Дополнительные по истории

      По расписанию — 7 уроков, по календарю — март, а в голове такая метель, что мысли друг друга сносят и вихрем кружатся. Пальцы чуть сильнее, чем нужно, сжимают тетрадь, мозг пытается запомнить как можно больше исторических фактов перед грядущей контрольной, но не получается ни черта.       Оно и не получится, об этом уже давно знают и Алиса, и ее подруги.       Наблюдая за донельзя напряженной и нервной девушкой, те посмеивались и старались растолкать, отвлечь. Бесполезно. Все ее мысли принадлежали только учителю, на урок к которому ей следовало идти через 3 минуты.       Начало весны у 11 класса выдалось не на шутку сумбурным: на носу экзамены, учителя нагнетают и пугают, да ещё и новый историк, вступивший в свои права только пару месяцев назад и уже успевший зарекомендовать себя наилучшим образом.       В голове Алисы и вовсе все карты спутались. В планах было спокойно сдать экзамены, поступить на юридический и жить себе припеваючи, однако жизнь — вещь довольно непредсказуемая, а сюрпризы, наполняющие ее, все сильные били поддых. Мало того, что сдаваемая ей история была выучена на 3 с минусом, так ещё и необычная проблема в лице нового, до жути красивого историка появилась.       По нежным ушам бьет громкий звонок, подруги чуть ли не под руки ее хватают и ведут в кабинет. Сердце заходится быстрым, нездоровым ритмом и тут же останавливается, стоит ей поднять глаза на сидящего на краю стола учителя, с привычной полуулыбкой наблюдающего за рассаживающимся классом. Негромкое «здравствуйте» срывается с губ, и Алиса следом за подругой усаживается на последнюю парту с единственной надеждой — полностью скатать контрольную у неё.       Сабуров, выждав пару минут, глубоко вздыхает и отрывается от стола, оценивающим взглядом взглядом проходясь по ровному ряду заполненных парт. Алиса теряет вдох, когда его глаза чуть дольше, чем нужно, задерживаются на ее силуэте, и ловит выдох, когда он прокашливается.       — Добрый день, 11 класс, — его бархатный, вкрадчивый тембр трогал душу и, судя по негромким вздохам, не только ее. — Безуумно рад вас видеть, если честно, — произносит он это с улыбкой, вызывая лёгкие смешки класса и слыша ответное «Взаимно» от главных задир. — Поляков? Ты бы попридержал язык за зубами, у нас контрольная.       — А может перенесём? — несмело интересуется вторая подруга Алисы, помахивая ручкой и глядя на высокого учителя. — Мы и подготовимся получше, и репутацию вашу своими двойками портить не будем…       — Ты ж моя радость, — он прикладывает руку с донельзя музыкальными пальцами к груди, опуская вниз уголки губ в сочувствующей мимике. — Так заботишься, я не могу. Зато могу не переносить тест ещё на два урока, закрыли учебники.       Сталь, резко сменившая наигранную теплоту на последнем предложении, заставила Алису сглотнуть. Стоило Сабурову отвернуться, ее глаза прожигали в его чёрном костюме мысленные дыры, а подруга толкала в бок, иногда побаиваясь настолько сильного увлечения. В январе, впервые появившись перед учениками, он сразу выдал, что он не желает становиться очередным сварливым учителем и заваливать всех за неэтичное поведение. Уточнил, что он эстет, и препятствовал всяким попыткам детей испортить хоть что-то в классе — с тех пор каждый предмет на его столе стоял словно по линейке ровно, а на белой доске он позволял писать лишь чёрным маркером. Историк не переносил ярких текстовыделителей в тетрадях, поощрял чёрные гелевые ручки и мысленно расцеловывал каждого, кто старался над почерком.       В этом аспекте у Алисы проблем не было: она подошла по всем критериям. Каждый раз, касаясь ее тетради, Сабуров заранее улыбался и с наслаждением читал островатые буквы, рассматривал схемы и изящные стрелки. За конспекты и домашнюю у неё всегда было строгое «отлично», а тесты у неё пролетали с завидной периодичностью.       Увидев в списке сдающих ее имя, он начал приглядываться к настолько неясной натуре: при таких записях она не могла знать от силы несколько дат. Не клеился ее образ чуткой ученицы с ветреностью и пустотой мыслей.       Поднимая со стола внушительную стопку листов и выслушивая недовольные переговоры, Сабуров пошёл по рядам, раскладывая контрольные по партам и оценивая соседство. Он не запрещал списывать тем, кто не сдавал историю, но пресекал всякие попытки схитрить у противоположных.       Дойдя до парты Алисы, он прошёлся медленным недовольным взглядом по силуэтам девушек, положил распечатку перед ее подругой и посмотрел прямо в глаза. Сердце, казалось, замерло и упало. Она звучно выдохнула через рот, на что он только улыбнулся.       — Будь добра, пересядь за первую парту.       Она кивнула, собирая со стола вещи и под сочувствующим взглядом подруги перебираясь прямо под нос Нурлана. Печатный материал упал ровно перед ней, а учитель — напротив.       — У вас есть 40 минут и перемена. Будут вопросы по формулировке — задавайте. Сдающие, увижу за списыванием — убью на месте. Всем удачи, — класс протянул убийственное «спасибо» и затих.       Атмосфера кабинета во время контрольной завораживала. Отметив отсутствующих, Сабуров потянулся на неудобном стуле, подпер рукой подбородок и скользнул взглядом по классу. Половина в открытую скатывала с телефона, другая же, сдающая, напряжённо вчитывалась в вопросы и с облегчением выдыхала, вспоминая ответ. Воздух разрезали лишь периодические зевки, шум пишущих ручек и шуршание листвы за окном.       В его целях никогда не было стать другом десятков школьников — не его уровень. Рассказывая откровенную грязь в своих выступлениях после рабочего дня, он не мог с таким же успехом обсуждать подобное в мужском туалете, вместе со старшеклассниками выкуривая сигареты. Не мог, а делал — и только за это посещаемость его уроков была максимальной. Единственное, удерживать уважение и авторитет оказалось сложно. Рассказывая казусы из своей жизни и прижимаясь головой в холодной плитке, он все равно умудрялся корить некоторых парней в неудачливости и всячески поддерживать статус какого-никакого учителя. Старшие воспринимали его на удивление правильно — никто не фамильярничал и не звал бухать, однако лишний раз обратиться по имени отчеству могли запросто.       Что касается женского пола, харизма, которая, кажется, текла у него по венам, мало кого оставила равнодушными. Едва узнав, что ни девушкой, ни женой Сабуров ещё не обзавёлся, одни пытались всячески завоевать его внимание, другие же мечтательно заглядывались на уроках. Оба варианта казались Нурлану донельзя забавными — слишком приторна и романтизирована была в их головах история про любовь с учителем.       К слову о невзаимной любви, Сабурова сразу невзлюбили в учительской. Заглядывая туда на переменах или после уроков, он оказывался либо слишком безалаберным, либо слишком сексуальным: старшее и младшее поколения работников разошлись во взглядах. Руководство же к нему никаких претензий не имело — дети учились и учились примерно, участвовали в каких-то олимпиадах, занимали первые места и с бесконечной теплотой ожидали обществознание и историю. Большего от него не требовалось.       Первые капли тёплого дождя упали на стекло, лишь повышая градус эстетичности данной картины: тихий класс, едва заметные шевеления детей, стук ливня по окнам.       Напряженное покусывание губ, совершаемое одиннадцатиклассницей напротив. Он провёл взглядом по ее чёрному свитеру, темным струящимся волосами и напряженному лицу. Звучно усмехнулся, тут же сталкиваясь с почти такими же, как и у него самого, карими глазами.       Алиса выпустила из плена зубов искусанную губу, глубоко вдохнула и снова старательно погрузилась в тест. Смысла в этом было немного — все, что она знала, едва ли помогло в ответе на 3 вопроса, остальное для неё откликалось лишь размытыми воспоминаниями. Размывал их сидящий напротив Сабуров.       Она чувствовала, как ее испепеляют, и как могла напрягала голову в попытках вспомнить любую информацию. Безуспешно. Она уже была готова к очередному выговору или недовольному взгляду, но никак не к тому, что учитель чуть наклонится к столу и поймает ее внимание негромким «Лисса».       Слишком красиво звучало ее имя на его губах. Шёпотом. Со взглядом снизу.       Она закинула ногу на ногу, глубоко вдыхая и поднимая глаза.       — Сколько сделала?       Она послушно просмотрела листы контрольной.       — Почти 6.       — Из 25?       — Да.       Он поджал губы, с неким разочарованием и грустью глядя на неё.       — Давай после урока пообщаемся немного, дописывай пока все, что знаешь.       Не столько волновала предстоящая тема, как чуть не прорезавшаяся счастливая улыбка от одной возможности к чуть более близкому контакту. Сидящие неподалёку девушки лишь злобно фыркнули, вызывая у учителя непозволительное веселье.       Если ему удалось стать в глазах парней авторитетом, то в глазах девушек — лишь сексуальным объектом. И Алиса не была исключением.       Оставшиеся полчаса тянулись ужасно медленно. Воспалённый мозг, раньше хоть немного утруждаемый попытками вспомнить латы и имена, сейчас полностью отказался от подобного действа: на первом месте стояла возможность приватного разговора, хоть и на школьную тему. Алиса и корить себя за это не могла, и одобрять самой себе подобные глуповатые мысли. В конце концов, ему 29, он — учитель, а она просто плохо знает историю.       На столе Сабурова медленно начала скапливаться стопка выполненных работ, и Алиса лишь пристыженно наблюдала за количеством написанных ответов. Все с улыбкой покидали класс, пока она, все ещё сидя над 7 номером, постукивала ручкой по партой и зависала в одной точке.       Дверь хлопнула за последним учеником. Сердце забилось новым, ускоренным ритмом. Нурлан молчал ещё несколько минут,       глядя в окно и поглаживая пальцем нижнюю губу.       — Давай работу.       Алиса протянула руку и едва соприкоснулась пальцами с рукой учителя. По всему телу пробежал тонкий ток. Ледяная кожа казалась бархатом, а желание прикоснуться к ней хотя бы ещё раз — необходимость.       Он беглым взглядом прошёлся по пустым страницам и укоризненно взглянул на совсем сжавшуюся ученицу. Она легким движением заложила тёмные пряди за ухо, снова закусила губу. Чертова привычка.       — Расслабься, я же не буду тебя отчитывать, как нашкодившего котёнка, — он приподнялся брови в попытке приободрить. — Ты здесь?       — Да.       — В чем проблема? У тебя все конспекты образцовые, домашки тоже, как только тест — ты плаваешь. Волнуешься так, что ли?       — Сама не знаю.       Знает. Отлично знает, но рассказывать вам, Нурлан, не собирается под страхом смертной казни.       — Скажу честно, у меня в голове диссонанс. Ты ведь историю сдаёшь…       — Да.       — Это не вопрос. Я понять не могу, — он поднялся с кресла и сел на излюбленный край стола, глядя сверху вниз. Не говори он об учебе, она бы смело отдала ему в руки бразды доминанта. — Ты как к мату относишься?       — А что?       — Пиздец какой-то. Что мне с тобой делать?       Она смотрит на него исподлобья, с трудом удерживая в голове исконные желания. Хотелось как минимум поцелуя, как максимум — прогибаться под тяжестью его тела на этих самых партах. Но и об этом он не узнает.       — У тебя репетитор есть?       — Нет.       — Не думала нанять?       «До того, как Вы пришли в эту школу, я знала историю на отлично»       — Думала, родители не видят необходимости.       Лишь на минуту в классе установилась тишина, сопровождаемая размышлениями учителя и резковатым дыханием ученицы.       — Я готов с тобой заниматься раз в неделю дополнительно. В моих же интересах, чтобы ты экзамен не завалила, а судя по тому, что я вижу, времени в обрез.       — Платно?       — Потом разберёмся. Я хочу корень проблемы найти. В пятницу подойдёт? Допустим, в 17.       — Да, конечно. В этом кабинете?       — Да. За эту работу тебе пока ничего не ставлю, надоело уже видеть одни тройки за твои тесты. Ты свободна.       Она почти что трясущимися руками сгребает все с парты, бросает в сумку и, ещё раз взглянув на чуть загруженного Сабурова, направляется к выходу.       — Не опаздывай завтра.       — Хорошо, до свидания.       Она выходит, прикрывая за собой дверь, и тут же наталкивается на ошарашенные взгляды подруг.       — «Не опаздывай»?       — Я расскажу все потом.       Следуя на следующий урок, Алиса фоново слышала возмущения подруг и намного яснее хриплое «и что мне с тобой делать», сопровождаемое взглядом сверху-вниз. Слишком много историка сегодня было для неё.       Ожидание завтрашнего занятия пугало и восхищало одновременно.       Вдвоём, но только об учебе.       Даже подобный расклад дел её более, чем устраивал.