Ресторан "Карасуно"

Суге, точнее, Коуши, уже шесть, поэтому он наконец-то поступает в школу, причем ему даже не пришлось ходить в дошколку, как его сверстникам! Его мама была преподавательницей в вузе, так что учить кого-то было ее призванием, а Коуши был только рад посидеть вместе чуть дольше обычного, чтобы немного почитать и разобраться в сложных темах. Он делал все, он даже смог выучить несколько цветов на английском, он был полностью готов, но, как назло, заболел прямо перед началом учебы. Сейчас он лежал под грудой одеял, с холодной тряпочкой на лбу, молча глядя в потолок. Все слезы он уже выплакал, так что оставалось только зло сопеть. – Ну не расстраивайся так, – гладил его по голове папа, пытаясь найти в ситуации хоть какие-то плюсы. – Считай, что у тебя выходной. Через пару недель школы ты, скорее всего, будешь хотеть полежать в кровати подольше. – Там все знакомятся, – пробурчал мальчик. – Друг с другом и с учителями. И им дарят что-то. – Ты еще успеешь со всеми познакомиться. – А что, если нет?! Папа вздохнул, подпирая подбородок рукой. – Что «нет»? Как ты можешь не успеть? Я не думаю, что ты будешь болеть больше недели, а если и будешь- – Больше недели… – с ужасом прошептал Коуши. – Вылечи меня! Прямо сейчас вылечи! – Прямо сейчас? – мужчина коснулся его шеи, чтобы хотя бы примерно почувствовать, понизилась ли температура. – Ты уже лечишься, мы же выпили лекарство, помнишь? Мальчик ненадолго притих, закрывая глаза и пытаясь полностью сосредоточиться на выздоровлении. Если они и правда сделали все, что могли, а он за пару часов так и не вылечился, дело не в теле, а в мозге, так говорила мама. Надо очень-очень захотеть выздороветь, и тогда, если ты правда этого хочешь, ты уже через пару минут начнешь чувствовать себя намного лучше, а если не начнешь – значит, в глубине души ты хочешь болеть. Суга был уверен, что он не хочет. Прошло совсем немного времени, но он приоткрыл один глаз и сипло спросил. – Я выгляжу лучше? – Что? – Выглядит, будто я выздоровел? Мне кажется, что да. – Выглядит, будто у тебя все лицо в соплях, – достав салфетки, папа вытер его нос. – Сморкайся, а не проглатывай, наешься же. Примерно в этот момент из коридора раздался жуткий грохот, и уже через секунду в спальню влетела мама, мокрая от долгого бега. Коуши чуть приподнялся в постели, что далось ему с трудом из-за такого количества тяжелых одеял. – Мам! – Привет, милый, ты как?.. – наклонившись, она быстро чмокнула в щеку сына, а затем и мужа. – Уже стало лучше? – Да! – Не совсем, – покачал головой папа. – Температура немного спала, но это только по моим ощущениям и после жаропонижающего. Пару дней полежит точно. – Как жаль… – с сочувствием вздохнула она, опускаясь рядом с кроватью. – Но ничего, ничего! Я забежала в школу, поговорила с учителями, ты ничего важного не пропустишь. Коуши, заныв, рухнул обратно на подушку. – Пропущу! Все первые уроки пропущу! Что, если я буду отставать?! – Не будешь, – отмахнулась женщина. – Я посмотрела ваш учебный план, ты все это уже знаешь, к тому же я поговорила с учителями, и они готовы объяснить тебе что-то дополнительно, если вдруг у тебя будут проблемы. – О нет… – пробормотал мальчик. – То есть я не познакомлюсь с одноклассниками, а потом приду и сразу буду оставаться на дополнительные… Они точно подумают, что я дурак… Меня начнут хулиганы доставать! И говорить, что я дурак! Это еще хуже! После этих слов Суга словно почувствовал, как холодная тряпочка на его голове начинает проходить сквозь лоб, а одеяла плавно опускаться на матрас, будто сказав это, он наколдовал на себя какое-то злое проклятие, делающее его менее материальным. Конечно, он знал, что это происходит не на самом деле, но даже воздух вокруг него начал остывать, словно его здесь просто нет. Вздрогнув, он повернулся на женщину и прикрикнул. – Мам! – Что? – моргнула она. – Ты чего кричишь? Поймав ее взгляд, Коуши растянул губы в подобии улыбки. – Я… Спасибо, что попросила учителей. Я просто не хочу болеть, но все равно спасибо! Я буду ходить на дополнительные, если понадобится! – Какой ты у меня умный, – весело фыркнула она, вытягивая руку и взлохмачивая его волосы. – Ау, горячий!.. – Но ты же не только за этим бегала? – многозначительно кашлянул папа. – Точно, совсем забыла… Сейчас! – женщина ненадолго покинула комнату, а вернулась в нее, уже держа в руках новый ранец. Суга распахнул рот. Конечно, он не забыл об этой традиции, он ждал этого подарка целый день, но немного боялся, что его подарят потом, когда он наконец-то сможет пойти в школу, а его дарят прямо сейчас! И он красивый, очень красивый! Коуши был недостаточно взрослым, чтобы понять, что ранец стоил денег, и много, но именно из-за своего возраста он был защищен от чувства стыда за такие траты. – Вау! Дай подержать! – Поздравляем, – улыбнулась мама, вручая ему рюкзак. – Мы с папой долго выбирали, но остановились на этом. Он, конечно, довольно строгий, но зато вместительный! – Не совсем строгий, – напомнил мужчина. – Там есть мышка. – Мышка! – закивала женщина, наклоняясь и указывая на небольшой рисунок у застежки. – Или крыска, не знаю… Тебе нравится? – Очень нравится… – с восторгом выдохнул Коуши. – Спасибо, мам!.. Не успел он договорить, как она поднялась, поправляя юбку. – Уже уходишь?.. – Я устала, Коуши, – только ответила она, снова целуя его в щеку. – Я сейчас отдохну немного и вернусь, а пока с тобой посидит папа, хорошо? – Хорошо, – кивнул мальчик и молча проводил ее взглядом. Ну, не совсем молча, потому что сначала он закашлялся, слишком наигранно, чтобы она поверила, а затем начал громко обсуждать с папой, как ему понравился рюкзак, но женщина уже ушла слишком далеко от комнаты. Оборвавшись на полуслове, когда дверь в родительскую спальню закрылась, Суга опустил взгляд на свои руки и сжал кулаки. Разжал. Вроде, он все еще здесь, а вроде и нет. – Она же сказала, что скоро вернется, – негромко сказал папа. – Не вернется, – поморщился мальчик. – Наверное, я расстроил ее, когда сказал, что то, что она поговорила с учителями, сделало все хуже… «Ты не можешь предугадать это» – говорил папа, и Суга много лет не понимал, что он имеет в виду. Когда ему было шесть, когда ему было семь, когда ему было восемь, он все пытался и пытался выявить хоть какой-то алгоритм, по которому пару раз за день, а то и чаще, он исчезал. Он этого не понимал, но его мама, как тактично иногда говорят люди, была «сложной женщиной». И дело было не в ее перепадах настроения, хотя и это, наверное, оставило свой след, а в тех страшных моментах, когда никакого настроения словно не было. Если она кричала и злилась, Коуши мог с этим работать. Он извинялся или послушно уходил в свою комнату, а может, начинал кричать в ответ. Когда она была доброй, он мог поболтать с ней обо всем на свете и полежать у нее на коленях. Когда она грустила, он мог принести ей воды и позволить рассказать о том, что тревожит ее, хотя порой он думал, что лучше бы не слышал этих вещей. Но когда ее взгляд начинал проходить сквозь него, ему казалось, что он и правда становится невидимым. Может, она вычитала про этот вид наказания где-нибудь, а может, наслушалась от подружек, но порой женщина просто переключалась, и Суга понимал, что уже неважно, что он ей скажет, потому что она его не слушает. Ее лицо становилось нейтральным, она просто смотрела телевизор, готовилась к работе или накрывала на стол, абсолютно игнорируя ребенка, который изо всех сил пытался убедить ее хотя бы взглянуть в свою сторону. Он дергал ее за юбку, он кричал ей в ухо, он громко плакал, а иногда позволял себе обиженно топнуть ногой, но это не работало, пока она, по какой-то причине, не переставала на него обижаться. В какой-то момент Коуши даже решил, что его мама «болеет». Что это не он делает что-то не так, а просто она такой человек, который иногда выключается, а потом находит в себе силы вернуться к общению, и он бы, наверное, смог с этим жить, но это было не так. Теория разбилась в крошки уже на следующий день, когда он случайно хлопнул за собой дверью, и мама, расценив это, как хамство, снова разделилась с ним широкой невидимой стеной. У Суги совсем не осталось сил ни на крики, ни на слезы, так что он просто пошел в свою комнату и посидел там немного, надеясь на то, что мама придет мириться первой. Она не пришла. Тогда он порылся в вещах и, найдя свой дневник, открыл его на нужной странице и просунул в щель под ее дверью. Не прошло и пары минут, как мама крепко обнимала его, хвалила за отличные оценки, а еще говорила что-то про то, как эта «сучка Джун», которая постоянно трепалась о своей дочке-отличнице, сдохнет от зависти. Если честно, Суге на это было абсолютно все равно, потому что в объятиях мамы всегда было очень тепло, даже теплее, чем под грудой тяжелых одеял. С одноклассниками у него пока не задалось, да и с учителями тоже. Нет, никто его особо не обижал, учился он и правда отлично, ровесникам нравился, но за все эти годы Суга не был уверен, что хоть кто-то выучил его имя. Чем старше он становился, тем больше убеждался в том, что проблема не в маме, а в нем. О нем просто постоянно забывали, и он никак не мог понять, почему. Одноклассники постоянно обсуждали что-то, рассчитывали количество мест для мероприятия или праздника, и все время забывали его учесть. Если он вежливо вклинивался, они тут же говорили: «Ой, точно, прости!», и все было хорошо, они были рады его видеть, рады провести с ним время, но как только он замолкал хоть на минуту – он снова исчезал. Через какое-то время Коуши понял, что знает еще одного такого человека, и этим человеком был его папа. Несмотря на то, что они жили в одном доме, Суга постоянно забывал о нем, когда раскладывал посуду на столе или приглашал кого-то в гости. Иногда он думал, что невидимость папы и безумная потребность во внимании мамы, совмещенная в нем, это худшая смесь, которая могла произойти внутри одного человека, а иногда он думал о том, что папу, наверное, надо пожалеть, потому что он единственный понимает, через что Суга проходит. Но вместо этого, глядя на отца, которого не могли запомнить даже его коллеги, Коуши решил, что скорее спрыгнет с крыши, чем станет таким же, как он. Не получая нужного количества внимания дома, мальчик изо всех сил попытался вложиться в общение со сверстниками, но снова и снова получал одно и тоже. «Ты такой смешной!» «Ой, ты такой милый!» «Спасибо за помощь!» «Поверить не могу, что ты запомнил мой любимый цвет!» «Как ты разбираешься в этом всем? Ты такой умный!» «Спасибо», «спасибо», «спасибо», – говорил он, надеясь, что в этот раз этот человек точно его запомнит, потому что как можно забыть одноклассника, который подарил тебе такой милый подарок, который единственный знает ответы на контрольной, который проводил тебя до кабинета медсестры, когда тебе стало плохо? Но затем учитель снова говорил: «Просто спроси домашнее задание у своего соседа по парте», а одноклассник отвечал: «Ой, точно, а как его зовут?» И самое худшее – учителю приходилось открывать списки, чтобы вспомнить. И самое худшее – Коуши в моменты этих разговоров был прямо здесь, прямо в этой комнате. И поэтому он оставался один, проводя много времени за книжками, которые, справедливости ради, казались ему очень интересными. Он никогда не был изгоем, никто не считал его глупым или странным, его просто считали «никаким». Впрочем, если бы на нем зацепился хотя бы этот ярлык, он смог бы довольствоваться и этим. Суга не звал никого на свои дни рождения не потому, что его бы высмеяли за саму попытку, а потому что он боялся, до ужаса боялся, что люди, даже если запишут это в свой ежедневник, в нужный день проскользят по надписи взглядом и забудут прийти. Учеба была интересной, задачки тоже, так что, хоть и с натяжкой, но школа была отдушиной, потому что, когда он называл правильный ответ, учителя хвалили его, хороших оценок становилось все больше, а потом дома его хвалила мама. Ненадолго он правда поверил в то, что нашел нужную стратегию.

***

Но сейчас Коуши девять, и он сидит на кухне, сминая в руках результаты теста. На нем, разумеется, красуется высший балл, но какой в этом смысл, пока мамы нет дома? – Она поздно вернется, – сказал папа, и мальчик вздрогнул, потому что забыл, что отец находится рядом. – Я знаю. Я подожду. – Иди спать, покажешь утром. – Я не хочу утром, я хочу сейчас. Мужчина вздохнул и продолжил молча читать, лишь изредка поднимая на сына взгляд. Конечно, как только Суга пришел домой, он тут же показал тест папе, и они обсудили, какой он молодец, как хорошо он разбирается в предмете, но этого было мало. Этого всегда было мало. Так что сейчас, спустя полчаса тишины, мальчик кашлянул и положил листочек перед собой, указывая на один из вопросов. – Вот насчет этого даже учитель был не уверен. Он сказал, что у меня неправильно, и я объяснил, почему решил так. Папа посмотрел на него, и Коуши тут же поморщился от стыда. Он это уже говорил. Может, час назад, но он уже прерывал тишину, чтобы выбить еще немного похвалы. – …И тогда он поставил тут «правильно», – непонятно зачем закончил он. – …Ага, – кивнул мужчина. – Да, я помню. Это здорово. – Угу. Помолчали еще немного. Суга пробегался взглядом по вопросам, пытаясь вспомнить, про что еще он не говорил, но, кажется, он заставил папу слушать даже о том, как и почему он выбрал именно этот цвет ручки, хотя его одноклассники выбрали другой, и почему это было правильным. – Я просто… – снова начал мальчик. – Понимаешь, обычно учитель говорит писать черной, но я выбрал синюю. – Потому что черная растекается, – снова кивнул папа. Вот бы стереть ему память и рассказать все заново… Что еще тут обсуждать?! Но если обсуждать нечего, то почему Коуши кажется, что этого недостаточно?! – Я дома. Хлопнула дверь, и Суга встрепенулся, оборачиваясь на вернувшуюся маму. Он мог бы поздороваться или обнять ее, но изо рта вырвалось только злое: «Почему тебя не было так долго?!» И вот снова ее взгляд начинает проходить сквозь него, хотя секунду назад такого не было. И вот снова она уходит в спальню, а Коуши чувствует, как проваливается сквозь стул. – Не надо… – лишь успел сказать папа, но мальчик уже бежал в комнату мамы, сжимая в руках тест. Распахнул дверь он прямо в тот момент, когда она переодевалась, но даже так женщина не обернулась на него, так что он использовал оружие, которое готовил так долго, которое, несмотря на все, еще работало. – Я получил максимальный балл! Никакого ответа. Мама только сняла одежду и начала натягивать на себя ночнушку. На секунду он искренне подумал, что она его просто не услышала. – Я… Это был очень сложный тест, а я получил максимальный балл! Единственный в классе! – мальчик подошел ближе и сунул лист ей под нос. – Учитель выделил меня среди всех, представляешь? Тишина. Суга чувствует, как босые ноги начинают погружаться в твердый пол. Это работало. Это работало. Слезы то работали, то нет. Любовь то работала, то нет. Но это работало всегда. Почему оно не работает сейчас?! – Мам?.. Мам, я же… Он правда был очень сложным. Ее волосы были не такими, как у него. Более теплыми по цвету, ровными и красивыми, а не торчащими во все стороны. Она говорила, что ей нравятся волосы сына, но сейчас она, кажется, не помнила, что у нее вообще есть сын. – Мам, пожалуйста. Хватит. Пол холодный и очень твердый, а под древесиной уже идет какой-то камень, наверное, бетон, и пятки Суги уже касаются его, уже начинают утопать и в нем. – Мам! Да посмотри же ты на меня! И лицо у нее было очень красивым. На нем были родинки, как у Суги. И на руках, на шее, на ногах. У себя Суге они тоже нравились. – МАМ! – уже кричит он, срываясь на визг. – ПОСМОТРИ НА МЕНЯ! Еще немного, и он уйдет под землю с головой, и никто этого не заметит. – ХВАТИТ ДЕЛАТЬ ЭТО! ПОСМОТРИ НА МЕНЯ! Тело у нее тоже было красивым. Суга не очень разбирался в этом, но она очень заботилась о фигуре, так что, конечно, она была красивой, что бы она там ни говорила про то, что роды сделали с ней. Коуши не нравилось слушать о том, как он «испортил» ее еще до того, как научился понимать, где находится, но он все равно помнил все неприятные подробности, и ему было стыдно. Стыдно за то, что она часто плакала, глядя на себя в зеркало. Стыдно за то, как критично относилась к себе. Стыдно за то, как больно ей было. И он сам не понял, почему, но где-то под его языком скопилась маленькая капелька яда, состоящая из слов, которые он никогда не произносил, но которые так часто слышал от нее. Те слова, которыми она сама себя называла. Поэтому, не раздумывая, мальчик прыснул этим ядом со всех сил. – Не понимаю, почему папа до сих пор хочет тебя. И она подняла взгляд. Коуши вздрогнул, но продолжил, с трудом вспоминая все, что слышал от нее. – Твои сиськи выглядят, как два сдувшихся шарика, а он все еще с тобой. Почему он все еще не нашел кого-то полу- Пощечина была такой звонкой, что Суга испугался скорее звука, чем самого удара. Выронив лист с тестом, он сделал пару шагов назад, широко распахнутыми глазами глядя на маму. – Совсем с ума сошел?! В ее глазах были слезы. Она смотрела на него так, как не смотрела еще никогда – безумно, безумно зло, и ее голос звучал надтреснутым от крика. Только когда пришла боль, Коуши коснулся своей щеки, снова посмотрел на маму, а затем выбежал из комнаты и, залетев в свою спальню, громко захлопнул за собой дверь. Тело трясло от страха, и мальчик тут же начал плакать, подходя к зеркалу и осматривая лицо. На нем не было никакого следа. Если честно, женщина ударила совсем не сильно, скорее шлепнула, но этот хлопок заставил его почувствовать ногами пол. Ее рука не прошла сквозь него, и смотрела она ровно ему в глаза, и плакала она от его слов. Он был здесь. Поэтому Суга отвернулся от зеркала, чтобы не видеть, как начинает улыбаться. Он все еще тяжело дышал, так что он быстро лег в кровать и попытался успокоиться, но не выходило. Мальчик вообще не был уверен, что сможет так просто уснуть после того, как в полной мере узнал, каково это – быть здесь. «Уродина». Точно. Простое слово, но он слышал его часто. И он знает, что использовать в следующий раз. А еще он знает, что завтра маме станет стыдно, как было часто после всех раз, когда она делала кому-то плохо. Что она расплачется и обнимет его, что она будет извиняться, и это просто отлично, потому что Суга изо всех сил сделает вид, что ему было очень больно, чтобы ему было, что припомнить ей позже, потому что она не изменится. Она всегда ранит людей, извиняется, а затем делает это снова и снова, но это хорошо. Это хорошо, потому что она будет просить прощения снова и снова, а значит – говорить с ним снова и снова. И он будет здесь.

***

С каждым годом отношения становились все сложнее, и Коуши все чаще думал о том, что ему уже, в общем-то плевать. Плевать ему, конечно, не было. Как бы он ни старался, к двенадцати годам он не смог найти нужную последовательность действий: иногда оскорбления работали много дней подряд, а затем мама вновь переставала на него реагировать, но тогда могли сработать слезы или мольбы или, может, объятия и чашка с ее любимым чаем. Детская паника начала отступать, и теперь, когда все резко переворачивало с ног на голову, Суга умело группировался и продолжал раскачивать лодку в нужном направлении. Со стороны их ссоры выглядели очень странно, потому что секунду назад мальчик мог крепко обнимать маму поперек живота, а сейчас уже кричал на нее, сам отбивался от чужих рук, но стоило немного подождать – и они оба плакали, обещая, что никогда так больше друг с другом не поступят. Шторм не прекращался, он и не планировал прекращаться, но Коуши и сам научился метаться из угла в угол, чтобы поспеть за абсолютно хаотично меняющимся настроением женщины. Однако этого все еще было недостаточно. Сегодня, сидя на уроке, он тупо смотрел в свою тетрадь, потому что решил все чуть ли не за десять минут, и теперь приходилось ждать, когда учительница наконец спросит кого-то правильный ответ. Постучав по парте карандашом, Коуши вздохнул и осмотрел класс. Одноклассники, в большинстве своем, тоже почти закончили, разве что у парочки были проблемы, и они судорожно перешептывались, пытаясь хотя бы примерно понять, что от них требует задача. Глянув в сторону, мальчик увидел, что у его соседа по парте тетрадь была совершенно пустой. Суга приподнял брови и осторожно ткнул его пальцем. – А?.. – Тебе помочь?.. – шепнул он. Его сосед ему нравился. Он не очень много знал про Хаято, но у него были милые веснушки, а еще он очень интересовался политикой, хотя Коуши не был уверен, исполнилось ли мальчику хотя бы двенадцать лет. Еще Суга знал, что Хаято был из не самой обеспеченной семьи, но оно и неудивительно – весь их район был таким. Вокруг вроде не царила нищета и полная разруха, а вроде всякие классные вещи видишь только в фильмах. Наверное, это должно было бы значить, что в школе никому нет дела до финансового состояния друг друга, но это не могло быть так, пока рядом были трущобы. Ребята из трущоб, если могли позволить себе образование, тоже ходили в эту школу, так что дети, привыкшие быть бедными, встретив кого-то беднее, становились на удивление злыми. Хаято был не из таких. Суга нередко слышал, как он говорит, используя какие-то очень умные и взрослые термины, что-то про равенство, что-то про капитализм, и, хоть Коуши на такие вопросы всегда было немного плевать, это выглядело трогательным. Однако четкая позиция и политические взгляды никак не могли помочь Хаято с химией. – Что?.. – Я могу помочь, – негромко повторил Коуши. – Давай я смешаю тебе быстро, а ты пока перепиши, что у меня в тетради. – Правда? – просиял мальчик. – Спасибо! Пока Суга выбивал из веществ нужную реакцию, Хаято судорожно списывал его решение. Ровно в тот момент, когда они закончили, учительница наконец подняла глаза от своих бумаг и спросила, кто готов дать ответ. Коуши поднял руку первым, но она просто проскользила взглядом сквозь него. Мальчик нахмурился. – Кэори? – Ам… – девочка, сидящая за Сугой, неуверенно пожала плечами. – Я не… Я еще не закончила. Извините. – На перемене планируешь это доделывать? Ты мне за это время доплачивать будешь? – Прошу прощения, – подал голос Коуши. – Я решил. Женщина вздохнула и, поправив очки, кивнула. – Я вижу твою руку. Но ты все сделал раньше остальных, дай мне послушать их. Суга молча опустил руку. Хаято неловко улыбнулся и коснулся его плеча, пытаясь приободрить. – Не обращай внимания… Она вообще злая. Но если ты все правильно сделал, то оценка-то все равно будет хорошей. Учительница уже двинулась дальше, кажется, из принципа спрашивая только тех ребят, которые очевидно не были готовы. Хаято внимательно посмотрел на Коуши, но так и не смог понять, что именно выражает его лицо. Немного посидев в тишине, Суга встал, взял со стола стойку с пробирками и подошел к женщине, тыча ей их чуть ли не под нос. – Я не звала тебя. Сядь на место. – Эй!.. – громко зашептал Хаято. Осекшись, он глянул в тетрадь соседа, потому что так и не смог вспомнить, как его зовут. – Коуши! Хватит, возвращайся!.. Мальчик не сдвинулся с места. Казалось, он вот-вот вздрогнет, приходя в себя, и извинится, но вместо этого он резко перевернул сосуды над головой учительницы, обливая ее неприятной смесью. Все ахнули, а Хаято в ужасе прикрыл рот рукой. В классе повисла гробовая тишина. Суга сидел за партой в пустом кабинете, уткнувшись лбом в стол. Было так страшно, что он совсем не знал, куда себя деть. Разговор с директором был ужасен, разговор с учительницей – тем более, а еще впереди были долгие отработки, встреча с родителями, объяснительная… И теперь в его дневнике впервые красовалась самая низкая оценка из возможных. Он сам не был уверен, зачем это сделал, но что он знал точно, так это то, что ему очень-очень жаль, и если бы он мог повернуть время вспять, он бы прибил себя гвоздями к стулу, чтобы не повторить эту ошибку снова. Еще одну встречу назначили здесь, и мальчик так и не смог понять, о какой встрече идет речь, так что оставалось только мелко дрожать, надеясь, что они не передумали давать ему второй шанс. Что с ним будет, если его исключат?.. – Привет, Коуши-чан! Подняв голову, Суга рефлекторно поморщился, как от яркого света. В комнате словно стало легче дышать, и запахло приятно-приятно, а не как обычно от сверстников – смесью пота и одеколона. На секунду даже показалось, что все будет хорошо, что сейчас его отпустят домой, простят и забудут все ошибки, и Суга совсем не мог сложить в голове, откуда взялось это ощущение. Поняв, кто стоит перед ним, он чуть не раскрыл рот, но поспешил выпрямиться и сложить руки на колени, чтобы не показать своей паники. Мальчика, который зашел к нему в кабинет, в отличие от Суги, знала вся школа, и все, буквально все обожали его. Несмотря на юный возраст, он был одним из тех, кого называют «вундеркиндами». Суга не был уверен, как тот учился, зато он занимался чуть ли не всеми школьными и внешкольными активностями, всегда открывал и закрывал выступления на сцене, следил за порядком учеников своего потока, еще, кажется, играл на скрипке… И, чего греха таить, он просто был безумно, безумно красивым. Коуши еще нигде не видел кого-то настолько же красивого. Наверное, не родись мальчик здесь, на краю Японии, он без труда стал бы самой красивой моделью-ребенком страны. Но он не рекламировал одежду, не снимался в кино, он был прямо перед Сугой, одновременно реальный, а одновременно с этим – недосягаемый. И Коуши совсем не знал, что ему делать. – Ойкава Тоору, – представился мальчик, с улыбкой садясь напротив. – Если что, я могу обращаться к тебе по фамилии. – Я… К-Коуши – нормально, – кивнул он, хотя «чан» рядом с его именем немного смущало. – А я… А почему ты здесь?.. – Это просто формальность… – отмахнулся Ойкава. – У нас, вроде как, программа восстановления «проблемной молодежи», и я представляю ее в этом году для нашего потока. – «Проблемной молодежи»?! – в ужасе прикрикнул мальчик. – О н-нет… Я… Я теперь с ребятами, которые курят за школой и бьют одноклассников?! – Нет-нет! – быстро замахал руками он. – Это просто программа, не более! Мы, по идее, должны проводить профилактические беседы, но это не значит, что ты – проблемный! Это был просто один раз, правильно? – опустив взгляд в блокнотик, который он успел достать из рюкзака, Тоору пробежался по записям. – У тебя потрясающие оценки, никаких проблем с преподавателями до этого, никаких опозданий или отработок… Взрослые только пугают тебя, никто тебя не отчислит за один неопределенный момент. Нервно улыбнувшись, Суга вытер мокрые ладони о штаны. – Это хорошо… Т-так, ам… Ты сейчас проведешь со мной беседу, да?.. Я думаю, я готов. – Отлично! – улыбнулся в ответ Ойкава и закрыл блокнотик. – Смотри. Главная проблема заключается в том, что, несмотря на твои оценки, школа, все-таки, место не только для набора баллов, но и для социализации. Общаясь с одноклассниками, ты учишься общаться с людьми своего уровня, а общаясь с преподавателями, ты учишься общаться с людьми выше тебя. В будущем, например, это будет твой работодатель. Наша школа воспитывает детей таким образом, чтобы много лет спустя ей не пришлось краснеть за них, понимаешь? Мы не хотим выпускать в Японию неквалифицированных ребят, которые в будущем будут- – Ты выучил этот текст? Тоору моргнул и склонил голову. – Что, прости? – Извини!.. – тут же смутился Суга. – Просто… Звучит, как будто ты его выучил. Не в смысле, что ты плохо говоришь, а просто… Извини. Ты можешь продолжать. – …Ладно, – чуть менее уверенно кивнул мальчик. – Я… Так вот, если наши ученики в будущем будут позволять себе что-то подобное на рабочем месте, ты должен понимать, как это скажется на репутации нашей школы, и- – Но ты хотел бы поступить с ней так же. Снова поймав взгляд Ойкавы, Коуши вложил все силы в то, чтобы не опустить глаза в парту. – Она же… Она сука. Все так говорят. Ты бы хотел сделать то, что сделал я? – Я не… – Тоору весело фыркнул и качнул головой. – Конечно нет, я не могу себе такое позволить. Если бы я сделал что-то подобное, меня бы, как минимум, выкинули со всяких постов, а я- – Но ты хотел бы? – Суга чуть вытянулся вперед. – Если бы мог, ты бы это сделал? Ойкава немного помялся, обернулся, проверяя, закрыта ли входная дверь. После нескольких секунд тишины он едва слышно шепнул. – Если бы я мог, я бы вылил эту дрянь ей в глаза, чтобы она ослепла до конца своих дней. Не сдержав нервного смешка, Коуши прикрыл рот рукой. – Ты этого не слышал! – тут же нахмурился мальчик. – Ничего не слышал, – быстро помотал головой Суга. – Я слышал только что-то про репутацию школы. Я больше никогда так не сделаю, если что, и мне очень-очень жаль. Профилактическая беседа очень помогла, и я ч-чувствую себя новым человеком. После недолгой паузы, Ойкава, изучавший Сугу взглядом, наконец-то позволил себе улыбнуться. – Я не… Я все еще должен рассказать тебе все до конца, так что не отвлекай меня! – Хорошо! – закивал он. – В общем… Ты должен понимать, что у всего есть свои последствия, и- – То, что она курит по пачке в день, точно оставило последствия… – Коуши-чан! – во весь голос засмеялся Ойкава, прерываясь. – Хватит! – Но ты понимаешь, о чем я! – мальчик вытянулся еще немного вперед, и на этот рад Тоору вытянулся к нему в ответ. – От нее пасет, как от пепельницы, а она при этом ругает старшеклассников, как будто в жизни сигареты не касалась! – Может, от нее пасло бы меньше, если бы она умела чистить зубы… – Тоору отложил блокнот в сторону. – И я никого не осуждаю за внешний вид, просто… – Да, конечно, я тоже, – уверенно закивал Суга. – Просто она сука, так могла бы быть хотя бы симпатичной. Тебя она тоже доставала? – А кого нет? – вздохнул мальчик. – Она снизила мне балл за то, что я «сидел в закрытой позе», а это, видите ли, значит, что я не уверен в ответе. – О боже… – Коуши покачал головой. – Да ей просто заняться нечем, вот и отрывается на тех, кто слабее. Если честно, мне она не делала ничего плохого, но- – Но ты сделал то, о чем мы все мечтали, – улыбнулся Ойкава. – Но, правда, тебе все еще надо будет написать объяснительную уже лично для нашей программы… Хочешь, помогу? – Поможешь? – Ага. Помогу написать так, чтобы к тебе больше вообще вопросов не было. Только я, правда, скоро должен идти на репетицию, так что можем… Послезавтра? Суга сглотнул. Наверное, по нему было видно, насколько он засмущался, но это ничего, потому что, хоть голос Тоору звучал уверенно, он выглядел таким же неловким. Это что, сон? Сам Ойкава Тоору хочет провести с ним время? Да, возможно, Коуши засмущался слишком рано, но даже если это пара лишних минут диалога… Ощущалось, будто на него пролился божественный свет. – Я м-могу пойти с тобой на репетицию, – пробормотал Суга. – Если ты не против. М-мне… Мне нравится, как ты играешь на скрипке. – Оу… – Тоору покраснел чуть заметнее. – Конечно. Точнее, спасибо, я… Да, было бы здорово! А затем, всего за пару недель, жизнь Суги перевернулась окончательно. Во-первых, когда он пришел в школу на следующий день, он слышал, как одноклассники обсуждают его. Они все еще не запомнили его имени, но кто-то говорил о нем, как о герое, кто-то, как о последнем идиоте, и он с гордостью приклеил на себя эти ярлыки. Мальчик довольно быстро понял, что все это – ненадолго, что это надо подпитывать, но стоило ему набрать на следующей контрольной по химии высокий балл, и люди начали обсуждать уже это. Они говорили, что его родители смогли подкупить учительницу, они говорили, что он никогда в предмете не разбирался, а сейчас резко набрал почти сто, они говорили, что он вообще всегда был знатоком химии, они говорили, и говорили, и говорили… И Коуши понял, что ему совсем необязательно становится хулиганом, чтобы люди помнили его. Такие вещи они забывают быстро, а вот лучше всего в мозг врезается непоследовательность. Если тебя считают злым, люди запомнят, когда ты поможешь им с домашкой, если тебя считают добрым – запомнят, когда ты плюнешь им в лицо. Конечно, он не проговаривал это в своей голове, просто он понимал, где-то на уровне ощущений, когда нужно резко сменить курс в противоположное направление. Во-вторых, все стало еще более поразительным, когда они с Тоору начали встречаться. Ойкава был таким ярким, таким харизматичным, что люди просто не могли не заметить кого-то, кто постоянно крутится рядом. Это было неважно, что люди помнили его, как «парня Ойкавы», пусть так, это комплимент, да еще какой. Но Суга очень старался об этом не думать, потому что так получалось, что это единственное, ради чего он начал эти отношения, а это было неправдой. Ойкава Тоору был настоящим сверхчеловеком, и чем ближе они общались, тем больше Суга убеждался в том, что так оно и есть. Мальчик вставал с первыми лучами солнца, он занимался спортом, следил за своим питанием и гигиеной (Суга не знал, что чистить зубы надо СТОЛЬКО раз в день), всегда выглядел, как с иголочки. Было не до конца понятно, почему, но Ойкава нравился абсолютно всем, хотя, вроде бы, должны были бы найтись завистники, да или те же ребята, которые любят вмазать кому-то из-за его ориентации, но нет. Все людские проблемы обходили Ойкаву Тоору стороной. Он ослеплял своим светом, очаровывал своим голосом, он был идеальным, и Коуши потребовалось какое-то время, чтобы понять, чего возлюбленному это стоило. До Ойкавы он никогда не видел, чтобы кто-то искренне плакал, понимая, что съел больше, чем планировал. До Ойкавы он никогда не видел, чтобы кто-то рассекал свои руки после того, как набрал на один балл меньше максимума. Суга и до этого знал, что панически боится крови, но видя, сколько крови может выйти из одного пореза, он решил раз и навсегда, что сделает все, чтобы Тоору больше не делал с собой таких вещей. У него не получалось. Однако, если абстрагироваться от отношений, произошла и третья вещь, которую Суга ожидал меньше всего. Ойкава рассказал ему, когда начал полностью ему доверять, а это произошло быстро. Несмотря на то, какими разными они были, мальчики во всех случаях, почему-то, мыслили практически идентично. В какой-то момент они поняли, что им даже не особо нужно разговаривать, чтобы понимать, о чем думает второй. Они любили или ненавидели одинаковых людей, они считали интересными или скучными одинаковые книги. То, что их подход к жизни отличался, не отменяло того факта, что до этого они никогда не встречали кого-то, кто мог бы прочитать их мысли. И именно благодаря тому, как крепко они сплелись за такой короткий срок, Ойкава довольно быстро поделился с Сугой серьезным, очень серьезным секретом. Он рассказал, что у него есть друг по переписке, которого он нашел в интернете на каком-то дурацком форуме очень много лет назад. Они никогда не виделись, но Иваизуми (или, как его называл Тоору – Ива-чан) жил далеко-далеко, в одной из префектур Японии, и он поведал Ойкаве о том, что у них, оказывается, все работает совсем по-другому. Иваизуми рассказал, что как таковая преступность у них тоже есть, но намного меньше, чем в родном городе Ойкавы и Суги, зато у них есть какие-то команды. Коуши долго пытался вникнуть во все то, чем пытался поделиться с ним возлюбленный, потому что тема с командами звучала, как теория заговора, но в итоге он справился. Так он узнал, что Ойкава Тоору, несмотря на свои оценки и амбиции, не планирует идти в университет. Все, чем он горел, все, чем он жил – так это переехать, собрать свою команду, стать так называемым «связующим», и Суга, впервые услышав это, засмеялся. Только через пару минут он понял, что возлюбленный не шутил.

***

Когда Коуши было тринадцать, он узнал, что мама беременна. В тот вечер он лежал в спальне, молча глядя в стену, и думал, что ему теперь делать. Все переменилось: дом заполнился мебелью, одеждой и игрушками для малышей. Родители все время смеялись и обнимались, а мама, кажется, еще никогда не была так счастлива. Она постоянно носила с собой записную книжку, внося туда все приходящие ей в голову имена, в один столбик для мальчиков, в другой – для девочек. Постоянно болтая с подружками и родственниками по телефону, она громко смеялась, говоря, что живот еще совсем не видно, но она просто не может заставить себя подождать с приготовлениями. Парень старался вести себя максимально спокойно. Он представлял, как у него появится брат или сестра, и, в целом, это было очень милым. Суга вообще безумно любил детей, значит, и сиблинга будет любить. И родители, видимо, будут его любить. Было трогательно представлять, как у него появится кто-то, с кем можно будет поиграть, кого переселят в его комнату, пока он будет спать в гостиной. Кого будут качать на руках, целовать в лоб и читать сказки на ночь. Кому купят ранец к первому классу и, возможно, даже не уйдут после этого в комнату до следующего утра. Кому папа будет говорить «мама любит тебя» без этого мерзкого «по-своему». А, может, папе вообще не надо будет это говорить. Может, брат или сестра никогда не будут сомневаться в этой любви. А ведь папа, наверное, тоже будет любить этого ребенка больше. Да, Суга смог выбить немало внимания тем, что начал встречаться с парнем, но если с мамой они хотя бы могли покричать друг на друга и побить тарелки, папа просто говорил «я этого не понимаю» и старался не поднимать тему. Ему неприятно. Со вторым ребенком такого не будет. Когда Суге было тринадцать, он впервые выбрался на улицу через окно. Сначала план был в том, чтобы попасть под машину. Немного, чуть-чуть, но чтобы родители правда запереживали за него. Только стоя рядом с оживленной трассой, он понял, как же это страшно. Тогда парень сменил курс и пошел в единственный ночной клуб, который знал. Было немного непонятно, на что он надеется – хотелось то ли сильно напиться, чтобы родители закатили истерику из-за его состояния, то ли нарваться на кого-то, для кого его юный возраст не был бы проблемой. План провалился, когда его не пустили внутрь. И тогда Суга, под утро, вернулся домой все так же через окно и лег обратно в кровать. Никто и не заметил, что он уходил. А еще никто не замечал, что эта кровать была слишком маленькой для него, хотя он пытался убедить родителей купить новую – побольше. Они отмахивались, то «подожди немного», то «дорого». Маленькая кроватка для ребенка, который еще и ребенком-то не был, стоящая рядом, видимо, дорогой не была. Они сидели на лавочке у школы, отдыхая после уроков. Ойкава, выслушав длинный монолог подростка, сочувственно покачал головой. – Обалдеть. Мне очень жаль. Не представляю, если бы родители завели кого-то еще, даже собаку. – А тут посерьезнее собаки, – вздохнул Суга. – Слушай, а может, все не так плохо? – парень коснулся его руки, неуверенно улыбаясь. – Мы же оба понимаем, насколько важно тебе чувствовать себя нужным. У тебя родится сиблинг, будет совсем маленьким. Может, твоя мать и на него забьет, скинет на тебя. Это, конечно, тяжело, но ты почувствуешь себя безумно нужным. Да и с детьми ты отлично ладишь. Будешь, как Саито. – О нет… – грустно усмехнулся Суга. С Дайчи Саито он особо знаком не был, они и разговаривали-то пару раз, в основном на уроках, но этих разов хватило, чтобы запомнить главное – у Дайчи было какое-то безумное количество младших братьев и сестер. Парень был из трущоб, денег у них не было совсем, и никто особо не понимал, зачем при таком финансовом состоянии так активно плодиться. Впрочем, говорить это в лицо Дайчи было плохой идеей – он никогда не постеснялся бы ударить кого-то в нос. Они с Сугой часто пересекались по пути на учебу, иногда здоровались, но не более, да и Суга не сунулся бы в ту кучу малу, которая происходила вокруг Саито, состоящую из какой-то оравы, которую он пытался довести до школы. – Не хочу, как Саито… – Да я шучу, у тебя же один сиблинг будет. Если не близняшки, – улыбнулся Тоору. – Только не близняшки!.. – Эй, я в любом случае тебе помогу, – поправив рукав так, чтобы не было видно бинтов на запястьях, Ойкава осторожно приобнял возлюбленного за плечо. – Но, правда, ты не думал о том, что, может, тебе понравится ухаживать за братом или сестрой? – Думал, – после недолгой паузы признался Коуши. – Думал, может, буду… Буду купать его или кормить, так мое сердце и растает. – И что надумал? Парень немного помолчал, пытаясь решить, можно ли произносить такое вслух. – …Я не могу перестать представлять, как топлю его в этой чертовой маленькой ванночке или сую ему ложку с едой так глубоко в рот, что он задыхается. – Ох, – Ойкава, к счастью, не выглядел напуганным. Даже наоборот – он смотрел на возлюбленного с самой теплой улыбкой, на которую был способен. – Это нормально. – Думаешь?.. – Суга придвинулся чуть ближе, кладя голову на его плечо. – Мне кажется, это нездорово. – А в остальном мы с тобой такие здоровые, – засмеялся парень. – Да ладно тебе, это просто ты. И, знаешь, возможно, я придумал, как тебе помочь. – Да? – приподнял брови Коуши. – Да, Ива-чан рассказывал про одну штуку, только название вспомнить не могу. Его сестра использовала что-то такое, когда однажды немного… Ошиблась, – Ойкава задумался, поднимая взгляд к небу. – Я думаю, будет неплохой практикой, если я смогу это раздобыть… – Так, ты снова говоришь загадками. Что «это»? На самом деле, отношения Суги с мамой были не такими плохими, как могло бы показаться на первый взгляд. Точнее, они были ужасными, но если они не ненавидели друг друга, то тогда все было просто прекрасно. В конце концов, именно с ней Суга делился важными для себя вещами (если она слушала), и именно с ней Суга часто засыпал, пока они смотрели сериал по телевизору (если она не уходила молча посреди серии). Поэтому не было ничего странного в том, что он часто, практически всегда носил ей воду к кровати. Иногда по утрам, иногда по вечерам, но он делал это с определенной регулярностью, и порой даже получал «спасибо, милый». Сейчас он молился всем богам на свете, чтобы папа не зашел на кухню. Раскрывая капсулу и высыпая порошок в воду, парню оставалось только прислушиваться к своей совести, которая смиренно молчала, делая вид, что ничего не происходит. Коуши не был до конца уверен, как понять, что все сработало, поэтому всю ночь он не спал, лежа в своей комнате и внимательно слушая. Слушать было нечего – родители легли спать, так что в доме стояла немая тишина, но затем он начал различать негромкое ворчание мамы, перерастающее сначала в сдавленное мычание, а потом в настоящие крики. Она кричала долго, не реагируя на слова папы, не реагируя на приехавших врачей. Сначала это было от боли, затем – от ужаса. Суга даже ненадолго высунулся из комнаты, но, увидев кровь на руках у докторов, скривился и спрятался обратно. И когда Коуши наконец смог увидеть ее лицо, искаженное болью и слезами, она обняла его так крепко, как, наверное, никогда не обнимала. Мама говорила что-то про ребенка, словно Суга испытывал к этой утрате хоть что-то, она пыталась успокоить то ли его, то ли себя, но она рыдала и рыдала, обнимая его все крепче и крепче. И Суга заплакал вместе с ней, пряча в ее плече и длинных волосах широкую улыбку. До этого он думал, что плачут от счастья люди только в кино. А еще только сейчас он понял, что руки у мамы всегда были очень холодными, прямо как у него, но объятия все равно казались теплыми. Когда Коуши было тринадцать, он узнал, что мама не беременна. И это было чудесно.

***

Когда Коуши было семнадцать, он уже давно успел понять – неважно, ради чьего-то это внимания или нет, если он не будет трястись от адреналина хотя бы час в день, он буквально умрет. Он попробовал и перепробовал все на свете, начиная с лазанья по крышам, заканчивая наркотиками, и не то чтобы ему было мало, просто уже очень скоро он снова начинал ощущать, что вокруг как-то странно спокойно, внутри как-то странно спокойно, и вот тогда становилось правда тошно. Если все не рушилось, то казалось, что произойдет что-то плохое, поэтому он продолжал нарываться, и, получая новую волну адреналина, по-настоящему успокаивался. На какое-то время. В их отношениях с Ойкавой… Успело произойти очень много вещей, но это неважно, потому что эта часть истории не про него. Главное, что он сделал – показал Коуши мир, который мог дать ему столько адреналина, сколько не могла дать ни одна вылазка на крышу. Изначально таким образом они тренировались, потому что годы шли, а Тоору все еще не отказался от идеи стать связующим. Они планировали переехать в префектуру, в которой жил Иваизуми, создать свою команду, где Ойкава, конечно, будет связующим, а Суга… Ну, кем придется, но для этого надо было немного расшатать границы в своей голове. А еще, если честно, было просто приятно уносить домой сумки с деньгами. Но в последнее время Ойкава перестал ходить вместе с Коуши, что ему немного не нравилось – грабить людей в одиночку намного опаснее. Да, у Суги был пистолет, но едва ли он умел стрелять, дрался он тоже плохо, а еще никогда никого, в отличие от возлюбленного, не убивал. Оставалось надеяться, что не придется. Однако уже около нескольких недель Суга был не один, и его терпение подходило к концу. Практически каждый раз, когда он наведывался к какому-нибудь богатому человеку в дом, чтобы вытряхнуть из его сейфа все до последнего, из ниоткуда появлялся этот крепкий незнакомец. Изначально парень думал, что умрет от страха прямо на месте, и, чтобы не нарываться на конфликт, хотел отдать второму грабителю все украденные деньги, но его это, кажется, не устраивало. Тогда Суга жестом предложил поделить, и это было уже ближе, однако этот идиот все равно не уходил, пока не выбивал жертве мозги, забрызгивая стены кровью. Во-первых, хоть Коуши и успевал отвернуться, иногда он все равно не сдерживался, и приходилось искать место, куда можно сблевать. Во-вторых, он не понимал, к чему такая жестокость, если деньги уже были найдены. В-третьих, ему было очень страшно, ведь Ойкава, хоть и убивал людей, никогда не делал это так долго и кроваво, но незнакомец, судя по всему, не испытывал к Суге ничего плохого, так что бояться было нечего. Коуши вообще давно понял, что он не отличается силой, зато отличается, как это говорили люди, «очаровательностью», а вот ею уже можно привязать к себе всяких силачей, чтобы были рядом в случае чего. К незнакомцу он решил относиться так же. Где-то на их третью встречу Суга обратил внимание на его маленький рост, но очень подтянутое тело. На пятую встречу начал щуриться во время улыбки, чтобы незнакомец даже через маску понял, что Коуши рад встрече. На десятую встречу он перестал уходить, когда парень убивал очередную жертву, зачем-то пытаясь перебороть свой страх крови. Они никогда не разговаривали, никогда не видели лиц друг друга, но, почему-то, Суга все равно начал чувствовать какую-то связь между ними. А когда однажды Суга сделал какой-то дурацкий жест, пытаясь объяснить, что в коридоре есть кто-то еще, и парень тут же понял его и прошел вперед, чтобы избавиться от свидетелей, у Коуши заболели щеки, настолько широкой была его улыбка. Все встречи проходили одинаково, пока однажды не произошло это. Коуши уже полчаса ждал, когда же его «напарник» наиграется. Он находился в другой комнате, но знал, что там, в спальне, все в крови, он даже отсюда мог чувствовать запах. Его уже стошнило в раковину, так что теперь он распахнул окно и высунулся в него, ожидая, когда же станет легче. Парень сам не понимал, зачем дожидается незнакомца, просто это казалось правильным. Позже он будет безумно благодарить себя за то, что решил раскрыть окно, потому что именно из-за этого он заметил машину полицейских, приближающуюся к дому. – Черт… – пробормотал он, быстро натягивая маску и возвращаясь к незнакомцу. Чтобы не обращать внимания на кровь вокруг, Суга впился взглядом в чужой силуэт и задержал дыхание, хотя блевать было уже нечем. Схватив парня за рукав, Коуши задергал его, пытаясь увести за собой, но тот никак не реагировал, продолжая наносить удар за ударом. От звуков стало еще хуже. Суга попытался объяснить ему что-то жестами, но получалось ужасно, да еще и увлекся незнакомец так сильно, что не оставалась ничего другого, кроме как подать голос. – Да пошли наконец! Парень обернулся на него, и Коуши успел увидеть какой-то странный взгляд темных глаз, только разбираться с этим времени не было. – Там полиция! – уже прикрикнул он. – Пошли! Незнакомец кивнул, и уже через секунду они вылетели из дома через окно, довольно мягко приземляясь на мокрую от недавнего дождя землю. Помогая друг другу, они смогли перемахнуть через забор и скрыться в ближайшем лесу еще до того, как машина подъехала к дому. За всякие следы Суга никогда не переживал, потому что полиция работала спустя рукава, но из-за такой близости красно-синего света все равно было безумно страшно, так что, когда они отбежали достаточно далеко и перешли на шаг, Суга не сдержался и остановился, упирая руки в боки. – Ты нормальный вообще?! Нас могли поймать, а ты все не можешь дорезать бедолагу, который умер, типа, от первого твоего удара! Нельзя было просто забрать деньги и уйти?! Немного помолчав, парень кивнул. – Да. Прости, Суга. Коуши вздрогнул. Голос был низким и казался очень знакомым, он начал примерять его ко всем людям, которые могли бы знать его имя, но он не успел додумать, как парень снял маску. О боже, он его знал, причем знал очень неплохо. Да, когда-то они едва общались, но уже очень долгое время Суга ходил к нему домой, чтобы помочь его братьям и сестрам с домашней работой. Господи, да он же уже завтра планировал снова прийти, чтобы продолжить объяснять непростую тему по математике… – Д… – отшатнувшись, Коуши не своим голосом заорал. – ДАЙЧИ?! Дайчи, неловко держа маску в руках, снова кивнул. Встреча была такой неожиданной, что они оба совсем не знали, как себя вести. Сейчас они стояли на безлюдной парковке, попивая молочные коктейли, заранее спрятав неподалеку сумку с награбленным. Выяснять, как они докатились до такой жизни, можно было долго, но сейчас Суге больше хотелось прояснить другой вопрос. Недавно в школе был объявлен день траура, и, хоть в новостях о смертях таких «маленьких» людей почти не заикались, все одноклассники Хаято знали, что тот был найден мертвым в своей комнате. Конечно, тут же поднялась паника, люди начали превращать историю непонятно во что, словно сами там были и видели, что случилось. Кто-то даже говорил, что отец Хаято сам убил сына, и в это Суга немного верил, потому что мужчина, вроде, был строгим до ужаса. А еще Коуши очень сочувствовал Дайчи, потерявшему возлюбленного, но разговор об этом как-то не складывался, и только сейчас Коуши понял, почему. – Это ты убил его, верно? – спросил он, опираясь бедром о чью-то машину. – Я как-то даже не думал в эту сторону. Дайчи поморщился и кивнул. – …Да. – Что он сделал? – Ничего. Совсем ничего, – парень сложил руки на груди, опуская взгляд в пол. – Это была случайность, я… Я не хотел этого. – Жаль, что так вышло, – вздохнул Суга. – Он мне нравился. Коуши не был уверен, как работала его эмпатия. В какой-то момент он начал переживать, не социопат ли он вообще, но, вроде, нет, потому что если что-то происходило у него под носом или с тем, кто был ему дорог, ему было больно, очень больно. Если же было плохо кому-то, кто был далеко, и он не задумывался об этом, то он едва мог почувствовать хоть что-то. Поэтому парень старался много не думать. – Мне тоже. Постояли в тишине. Суга еще раз окинул взглядом Дайчи и пожалел, что ходил на такие вылазки, совсем не подготовившись. Конечно, он мог вытягивать всем остальным, но когда ты потный, чумазый и уставший, привлечь человека уже сложнее, а Дайчи сейчас очень походил на того, кто ему нужен. – Ойкава знает? – А? – выплыл из своих мыслей Коуши. – О том, что я людей граблю? – Да. – Конечно знает, – отмахнулся парень. – Благодаря ему я здесь. Потом он, правда, сфокусировался на «более важных делах», ну да ладно. Мне в целом нравилось, пока ты не появился. Дайчи слабо улыбнулся, отводя взгляд. – Извини. Мне просто хотелось побыть с кем-то после того, что случилось с Хаято. Точнее, после того, что я сделал с Хаято. – Эй… – Суга осторожно коснулся его плеча. – В итоге мне понравилось работать вместе, из нас хорошая команда!.. Правда, ты очень кровожадный… – Не переносишь кровь? – тихо рассмеялся парень. – Ага, сразу тошнить начинает, а иногда- – Хочешь погулять? Суга поморгал несколько раз, пытаясь понять, не ослышался ли он. В груди расплылось приятное чувство. Неважно, как плохо он сейчас выглядит, потому что Дайчи только что потерял парня, и плевать, что он сам его и убил. Ему нужна компания. И Суге тоже она нужна. Как удачно все складывается. – Извини!.. – тут же смутился Дайчи. – Я… Сам не понял, зачем это спросил, я- – Пытаешься найти замену мертвому парню, – с улыбкой протянул Коуши. – Да, я понял. – …Прости. – Все в порядке, – отмахнулся Суга, помешивая коктейль трубочкой. – Я не против. Только давай сначала помоемся и переоденемся, а там уже решим, куда пойдем гулять. Дайчи удивленно приподнял брови. Теперь он не был уверен, не ослышался ли он. – Оу. Но… Ойкава? Я не подумал, когда спрашивал, но он может… Расстроиться. – Правда? – засмеялся Коуши. – Ох, милый, я на это и надеюсь!

***

Изначально Суга планировал это, как одну из интрижек, и правила были очень просты – у него свои мотивы, у Дайчи свои. Но все менялось, а вместе с этим менялись и их отношения. Кажется, в будущем они будут по-разному вспоминать тот самый момент, когда они «прямо по-настоящему начали встречаться», потому что Сугу назвать хорошим и верным партнером можно с натяжкой, но зато он никогда не убивал своих возлюбленных, ха, один-ноль! Так что да, это все было одной маленькой интрижкой, но когда Суге был двадцать один год, они с Дайчи решились уехать из города. Вместе, собрав все свои вещи и, предположительно, надолго, если не навсегда. – Ты готов? – спросил Суга, подходя ближе и обнимая возлюбленного со спины. – Со всеми попрощался?.. – Я… Все еще не могу поверить, что мы делаем это, – вздохнул Дайчи, оборачиваясь. – Боюсь, что захочу вернуться, как только мы выедем за пределы города. – Они справятся, милый, – парень присел на кровать и застегнул молнию лежащего на ней чемодана. – Ты не можешь просто приковать себя к одному месту и надеяться, что таким образом всех спасешь. – Я знаю, – присев рядом, Савамура потер уставшие веки. – Думаю, вне города я могу помочь им больше, чем если буду торчать здесь. Суга с улыбкой кивнул, и Дайчи положил голову на его плечо. – А ты? Попрощался? – С кем? – фыркнул Коуши. – У меня тут никого нет. «После того, как Тоору уехал» – тут же захотелось добавить ему. Ойкава наконец-то собрался и, разорвав все отношения и недоотношения с Сугой, поехал в префектуру, к своему дорогому Ива-чану, чтобы наконец воплощать свою мечту и становиться связующим, флаг ему в руки. В любом случае, делать в городе Коуши было больше нечего. – Твой папа, – напомнил Дайчи. – Судя по тому, что ты рассказывал, ему совсем тяжело после смерти твоей мамы. – Папа? – Суга ненадолго задумался, но качнул головой и улыбнулся. – Справится. Я же не собираюсь вычеркивать его из своей жизни. Буду отправлять ему деньги, может, писать… В общем, это не очень важно. – То есть, ты готов? – Да, – уверенно кивнул Коуши. – Готов. Ты? – Да, – выдохнул Дайчи. – Поехали. Встав, он поднял чемодан и почти вышел из квартиры, но обернулся и, улыбнувшись, сказал. – Я люблю тебя. – Я тоже люблю тебя, дорогой, – улыбнулся в ответ Суга, с легкой тревогой в груди понимая, что, кажется, правда начинает иметь это в виду.