Под сенью богов здесь борются люди

      — Почему ты так не любишь жизнь?       Итачи вздрогнул, но ничем не показал своего смятения. Он не ощутил присутствия другого человека, пока тот сам не показал себя. Мгновенно алые глаза осмотрели молодого человека, мирно стоявшего на перилах балкона спиной к бездонной пропасти.       Учиха поплотнее закрыл ворот теплого плаща, глядя, как тоненькая накидка на плечах сумасшедшего трепещет на ветру. На балконе тридцатого этажа было еще холоднее, чем внизу. Казалось, безумец не чувствует холода, страха, вообще не имеет какого-то инстинкта выживания. Итачи иногда завидовал ему. Сам он, внешне невозмутимый, всегда слишком мучался от лишних чувств и мыслей — кажется, что без них было бы проще.       Наруто Узумаки же наоборот, — внешне эмоционален, но изнутри, в словах и глазах, в нём самом почти не чувствовалось жизни.       — Я люблю жизнь.       — Гляньте на него. — Фраза звучала будто риторической, но Наруто повернул голову и смотрел в одну точку, словно разговаривал с человеком. Вот только Итачи стоял немного левее, а никого более на балконе не было. — Смотри, Итачи, они тоже тебе не верят.       Итачи не знал куда смотреть, а потому лишь закрыл глаза и выдохнул облачко пара в промерзший воздух.       Первая встреча с Наруто была пару месяцев назад. Кажется, что это совсем недавно, но он уже успел привыкнуть. Не к его странностям, нет, это невозможно воспринимать иначе, как бесконечным когнитивным диссонансом, но он привык не реагировать на это всё слишком остро.       Например, на то, как он всегда его находит — и как вообще, да простят его отцы-основатели, он постоянно оказывается рядом? За два месяца Итачи побывал в четырех странах, и везде: в огромном чистом поле Страны Чая, на корабле прямо посреди океана Канаши, в храме Модороки, в подземельях Киригакуре, и даже вот, на балконе самого высокого здания Страны Неба, — абсолютно везде он появлялся из ниоткуда, когда Итачи оставался наедине, и исчезал точно так же, как и явился. В пору бы подумать, что Учиха сходит с ума, но он не верил, что даже под какими-то сверхсильными веществами его мозг был бы способен придумать что-то подобное.       Тем более, с ума сходят по одиночке, а о Наруто Узумаки очень давно ходят странные слухи.       Сын четвертого хокаге, джинчуурики девятихвостого демона, клетка для монстра, но еще можно поспорить, кто из них больше монстр.       Итачи чувствовал на грани восприятия эту подавляющую ауру чего-то могущественного, недоброжелательного, но и не темного, оно уничтожало своим холодом абсолютной нейтральности, будто на тебя смотрит что-то выше всего человеческого, выше даже дьявольского и божественного.       Узумаки поклонялись богу Смерти. Намикадзе Минато всегда интересовался культурой семьи жены, и создал технику, его призывающего. Вероятнее всего, именно сила Шинигами забрала душу Хокаге взамен на становление Наруто джинчуурики. Могло ли такое близкое знакомство с самой Смертью так повлиять на ребенка? Младенцы, чьи физические ощущения еще не развиты, всегда более чувствительны к духовному.       Теория выстраивалась ровно, Итачи почти уверил себя в её правдивости, но достижение истины жути не умаляло. Совсем напротив.       — Кто стоит рядом со мной, Наруто? — хрипло спросил Итачи после длительного молчания. За раздумьями он и не заметил, как совсем озяб, и даже чакра не помогала против жгучего мороза. Но парень не согласится пройти внутрь номера, почему-то он был уверен в этом. Тот так и стоял недвижимо на перилах, будто это самое удобное место, и улыбался этой своей широкой улыбкой, настолько неестественной, что даже пугающей.       — Их совсем немного сейчас. Знаешь, все приходят и уходят, у всех есть куда идти, но есть некоторые, которым посмотреть интереснее, чем жить свою жизнь, — он произнес это с явно шутливой интонацией, будто подтрунивал над… мертвецами же, верно? Итачи не мог сдержать мурашек по позвоночнику, вызванных совсем не холодом. — Да ладно, ребята, я здесь по той же причине… Так, Итачи, тут… О, они просят не рассказывать.       Учиха промолчал, глядя в заснеженный темный горизонт. Ожидаемо. Однако Наруто присел, согнув ноги в коленях, приблизил лицо к Итачи, опираясь на перила ладонью, и продолжил:       — Но, знаешь, они мне всё равно ничего не сделают, а у меня к тебе определенная слабость… Тут Фугаку, Микото, Шисуи, а еще Мадара, слышал о таких? — в бездушном веселье Наруто хмыкнул, пронзительным взглядом отлеживая малейшее движение черт лица. Итачи не раскрывал глаз, но чувствовал это.       Как чувствовал и бесконечное смятение внутри. Он уже жалел о своем секундном любопытстве, но в то же время что-то внутри него в болезненной сладости сжималось от осознания, что для них это всё же не конец. Они будут жить дальше, потом, когда решатся проститься с памятью.       Но погодите.       — Мадара? — холодно переспросил Итачи, раскрыв глаза уже черными. Повернул голову навстречу чужому взгляду. Наруто вздрогнул и отстранился как-то слишком резко, нервно, будто не ожидал прямого зрительного контакта, и в этом было что-то… человечное. Предсказуемое, надо же. Обычное и оттого непривычное, будто с ледяной маски стаяла одна маленькая капелька.       Нарочито безумная улыбка исчезла, уступив место серьезности.       — Сразу к делу, да? Хашираму я не видел очень давно, сейчас уже наверняка учится ходить — хотя, может, давно летает над небесами. Ой, отвлекся… Так вот, ты и без меня наверняка знаешь, что души постоянно перерождаются, хоть некоторые вольны остаться здесь. Знаешь, Шинигами не плохой, он лоялен к желаниям душ. Да не перебивай меня, я знаю, что это не важно, но ты сбиваешь с мысли, — он кинул чуть раздраженный взгляд куда-то вбок и вернулся к Итачи, который вообще не понимал, с чего вдруг он «и без того знает, что души постоянно перерождаются». — Вроде как, наша очень-много-пра-бабка Кагуя замутила мощный план, чтобы все люди жили в идеальной иллюзии, без войн и горя, а твой просто-прадед и первый хокаге были идеалистами, но пути разошлись. Знаешь, это очень философская тема, и двояко всё выходит. Тот, кого провозгласили великим злодеем, хотел достичь утопии без лишнего насилия, тогда как герой возжелал оставить людям волю, но утопить их в крови их врагов и друг друга, чтобы навязать мир.       — Люди многое отдадут за то, чтобы им дали хотя бы иллюзию свободы, — задумчиво произнес Итачи между делом. В глазах Наруто возник интерес, будто он ждал, чтобы собеседник аргументировал это своим собственным опытом. Но Учиха не собирался озвучивать то, что и так понятно: он не сомневался, что парень знал, сколько бы он променял на свободу от всего, что висит на нём.       — В том-то и дело, что Мадара желал дать людям иллюзию, а Хаширама желал в реальности добиться справедливости и свободы. Это и правда любопытно: ты всем сердцем мечтаешь скинуть свой долг, но не ищешь желанной свободы из-за этого чувства ответственности, — задумчиво произнес Наруто. В сердце Итачи кольнуло. Близко к истине, даже слишком — настолько, сколь даже он сам себе не позволял приближаться. Но парня будто окликнули. — Да что ж такое, отвалите, я хочу понять его, а не загружать проблемами еще больше!       Итачи не удержался и вскинул брови в удивлении. Кажется, Узумаки искренне разозлился и в желании высказаться призракам позабылся, что объект обсуждения находится прямо тут. Осознание, пришедшее сразу после эскпрессивного высказывания, выбило младшего из колеи, и он потер шею в намеке на смущение.       — Расскажи, я бы не отказался от истины.       — Что ж… Как я и сказал, что Мадара, что Хаширама, были идеалистами, и вот этот вот вредный мужик — и как только стал великим? — преисполнился идеями Кагуи об общечеловеческой иллюзии и положил жизнь на её воплощение. Впрочем, одной жизни ему не хватило, и он нашел себе еще одного маленького идеалиста, коим стал Обито Учиха. А сейчас Мадара — да не буду я тебя великим звать, заслужил, что ли? — вроде как… осознал, что ошибался. Ну, знаешь, войны ведь случаются не от того, что в каждом человеке есть доля тьмы, а от того, что иногда эта тьма человека захватывает полностью, и эти люди по каким-то причинам имеют слишком много власти. А еще всем нужна реальность, а не иллюзия, и насильно причинять добро — это не самое прекрасное.       — Ты же понимаешь… что я ничего не смогу сделать с Акацуки? — спросил Итачи, потерев руки в перчатках друг о друга. — Всё, что я могу предоставить, это информация, но, по всей видимости, тебе известно куда более, чем мне.       — Да кто ж тебя просит-то! В одной истине кроется другая, такая, что для всех не важна, а для некоторых важнее мира. Ну же, Итачи, там в конце моей речи была очень важная фраза, включи свою умненькую головку и пойми меня; я знаю, что ты гений, — Наруто бодренько вскочил на перила вновь со своей сумасшедшей улыбкой.       Итачи и глазом не повел, когда парень, раскинув руки в стороны, накренился назад и, оттолкнувшись, изящно прыгнул в бездну. Оставшийся на балконе, активировав шаринган, чуть перегнулся через перила, чтобы взглянуть вниз, и хмыкнул, когда не увидел ни летящего вниз тела, ни кровавых ошметков на сугробах внизу.       Там, где пару секунд назад сидел сумасшедший, Итачи под веками видел отпечаток белоснежной неестественно широкой улыбки.       Помимо всего прочего, о чём все-таки он говорил?

***

      — Потерялся? — с участливой улыбкой спросил Наруто, следуя его темпу без какого-либо труда. — Твой товарищ далеко на востоке.       В этот раз Итачи даже не обернулся на него, внезапно остановившись. Наруто, не ожидавший подобного, по инерции перескочил на следующую ветку, но повернулся уже со своей извечной улыбкой.       — Так ты ждал меня!       — Значит, ты не видишь будущего, — Итачи кивнул сам себе в задумчивости.       — Будущее мира и даже конкретного человека вовсе не загадка, но у меня нет твоих глаз, чтобы предугадывать момент, — сейчас Наруто говорил вполне ясно, хоть и странно, совершенно не как обычный человек. Впрочем, он никогда и не был обычным.       — И что же будет со мной?       — Что должно произойти или что произойдет, если я не прекращу своё развлечение? — с хитрой улыбкой уточнил младший.       — По-твоему, в моей жизни есть место развлечениям? — Итачи чуть нахмурился.       — А ты излишне серьезен, — неопределенно ответил Наруто, глядя на смутный силуэт луны за облаками. — Это твоя главная ошибка. Жизнь не столь серьезна, как смерть.       Никто живой физически не мог знать, о чем говорит Наруто, но главное — он сам знал. Просто не мог облачить в слова, ясные другим. Или не пытался. Нормальным людям никогда не понять сумасшедшего.       — Ты тоже сумасшедший… Все гении так или иначе безумцы, иначе они бы мыслили существующим, не видя нового.       Наруто рассмеялся. Итачи вздрогнул.       Ведь, так или иначе, рано или поздно, но он понимал, о чем ему говорят.       — Считаешь меня ненормальным?       — Нормально ли выбирать самый нелегкий путь из всех?       — Это единственный выход.       — Значит, ты плохо искал. Ничто не уникально.       — Но ты ведь уникален.       Наруто застыл. Не сразу нашелся с ответом, будто смутился, — такое возможно?       — Раньше я думал, что мы с ними совершенно одинаковы, — он прочистил горло, обвел взглядом вокруг, и не требовалось озвучивать, кого он имел в виду. — Мне кажется очаровательной человеческая жизнь. Совершенная арлекинада, люди далеки от истины, но в бесконечном поиске её, и их ошибки, изъяны делают их людьми, и оттого наблюдать за ними еще интереснее. — Итачи хмурился на эти циничные рассуждения, но, если отбросить не нужную сейчас мораль, он вполне мог согласиться с этими словами. Сам он бы ни за что это не произнес подобного, точно так же, как и не отбросил бы морали. Она — неотъемлемый узор его маски, настолько с ним сросшейся, что Учиха уже не мог отличить её от себя. Впрочем, Наруто всегда видел то, чего не видят другие люди — и сейчас он тоже не нуждался в лишних пояснениях, за что в тайне Итачи был благодарен. — Но есть то, чем я отличаюсь от них. Они лишь смотрят, разделяют с живыми печаль или радость, некоторые даже искренне желают помочь каким-то людям, которых не знали при жизни и даже не связаны с ними родством. И всё же… невидимы. Не способны. Лишь я их вижу, слышу, и только у меня есть возможность что-то сделать в реальном мире.       Итачи хмыкнул. В словах этих крылся подтекст: «У мертвецов есть желание, но нет возможности, а у меня есть последнее, но уже нет первого».       — Но отчего вдруг ты желаешь помочь мне? — Итачи чуть приподнял бровь.       — Я не знаю. Не уверен, что это желание помочь, — задумчиво проговорил Наруто. — Как я и сказал, твоя жизнь действительно развлечение для меня. Не воспринимай это плохо, я имею в виду, что мне действительно интересны… каждые твои решения и действия, эмоции и чувства. Такая высокая моральная сила, ты всё еще не сломлен и знаешь, ради чего живешь и ради чего желаешь умереть. Просто я… не хочу, чтобы ты появился среди них так рано.       — Я не сомневаюсь, что ты умен, Наруто, и всё же, — Итачи хмыкнул, уголок губ вздернулся в намеке на горькую улыбку, — оказывается, есть вещи, которые ты не понимаешь.       — О чем ты?..       — Как сказал мне один любопытный мальчишка, там в конце твоей речи была очень важная фраза, включи свою умненькую головку и пойми; я знаю, что ты гений.       Наруто улыбнулся не широко, вполне естественно, даже как-то по-доброму, по-живому.       — Хорошо, Итачи.       Его накрыла рыжая чакра, и за ней — пламя, быстро исчезающее в прохладном воздухе, и спустя секунду на ветке напротив вновь никого, будто и не было никогда.       — Чувствую, скоро ты действительно сведешь меня с ума, — тихо произнес Итачи.       — Напротив, я пытаюсь навести тебя на ум, — эхом по лесу раздался призрачный веселый голос.