно, что узелки на платье от его стараний только затянулись еще туже, Хосок оглянулся. — Помоги, раз уж ты здесь. — Дверь тихонько приоткрылась. — Я... — Хосок замялся. — Я думал, это служанка пришла проверить. — У меня, может, и не такие ловкие пальцы, но уверен, что тоже справлюсь. Посмотрев на гостя в нерешительности несколько мгновений, Хосок кивнул, снова приподнимая мокрую ткань. Судя по сдавленному писку из-за двери, служанка всё же пришла проверить, но тут же и сбежала, увидев творящееся. Хосок сильнее закусил губу, жмурясь от досады — хоть бы родителям не доложила, — а Сокджин продолжал совершенно спокойно воевать с завязками. — За это я и не люблю наряды знати, — проворчал он, зубами потягивая ленту из узла. Хосок затаил дыхание. — Одевай вас всё утро, потом раздевай весь вечер. Столько возни. А если ненадолго... — А если ненадолго, то можно платье и не снимать, — проворчал Хосок. Сокджин опустил руки, лента-завязка потянулась следом, со свистом выскользнула из петелек. Платье тут же заскользило с плеч. Хватать его никто не стал. Наоборот, ерзая, Хосок выполз из блестящей обертки, как подарок на праздник. Показываться перед посторонними в нижнем платье было, конечно, неприлично. Но по сути оно отличалось от верхнего только цветом. Нежное, бело-персиковое. Обычаи обычаями, а на деле лишнего-то ничего не виднелось. Так что можно и оставить без внимания разок. — Проще сразу не надевать, — хмыкнул Сокджин. — Можно и не надевать. — И нижнее тоже. — И нижнее можно снять. — Можно? — Можно. — И... — Ну? Развязывать-то будешь? Я жду. Оно всё же намокло, сменю тогда уж весь наряд... — Хосок потянулся руками к завязкам на спине. — Не поможешь? Сам же предложил. — Я думал, что ты как благовоспитанный туатору откажешься! — А я думал, ты как благовоспитанный мужчина не станешь подглядывать под дверью, — пожал плечами Хосок. — Но оба мы оказались не так хороши. Погляди, юбка вся в пятнах, нужно скорее постирать и высушить. Чай всё равно скоро остынет, придется снова заваривать, так что можно... — Хорошо, убедил. — Второе платье сдалось намного быстрее, завязка как будто только и ждала, что ее распустят. — Ах, так вот как выглядит загадочный исподний слой. Ничего особенного, похоже, слухи про ткани, точно ангелами расшитые, всё же врут. Так и знал, что нас обманывают. Это походило на обычный халатик на завязках и без рукавов, только из тончайшего шелка, легкого и совсем без вышивок или рисунков. Присмотреться внимательнее Сокджин не успел — Хосок спрятался за высокой ширмой с росписью. Из-за нее раздавалось шуршание и ворчание. Соблазн был еще сильнее в этот раз, но Сокджин скромно присел на край постели и отвернулся к двери. — А родители у кого-то на званом вечере?.. Или в отъезде? Завтра будут дома? — Должны быть дома. — Хосок тяжко вздохнул. — А что у тебя за дело к ним? Если по поводу покупки, я могу сам разобраться. Мы с отцом обсуждали это, я знаю всё, что он хотел купить, могу и сам заказать. — Н-нет. Это другой немного вопрос. Слегка... — Но что тогда? — Неважно. Не бери в голову. — Эй. Мне же любопытно. — Нет, — усмехнулся Сокджин, — нет, мальчик, это дело взрослые должны обсудить между собой. — Ты что такое говоришь? Я уже достаточно взрослый, чтобы решать многие семейные вопросы! — Следующий свой вопрос буду обсуждать с тобой, не сомневайся. Почти всё уже было готово, даже хозяйка театра охотно согласилась стать зарёй, женщиной-наставницей, приносящей дары при сватанье. Традиционный подарок, роскошный новый бело-золотой наряд к свадебной церемонии, был готов, Сокджин уже забрал его из мастерской. Шкатулка с подарком для матери, серебряным цветком-заколкой, стояла у него в спальне. Свиток с письмом для отца, господина Чона, спокойно подсыхал в кабинете. Да и слова свои Сокджин сотню раз уже успел прорепетировать сам с собой. Даже придирчивый Намджун одобрил дары и речь. Что вообще могло пойти не по плану? — Ты сегодня не такой, как обычно, — тихо сказал Сокджин, кося взгляд на ширму. Света она почти не пропускала, шевелящаяся тень едва проглядывала, но фантазия услужливо додумывала всё сама. — Наверное, тебе просто кажется. — Голос из-за ширмы звучал робкий, неуверенный. — Ничего во мне не поменялось. Почти. — Почти, — пробормотал Сокджин себе под нос. — ...а если и поменялось, то ты не увидишь этого так просто. Всё шуршание за ширмой стихло. Сокджин потянул воротник. Двух слоев из рубахи и простенькой накидки вдруг показалось ужасно много, убийственно душно. Теперь Сокджин думал только об ахоре. Правда ли она есть? Правильно ли он понял намеки Чеён? Или девушка просто жестоко подшутила над ним? Свои отношения они с Хосоком никогда не обсуждали вслух, хотя отношения давно шли понятной обоим дорогой. Но чувствовать и делать — одно, говорить — совсем другое. Особенно тому, кому нужно сказать всё то, что на душе. В тот момент, не находя сил задать хоть один из не дающих покоя вопросов, Сокджин вдруг понял, что совершенно зря репетировал речь, сказать отцу то, что положен сказать отцу, это ему не поможет. Куда важнее — собраться с духом. — Закончил, — пробормотал Хосок, показываясь из-за ширмы. Из-под длинной накидки виднелось лишь скромное бежевое платье без рисунков. — Можем возвращаться к чаю, он действительно восхитительный. — Не слишком ли это легко? — А я тоже считаю, что так снимать проще. Мало ли, что еще может случиться...

***

День был просто превосходным. Солнце заливало улицы города ярким светом, не пропуская ни один даже самый потаенный переулочек. Казалось, оно хотело затопить город, так сказать, на прощание, перед долгой зимой, которая, как говорили старики, будет холодной и снежной. А между тем над городом, в кронах высоких деревьев, появилась уже желтая листва. Так неожиданно, что знатные господа диву давались, выглядывая из окошек своих стихших в ожидании войны домов на свои опустевшие сады. Давались диву и прикидывали, а уж не больше ли груш созрело у их соседей в этом году… Вершились перемены. Менялось всё, менялось на глазах. И даже такой пустой в последнее время Дом Сладостей встретил Чонгука шумом и звонким, веселым смехом, доносившимся из восточной комнаты. — У нас сегодня много посетителей, — хмуро бросил Шуга, едва взглянув на воина и тут же торопливо поднявшись по лестнице на второй этаж. Чонгук недоуменно посмотрел ему вслед. — Господин воин! — услышал он за спиной. — Приятно видеть вас снова. Вы стали часто заглядывать в наш скромный уголок. Хозяйка, как и всегда, даже в самые тяжелые дни, была прекрасна. Вот только в последнее время образ ее стал заметно проще. Знающий человек непременно заметил бы, что женщина отказалась от сложных причесок, ей попросту не хватало времени на подобное; макияж стал куда более сдержанным, и даже платья она выбирала теперь темных, совсем сумрачных цветов. Но тонкая и изящная линия, подчеркивающая форму века, легкая тень помады на губах, нежный румянец на скулах… и уже нельзя не признать в ней покоряющую сердца и умы своей красотой даму, ставшую когда-то главной причиной небывалой популярности только-только открывшегося в городе Дома Сладостей. Никакие трудности не были властны над ее шармом и очарованием, так поразительно сочетавшимся с внушающим страх строгим нравом. Женщина смотрела на гостя с мягкой улыбкой и всем видом давала понять, что его примут и обслужат по высшему разряду, как и положено. — Ваша сладостница, — тихо усмехнулся Чонгук, выпрямляясь и стараясь смотреть на госпожу Пак только лишь искоса. — Боюсь, она меня очаровала. Смогу ли я сегодня встретиться с этим дивным созданием? Он без всякого удивления отметил, как взгляд женщины моментально стал жестким и холодным. Ей решительно не нравилась сложившаяся ситуация, но Чонгук не собирался отступаться от своего решения — слишком заманчива оказалась идея, пришедшая ему в голову. Он твердо верил, что сегодня же ему стоит приступить к выполнению плана. — Да, разумеется, господин. Желание посетителя будет исполнено. Я посмею также предложить вам попробовать новое угощение, которое только сегодня было добавлено в наше меню. Уверена, вы захотите быть одним из первых… — Благодарю, — рассеянно согласился Чонгук, поддаваясь настойчивым жестам, приглашающим его пройти в западную комнату. — С удовольствием. Хозяйка даже не стала дожидаться, пока он усядется за стол, как делала обычно, не попрощалась, ничего не сказала. Просто сразу закрыла двери, оставив воина стоять возле, растерянно глядя перед собой. Возможно, она торопилась, возможно, уже не хотела видеть раздражавшего посетителя настолько, что пренебрегала этикетом. Не было смысла рассуждать о причинах, он хотел лишь увидеть Шугу, чтобы поговорить. А уж что там взбрело в голову госпоже Пак — маловажное дело, не касающееся его. Дождавшись, пока шаги женщины стихнут где-то на втором этаже, Чонгук осторожно выглянул из комнаты. В этот самый момент напротив него застыл, подобрав юбки, Шуга. Приятное совпадение вызвало довольную улыбку воина и огорченный вздох работника. — Иди сюда, — шикнул ему Чонгук, поймав за рукав. — Э, нет, я в подвал иду, иначе мне не жить, — пытаясь освободиться, пробормотал тот. — Я должен сначала забрать заказ. Ему помогла только еще одна неожиданность — двери восточной комнаты приоткрылись, выпуская в прихожую растрепанную девушку в пышном бело-синем платье с цветочным орнаментом по низу юбки. — Кажется, я там совершенно лишняя, — тоскливо вздохнула Джису, глядя на Шугу, и лишь после этого заметила гостя, моментально выпрямившись и приветливо улыбнувшись. — Доброго вечера господину воину. — Расслабься, — всё продолжая бесполезные попытки освободить свой рукав, Шуга недовольно сморщил нос. — Тебе только работы меньше, не придется строить из себя милашку перед всякими… — Но мне нравится строить милашку, ради этого я пошла в сладостницы, чтобы люди видели мое очарование. Честное слово, пора запретить посетителям ходить парочками, я остаюсь совсем без работы. — Хочешь обслужить воина? — тут же предложил мужчина, с надеждой посмотрев на приятельницу. — Нет уж, на сегодня мои клиенты — сын знатного господина и... А кто он? — Глава Охотничьего Дома. — Ну вот. Осталась без работы из-за охотника. Или из-за сына богатого господина. Тут уж с какой стороны посмотреть, — рассуждала Джису, наматывая на пальчик прядь темных волос. — Вернее, кто платить сегодня будет. Я еще не поняла, кто из них с кем… но без работы уже осталась. Сладостница надула раскрасневшиеся от простуды щеки и снова жалобно вздохнула. — Зато они много заплатят за твое молчание, только намекни, — вставил Чонгук, прекрасно догадавшись, о ком идет речь, а после добавил: — Кстати, Шуга, ты готов заплатить за мое молчание? Девушка приложила ладонь к губам, пораженная таким поворотом, и не сдержала смешок. Шуга тоскливо перевел взгляд с нее на воина, буквально чувствуя, как секреты ускользают сквозь пальцы. Непростительная подлость — не дорожить тайнами человека, который осмелился тебе доверять. Даже если он тебе почти никто. Несомненно, это задевало. — Госпожа выгонит тебя, если узнает, — сдерживая нервный смех, протянула Джису, поднимаясь по лестнице на второй этаж. Проводив ее взглядом, Шуга резко дернул руку и раздраженно процедил: — Пусти уже, я сейчас приду. Ткань со свистящим шуршанием выскользнула из ладоней воина, а он, растерянно нахмурившись, шагнул назад, к двери, чтобы вернуться в комнату. Ему еще стоило продумать предстоящий важный разговор… впрочем, продумывать его детально все же смысла никакого не было, с Шугой всё непременно пойдет не по плану, Чонгук уже успел это понять за недолгие пару дней знакомства. Тем не менее, не помешало бы еще раз вдохнуть-выдохнуть, собраться с мыслями и хотя бы понять, как далеко он готов зайти сегодня, насколько прямо готов действовать. Чонгук был уверен, что резкость и решительность в таком деле могут лишь навредить. Они могут спугнуть, насторожить мужчину, затравить его собственное желание и интерес. Действовать следовало осторожно; лишь ненавязчиво подводить Шугу к нужным мыслям, чтобы сам догадался, что ему хочет предложить воин. А как это сделать? — Простите, кажется, у меня не получится сейчас принести вашу накидку, — тихо проговорил мужчина, едва просочившись в комнату. — Я попробую позже. — Где она? Шуга резко вдохнул, будто испугавшись, и затаил дыхание, поджав губы и отведя взгляд. Он расстроено опустил плечи, не спеша отвечать. Подошел к столу, присел — уже куда более грациозно и ловко, — поставил поднос между собой и воином и только после этого, тонкой струйкой наливая горячий чай для гостя, сухо сказал, невозмутимо и бесстрастно: — Пахлава с орехами и яблоком. — Где моя накидка? — настаивал Чонгук. — Почему ты не можешь ответить? — Она на чердаке, — перебил Шуга, и его голос всё же дрогнул ноткой искреннего сожаления. — Я взял ее с собой, чтобы укрыться, но забыл утром, в спешке спускаясь. — Ты ночуешь на чердаке? — Теперь — да. Это мое наказание. — Это моя вина, мне очень жаль… Шуга только вскинул брови, тем самым подтверждая, что так и есть, вина лежит именно на воине. Ведь это именно он весь вечер заставлял работника нарушать установленные правила ради собственного удовольствия. По его неосторожности Шуга попал в такое положение. — Не думаешь, что тебе стоит оставить это место? — спросил воин, вдруг снова, как и тогда, протянув мужчине угощение на пробу. — Вы издеваетесь? — зашипел на него Шуга, отпрянув и даже плечи поджав. — Из-за ваших сладких капризов я и ночевал на чердаке. Хватит. — Нет, — невозмутимо возразил воин, легко взмахнув второй рукой. От пальцев взметнулись золотистые ленты волшебной сверкающей пыльцы. Они протянулись вокруг стола и замкнулись кольцом, обнимая сладостника за плечи. Легко потянули его к столику. — Ты ночевал на чердаке из-за того, что пытался меня подставить перед своей госпожой… и всем городом, разумеется, тоже. Шуга замер, больше не сопротивляясь магии. Сегодня он выглядел ужасно замученным, уставшим, без проблем верилось, что ночь была тяжелой, бессонной и тревожной. Даже платье казалось неподобающе помятым, должно быть, Шуга совсем торопился, когда неожиданный гость появился в их домике, чтобы не разозлить госпожу Пак, торопился и не успел должным образом привести себя в порядок. Но от этого он выглядел только приятнее. Растрепанный, уставший; создавалось впечатление, что он, возможно, даже огрызаться не будет. Однако впечатлению суждено было так и остаться простой обманкой. Шуга с готовностью показал клыки, как обессиленный, но все еще готовый до последнего защищаться зверь. Вот только нападать никто на него не собирался. — Но мы решили в прошлый раз, что прощаем друг друга, так что скажем просто: из-за неприятных обстоятельств, к коим не имеет ни малейшего отношения эта чудная пахлава. М? — Допустим. Шуга торопливо потянулся к кружке гостя и сделал пару глотков, видимо, желая успокоиться, Чонгук терпеливо ждал, продолжая держать руку вытянутой. Магические ленты осыпались мелкой крошкой, исчезнув без следа. — Так что ты мне скажешь? Ты не думал уйти из этого места? — Нет, не думал, — честно ответил мужчина, привычно принимая угощение. Сморщив нос, он с усилием откусил немного пахлавы, Чонгук слабо улыбнулся, почувствовав прикосновение теплых и влажных от чая губ, и склонил голову к плечу, наблюдая за первой реакцией на новую сладость. Видимо, та пришлась по вкусу… — Мне некуда идти. Здесь меня приняли, здесь и останусь. — Кажется, ты упоминал, что хочешь пойти в отряд воинов, — протянул Чонгук, прожевав пахлаву и подперев подбородок ладонью, всё так же заинтересованно наблюдая за своим сладостником, за его неуверенными движениями и такой искренней мимикой. — Но меня не возьмут, я всего лишь слуга. — Я же говорил, что времена давно не те. Слушай. Я родился в тот самый год, когда маги пришли в ваш мир, мои родители были разорившимся крестьянами. Сбежав из прежнего мира вместе с остальными магами, они надеялись начать новую жизнь, но не сложилось. Нас даже крестьяне за своих не считали, отец не мог работать из-за болезни… люди это осуждали, не понимая нашего горя, презирали, считая простым лентяем. Семье, конечно, тоже жилось несладко. Пустое место — вот что я. Я был им всё детство. Но когда ни отца, ни матери не осталось, я рискнул попроситься в отряд… Чонгук откусил половинку следующего сладкого прямоугольничка и протянул остаток Шуге. Тот, заворожено слушающий рассказ, бездумно съел его, совершенно не заметив намеренной смены очередности, что Чонгука позабавило еще больше. — Было трудно доказать, что я достоин, — с улыбкой продолжал парень, — но я смог. Даже тогда. А уж сейчас… — Что сейчас? — У отряда Ночных новый капитан. Намджун — совершенно особенный капитан. Ему неважно, какое положение занимает человек, он ценит только желание вступить в отряд, готовность нести службу и смелость выполнять долг воина. Он любого сможет обучить, как приручить магию. С его приходом и мне тоже стало намного проще дышать… Четыре года испытания на прочность в отряде закончились, я по-настоящему стал его полноценной частью. — Четыре года? — осторожно спросил Шуга, задумчиво коснувшись пальцами подбородка, будто пытаясь что-то припомнить. — Намджун пришел на пост около года назад… Чонгук, хотите сказать, вы уже пять лет в отряде Ночных? Он пораженно смотрел на воина, кажется, даже смутившись. А Чонгук далеко не сразу понял, в чем причины такой растерянности. Но Шуга прожевал новый кусочек пахлавы и пробормотал, совсем тихо и сконфуженно: — Но почему ваши волосы такие короткие, если вы уже долго в отряде? — Их этим летом обрезали, — пожав плечами, будто бы спокойно ответил Чонгук. — В качестве наказания за тот случай со сладостницей. — Но ведь всем понятно, что она врала! — Врал и ты, Шуга. Но госпожа Пак тебе поверила. Как видишь, не всем понятно. Подлость подлости рознь, подумалось Шуге тогда. То, что задело его несколько минут назад, не шло ни в какое сравнение с тем, что сделала для воина зазнавшаяся сладостница. И было уже как-то несолидно обижаться за такую мелкую пакость. Шуга грустно посмотрел на Чонгука. Он был искренне увлечен разглядыванием угощения, будто вовсе не на его плечах лежал такой тяжкий груз. Он был так далек в тот момент от собственных проблем, словно и не осознавал. Шуга понимал, что всё это обманчиво, лишь маска, прячущая истину, но от этого становилось тоскливо. Как же часто люди не имеют понятия о чужих проблемах… и при этом имеют наглость полагать, что у других бед не случается, что прочие не видели столько горя, сколько они. Люди почти всегда уверены, что им живется тяжелее, чем соседям, что тем и везет больше ни за что. И груш в соседском саду в этом году уродилось больше на грушевом дереве… Люди не хотят задуматься, сколько может прятаться переживаний за будничной улыбкой старого знакомого, сколько проблем. Их совсем не заботит, что у соседей всего одно грушевое дерево против целого сада завистника. — Твои волосы тоже короткие, — вдруг сказал Чонгук, отвлекая собеседника от размышлений, в которые тот погрузился. — Это ведь не слишком вяжется с твоим новым образом свободной сладостницы. Шуга улыбнулся, отведя взгляд и опустив голову. Как-то слишком кокетливо. Чонгук сделал вывод, что к этому образу его собеседник уже окончательно привык, вжился и даже начал играть. И выходило у него, надо заметить, весьма недурно. — Вы совсем не следите за модой, господин воин, — укоризненно покачал головой Шуга, наливая в кружку еще чая. — Не мое это дело, за модой следить… — А по сторонам хоть смотрите, когда по улице идете? — Шуга вскинул бровь. — Людей вокруг замечаете? — На улицах в последнее время не так уж людно. — Мода на короткие стрижки у местных женщин появилась еще зимой. Это связано с напряженной обстановкой в стране, женщины обрезали свои волосы в знак солидарности с мужчинами, которые встали на защиту города и противостояли мятежникам. Сейчас же многие так пытаются заработать. Город ждет войны, везде царит страх и бедность, а волосы… за них в столице готовы дать огромную сумму. Половина крестьянских женщин уже давно ходит с короткими волосами, теперь это коснулось и более знатных дам… Эх, господин воин, ничего вы не знаете о жизни своего города. Чонгук хмыкнул. В самом деле, если подумать, ему уже доводилось видеть девушек с совершенно мальчишескими стрижками, так подходящими под их юные лица. Вот только он бы не обратил внимания на такое раньше. Но теперь он знал, что все это неспроста. Прически всегда были показателем в их стране, исторически они служили отражением возраста, профессии, положения и статуса человека. Но теперь, похоже, под влиянием событий, все стало еще сложнее и мудренее. — Откуда только ты всё это знаешь? — Я день и ночь окружен толпой женщин. Как мне не знать о них всё, что только можно и нельзя? Шуга, долгое время неотрывно смотревший воину в лицо, на мгновение скосил взгляд на поднос, намекая гостю, что его угощение ждет. В Доме было всё так же шумно, кажется, подоспели еще посетители. Чонгук слышал, как госпожа Пак время от времени прохаживается по коридору, очевидно, проверяя, как всё проходит, раздавая поручения работникам. Должно быть, она радовалась такой оживленности, которую создали слухи о новом угощении. Ради такого жители даже отложили в сторону свои опасения, поминутно стучались в двери, чтобы купить угощения с собой, или даже оставались перекусить в одной из комнат. Госпоже Соре было чем гордиться. — На кухне, должно быть, по тебе скучают, — протянул Чонгук первое, что пришло ему в голову, чтобы только отвлечься от неприятных тем. — О чем это вы? — тут же напрягся мужчина. — Такой наплыв посетителей. Приходится готовить много сладостей. — Я с ночи возился на кухне с этой пахлавой, — хмуро бросил Шуга. — Будьте уверены, на сегодня хватит всем. Он отвел взгляд, потирая ладони. В самом деле, после бессонной ночи его ждало полное труда и суматохи утро. Хозяйка подняла работников намного раньше обычного, ведь планы она строила грандиозные. И, как бы тяжко ни было, приходилось выполнять всё, что велено, в кратчайшие сроки и максимально качественно. За то единственное утро он успел приготовить столько сладостей, сколько, наверное, не смог бы съесть за всю свою жизнь. Ему уже начало казаться, что он пропитался насквозь приторными ароматами, что мука осела в легких… что пахлава — единственное, что было в его жизни. А после возни на кухне, когда уже просыпались в своих уютных гнездышках самые знатные и богатые пташки их городка, пришлось еще и немало побегать по городу. Он разносил заказы, оставленные заранее, за несколько дней, и небольшие пробные порции, которые Дом преподносил в качестве подарков своим постоянным посетителям, чтобы познакомить с новым угощением и заманить на кружечку чая. Неслабо потрудиться пришлось и потом, когда все коробочки с угощениями были доставлены, все любезности высказаны, все сухие благодарности выслушаны. На плечи Шуги, разумеется, легла забота о чистоте. И пусть уборка никогда не была для него в тягость, тот день, наполненный переживаниями в ожидании посетителей, вымотал. Шуга только и успевал кивать на очередное распоряжение госпожи Пак, слишком занятой украшением комнат, чтобы замечать, а выполняются ли вообще ее поручения. Но после всех тяжких трудов, что странно, Шуга с симпатией относился ко происходящему в Доме Сладостей. И даже надеялся, что Чонгук согласится остаться у них и попросит этой злосчастной пахлавы — уж очень Шуге хотелось попробовать. Как бы он ни отнекивался и ни отпирался, в душе всё равно надеялся, что воин и в этот раз его угостит. Когда молчание затянулось, Шуга с приятным чувством отметил, что оно было совсем не такое, как обычно, не было наполнено неловкостью и напряжением. Воин просто-напросто увлекся собственными размышлениями и попутно отстраненно разглядывал собеседника, балуясь с падающими из ладони искорками волшебства. Сделав, очевидно, для себя какой-то вывод, парень вздохнул и снова взялся осматривать сладости, выбирая самый аппетитный кусочек. — И всё же, — сказал он, наблюдая за тем, как мужчина, облокотившись на столик, уже совершенно спокойно принимает угощение. — Ты не хотел бы уйти? — Чонгук, взгляните правде в глаза. У меня нет шансов. Меня не примут в отряд. — Если ты хочешь, то можно хотя бы попробовать. — Не знаю… Шуга суетливо осмотрел поднос, осторожно взял почти пустую чашку с чаем и уткнулся в нее взглядом, хмурясь и не спеша добавлять что-то еще к своему ответу. — А ты не хотел бы уйти… — Чонгук! — …прогуляться? Просто прогуляться. Как-нибудь на днях. — Я… — Шуга растерянно смолк, а после не нашел ничего вразумительнее, чем просто выбрать один из оставшихся кусочков пахлавы и повторить за воином его ставшее уже знакомым движение. Это служило и просьбой не отвлекаться от заказанной сладости, и своеобразным согласием. — Во время праздника начала осени? — с улыбкой спросил Чонгук, прекрасно поняв такой жест. — Госпожа Пак в этот день должна уезжать. Не думаю, что она согласится меня отпустить… Она захочет непременно быть в курсе, куда, когда и зачем… — И чтобы вернулся дотемна, знаем мы такое, — кивнул Чонгук. — Я всё же попробую ее уговорить, если ты не против. В праздник было бы очень удобно. Удобно для моего маленького плана. — Плана? — шепотом переспросил Шуга, подаваясь вперед. — Что еще за план? — Тебе понравится, — шепнул Чонгук, тоже наклоняясь над столиком, так чтобы видеть глаза собеседника как можно ближе. И он не прогадал. Среди колкой настороженности и напускного недовольства проскальзывало искреннее любопытство. Даже если мужчина всё еще на него злился, интерес постепенно брал верх. А интерес был. И симпатия, похоже, прилагалась. Не мудрено. Ведь так легко очароваться человеком, который среди многих безразличных вдруг покажется заботящимся и сочувствующим. Оставалось только не разочаровать… — Мы обсудим это подробнее в следующий раз. — И когда же вы намерены посетить нас в следующий раз? — почти по-кошачьи промурлыкал Шуга. Он взял последний кусочек пахлавы и, придерживая ладонь под ним, чтобы не крошить на одежду, протянул воину. — Я успею соскучиться? Так он и замер, когда дверцы со скрипом распахнулись, и на пороге комнаты застыла фигура в длинном и струящемся синем платье. Все сверкающие ленты, окутывавшие их, моментально осыпались, погаснув и исчезнув без следа. — Ч… что? — госпожа Пак совершенно растерянно перевела взгляд с одного на другого и сморщила носик, явственно выражая недовольство увиденным. — Госпожа, — тихо проговорил Чонгук, выпрямляясь, но стараясь не терять уверенность. — Такими неожиданными появлениями вы меня заикой оставите. — Я лишь… хотела поинтересоваться, — неожиданно стушевавшись, отозвалась женщина, — не хотите ли вы чего-нибудь еще. — Тишины, спокойствия и уединения. Госпожа Пак поджала губы и буквально исчезла из комнаты. Даже двери не скрипнули, закрылись без единого шороха, оставив в комнате лишь напряженное молчание и непонимание. — Ушла? Серьезно?.. Шуга отложил пахлаву и, тихонько пробравшись к двери, прислушался, даже рискнул осторожно выглянуть в коридор. Хозяйки не было поблизости. Мужчина, пораженный до глубины души, вернулся на свое место и рассеянно осмотрел стол, будто вспоминая, что он вообще делал до этого странного случая. — Что это с ней? — У меня только одно предположение, — пожал плечами Шуга, — госпожа пошла за своим мечом, чтобы убить тебя, а после закопать в саду. — Ну и шуточки… — Чонгук нахмурился. Уже давненько ходили слухи, что красавица Пак в боях на мечах многим воинам немалую фору даст, но едва ли кто-то верил всерьез. А впрочем, может, потому и не было в ее Доме охранника? — Какая-то она всё же странная. — А на вас что нашло? Уединения ему захотелось… Меня после такого даже на чердак не пустят спать, не заслужил. Буду всю ночь на кухне копаться, грязь разгребать и сладости в одиночку готовить. — Шуга судорожно вздохнул. — А у меня и так вся спина в кровоподтеках от прошлых наказаний. И они тоже из-за вас. Я уже говорил, что вы мне всё портите? Чонгук молча смотрел на расписные дверцы, ведущие в сад, представлял шуршание листьев на деревьях и вполуха прислушивался к заслуженным упрекам. Не думал он, что снова заставит Шугу вспыхнуть от негодования, так надеялся, что всё пройдет гладко. Верно, всё же нет смысла заранее продумывать разговоры с этим сгустком противоречивых чувств и эмоций, нельзя предугадать, какую нить в запутанном клубке заденешь своими словами, и какую реакцию это вызовет. — Как же мне всё это надоело. Каждый ваш приход заканчивается какой-нибудь новой катастрофой. И только я начал думать, что сегодня будет иначе, сегодня не случится ничего ужасного… Нет же, вы просто обязаны были всё испортить. И, может быть, Чонгуку и следовало вести себя аккуратнее, хотя бы не говорить лишнего. Но ведь Шугу могла бы разозлить и какая-нибудь другая мелочь. Может быть, им суждено было в очередной раз разругаться, они пришли бы к этому любым из обходных путей… — Понятия не имею, чего вы от меня хотите, — в конце концов прошипел мужчина, слишком резко подняв со стола поднос, даже чайник подскочил, — но имейте в виду, что в обиду себя я не дам. Хорошенько подумайте сначала. — Я говорил тебе, что искуплю свою вину, — холодно отозвался Чонгук, слегка повысив голос. — И я не отказываюсь от своих слов. Он решительно встал и, не задумываясь больше, зашагал к выходу, не желая оставаться в этой комнате. Не попрощавшись с Шугой, он поспешно рассчитался с хозяйкой и ушел, пока мужчина так и стоял посреди западной комнаты, поджав плечи, стискивая ручки подноса и глядя в пол.

***

В тот вечер Намджун затеял общее собрание во дворе Дома Ночных. Чонгук слушал его невнимательно и совершенно путался в мыслях. Мужчина убеждал, что король подписал мирную грамоту с соседями. Но при этом добавлял, что доверия такому договору нет, надо усилить охрану, быть осторожными и внимательными, выделить нескольких воинов для новой разведки. Чонгук постоянно отвлекался от его голоса на звонкое пение птиц или стрекот кузнечиков, размышляя совершенно не о том, о чем требовалось. А из мыслей его вырвал только шепот друга над ухом: — Ты опять без накидки? — едва заметно потянувшись к Чонгуку, пробормотал Чимин. — Я попросил ребят встать перед нами. Молись, чтобы Джун не заметил, он сегодня очень раздраженный, может и не спустить с рук. Не забрал, что ли, из Дома Сладостей? — Да. Пришлось повременить… а после совсем забылось, когда уходил. За важным разговором и не такое забудешь. — Важным? — Чимин оглянулся на друга и подпихнул того локтем. — О чем таком важном можно говорить со сладостницей?.. — О, мы обсуждали грандиозный план. — У тебя на нее уже планы? Ты, что ли, жениться собрался? А не слишком ли быстро? — Нет, речь не о женитьбе. — Только тихая усмешка выдала его настроение, спрятанное под напускной серьезностью. — Кое-что другое. Чимин хмыкнул, прошипев что-то заинтересовавшемуся их разговором соседу справа, чтобы не лез, а слушал командующего. — А она вообще какая? — Огонь, — улыбнулся Чонгук. — Это как? — Вспыльчивая, обжигающая и искрящаяся. Но такая теплая… — Эээ... на таких обычно и женятся, — протянул Чимин, осторожно пихнув локтем в бок. — Может, не зря твоя накидка так задержалась? Судьба намекает? К слову, накидку свою Чонгук так и не забрал ни в один из следующих нескольких визитов в Дом Сладостей госпожи Пак.

***

— Поверить не могу, что мои ахоры на кого-то не работают. Чеён в очередной раз сокрушенно покачала головой и аккуратно надломила палочкой круглую пироженку. Хосок только отодвинул от себя пустую чашку, в которую молчаливая сладостница тут же налила горячего чая, неправильно истолковав жест. В чайничке ничего не осталось, работница, собрав тарелки из-под съеденных угощений, забрала поднос и ушла, гости сразу предупредили ее, что пробудут в Доме несколько часов, можно приносить новый чай сразу, когда опустеет чайник. — Да, — проводив сладостницу взглядом, кивнул Хосок. — С ним всегда всё неправильно и сложно. Я почему-то был уверен... — Когда он уехал? — Вчера. Большая часть охотников отправилась с ним. Оставшиеся говорят, что это надолго, не меньше десятка дней. — Рисунок совсем сойдет за это время. Будете новую ахору рисовать? Хосок запихнул пирожное в рот целиком, как-то жалобно шмыгнул и мотнул головой. Он подумывал, когда не дождался того, чего хотел, даже почти уверился, что нарисует седьмую. Но новость об очередной охоте выбила из колеи. Нет, не руки опустились, просто пришло понимание, что действовать придется совсем иначе. — Не буду. Не хочет отвечать на невидимое, дам видимое. — Что?! — Чеён аж встрепенулась, чуть не подскочив с места. — Просто сам напрошусь. Традиционные церемонии — одно... а между собой первым предложить и я могу. Чеён задумчиво наколола половинку пирожного на палочку. Мог, конечно. В этом Хосок был прав, церемония давно стала чем-то вроде официального признания, когда о решении вступить в брак сообщалось во всеуслышание, но пары обязательно решали сначала между собой, после — с родителями. Чтобы не случалось неприятностей, чтобы не пришлось сворачивать пышную церемонию и выбрасывать подарки, получив неожиданный отказ. Но всё же до чего странной казалась ей эта ситуация. Так и представлялось, как едва достигший достаточного до заключения брака возраста юнец, собрав всю серьезность и решительность в кулак, будет требовать бывалого охотника позвать замуж. В том, что Сокджин помнется-поворчит да согласится, Чеён не сомневалась. Интересующиеся уже давно шептались, что он и сам подумывает. Но был ли Сокджин готов? Хоть и являлся главой Охотничьего Дома, а богатства скопить не успел, долю себе брал как обычный охотник. Да и времена настали не самые простые. Сможет ли взять и собраться? Перед знатным родом положено появляться с достойными подарками. Впрочем... с Хосока станется заявить, что он сам займется церемонией от и до. С одной стороны, допускать такого не следовало бы. С другой стороны, если же Хосок не напрашиваться будет, а звать... — Хорошо же вам, туатору, — пробормотала Чеён. — Никто не скажет, мол, девицы так себя не ведут, юношам не пристало подобное вытворять... Как жаль, что нельзя просто взять и стать туатору по своему решению. Только при рождении, только по разрешению совета, только в отдельных случаях. Сложности... Она вздохнула и с улыбкой кивнула юркнувшей в комнату сладостнице с новым подносом.