Красная камелия

              В лесу осень чувствовалась во всем. Солнце, всё реже выглядывавшее из-за туч, больше не прогревало землю, и нос пощипывало от морозца. Воздух был холодным, влажным, свежим и таким юрким, что сам прорывался в легкие, распирая изнутри и заставляя содрогаться. От стоянки охотники ехали почти молча, мрачное настроение никак не отпускало. С их ремеслом неприятности не были редкостью, нет-нет да и случится чего: то шальная стрела плечо пробьет, то широкий нож полоснет по ладони, то нога в кляпцы попадет, а уж от зверья лесного, кажется, каждый в их гильдии страдал хоть раз. Этим мужикам к боли и крови было не привыкать, а от того и воспринимали их легко, с шутками и уверенностью — поболит-поболит да заживет, никуда не денется. Но в этот раз всё шло как-то неправильно. Донун и пытался, как обычно, не терять бодрость духа, заверял, что всё с ним в порядке, просил главу гильдии не переживать. Но Сокджин, всё обдумав, велел сворачиваться и возвращаться. Добычу с первых ловушек они как раз собрали, вторые установить еще не успели, так что можно было отправляться домой. Так что отряд размеренно двигался через притихший лес. Конь послушно брел между высокими крепкими стволами, то и дело выглядывая что-то в траве и цепляя зубами то закрывшуюся шишку, то колючий каштан. Наблюдая за его изредка показывающимися навостренными ушами, Сокджин мучительно думал, что не стоило ему вообще так сразу тащить ребят в новый поход. Слухи о приближении войны подтолкнули к необдуманному решению, хотелось как можно быстрее успеть добыть побольше мяса… но спешка никогда до добра не доводит. Мать всегда говорила, что Сокджин отлично справляется, просто времена теперь другие настали. Но сам Сокджин был уверен, что гильдия жила куда лучше при прошлой главе. И это не давало покоя. Когда конь всхрапнул, подняв голову, Сокджин инстинктивно потянул поводья, заставив его остановиться. Остановилась и шедшая следом главная телега, где уставший лекарь гильдии приглядывал за спящим Донуном. Позади послышались шепотки и оклики. Сокджин нахмурился, осматривая стоящего чуть в стороне мужчину. Он явно пытался спрятаться за деревом, зыркал с опаской, что-то прятал под плотной коричневой курткой. — Господин, всё ли у вас в порядке? — подводя коня чуть ближе, спросил Сокджин, стараясь звучать вежливо, но при этом цепким взглядом осматривая неожиданного встречного. Тот криво улыбался, спустив шапку с одного бока чуть не на глаз. — Что вы делаете посреди леса? Мужчина что-то скрывал, только никаких очевидных доказательств не бросалось в глаза. Ни лука или самострела, ни клеток, ни хотя бы веревок для силков. Но форменная накидка с узнаваемой вышивкой заставила его занервничать. Ставить ловушки и капканы в близлежащих лесах можно было только с разрешения гильдии, которые Сокджин раздавал обдуманно, этого человека он точно не помнил. Вот только, не поймав с поличным, обвинять было бесчестно и глупо. — Да заплутал я немного, — отозвался мужчина, махнув рукой и хохотнув. — Хотел вот из города до Черных Горок добраться через лес, чтобы путь сократить. Счастье такое, что вы мне попались! Подскажите, в ту ли хоть я вообще сторону иду, а то сестра да племяшки отправили дядьку домой, а он еще заплутает, привет жене не донесет! — Черные Горки в той стороне, — кивнул Сокджин, махнув себе за спину. «Правильно, значит, — затараторил мужчина, — правильно шел». — Как раз вдоль ручья. — Вот спасибо-то, добрые люди! — Мужчина поклонился. — А сами-то вы из города будете? Охотники, да? Ну и как нынче охота, ладно идет? — Неплохо, — уклончиво ответил Сокджин, всё еще не доверяя собеседнику, но никак не находя повода его в чем-то осмысленно заподозрить. — Без добычи не остались, за что и благодарны. — Ну, будем тогда с нетерпением ждать вашу телегу в Черных Горках. — Мужчина снова поклонился, бочком обходя матерого черного коня. — Еще раз большое вам спасибо. Удачной охоты! Он так и засеменил вдоль ручья, кланяясь всем охотникам, желая успехов, а после прибавил шагу, скоро скрывшись за деревьями. Сокджин поднял руку, прося возницу на главной телеге не трогаться с места. Задумчиво огляделся по сторонам и прислушался к журчанию ручейка, шорохам листвы и птичьим присвистам, пытаясь различить среди них что-то лишнее. Когда конь его жалобно всхрапнул, нетерпеливо перебрав ногами, Сокджин опустил хмурый взгляд вниз. Земля вокруг ручья была размокшей, как каша. Сплошной слой грязи чуть не на метр вокруг узенького русла. И в грязи этой четко пропечатались пока еще свежие следы. После соседнего дерева, у которого стоял мужчина, со стороны города не виднелось ни одного человеческого. Зато из Черных Горок к городу шли сразу несколько цепочек, которые как раз здесь завязывались узлом, перебегая ручеек и исчезая под кустами на том берегу. Сомнений быть не могло. Мужчина наврал о том, куда и откуда идет. Да еще и где-то припрятались несколько его приятелей. Вздохнув, Сокджин с досадой глянул на деревья вдалеке и дал сигнал двигаться дальше. Черт с ними, с этими самовольными охотниками. Сейчас гильдии нужно было срочно возвращаться, с открытыми переломами шутки плохи, Донуна нужно было скорее доставить в город. А с голодным народом воевать — дело неблагодарное, даже когда на твоей стороне закон.

***

И всё же, что ни говори, некоторые малые события имеют слишком серьезные и крупные последствия. Но для этого нужна благодатная почва. И война способна развернуться по решению одного единственного человека, если он сумеет найти поддержку, заразить губительной идеей толпы уставших от всего последователей. Ни одна война не начинается резко, все люди не выходят в один момент на поле боя, для подобного всегда нужна чья-то команда, приказ, а значит и чье-то решение. Вот только кто принимает решения в нашей судьбе? Все вокруг. Так уж устроен мир, что жизнь наша зависит от каждого, с кем мы пересекаемся. А порой и от тех, о чьем существовании даже не подозреваем. Мы с уверенностью принимаем решения, чувствуя себя королями собственного мира. А последствия складываются из сотен решений наших других людей. Если крестьянин, много месяцев копивший деньги, решит на праздничных торгах купить себе лошадь, это еще не значит, что лошадь у него будет. Может быть, по дороге его ограбит решивший выйти на дело воришка. Может быть, приглянувшуюся лошадку уведут из-под носа или не удастся сторговаться с хозяином. Или ночью, когда весь город устало стихнет после праздничных гуляний, вороную красавицу просто сведет один из воинов небольшого отряда из соседней страны, отправившегося на кровожадную ночную вылазку к любимым соседям, чтобы подорвать их дух и уверенность; может быть, один из них просто заберет новую любимицу крестьянина вместо совсем загнанной своей старушки, которой и жить-то осталось всего ничего. А если по решению правителей начнется жестокая война, бедный крестьянин, совсем ее не желавший, будет вынужден встать на защиту своей семьи, своего города, своей страны. Как и воришка, совсем недавно вставший на путь исправления. Как и мужичок, на празднике удачно продавший лошадку, чтобы купить к холодам новые одежки детям и жене. Увы, наша жизнь не зависит только от нас. И Юнги понял это четко, как никогда. Даже в его, казалось бы, неприметной жизни, проходящей через судьбы окружающих лишь полупрозрачной тонкой линией, было слишком много чужих следов и отпечатков. Люди и не замечали порой, как завязывали узлом, рвали, направляли в совершенно другую сторону ленточку его жизни. Когда Юнги закончил работу на кухне, масла в глиняной плошке оставалось уже мало. Юнги сидел на полу, припав спиной к ножке массивного стола и опустив руки в миску с холодной водой, и неотрывно смотрел на ровный огонек на конце фитиля. Пальцы покалывало, щипало кожу от бесконечных заноз и даже жгло костяшки от ссадин, и он вовсе не был уверен, что холодная вода делает хоть немного лучше, но не мог заставить себя встать, слишком устал. Лампа слегка коптила, и чувствовался запах прогорклого масла — Юнги с тоской думал, что, если запах до утра не выветрится, то ему выскажут еще и за это. Впрочем, оставалась надежда, что из-за работы всем будет просто не до него. А работы предстояло много, праздники в городе неизменно отмечали со сладостями. Еще за несколько дней до этого события гости заглядывали в домик, чтобы заказать себе всё самое вкусное к праздничному столу. Он сделал уже чудовищно много, но как только представлял, сколько еще предстоит сделать утром, сколько сладостей еще приготовить, сколько праздничных заказов доставить… его пробирало до дрожи. Во всем были виноваты эти наказания. Вот уже которую ночь он наводил порядок во всем доме в одиночестве. Каждая из гостевых комнат благодаря его трудам блестела так, как еще никогда в жизни, коридоры, лестницы, комната кухонных работников и склад были тоже приведены в порядок; дом буквально дышал чистотой и свежестью. Перерожденный. Но впереди был еще второй этаж. Комната сладостниц и кабинет хозяйки. В спальню его, разумеется, не пустят, и это несказанно радовало, хоть на одну комнату меньше. Но и без этого ближайшая ночь обещала быть не менее тяжелой, чем несколько предыдущих. Юнги вздохнул и закрыл глаза, откинув голову назад. Накидка воина так и лежала на чердаке, согревая в те редкие минуты счастья, что ему удавалось выкроить для сна, когда работа была уже закончена, а хозяйка еще не вышла из своего кабинета. Воин заходил часто, каждый день, не оставался, просто, пользуясь воцарившейся в Доме Сладостей суетой, общался со сладостницами и Юнги, когда тому удавалось выскользнуть с кухни. Чонгук приходил не в форме, и Юнги каждый раз очень переживал из-за этого. Воины отряда Ночных не имели права выходить в город без единого опознавательного знака и без оружия, и мужчина поймал себя на мысли, что очень боится, как бы госпожа Пак не заметила этого тайного гостя, ведь в этом случае она обязательно расскажет командующему о таком грубом нарушении правил… — Юнги?.. Прохладные пальцы осторожно убрали с его лица лезшие в глаза намокшие пряди волос. Мужчина только слегка нахмурился, почувствовав всё те же пальцы на своем запястье, и с трудом открыл глаза. Рука, державшая его ладонь, была совершенно твердой, но изящной и хрупкой, чистой. Его же — пестрела царапинами и синяками. Когда вторая женская ладошка бережно накрыла его ссадины с размокшей от воды кровавой корочкой, Юнги поджал губы и поднял взгляд. Госпожа Пак сидела перед ним почти такая же, как и всегда, в своем дневном платье из синей ткани с серебристой вышивкой, при легком макияже, вот только одна прядь выбивалась из эффектной прически, падая на оголенные ключицы. Похоже, женщина тоже до сих пор была вся в делах. Должно быть, занималась подсчетом чьих-то финансов, она ведь часто брала на себя такую работу, чтобы подкопить денег для Дома Сладостей. — Иди спать… — Да, конечно, — одними губами ответил мужчина и снова бессильно закрыл глаза. — Юнги. — Я уже сплю, госпожа, — пробормотал тот. Он недовольно убрал от своего лица чужую руку, убрал и снова, но всё же замер и затаился, когда прохладные ладони легли на щеки, а лба коснулись мягкие губы. Такие же холодные, как и ладони. Юнги мельком подумал, что, должно быть, это просто сквозняк, вот и снится ему что-то странное. — Да у тебя жар, Юнги, — вздохнул знакомый голос. Хотелось что-нибудь ответить голосу, возразить, сказать, что это просто сон, но сил совершенно не было. Он лишь поддался уговорам и неохотно встал на ослабшие ноги. Кажется, были после и лестницы, и двери, и много бессмысленных разговоров. И даже обещание «я сейчас принесу» от всё того же знакомого голоса, вот только он не разобрал, что именно ему обещали, поэтому просто кивнул, как мог. Он всё хотел куда-то уйти, ведь что-то ему было нужно. И сонная Джису обнимала его, не давая встать, пока близняшки торопливо стелили в комнате работниц еще одну постель. — Но мне нужна накидка, — разочарованно бормотал мужчина, когда ему нагло пытались всучить какую-то кружку. Напиток в ней был горячим и ароматным, но Юнги совершенно не хотел пить, он просто должен был вернуть воину его вещь. — Понимаете? — Мы укроем тебя одеялом, — пообещала госпожа Пак, — не волнуйся. — Но нет же… это не то. Нужна накидка. — Отдыхай. Голова кружилась и гудела от усталости. Юнги устало хлебнул обжигающий горло пряный отвар и хмуро глянул на одеяло, пытаясь вспомнить, что же ему было нужно. Какое-то время вокруг еще царила суета, как сквозь сон, до него доносились приглушенные шепотки, шуршали ткани — он даже не мог разобрать, платьев или одеял, — осторожные шажки, скрипы, шорохи… Юнги всё думал, что надо бы взять себя в руки, проснуться и закончить уборку на кухне, чтобы не было неприятностей утром, когда его найдут спящим прямо у стола с миской воды. Но собраться никак не получалось, спокойствие уводило его сознание всё дальше. Пока не осталась только одна четкая мысль. — Накидка, — пробормотал он. Сладостницы переглянулись.

***

— Поверить не могу, что ты вот так сбежал. — Я же просил, Намджун, не поднимай сегодня эту тему. Хосок… — Да я не о нем. Я про охотничью команду. — Намджун с самым честным видом кивнул, будто даже оскорбившись, что его подозревают в нарушении обещания. — Только вернулись с охоты, а ты уже всех бросил, толком не помог разгрести добычу даже, тут же слинял к другу. Я польщен, но и возмущен. — Помог я им, успокойся, помог. Свои доли как-нибудь сами растащат и распродадут. Мое всё в подвале морозится. — Ты же всё уже подготовил, чего тебе еще нужно-то? — как ни в чем не бывало продолжил Намджун, допив свое вино и глянув на друга с искренним сочувствием. Все, абсолютно все, кто хоть что-то подозревал, восприняли внеплановую охоту как трусливый побег. Оставалось только гадать, что подумал и почувствовал Хосок, постучавшись утром в хорошо знакомую дверь и услышав от присматривающего за Домом сторожа, что хозяина нет и не будет еще несколько дней. — Подарки, письмо, заря вся на воодушевлении… — А вдруг это ошибка? — пожал плечами Сокджин. Он как будто куда больше интересовался ковырянием щепочкой в щели между досками столешницы, чем разговором о собственной жизни. Впрочем, разговор-то был не первый, надоело мусолить. — Вдруг он не всерьез? Или пройдет… а ему потом жить со мной всю жизнь. — По поводу всей жизни ты сильно преувеличиваешь. — Всю мою жизнь, — с горьким смешком поправился Сокджин. — Тем более. У меня уже половина жизни позади. Разве ж пара я такому юнцу? — Говоришь как древний старик. Моему деду вон шестьдесят пять недавно сравнялось, помирать еще не собирается. А тебе всего двадцать пять. Хотя, не отрицаю, жизнь охотника может прерваться неожиданно… — услышав это, Сокджин на мгновение замер, но тут же отложил щепку и взялся за палочку для еды, почему-то решив, что ею ковырять стол будет сподручнее. — Не вернешься через годик с охоты, а он один останется. — Еще хуже. — Чего хуже-то? Найдет себе хорошую девушку в жены, заживут душа в душу, может, даже вспоминать тебя не будет. — За что ты так со мной, Намджун?! Не только же в возрасте дело. Посмотри на нас обоих, мы такие разные. Что моя жизнь? Если убрать из нее Хосока, останется только охота. Я только ловлю и потрошу тушки. И пару раз в месяц с другом наведываюсь в купальню для разнообразия… А Хосок? — Да, Хосок почаще в купальнях бывает, — хмыкнул Намджун, откидываясь на спинку своего кресла и кивая. — Если убрать меня из его жизни, она останется такой же яркой, полноценной. В ней останутся театр, музыка, рисование, книги, знакомства со знаменитыми людьми и паломниками, путешествия и званые вечера. Захочет он вообще связывать жизнь с таким, как я? Будет ли это лучше? — Может, ему как раз потрошения тушек не хватает? — Фу на тебя. — Серьезно. — Намджун перешел на шепот. — Говорят, у знатных и избалованных особ часто развивается склонность к жестокости и насилию. Не замечал ничего такого?.. Палочка замерла. Сокджин поднял мрачный взгляд. — Ты неправильно рассуждаешь, — сдался Намджун. — Хочет, не хочет, лучше, не лучше. А спросить пробовал? Спроси у самого Хосока, всерьез ли он. Я бы на твоем месте прямо сегодня это сделал. Он еще не знает, что ты вернулся раньше времени? Будет сюрприз. Спроси, хочет ли он этого брака. — Нет… я хочу для начала другое узнать. — Отложив палочку на пустую миску и отряхнув руки, Сокджин встал. — Спасибо за гостеприимство, пойду я, в самом деле. Закончу дела и наведаюсь к соседям. — Другое узнать? Что? — Что он ко мне чувствует.

***

Проснуться Юнги было очень трудно в то утро. Немного придя в себя, он мотнул головой и нахмурился. Перед глазами был деревянный потолок, знакомый, но совершенно неуместный. Он не мог понять, почему не сидит всё так же на полу темной кухни перед миской с холодной водой. Просыпаться в комнате сладостниц было, разумеется, приятнее — было тепло, очень мягко, чудесно пахло цветочными ароматными водами, тишину нарушало тихое-тихое пение одной из девушек. Но Юнги всё равно должен был быть на холодной и темной кухне, иначе проблем не избежать… Мужчина перевел взгляд на Джису. — Как себя чувствуешь? — спросила девушка первым делом. Она сидела рядом, на матрасе, когда Юнги проснулся, и держала кружку с теплым чаем, принесенным, очевидно, специально для него. Юнги с трудом заставил себя сесть и задумался. Чувствовал-то он себя не слишком хорошо, но вот стоило ли об этом знать остальным?.. — Нормально, — хрипло ответил он, принимая кружку. У него под одеялом, на коленях, аккуратно свернутая, лежала форменная накидка воина. Юнги не помнил, когда успел забрать ее с чердака, поэтому лишь недоуменно осмотрел. — Я принесла ночью, — тихо пояснила Джису, едва коснувшись пальцами грубой ткани. — Ты всё время бормотал что-то про накидку, я догадалась, что именно о ней… Ох и долго же пришлось искать ее в темноте. Юнги смущенно улыбнулся, поблагодарив. — У тебя всё еще температура, так что госпожа Пак велела тебя не будить вместе со всеми. — Который час? — Уже почти полдень… — Полдень?! — Не волнуйся, все заказы мы уже разнесли. Ты представь только, какой восторг был у кого-то, когда сладости ему принесла самa госпожа Пак! А я относила коробочку в дом одного из своих постоянных посетителей, его сын тут часто бывает. Хосок. Знаешь что? Прихожу, а он сидит на заборе, в своем пышном расписном наряде, волосы рыжие гребешком расчесывает и на солнышке греется. И это в такую рань! — Да, он всегда встает рано, — пробормотал Юнги. — Он сам забирал у меня заказы, расспрашивал что-нибудь… — Странный он. Знатные ведь всегда заплетают сложные косы, а он взял и отстриг, представляешь?.. — вздохнула Джису. — Но всё равно, красивые волосы. Очень красивые. Может быть, и мне сходить к мастерице, попросить какой-нибудь необыкновенный цвет? — Нет у тебя таких денег. Допив свой чай, мужчина отставил кружку в сторону, медленно встал, потянулся, пытаясь смириться с болью в теле, и огляделся, вливаясь понемногу в жизнь. — Кстати, кое-что еще, — протянула девушка, вертясь у зеркала, так и сяк перекалывая украшения в волосах. — Утром тут твой посетитель забегал… — Мой… кто? — растеряно переспросил Юнги, собирая постель. — Тот молодой симпатичный воин. Приносил послание от командующего. Знаешь, что он мне сказал? — Что ты замечательно выглядишь? — недовольно пробухтел мужчина. У него никак не получалось пристроить свой матрас между другими свернутыми в углу. — И это тоже. Но я о другом. Он обещал заглянуть вечером… Девушка усмехнулась, кокетливо оглядываясь через приподнятое плечо. Пышная кружевная коса спадала по нему на грудь, контрастно выделяясь на белоснежном платье. Юнги покачал головой, осмотрев приятельницу, и просто положил свернутый матрас на пол. — Я знаю, — сказал он. — Мы договаривались. — Догова-а-аривались? О чем это?! — Что он зайдет. Чонгук… — Юнги замялся, попытавшись спрятать свое смущение за делами, будто ему очень важно непременно и срочно перевязать пояс. — Мы договорились, что он возьмет меня с собой… на праздник. — Что я слышу?.. — вздохнула одна из близняшек, едва появившись в дверях, так в них и застряв, но пропустив в комнату сестру и прикрыв за собой. — Тот самый воин? Сладостница, сидевшая у зеркала, деловито кивнула подругам. Приподняла изящную бровку, на многое намекая. — У нас еще есть время. Успеем подготовить его хорошенько. Уж в этот-то раз из него получится самая настоящая красавица-сладостница. — Не стоит, — насторожился Юнги, — Чонгук знает, кто я. — Но люди вокруг не знают. Девочки, надо всё продумать до мелочей, пока посетителей нет. — Точно-точно. Впрочем, надо заметить, посетители были, хоть и заняли всего две комнаты. Но в них, поддерживая праздничное настроение, трудились только лишь этим утром вернувшиеся на работу сладостницы, две девушки, ездившие в путешествие на несколько дней в родную деревню. Одной из них была та самая своенравная особа, подпортившая недавно репутацию Чонгука. Именно из-за нее в то утро воин поспешил покинуть заведение, даже не попытавшись увидеться с Юнги, именно из-за нее ушел сразу, едва отдав хозяйке очередное послание от командующего.

***

В Охотничьем Доме уже было безлюдно, все разошлись, закончив с делами. Сокджин осмотрел двор, занятый пустыми повозками, запер ворота и вошел в дом. На первом этаже, где как раз и располагались комнаты гильдии, были распахнуты все двери и окна, в просторных комнатах гулял свежий ветерок. Повесив рабочую накидку в прихожей, он поднялся на второй этаж, где жил. Двери спальни тоже оказались приоткрыты. Неужели кто-то из охотников или охранник заходили? Никогда они себе такого не позволяли, а хозяин всегда запирал двери личных комнат. Под ребрами неприятно кольнуло. Нахмурившись и внимательно прислушиваясь к каждому звуку, Сокджин осторожно развел створки, проходя и оглядываясь в собственной спальне. На широкой постели лежала пышная груда пестрых одеял. От скрипа дверей она зашевелилась и заворочалась, выпустив из плена осоловело оглядывающегося юношу. Растрепанные волосы отливали медью в лучах солнечного света и были теперь коротко отстрижены. Сонные глаза недоуменно искали источник шума. Охотних усмехнулся. — Ох, Сокджин, — пробормотал Хосок, тут же прячась обратно. — Ты уже вернулся? Я думал, тебя не будет еще дней пять… — Один из наших охотников ногу сломал, так что решили вернуться в деревню всей гильдией. А ты что здесь делаешь? — Сплю. — Хосок высунулся с другого конца постели, пригладил торчащие в разные стороны волосы и скромно уселся на самом краешке кровати, виновато опустив голову. Как будто ждал разноса за такое самоуправство. — Прости. Родители повадились лечить меня от тоски, зажигают на ночь какие-то травы и корешки в моей комнате. Благовония. Дышать становится невозможно… пару раз я пытался стерпеть, но только мигрень себе устроил. Просить прекратить бесполезно, ведунья уверяет, что это первейшее и главнейшее средство против хандры. Так что я стал сбегать ночью сюда. Я не трогал твои одеяла и подушки, всё свое принес… не злись, пожалуйста. — А чего хандрил-то? — Сокджин неловко огляделся, не находя себе места. Устроившись на противоположном краю постели, он пригладил воздушное одеяло, расшитое блестящими нитками. Да, у него такого отродясь не водилось, сразу видно, что юноша свое притащил. — Что-то случилось? — Не хандрил я. Скучал просто. Ты так неожиданно сорвался в новый поход, что я почувствовал себя… покинутым. — Хосок улыбнулся, но тут же смущенно отвернулся. — А у тебя тут уютно очень, на душе сразу спокойнее становится. Мне всегда эта спальня нравилась. — Помню. Ты и в детстве ее любил. Когда мы с братом в ней еще вместе жили, мы часто тут по вечерам все вчетвером собирались. Помнишь? — К слову о детях, — вдруг просиял Хосок. — У нас новость, сестра сказала, что ждет ребенка! А ей ведь всегда ведуны говорили, что забеременеть не сможет. Но магия свое дело сделала. Мои родители в предвкушении, свершилось чудо. Теперь у них будет внук… Теперь я полностью свободен. — Ты? — Сокджин вопросительно поднял бровь. — Родители так мечтали найти мне хорошую невесту, кроткую, умную, красивую, чтобы мы родили им идеальных внуков. Ведь у сестры с мужем как-то не ладилось. На меня надежды возлагали. Столько девушек гостили в наших владениях за последний год, столько сделок обсуждалось… — Хосок замолчал, вцепившись в одеяло пальцами, совсем как в пояс платья. Сокджин хмыкнул. Таких подробностей он не знал. Понимал, конечно, что наследник знатного рода не останется без внимания, но не замечал, чтобы у соседей велись разговоры о браке. То есть, получается, Сокджин уже много раз мог упустить его. — Теперь отец позволил мне свободу. Полную. Понимаешь?.. — Возможно. — Я действительно чувствую себя птицей, впервые в жизни вырвавшейся на волю. Меня будто подхватывает ветер, подхватывает и толкает вперед. — Хосок прикусил губу, замолчав на какое-то время, и продолжил чуть тише: — Но ведь птицы, появившиеся на свет в неволе, привыкают к рукам человека… Сокджин, ты лучший, самый умелый охотник во всей округе. Поймаешь тревожную птицу? Ладони Сокджина коснулись горячие пальцы. Он даже не заметил, когда Хосок успел подобраться ближе, дотянуться рукой, напрашиваясь на внимание, а потому улыбнулся, мысленно подшутив над своей внимательностью. — На охоту со мной ездить будешь? — Конечно! — весело воскликнул Хосок, вскочив на кровати. Пестрые одеяла подпрыгнули вместе с ним. — А добычу свежевать? — рассмеялся Сокджин. — Да! — Хосок вскинул руку. — Ну… может быть. — А шкуры выделывать? Мясо засаливать и вялить? Копыта и рога начищать перед продажей? — Знаешь, Сокджин… я… — Хосок почесал шею, отводя взгляд и бормоча неразборчиво под нос: — Я в любовники к тебе напрашивался, а не в охотничью гильдию. Если ты вдруг не понял… — Понял я, но без этого никак. — Сокджин усмехнулся. — И это-то ночное платье? Сколько тут слоев? — Он приподнял подол длинного серебристого одеяния. Под ним обнаружился почти такой же, только белый. — Ох уж эти наряды знати, как будто специально, чтоб мороки больше было... — У ночных нарядов есть одно весомое преимущество. — Хосок потянул ленточку-завязку на груди и передернул плечами. Скользящая ткань сама спала под ноги. — Так же легко снимается и нижнее. — Ааа… пожалуй, — не без труда выдавил Сокджин, в этот раз уже не в силах отвести взгляд, — чтобы сделать меня счастливым, тебе хватит и эти шкурки спускать. Подобрав струящиеся подолы, Хосок с самодовольной улыбочкой чинно прошелся по кровати, спрыгнул на пол и стал собирать одеяла да подушки. — Знаешь, я чувствую себя намного лучше. Утро уже не раннее, вернусь-ка домой, пока не хватились, поговорю с родителями. Надеюсь, раз уж ваша охота закончена, сегодня глава Охотничьего Дома заглянет к любимым покупателям? Предложит нам свой лучший товар? — Конечно, — ответил Сокджин, кивнув и пытаясь прийти в себя. — Да, я загляну, пока еще не ночь. — Мы будем с нетерпением ждать тебя. Хосок сгреб одеяло в охапку и на удивление легко выпорхнул из комнаты, даже створки двери за собой прикрыв. И как он со всем этим через забор-то полезет? Или прямо по улице пойдет, от ворот до ворот? Тряхнув головой, Сокджин встал и подошел к столу, решительно выдвинув ящичек. Прямо сверху лежал свиток с письмом для господина Чона, под ним — шкатулка с подарком для матери. — Что ж. Это мне сегодня пригодится, — улыбнулся Сокджин, доставая их. Оставалось только привести в порядок бело-золотой свадебный наряд для туатору, висевший в пустующей комнате… он должен был прекрасно подойти к новому медному цвету.

***

Ближе к вечеру весь город изменился. Он ожил, впервые за долгие месяцы ожил по-настоящему. Праздник выгнал из темных берлог даже самых заядлых любителей уединения и спокойствия. Люди по одному, парочками или разноцветными толпами медленно текли рекой по улицам к центру, к площади, предвкушая сказочное представление и множество других удовольствий. Река эта была бурной и шумной от веселых разговоров и смешков. Но Чонгук лишь неуютно ежился и сутулился, сдержанно кивая, если кто-то с ним здоровался. Небо, тусклое и совершенно пустое, вздыхало прохладным ветром, держась безразлично, отстраненно и как-то настороженно. Оно не хотело поддерживать всеобщего радостного настроения, постепенно подтягивая к городу всё больше серых облаков с дальних окраин. И всё равно, даже такое затаившееся и недоверчивое, оно было прекрасно. Как и хозяйка Дома Сладостей. Госпожа Пак в тон небу была одета в жемчужно-серое платье с бледными-бледными узорами, будто ловко сплетенное из трех разных тканей. Она встретила воина улыбкой и обязательной вежливой фразой. Встретил его и Шуга, усмехнувшийся из-за спины хозяйки. Госпожа Пак едва заметно нахмурилась и пригласила воина в западную комнату, где близняшки только закончили наводить порядок после недавно ушедшего посетителя. Девушки, кокетливо поздоровавшись со старым знакомым, торопливо юркнули за дверь, ведущую на кухню. — Что бы вы желали отведать? — На усмотрение вашей сладостницы, — сбегая в комнату, отозвался Чонгук. Женщина устало вздохнула и перевела взгляд на работника, стоявшего немного позади; тот, приготовившийся было уже выслушивать новое гневное шипение, растерянно сжал бант с пояса в ладонях, встретившись с печальным взглядом хозяйки. — Ну, Юнги? — тихо и замучено спросила она. — Что это вообще такое? — Весна, — немного поразмыслив, ответил мужчина, пожав плечами и беззаботно улыбнувшись. — Осень началась, какая еще весна? — Весна души не зависит от времени года. — Он покивал головой и торопливо последовал за близняшками, тут же попав в их цепкие лапки. — Неслыханная наглость. Неудивительно, что тебя с радостью выставили из дома прежнего господина. Женщина всё продолжала стоять в коридоре, встречая и провожая зараженных праздничным настроением посетителей. Сегодня у нее что-то не ладилось с обычными делами, не было сил даже просто заставить себя сдвинуться с места и хотя бы проверить, как там справляются на кухне, она просто продолжала стоять у лестницы, приветливо всем улыбаться и сжимать тонкую зеленую ленточку от свертка с посланием. Когда мужчина вновь появился рядом, госпожа Пак медленно перевела на него отрешенный взгляд и тихо, устало спросила: — Юнги, скажи мне одну вещь… он догадывается, кто ты? — Откуда мне знать, о чем он догадывается… — А если догадается? — Это будет уже исключительно его собственная и личная ошибка, он не решится предъявить вам претензии, госпожа. — Шуга коварно улыбнулся и выпрямился, намекая, что ему давно пора к заждавшемуся гостю. — Верно, — кивнула женщина и спрятала ленточку между складками платья. Госпожа Пак проворно открыла перед ним двери и замерла в проеме, как-то слишком вальяжно для своего статуса подперев одну створку плечом, а вторую придерживая вытянутой рукой. Шуга, слегка пригнувшись, скользнул в комнату, будто из-за занавеса выплыв из-за широкого рукава, но тут же настороженно замер, услышав голос хозяйки. — Ваше угощение, господин воин. Желаете чего-нибудь еще? — Желаю, — тут же ответил Чонгук, даже не поднимая головы. Госпожа Пак глянула на Шугу, не зная, чего ожидать. — Сегодня же праздник, — начал Чонгук. — Могу я пригласить вашу работницу на праздничное представление на площади? — Боюсь, я вынуждена отказать, — сухо сказала госпожа Пак, подтолкнув Шугу в спину, чтобы уже поставил поднос с угощением на стол, а сама засеменила следом, неосознанно поправляя бант из лент, связывавших широкие рукава работника. — Сегодня я покидаю Дом Сладостей и вернусь только завтра. А наша сладостница плохо себя чувствует. Хочу, чтобы всё было под моим контролем, даже когда меня нет. Я не могу отпустить работницу с вами… — Со мной она будет в безопасности, — возразил Чонгук. — Я воин, я смогу защитить девушку, если понадобится. Обещаю привести ее обратно, как только стемнеет… — Девушка простыла, а сегодня холодно… — А у меня есть теплая накидка. Госпожа Пак дернула плечом и резко убрала руку от Шуги, будто обожглась или укололась. В их стране всё еще доживала последние дни старательно изгоняемая древняя традиция, разрешавшая мужчинам укрывать своей рабочей одеждой только свою жену, показывая так, что он трудится ради нее и благополучия их семьи. Сейчас обычай этот звали пережитком прошлого. Звали, но всё же зачастую уважали и придерживались его… неосознанно, может быть. Зато благодаря этому появились совершенно новые знаки внимания среди молодых людей. Шуга, разумеется, не смел влезть в разговор. Он просто неспешно расставил красиво пирожные, уложил веточку с одним единственным белоснежным цветком, украшавшую поднос, налил горячий чай и любовался результатом своих трудов. Всё выглядело восхитительно. Медовые пирожные с клюквой, Шуга был очарован ими с самой первой встречи. Крупные спелые ягоды, политые густым сиропом, аппетитной горочкой лежали на поддоне из мягкого теста. Он совершенно не слушал разговора, пытаясь представить их вкус. Должно быть, подумалось ему, кислые ягоды необычно и интересно сочетаются со сладким сиропом. Ему еще не доводилось пробовать чего-то настолько заманчивого и диковинного… и дорогого… Разумеется, Чонгук будет ворчать о том, во сколько ему обходятся визиты в Дом Сладостей раз за разом. Будет снова причитать, что это сладостник виноват… Но Шуге было всё равно, риск был оправдан, как он считал. — Я же говорил. Юнги встрепенулся, поняв, что эта фраза была сказана только ему. В комнате их было лишь двое, как он и привык, как он и ждал, без хозяйки. — Что, прости?.. — Я был прав, — кивнул воин. — В чем? Чонгук тяжко вздохнул, сложив руки на груди и отведя взгляд. Шуга виновато улыбнулся, неловко поправив одним пальцем чайничек, который, как ему казалось, стоял не идеально красиво. — Ты хоть слышал, что тебя отпустили? Шуга уверенно закивал, совершенно не смущаясь, что опять нагло обманывает. — В этом я и был прав, что сумею договориться с ней. — Просто она сегодня добрая, — скептически хмыкнул мужчина, совершенно не оценив сказочный подвиг воина. Чонгук пожал плечами, поняв, что спорить бесполезно, и склонился над столиком, с любопытством осматривая свое сегодняшнее угощение. Таких пирожных ему пробовать еще не доводилось. Кроваво-красные ягоды выглядели аппетитно. Воин протянул руку к одному из пирожных, но Шуга цапнул его быстрее. — Нет уж, — рассмеялся мужчина, — первый кусочек мне. Я столько трудился вчера ради этой прелести. — А ты быстро наглеешь! — Приходится выживать, — прищурив один глаз и глянув на воина поверх краденного пирожного, весело ответил Шуга. А после, немного подумав, склонился над столиком, прошептав: — Впрочем, наверное, сначала стоит угостить гостя. — Но ты же уже всё решил. Ты работал, ты заслужил. — Но, господин воин, — тихо и капризно протянул мужчина, передразнивая сладостниц, которые строили мордашки, если хотели от него чего-то добиться. — Прошу, попробуйте. Я ведь так старался ради вас… — Что за поведение? — Не бойтесь, — усмехнулся Шуга, — хозяйка сегодня не заглянет. Можем делать всё, что хотим. Разговор в тот вечер тек сам собой. Не было ни одного повода, чтобы вновь разругаться. То ли волшебство праздника всё же пробралось в эту комнату, то ли возвращенная хозяину накидка так чудотворно повлияла, то ли просто они всё же нашли общий язык. Еще и вкуснейшее пирожное помогало беседе. Шуга был прав, причудливый вкус сочетал и сладкое, и кислое; это настраивало на приятный лад. И даже потекшая по руке капелька клюквенного не пропала зря, Шуга нежно слизнул ее, как ни в чем ни бывало вернувшись к чаю, но заставив невозмутимого воина ужасно смутиться и убрать руку под стол. Всё получалось легко. Само собой. Как-то неожиданно трогательно. — Кажется, нам пора. — Пора? — Шуга выпрямился, оглянувшись на двери, ведущие в сад. Они оставляли лишь тонкую щелочку, но через нее было прекрасно видно, как нахмурилось небо, как потемнело на улице. — Ты в самом деле хочешь успеть на представление? — Не совсем. Я хочу успеть на смену караула в шесть часов. Чонгук встал, поправляя одежду. Шуга тоскливо посмотрел на него снизу вверх, ничего не поняв, но всё же собирая посуду на поднос. — Какой еще караул?.. — хмуро спросил он. — Есть у нас Доме Ночных одна чудесная… традиция. Так заведено, что во время смены караула у входа во двор воин может провести в Дом гостя. Или гостью, что бывает чаще, разумеется. Намджун закрывает глаза, ведь сам еще совсем недавно был одним из таких любителей подкараулить караул. Мужчина замер, широко распахнув глаза. Выглядел он забавно. И удивление, и радость, и благодарность боролись в нем, пытаясь выплеснуться первыми. — Серьезно? Ты… хочешь провести меня в Дом Ночных? — Да. Показать тебе, что это. Чтобы ты решил, пора ли тебе покинуть это место. — Я… я… я сейчас! Он спешно схватил поднос и почти выбежал из комнаты, Чонгук только рассмеялся такому детскому восторгу. Он еще не понял, хорошая ли вообще была затея, но видеть такую радость было приятно. Шуга вернулся очень скоро, взволнованно потирая шею и опуская взгляд. — Госпожа еще здесь, — тихо сказал он и смолк. — И? — не понял Чонгук. — Что с того? — Я… не смогу переодеться. Чонгук прыснул со смеху, мужчина недовольно насупился. — Идем так, времени уже нет дожидаться ее отъезда. Он сказал это с плохо скрываемой улыбкой, но решительно. В пару шагов подойдя и распахнув двери за спиной Шуги. Тот, не оглядываясь, на ощупь закрыл их снова, смотря снизу вверх почти затравленно, стеснительно, но с легкой коварной улыбкой. — Чонгук, — начал он совсем тихо, стараясь показать все взглядом, чтобы не приходилось так мучительно подбирать слова, ведь этого мужчина совсем не умел. — Я хочу извиниться за все неприятности и неудобства, которые доставил… Он протянул еще что-то неразборчивое, глядя в сторону и заламывая пальцы, а после всё же собрался с силами и мыслями, выпрямился, улыбнулся и продолжил, поправляя попутно воротник накидки воина и приглаживая ткань на его плечах и груди: — Прости меня. Я во многом виноват. — Шуга неотрывно смотрел на свою руку, замершую и затаившуюся, под пальцами чувствовалась приятная шершавая ткань, уже знакомая и даже навевавшая воспоминания. А после рука скользнула по шее и снова затаилась. — Но обещаю искупить свою вину… Он касался щеки так невесомо и нерешительно, что Чонгук едва сдерживался, чтобы не накрыть его ладонь своей, ведь так хотелось сжать теплые пальцы, не отпускать, чувствовать этот жар и трепет. Подняв взгляд, Шуга заметил слабую, но искреннюю улыбку, послужившую ему ответом в тишине комнаты. И он, конечно, знал, что робкий поцелуй вины не искупит, но надеялся, что даст понять… признает готовность идти следом верно и послушно. — А для начала можешь начать звать меня настоящим именем. Меня Юнги зовут. — Очень рад познакомиться, — улыбнулся Чонгук.

***

К шести часам они всё же не успели. Катастрофически не успели. Поэтому решили, что могут позволить себе прогуляться по городу, посмотреть на праздничное представление, устраивавшееся каждый год на центральной площади, отдохнуть где-нибудь в укромном месте. Чонгук то и дело неожиданно уводил Юнги в толпу или наоборот в безлюдный переулок, не желая встречаться со знакомыми, а после, как ребенок, выглядывал из-за угла, следя за маячившими фигурками, только посмеиваясь на причитания своего уставшего от пряток спутника. Небо всё сильнее хмурилось тучами, а людей на улицах становилось только больше, и даже детям в праздник разрешали гулять допоздна. Небо чернело, спрятав солнце, но не желая показывать свои драгоценные звезды, а люди всё еще пили вино и пели песни. Природа заснула, ночь подбиралась к середине, а люди еще даже не думали расходиться по домам, ведь ближе к полуночи начинались еще и игры… И только Чонгук всё спешил, спешил и торопил Юнги, боясь не успеть и к полуночной смене караула в Доме Ночных. — Ты так и планировал, да? — недовольно бурчал мужчина, оглядывая улицу, по которой они так быстро шли, слабо освященную оранжево-красными праздничными фонариками на деревьях. — Нет, я думал, что в полночь мы сможем уже уйти, я преспокойно провожу тебя до дома и сдам в заботливые ручки сладостниц. За это время мы должны были успеть… — Успеть что? — Успеть всё. О, да. Всё. — Звучит воодушевляющее, — мрачно заключил Юнги, вздохнул и замолчал. Они как раз подходили к Дому Ночных, мужчина уже видел огромные ворота, нескольких воинов рядом и решил, что ему лучше вообще вести себя как можно тише, не привлекать и без того повышенного внимания. — Успели! — крикнул Чонгук, подбегая и оглядываясь, чтобы поторопить Юнги, но тот был совсем рядом, прямо за спиной. — Не успели! — рассмеялся один из воинов, преграждая им путь своим мечом в ножнах. — Успели, — тут же дала ему подзатыльник Дженни, девушка-туатору из команды Чонгука. — Теперь моя смена, так что я тут главная. А ты спать иди… устал ты, мерещится всякое. — Спасибо, Джен, — победно улыбнувшись, шепнул Чонгук, под локоть торопливо уводя Юнги подальше от стражников, чтобы не разглядывали, не запоминали. Во дворе было темнее, тише, таинственнее. В нем не было той атмосферы праздника, только изредка слышался приглушенный смех. Чонгук уверенно вел мужчину по дорожке, которую знал, как свои пять пальцев, Юнги же торопливо семенил за ним, оглядываясь по сторонам и всё пытаясь унять волнение. Приятное, но всё же немного тревожащее. Тихонько ступая по слабо освещенным пустынным коридорам, он старался даже не дышать, чтобы не шуметь, и всё продолжал мысленно ругать шуршащие рукава и юбку. За этим он не замечал, что Чонгук уже совсем не скрывается, идет спокойно, неторопливо, время от времени оглядываясь и задумчиво хмурясь. — Ну? И куда мы пришли? — шепотом спросил Юнги, неуютно поджав плечи и с тоской глядя на дверь, у которой они остановились. Чонгук только уверенно постучался. — Намджуна нет, — послышался громкий голос позади. Это был тот самый воин, которого Дженни сменила на посту. Он медленно шел в их сторону, на ходу разматывая бандаж на руке. — Чонгук, ты безумец. Привел девушку в Дом и тут же бежишь к командующему? Что вы там с Джуном… Он рассмеялся и прошел мимо, хлопнув знакомого по плечу. — Где он? — Ушел. Он, кажется, хозяйку. — Мужчина с улыбочкой кивнул на Юнги, очевидно, подразумевая под «хозяйкой» госпожу Пак. — Сопровожда-а-ает… Да, девчонки сегодня без дел не останутся. Сопровождает. Я б тоже так сопроводил, — мужчина напоследок подмигнул «сладостнице» и зашагал дальше. — Эх, если б не этот караул… — И что мне теперь делать? — тихо вздохнул Чонгук. — Ну ты даешь, — рассмеялся мужчина, оглянувшись. — Должен уже давно сам знать, а не к Намджуну бегать. Расслабься, он завтра вернется. Если не разберетесь сами, подскажет. — А Чимин? — Чимина нет, он же сегодня на всю ночь отпросился в отгул. Да не переживай, комната свободна, разберешься. Смутил совсем девчонку…. Ей за тебя стыдно, Чонгук! Мужчина в последний раз усмехнулся и скрылся за углом. Чонгук глянул на Юнги. Тот стоял совсем потерянный и раскрасневшийся. — Можем уйти сейчас, если хочешь. Но, думаю, лучше подождать Намджуна, уверен, он скоро вернется. Раз уж мы здесь, подождем? — Ну... — Прости, видимо, я слишком неудачник. Я… — Думал искупить вину? — Не вышло, — кивнул Чонгук. — Не страшно. Просто найди другой способ. — Юнги хлопнул его по плечу, совсем так же, как ушедший воин, и медленно двинулся по коридору, с любопытством оглядываясь по сторонам.

***

— Чимин? — Тэ разжал пальцы. Серебристая пиявка, извиваясь и дергая хвостом, припустила прочь по воздуху, врезалась в стену и рассыпалась снопом магических искр, на мгновение осветив темную комнату. Это развлечение не могло наскучить. — Ты когда-нибудь думал, что мы будем делать дальше? Как будем жить? — Я думаю об этом постоянно, — с улыбкой отозвался Чимин, выпуская из сжатых ладоней еще нескольких магических пиявочек, — но это не самые радующие мысли, честно говоря. — Да уж. Хочу, чтобы дальше всё так и шло. — Как сейчас? — Как сегодня, — кивнул Тэхён, завороженно, как ребенок, наблюдая за парящими капельками серебра. Они напоминали падающие звездочки, а от этого так и хотелось загадать свое заветное желание. Если бы только магия могла помогать и в таких делах. — Чтобы не приходилось бояться, что кто-то увидит и осудит. — Знаешь, нам нужен собственный дом, — тихо рассмеялся Чимин. — Нужно хорошенько напрячься. Бери заказы из всех ближайших деревень, втюхай купцам свои наряды, чтобы отвезли в столицу. А я буду подрабатывать магией в свободные дни. Скопим денег. Мои родители помогут построить домик где-нибудь на окраине города… — Они дали добро? — Тэхён оглянулся через плечо. — Нет, — покачал головой Чимин, ласково убирая за ухо его темную прядку, окрашивая ту серебрящейся пудрой. — Не то чтобы. Отец всё еще при своем мнении, разумеется. Но он обещал, что не станет вмешиваться, если мы всё же решим… — Может, все они правы? — тяжело вздохнул Тэхён. В глазах его отражались искорки, но это не скрывало тоску. Чимин сел ближе, обнимая со спины, уложил подбородок на плечо. — Может, не стоит нам видеться? — Слушай, Тэ, — Чимин коснулся губами его шеи, шепча совсем тихо. — Я не позволяю другим людям решать, что мне стоит делать, и что-то запрещать. Может, сам я и мог бы смириться и отпустить, но… я не позволю никому отнять твое счастье, оно для меня — важнее всего, смысл моей жизни. Пока я нужен тебе, я всегда буду рядом. — Раз так, — усмехнулся Тэхён, — придется всё же подумать об общем домике. — Намджун, кстати, считает, что ты очень благотворно на меня влияешь. Он даже советовал научить тебя управлять моей магией… — Меня? — с удивлением перебил Тэхён. Спина напряглась, пальцы стиснули колени Чимина, которые до этого лишь осторожно поглаживали. — В каком это смысле? Такое возможно? — Да. — Чимин взял ладони Тэ в свои руки и заставил сложить вместе чашечкой. А после накрыл своими. — Магия — это своего рода материал. Как глина, пряжа, мука. Использовать его сможет почти любой, кто будет с упорством и старанием учиться. Кому-то чудеса даются заметно проще, большинству — труднее, но всё же этому можно научиться. Маги отличаются от простых людей лишь тем, что могут ее создавать. Мы — неиссякаемые источники. Но вполне можем делиться тем, что добываем из глубин своей души. С его пальцев часто-часто срывались густые и вязкие капли, похожие на расплавленное серебро. Они собирались в ладонях Тэхёна в бурлящий комок и постепенно всё отчетливее окрашивались розоватым. Магия менялась, чувствуя нового повелителя. — Ночные — отряд воинов, использующий магию, но ведь далеко не все среди нас маги. — Когда ком стал совсем большим, с мячик, Чимин убрал руки и пересел, устроившись напротив друга. — Мы делимся на команды по пять-семь человек, и только один из них — маг, остальные просто используют то, что он создает. Тэхён нахмурился, чуть склонив голову набок. Магия в его руках уже стала рубиновой и ощутимо грела кожу. Вот этот переливающийся сгусточек мог по его велению сделать столько всего хорошего. Вскипятить воду для чая без огня, заставить иголки самостоятельно штопать одежку, облегчить боль от пореза или даже пробудить в начале осени хрупкие весенние цветы. — Говорят, магия куда охотнее подчиняется тому, с кем у ее создателя тесная духовная связь. — Чимин осторожно коснулся пальцами его рук, сводя вместе. — Сожми покрепче и попробуй впитать ее. Почувствуй всем телом и разумом. За считанные мгновения вся магия впиталась, остались лишь подсвеченные красным линии на ладони. Но вскоре потухли и они. Магия растеклась по крови. И Тэхён готов был поспорить, что чувствует ее. Правда чувствует. От этого ощущения душа заходилась восторгом, дрожа внутри волнением и нетерпением. Казалось, что под силу свернуть любую гору. Но всё же Тэ осознавал, что такой крохотной капли — да еще и в неумелых руках — на многое не хватит, а потому мучительно думал, на что же лучше ее потратить. — Подумай о том, чего хочешь, — с улыбкой подсказывал Чимин, глядя весело, ободряюще. — И отпусти немного магии. Позволь ей выполнить приказ. Тэхён задумчиво осмотрел свою руку и, подражая хорошо знакомым движениям друга, чуть повел рукой, будто отгоняя легкий дымок от погасшей свечи в своей мастерской. С кончиков пальцев сорвались рубиновые искорки. Они вспыхнули, озарив лица тусклым красным светом, и осыпались на пол, исчезнув без следа. Чимин жестом подбодрил попробовать еще раз. И с третьей попытки удалось — точно крохотная непоседливая шутиха рассекла воздух в темной комнате. Облетела вокруг людей, как вынюхивающая ищейка, взявшая след, и врезалась в щеку Чимина, заставив рассмеяться. — Это было щекотно! Но, знаешь, она очень приятная на ощупь… и пахнет вишней. — Вишней? Подняв палец, Тэхён подождал, пока на кончике его соберется крупная красная капля, и осторожно принюхался. Знакомый сладкий запах был слабым, но улавливался без труда. Увлеченный и удивленный этим странным открытием, Тэхён и не заметил, как Чимин снова подобрался ближе, подался к нему, хитро глядя исподлобья. От одного этого взгляда уже мурашки шли по спине. Вытянув шею, он коснулся кончика пальца языком, взял его в рот и медленно-медленно слизнул каплю, тут же облизнув пухлые губы. На них осталось немного рубинового мерцания. — И на вкус тоже вишню напоминает, — улыбнулся Чимин, прикусив губу. — Хорошо, что ты любишь вишню, — усмехнулся Тэхён, прикладывая ладонь к его груди. По накидке воина пробежали всполохи искорок, и та сама собой поползла с плеч, утягивая и теплую рубаху. — Определенно, мне нравится эта магия. — Дальше будет еще лучше, — многообещающе подмигнул Чимин, высвобождая руку из тканей одежды. Скользнув пальцами по запястью Тэхёна, он куда более ловко и умело запустил под его кожей ласковые огоньки, заставившие сердце замереть в сладкой истоме. Они прошлись по всему телу, дразня и даря совершенно новое наслаждение. — Только разреши показать… Вместо ответа Тэхён подался навстречу, обнимая и чуть ли не впервые целуя, а не позволяя целовать себя. Его губы искрились магией, от которой приятно покалывало кожу. Вокруг витали рубиновые звездочки. Казалось, за пределами маленькой темной спальни исчезло всё, абсолютно весь мир, который так не хотел оставить в покое их любовь. Но мир не был бы собой, если бы всё же сдался. Услышав грохот во дворе, Чимин дернулся. Тэхён отстранился. Звездочки сжались в крохотные точки и исчезли. — Отец? — недоуменно нахмурился Тэхён, поднимаясь. — Вряд ли. — Чимин первым выглянул в окно, щурясь и оглядывая окутанный ночной тьмой двор. Где-то у дерева неясно шевельнулась тень, напоминающая человека. Чимин приложил палец к губам, шепча едва-едва слышно: — Это не твои… Он на ощупь нашел лежащие на столике кинжалы. А тень между тем вышла в середину двора, попав в свет праздничных огней, огляделась и припустила к невысокому забору, легко перебравшись на улочку. Следом скользнули еще две или три. — Наверное, кто-то налакался вина, — пожал плечами Чимин, но на всякий случай вышел из спальни, выглянув через другое окно, выходившее на улицу, которая с второго этажа просматривалась просто идеально. — Даже не глянули на дом и сарай. Не думаю, что это грабители. Просто кто-то после выпивки забрел не в тот двор. — Целой толпой? — с сомнением хмыкнул Тэхён. — Не знаю. Но они ничего не взяли. Спокойно идут по улице. Забудь. Главное, что это не твой отец… — Чимин усмехнулся, утаскивая друга обратно в спальню. — Неприятно было бы, если б он опять вернулся в самый неподходящий момент. — Только не сегодня, — улыбнулся Тэхён, качая головой. — Сегодня они с сестрой уговорились остаться ночевать у тетушки. До утра нам точно никто не помешает. — Тогда предлагаю не тратить время зря.

***

В небольшой и почти пустой комнатке Юнги чувствовал себя вполне уютно. Из-за болезни и усталости. Он лежал на неудобном матрасе и всё неосознанно пытался закутаться в накидку, в которую был одет Чонгук. Воин только продолжал рассказывать и отвечать на нескладные вопросы, не придавая значения сонному копошению под боком. — Поверить не могу, что ты меня не предупредил раньше, — вздохнул Юнги, наконец замерев, удобно устроившись и спрятав руки где-то в складках одежды Чонгука. — Мог бы и сказать, зачем мы идем. — И ты бы отказался. — Не факт. — Ты бы не пошел в платье к командующему отряда, — тихо рассмеялся Чонгук. — Может быть, и пошел бы. По сути разница совсем не большая, — заверил Юнги, потянув ткань юбки, чтобы показать наглядно ее ширину. — Сам посмотри, одно и то же почти. — Он оставил в покое платье и приподнял ткань брюк Чонгука. — Ширина почти одна. Смотрится почти одинаково. Только цвет другой. — Эй, — рассмеялся воин, сев на матрасе, — под брюки-то не лезь, я к тебе под юбку не лезу. — Это исключительно твое собственное решение, я тут ни при чем, — пробубнил мужчина, укладываясь обратно на подушку. — Я к тому, что разница только в поясе. У платья он выше. И это, скажу, чертовски удобно. — Удобно? — Можно есть до отвала, — доверительно прошептал Юнги, — и пояс не давит. Женщины гениальны, Чонгук, они придумали для себя уйму удобных мелочей, облегчающих жизнь, а мы и не догадываемся… Это ведь женщины для себя придумали, чтобы при беременности не приходилось шить новые платья, а можно было ходить всё в тех же. Ты знал? Не знал, конечно. А ведь как продуманно… — Да, весьма мудро, — посмеивался Чонгук, в тусклом свете магических звездочек наблюдая за тем, как мужчина перебирает складки ткани на животе. — Час назад ты говорил, что хочешь спать… — Ты мне весь сон со своей болтовней спугнул, — ответил Юнги, зевая. — Я?! — Ты… — Он вздохнул и закрыл глаза. — Ты, Чонгук… Ты, Чонгук, даже не представляешь, сколько всего придумали женщины. А я теперь буду нагло пользоваться всеми их секретами, да… Готовься. — Что же там за секреты… — с улыбкой шепнул воин, пряча под ткань накидки ладонь, слабо вцепившуюся в ткань его рубашки, чтобы не мерзла. Он и сам ужасно хотел спать, поэтому понадеялся на теплую праздничную ночь, которая ласково обещала согреть, нашептывая колыбельную шелестом листвы, стрекотом сверчков, пением ночных птиц где-то вдалеке… Праздничная ночь убаюкивала, прося не думать о лишнем. Праздничная ночь уговаривала оставить тревоги до утра. А уж с утра отыгралась на доверчивых людишках. Чонгук проснулся неожиданно. От чужого крика совсем рядом. — Прости-прости, просто дурной сон, — бормотал Юнги, зябко обнимая себя за плечи и глядя в стену. — Ты в порядке? — Да. — Торопливый кивок и нервная усмешка. — Сон… Чонгук медленно поднялся, разминая шею. И она, и плечо, и рука ужасно болели от непривычной тяжести чужого тела, удобно пристроившегося во сне. Задумчиво выглянув в окошко, Чонгук сделал вывод, что проснулись они как раз вовремя, успеют собраться и окончательно проснуться перед утренней сменой караула у ворот. Он почти угадал. Собраться они успели, но не более. Чонгук как раз обувался, когда дверь резко распахнулась. — Я дома-а-а и счастлив, — довольно протянул Чимин и замер. — Оу, здрасти. — Ты что здесь делаешь?! Еще же рано… — По приказу командующего сегодня все смены караулов и дозоров производятся раньше на час, так что и мне вернуться раньше пришлось. Не помню уже, почему. Сам слушать учись, Намджун всё объявлял на собрании. О чем ты вообще ду… а, ну да… Постой. Твоя сладостница… — Чимин склонил голову к плечу, — мужик? Чонгук перевел взгляд с друга на смущенного Юнги. Нет, это не было очевидным. Определенно. Оставался только один вариант. — Вы знакомы? — Вы доставляете письма из Дома Сладостей. Верно? Юнги слабо кивнул. — Вы что, не слышали? — гаркнул один из воинов, резко пихнув Чимина в плечо, пробегая мимо. — У нас тревога. Все вниз! — Что случилось? — крикнул Чонгук ему вслед. — Дым! — Где?! — В центре города, — пробубнила Дженни, торопясь следом, на ходу подвязывая пояс. Она только вернулась в свою комнату после смены караула, была ужасно уставшей и сонной, но спешила вновь вниз… Она горько усмехнулась, скользнув взглядом по парням. — Где-то в районе Дома Сладостей. Юнги испуганно вздохнул, прикрыв рот ладонью. — Чонгук, — пробормотал он, как только все ушли. Воин спешно крепил мечи, так что даже не поднял головы. Мужчина зябко поджал плечи, не зная, что делать и как быть; он следил за быстрыми движениями воина и в панике пытался не давать неприятному кому подступить к горлу. Чонгук неловко обнял его. — Чонгук, что если?.. — Оставайся здесь. Просто оставайся здесь, пока я не вернусь. Он вышел из комнаты и прикрыл дверь, и Юнги без сил уселся на матрас. Ничего сделать он не мог. Ему в самом деле оставалось только ждать. Ждать в этой комнате, запертым в собственных страхах и опасениях, как в клетке, ждать возвращения Чонгука, который принесет ответы на все его «что если»… Тяжко вздохнув, мужчина свернулся клубочком, с головой накрывшись теплой накидкой воина, и попытался ни о чем не думать слишком мрачно. Ему совершенно не нравилось дикое сплетение ниточек последствий, в котором он запутался. Казалось, что каждое движение лишь сильнее стягивает душащие узлы, как паутина. Поэтому Юнги замирал в ожидании.

***

Ветер, начавшийся еще вечером, разыгрался и теперь подгонял воинов, безошибочно ведя их именно к Дому Сладостей госпожи Пак. Сигнальный дымок уже совсем пропал, когда они прибежали. Они встретились с Намджуном и хозяйкой у самого порога. — Я знала, — лепетала женщина, — я чувствовала, что что-то случится, Джун… Она боялась даже подходить к дому, это было видно, но женщина стойко взяла себя в руки, распахнула двери и первой прошла в коридор… совсем как обычно, приглашая посетителей. Всего лишь посетителей, пришедших на кружечку чая со сладостями. Кровь совсем как клюквенный сок… клюквенный сок на стенах и полу. Намджун не дал ей открыть покосившуюся дверь одной из комнат, пестревшую теперь глубокими порезами от меча, перехватил ладонь, не позволил, уводя за собой в сад. Он оглянулся на Чонгука, дав понять, что оставляет за главного, и первым вышел из дома, уводя дрожащую женщину за собой. Чонгук бессильно осмотрелся. Клюквенная кровь пугала. Тело одной из близняшек он нашел в той самой западной комнате. Глаза девушки казались полными ужаса. Чонгук с трудом сглотнул, прикрыв рот ладонью. Раскинутые руки, бледные и тонкие, пестрели кровоподтеками. По ногам, почти не накрытым грязной и разорванной юбкой, была размазана уже подсохшая кровь. А несколько темных пятен на груди прозрачно намекали, что кровожадности и безжалостности их противнику не занимать. Ее хрупкое тело было легким, почти невесомым, но груз осознания тянул к земле непередаваемо сильно, пригибая с каждым шагом. Враги не намерены вести войну честно. Они начали с мирных жителей, с беззащитных девушек. Госпожа Пак не сдержала рыданий, когда он вышел в сад, неся мертвую работницу на руках. Вторая близняшка появилась лишь мгновением позже, с другой стороны дома ее, перепуганную и растрепанную, вывел один из воинов. От крика девушки все внутри сковало льдом. «Джун, иди сюда», — послышался голос Чимина со второго этажа, по его тону стало понятно, что новости не из приятных. Всего двух девушек они нашли живыми. А три тела лежали в саду, заботливо вынесенные воинами. Работников кухни хозяйка отпустила еще вечером, когда уезжала сама, так что хотя бы об их благополучии можно было не волноваться… но три убитых… Чонгук никак не мог отделаться от неприятной ассоциации. Всю дорогу обратно он вспоминал пирожные с клюквой, клюквенный сок так мило и забавно стекавший капелькой по ладони, и кровь на стенах дома, кровь на телах девушек, кровь, пропитавшую его сознание. Люди вокруг что-то обсуждали, решали, а он просто стоял у порога, глядя на Юнги и сладостниц. У него в голове не было ни одной мысли, только клюквенный сок. — Намджун, наверное, себя проклинает, — тяжко вздохнул кто-то. — Что?.. — растерялся Чимин. — Вчера пришло магическое послание от нашей разведки. Не было надежных доказательств, но были поводы подозревать, что к нам отправилась небольшая команда вражеских солдат. Намджун собирался выделить ребят для охраны в Дом Сладостей. Но в последний момент решил сделать это утром после праздника, а не накануне… Думал, что враги всё равно едва вышли, не успеют добраться. Голос капитана доносился до них совсем тихо, глухо и даже почти разбито, как казалось сидящим на пороге Дома Ночных. Они с госпожой Пак всё еще обсуждали что-то, стоя чуть в стороне. Почти весь отряд осматривал город, так что во дворе стояла тишина. Чонгук бездумно смотрел перед собой. На Юнги, к которому так жалобно жалась заплаканная девушка. Теперь, подумалось Чонгуку, она больше не близняшка… Теперь она навеки лишь одна. Джису стояла рядом с ним, и Чонгуку постоянно казалось, что она вот-вот упадет без сил, но девушка стойко держалась, позволяя только редким слезам сбегать по щекам. Растрепанная черная коса лежала на груди почти так же, как и вчера утром, вот только ее небрежность пугала. — Она так мучилась, — вдруг всхлипнула близняшка, еще крепче обняв Юнги. Они с Чонгуком растерянно переглянулись. — Я слышала. Я была в соседней комнате. Но ничем не смогла ей помочь… Я… я была связана… Девушка показала свои красные, испачканные кровью запястья, будто пытаясь оправдаться перед судьями, доказать, что не делала ничего дурного. Ее голос звенел и срывался, а руки дрожали, но она так упорствовала. — Я не смогла ей помочь. Единственной, кто у меня оставался! — Ты бы ничего не смогла, — перебил ее Чонгук. — Хрупкая девушка против нескольких вооруженных мужчин. Ты была бы лишь еще одним изуродованным трупом… Девушка зажала рот ладошкой, мотая головой, она не хотела принимать слова воина. — Да. И ты тоже, Юнги. Я знаю, о чем ты думаешь. Не стоило уходить. Но ты бы не сумел выстоять против профессиональных убийц. — Но… — Поздно. Теперь нам надо думать о другом. Не стоит корить себя за прошлые ошибки, теперь надо избегать новых. Война уже началась. К сожалению, в чем бы ни были причины всего происходящего, что бы ни привело к подобным последствиям, всем оставалось только одно… принять их и жить дальше, бороться, пытаться наладить то, что еще можно наладить, починить то, что можно починить, и сберечь то, что чудом уцелело. Сколько бы каждым ни было упущено шансов повернуть реку жизни в другое русло, теперь они ушли в прошлое. Стоило их забыть. А после Чонгук устало окинул Юнги взглядом. На его лице больше не отражался страх, только уверенность и готовность к любым трудностям. Будто чудовищная новость помогла собраться с силами. Он оказался в тот момент более стойким, чем многие. И эта стойкость заражала и его самого. Пожалуй, подумалось тогда Чонгуку, некоторые случайности всё же способны творить настоящие чудеса. Нужно только суметь разглядеть их и не упустить, пока сами в руки идут.