Мистерия | A mystery

Fever Ray — If I had A heart Я стояла смирно, прижимаясь голой спиной к шероховатой стене богом забытого сарая. От всего здесь веяло заброшенностью и отрешённостью, а вокруг было темно, лишь несколько лунных лучей просачивались через щели гниющих досок, словно моя последняя надежда пробивалась в это тёмное царство. Они освещали застывшие лица двух девушек, лежащих в центре сарая, а я отчаянно старалась не смотреть на них, постоянно отводила взгляд, боясь столкнуться с пугающей правдой. Считала, сколько досок на потолке, а потом угадывала, сколько гвоздей потребовалось бы, чтобы прибить их, — одна из немногих мыслей, помогающих хоть немного отвлечься. Я разглядывала свои ступни, покрытые чёрными разводами от земли с примесью запёкшейся крови. И эти разводы отражали всю ужасающую реальность. То место, куда меня привели, только со стороны выглядело как сарай, но за его дверью царила агония. Не было привычных полок, заполненных инструментами, банками консервированных персиков и старыми игрушками. Коробки, наполненные хламом, не стояли в самом углу, напоминая об ушедшем, беззаботном прошлом. Этот грязный угол, где я находилась, пропах нечистотами и не оставлял ощущения тепла и уюта, которые испытываешь, возвращаясь в родительский дом. Вернон, мой верный друг, не вилял хвостом и не бежал навстречу, пока отец бурчал из-под капота машины. Мама не звала нас на вкусный ужин, и аромат её фирменной лазаньи не витал в воздухе, вызывая голод. В этом одиночестве все воспоминания о домашнем комфорте становились слишком далёкими. Когда меня затащили сюда, вырывая клочья каштановых волос, мой взгляд уткнулся в стены, исписанные извилистыми рунами, пентаграммами и фразами на латыни, каждая из которых казалась зловещим заклинанием. На одной из стен висел крест — красный, горящий неоновым свечением. Он был единственным ярким источником света, добавляя этому месту ещё больше жуткого контраста, ставя акцент на всей безысходности, сочившейся отовсюду. Здесь пахло жжёной кожей, гнилыми животными и чем-то ещё отвратительным, отчего начинало тошнить. Мне оставалось только кричать, срывая голос, и я была уверена в том, что мои крики разносились на несколько километров вперёд, таким громким был мой страх, пока меня хватали за руки, а после сдирали одежду с моего трясущегося тела. Я царапалась и пиналась, тогда ещё не до конца понимая, что происходит, охваченная шоком. Но за несколько дней нахождения здесь осознание не заставило себя долго ждать. Стены были не тем, чего нужно бояться, пока меня держали в этом месте. Поэтому уже несколько часов я прижимаюсь к одной из них спиной, ощущая, как острые маленькие занозы вонзились в кожу, постоянно напоминая о том, что нельзя спать. Сердце колотилось, стремясь вырваться из груди. Эта невыносимая тяжесть перед неизвестным наваливалась на меня, будто бы сама тьма собиралась сжать свои мрачные объятия вокруг моих плечей. Я понимала, что не могу дать этому безумству окончательно взять надо мной верх. Внутри разрывало противоречивое чувство — жгучее стремление выжить и устойчивый ужас, который меня парализовал. Мне тяжело было собраться с мыслями, они все ускользали, и лишь болезненные образы сменялись один за другим. Я была здесь, на краю пропасти, и знала, что если не найду способ выбраться, то стану очередным именем в некрологе. Никто бы не вспомнил обо мне через несколько дней. О девушке, работающей в закусочной в маленьком городке Орпингтон. Моё существование не несло ценности для окружающих. Никаких выдающихся заслуг и открытий. Но сама идея потерять жизнь выбивала почву из-под ног. Рассматривая рисунки, покрывающие все поверхности, я пыталась разгадать, что значили все эти символы. Их беспорядочная последовательность вызывала внутри меня настойчивый вопрос: был ли в ней скрыт ключ к спасению? Все эти знаки казались знакомыми, но в то же время чем-то неизведанным и тёмным. Тем, с чем не хотелось связываться. Я не знаю, сколько часов я здесь провела. Я давно перестала считать минуты. Время здесь шло по-другому. Слишком медленно, словно каждая секунда — вечность, проведённая в собственном аду. Губы пересохли, покрываясь болезненной коркой, и сколько бы попыток ни было потрачено на то, чтобы их облизать, это не помогало. Съёжившись от нового сквозняка, постоянно гуляющего здесь, я обнимала себя руками, будто бы это могло меня уберечь от ледяного воздуха, кусающего кожу. Я посмотрела на тех, чьи лица застыли навсегда несколько дней назад, и из глубин сознания начали выбираться тягостные воспоминания. Я вновь погрузилась в события прошедших дней. Когда они пришли убивать, один из них держал моё лицо своими мозолистыми ладонями и не давал возможности отвернуться. Он смеялся, а его язык скользил по щеке, оставляя мерзкий мокрый след. Его дыхание было пропитано запахом стухших морепродуктов, и я еле сдерживала тошноту, пока выродок шептал на ухо своим прокуренным хриплым голосом: — Твоя душа тоже найдёт очищение. Моракс придёт за тобой, когда придёт время. Я никогда не слышала раньше этого имени. В голове проносились все божества, которые были известны, но ни одно не подходило. Единственное, что связывало Моракса с остальными, — это смерть. Жертвы, принесённые ему, видимо, как плата за предполагаемую вечную жизнь. Или чего ещё жаждали получить эти безумцы? Каждая моя попытка вырваться оборачивалась сильным ударом. Печень и почки начинали ныть с каждым разом сильнее, и вся эта боль словно молния пробегала по телу, оставляя следы, подобные оплавленным проводам. Несколько раз он попадал по рёбрам, отчего воздух покидал лёгкие, но я не прекращала бороться. Кусала жирные грязные пальцы, стоило им приблизиться к моему лицу, и морщилась от солоноватого привкуса. Собрала остатки сил в онемевших кулаках, пытаясь ударить в ответ. Мне хотелось доказать им, что я не слаба. Что я сильна духом и меня не сломить, что бы они ни сделали. Мучитель лишь больше смеялся, наблюдая за мной, явно наслаждаясь открывающейся перед ним картиной. Изрядно исхудавшая, на две головы ниже него, девчонка, пыталась ему навредить. Но я не собиралась сдаваться, насколько смехотворными ни выглядели мои попытки. Адреналин, как бурлящий поток, растекался по венам, наполняя меня не хватающей бодростью подобно яркому свету, пробивающемуся сквозь тьму. В сердце, словно хрупкий цветок, продолжала прорастать надежда — она цеплялась за жизнь, за возможность сопротивляться, и я двигалась вслед за ней, связанная невидимой нитью с чем-то бóльшим и важным. Когда мне удалось вырваться, всё изменилось. Он усмехнулся и вытащил из-под чёрной накидки нечто, напоминающее палку. Я не успела осознать, что произошло, лишь почувствовала, как по телу пробежали ядовитые импульсы, сковывающие меня адскими муками, словно вместо крови по венам растекалось горючее. Всё вокруг замерло, оставляя меня наедине с этой невыносимой болью. Паника нарастала, и мне хотелось упасть на колени, свернуться калачиком, как в детстве, когда любое душевное и физическое страдание утихало под защитой простых детских утешений, но он не дал мне этого сделать, быстрым движением вернув меня к себе ближе. Уродливые пальцы с обломанными ногтями вновь держали мой подбородок, а вторая рука жёсткой хваткой обвила мою талию и сквозь угасающую жгучую боль я ощущала, как его вставший член упирался в заднюю поверхность бедра. Хотелось отодвинуться, не думать, что ещё он мог сделать, увлечённый больными, явно возбуждающими фантазиями. Его касание сработало как ушат холодной воды. Новый всплеск ярости накрыл меня, и, освирепев, я резко дёрнулась и оттолкнула от себя зверя, побежала вперёд, спотыкаясь на пустом месте. Но бежать было некуда. Новый импульс пронзил спину, и я упала, обдирая в кровь колени. Казалось, что в голову втыкали миллион острых иголок, мышцы скручивало в узел, кости ломались, а мозг превращался в желе. Так это ощущалось. Тогда я поняла, что вся боль до этого не имела никакого смысла. Всё это было ерундой по сравнению с тем, что я испытывала сейчас, каждый раз, когда монстр поднимал своё странное оружие. Несколько раз получилось расслышать, что он шептал. Утекло достаточно времени с момента, как я изучала латынь, но то, что произносил сектант, значило «Я мучаю», и я была полностью убеждена в правильности этого перевода. Пара минут, погружённых в то состояние, которое вызвал этот зловещий шёпот, заставили меня сдаться, опустить руки. И я ничего не могла с этим сделать. Сильнее, чем этих людей, я боялась смерти. Инстинкт самосохранения выкрутился до предела, и единственным желанием осталось продлить себе жизнь, даже если в подкорке я знала, что этому не суждено сбыться. Поэтому я продолжала смотреть на то, что не хотела видеть. Каждый отчаянный вопль девушек заставлял меня вздрогнуть, но не отвести глаз. Я встречалась с их умоляющими взглядами, обрамлёнными покрасневшими белками, слипшимися ресницами от слёз и тёмными кругами, придающими ещё больше болезненности исхудавшим телам. На лицах девушек помимо истинного ужаса мелькала надежда, как только они смотрели на меня. В самый ужасающий момент их жизни они искали спасение во мне, но я ничего не могла сделать. Растеряв всю свою смелость, я продолжала наблюдать, как шайка безумцев отнимает жизни во имя того, о ком я никогда не слышала. Да и что я могла сделать? Одна против них, способных одним только взглядом заставить тебя задыхаться. С каждой минутой я всё больше тонула в собственной безысходности. Происходящее больше походило на сцену из фильма ужасов, казалось, что я нахожусь в затянувшемся ночном кошмаре и скоро проснусь, открыв глаза в собственной комнате, но мои громкие рыдания и крики, раздирающие горло, давали понять, что картинка, мелькающая передо мной, была реальной. Когда всё закончилось, я не сразу поняла, что осталась одна. Они исчезли так же быстро, как и появились. Растворились в ночном сумраке, потушив после себя свечи и крест, оставив двух девушек истерзанными до неузнаваемости лежать в центре сарая. Они испускали последний вздох, отдав не по своей воле плоть и кровь во имя несуществующего божества. Я продолжала стоять недалеко от них, пытаясь восстановить собственное дыхание. Пульс бешено стучал, создавая неприятный шум в ушах, а перед глазами мелькала мыльная плёнка. Я не видела ничего, что было чуть дальше каких-то пятнадцати сантиметров. Тело не слушалось и отказывалось двигаться, пригвоздив меня к полу. Только спустя несколько часов я нашла в себе силы сдвинуться и добралась до стены, с того самого момента больше не взглянув в сторону Хлои и Мэри. Они появились здесь раньше меня. Я никогда их не видела раньше, ничего о них не знала, лишь имена и сколько дней они провели здесь. Но когда видишь чью-то смерть, ощущаешь себя причастным. Вина, как свирепый зверь, сжимала мою душу, чувствуя мои сожаления о том, что я не смогла им помочь. Стоило прикрыть веки или случайно наткнуться на их тела взглядом, как в голове всплывали картины, полные ужаса. Замедленно проносились образы, которые хотелось стереть навсегда. Люди в чёрных мантиях, словно тени, танцующие вокруг нарисованных символов и курящие одну трубку на всех. Из неё вырывались густые клубы дыма, будто призраки, давно вырвавшиеся наружу. Их длинные кинжалы зловеще сверкали в красном свете, пронзая бледную кожу, оставляя за собой оскверняющие следы. Их песни становились всё громче, наполняя воздух тягучими звуками, отравляющими моё существование. Температура стремительно падала, утягивая за собой остатки тепла, и свечи, расставленные здесь везде, хоть и горели неестественно ярко, совсем не грели. Танец их пламени лишь больше разжигал во мне беспокойство, вызывая дрожь в руках. Я запомнила звук разрывающейся кожи и хруст ломающихся костей, торчащих из их груди. Мне хотелось избавиться от этих воспоминаний, но я не могла. Они нависали надо мной как тёмные грозовые тучи, сгущая мрак и безысходность. Мне становилось тошно, словно мерзкий запах гнили заползал под кожу, опутывал меня, как удав, сдавливая сильнее. Страх ещё с большей силой накрывал, стоило мне осознать, что следующей буду я. В этом мрачном спектакле, где жизнь и смерть переплетались в неуловимом танце, я становилась пешкой в игре, правил которой не знала. Я видела себя там, где лежали они, в луже собственной крови. Чувствовала, как натягивается и трескается кожа, а кости разрывают внутренние органы, пока озверевшие нелюди танцуют свой ритуальный танец, дикий и безумный. Их смех, резкий и хриплый, будет доноситься до моего слуха, как предвестник конца и разрушения. А они будут наслаждаться мгновением моей смерти, воспевая имя Моракса, кем бы он ни был. Всё это как фильм повторялось на повторе, будто я приняла ЛСД и словила свой первый бэд трип, смысл которого был только в том, чтобы показать мне собственную смерть. Мне всегда казалось, что я ничего не боюсь, но жизнь оказалась жестокой сукой, превратившей обычные дни в череду ужасающих событий, с каждой новой сценой накладывающихся друг на друга, как слои красок. С каждой новой вспышкой воспоминаний я чувствовала себя всё более уязвимой, слыша в каждом шорохе голоса тех, кто уже ушёл. — Надо найти выход, — прошептала я вслух, будто обращаясь к кому-то, но больше к самой себе. Они не связывали нас, не сковывали тела от малейших движений, будто бы были уверены в том, что мы никуда не сбежим. Всё это было похоже на игру. В которой они были хищниками, а все остальные зверьками, угодившими к ним в клетку. Медленно делая шаги вдоль стены, я проводила ладонями по доскам, стараясь в полутьме разглядеть хоть что-то, что могло бы помочь. Тело не поддавалось, и требовалось прилагать усилия, чтобы пошевелить залитыми свинцом конечностями. Спустя полчаса изнурительного поиска я нащупала ручку. Передо мной была дверь, полностью покрытая чёрной краской. Я выдохнула и, сильнее вцепившись в холодный металл, словно за спасательный круг, дёрнула дверь, не надеясь на успех, но та поддалась, открываясь с громким протяжным звуком, даруя мне иллюзию свободы. Впереди виднелся тёмный коридор. Из-за отсутствия света не было ясно, насколько длинным он был, но я чувствовала, что там в глубине есть выход. Моя свобода. Моя возможность, за которую я ухватилась. И, стоило сделать шаг через порог, меня откинуло в противоположную сторону. Приземлившись на пол, я проигнорировала возрастающую боль в правом боку. Дверь всё так же оставалась открытой, манила меня и звала. Я резко поднялась и разбежалась настолько быстро, насколько позволяли иссякшие силы, но чуда не произошло. Я вновь отлетела в стену, но теперь удар был сильнее предыдущего. Ещё несколько попыток — и каждая провальная. Оставаясь лежать на полу, я засмеялась. Истерически и громко. Била кулаками по доскам, разрывая кожу, сбивая костяшки в кровь, но боль не приносила облегчения. — Ты так цепляешься за свою жизнь, почему? Услышав мужской голос позади себя, я застыла от неожиданности. Руки дрогнули и остановились на секунду в воздухе, медленно опустившись и касаясь пола. Тихие шаги послышались позади, мужчина прошёл рядом, и в поле моего зрения появились чёрные ботинки. Ненароком я зажмурилась, ожидая худшего, но ничего не произошло. Лишь лёгкость пронеслась по всему телу, и когда мои глаза открылись, то я уже стояла в центре сарая. Там, где ранее лежали Хлоя и Мэри. Их там больше не было. Обернувшись по сторонам, я так их и не нашла. Они словно растворились, будто бы их тут никогда и не было. Собственный пульс отдавался в ушах, а сердце застучало с огромной скоростью. Помимо всего, меня напугало, что я не сделала ни одного шага, но оказалась на несколько метров дальше от места, где лежала. Мне хотелось спрятаться, убежать, забиться в тёмный угол, лишь бы избежать того, что сейчас произойдёт. Но здесь не было места, способного скрыть меня от линчевателей. Сглотнув образовавшийся ком, я прохрипела, не узнавая собственный голос: — Что вам нужно? Я продолжала мотать головой из стороны в сторону, стараясь разглядеть фигуру в темноте. Но он будто бы был частью неё, полностью сливаясь. Лишь когда маленький пушок на моём затылке встал дыбом от его дыхания, я поняла, что он подошёл ко мне. Мужчина был близко, но продолжал молчать, игнорируя мой вопрос. Я не двигалась. Застыла, как статуя, боясь лишний раз пошевелиться. — Зачем я вам? Отпустите меня, прошу… Слёзы предательски защипали, раздражая ещё больше и так покрасневшие глаза. Он засмеялся. — Вы всегда задаёте одни и те же вопросы. «Кто вы? Что вам нужно? Зачем вы это делаете?» Так предсказуемо. Его голос, как похоронная мелодия, растекался по помещению, и, пока он говорил, воспоминания об ударах и импульсах посылали мне ощущение фантомной боли. Каждый удар в сердце отдавался в висках как барабанный бой, предвещая неизбежное. Страх нарастал, и я ловила себя на мысли, что единственное, что мне остаётся, — сдаться. Моё тело больше мне не поддавалось, я не контролировала его, ощущая себя марионеткой. Охваченная лихорадкой, я чувствовала, как внутри меня угасает огонь сопротивления. Он всё ещё пытался пробиться через моё отчаяние, но я уже приняла собственную участь, больше не пытаясь что-то изменить. — Так почему ты цепляешься за свою жизнь? — По голой коже пронеслись мурашки, когда шёпот раздался рядом с ухом: — Что заставляет тебя бороться за своё никчёмное существование? — Горячее дыхание опалило мочку, и я двинулась, случайно задевая мужчину плечом. Теперь могло произойти всё что угодно. Он мог ударить, мог ранить, мог повалить меня на пол и надругаться, если ему этого хотелось. Я понимала, что ничего не смогу сделать. Не смогу дать отпор, отбиться. Но спустя несколько секунд ничего из того, что подкидывал мой мозг, не произошло. Я почувствовала, как медленно холодные пальцы проводят линии по коже, и я издала звук, больше напоминающий писк испуганного животного. — Что вам от меня нужно? — вновь спросила трясущимся голосом, не ожидая услышать ответ, но надеясь на него. — Что изменится, если я отвечу? — Он усмехнулся, а его пальцы продолжали елозить по лопаткам, оставляя после себя ощущение морозного холода. Казалось, что я очутилась на улице в разгар зимней стужи. — Что бы я ни сказал, ты всё так же будешь продолжать бояться умереть. Будешь цепляться своими маленькими ручками за попытки выжить. Его касания прекратились. Теперь он проводил ладонью по моим волосам, словно убаюкивал. — Мой ответ ничего тебе не даст, маленькая, испуганная Гермиона Грейнджер. Я не хотела верить в то, что услышала. Откуда он знал моё имя и что ещё они знали обо мне? Мы не были для них безликими жертвами, не имеющими ничего за своими плечами, но вряд ли это что-то для них значило. Наша ценность была в нашей смертности, и бессмысленно было цепляться за мысль, что эти знания могут что-то изменить. Он отошёл. Я больше не чувствовала его дыхания и касаний. Но он всё ещё находился рядом, больше ничего не говорил и не спрашивал. Словно потерял ко мне интерес. Секундное облегчение принесло мне немного спокойствия, но всё быстро оборвалось. В лёгких нарастала тяжесть. Становилось трудно дышать, словно невидимая верёвка стягивала горло, перекрывая возможность поступать кислороду. Перед глазами всё вновь поплыло, и, инстинктивно хватаясь руками за шею, я пыталась это прекратить, но, что бы это ни было, оно давило сильнее, пока я не осела от бессилия на пол. Хватка постепенно слабела, давая возможность вздохнуть. Жжение в солнечном сплетении угасало. Я попыталась подняться, но, стоило мне шевельнуться, как вновь невидимая рука цепко сжала мне горло. Я прекратила, понимая, что сил больше не осталось. Все они были потрачены на бесполезные попытки отсюда выбраться. Слёзы продолжали собираться в уголках глаз, стекая по щекам и добавляя ещё больше разводов на измученном лице. Тот, кого я так и не смогла разглядеть, продолжал стоять рядом, а я лежала у его ног. Свечи, расставленные по кругу, загорелись, и проклятый крест вновь осветил всё красным. Я наблюдала, как новые фигуры в чёрных мантиях появляются из темноты, но не слышала их шагов. Складывалось впечатление, что они парили, приближаясь ко мне ближе. Я слышала голоса, словно не десять человек, а сотня людей шептали неизвестные для меня слова, переговариваясь между собой. — Я рад приветствовать вас, друзья, — обратился ко всем мужчина, заглушая своим громким голосом шёпот. — Я собрал нас всех сегодня не случайно. Послышались восторженные возгласы, и я съёжилась. Я не видела их лиц, но они смотрели на меня. Я чувствовала их леденящий взгляд, пожирающий и нетерпимый. Хотелось сжаться как можно сильнее, превратиться в песчинку и смешаться с грязью, лишь бы никто из них не смог дотронуться. Мне было страшно, и страх этот был сильнее меня. Чёрт возьми, да меня разрывало изнутри от ужаса, цепкими лапами сжимающего моё сердце. Я никогда не верила в бога, но сейчас старалась вспомнить молитвы, словно они были способны вывести меня из этой тьмы. В голове проносились воскресные дни, проведённые с родителями в церкви, но все службы я пропускала мимо ушей и сейчас лишь шептала просьбы о помощи, умоляя господа услышать меня. Это было глупо, но не зря говорят, что в моменты полного отчаяния вера — единственное спасение. Чушь. Меня никто не спасёт. Мне никто не поможет. Мой незваный гость вновь заговорил: — День солнцестояния всегда был благоприятным для закрытия цикла. Мы чтим традиции и знаем, что обычная душа не подходит. — Он выдержал паузу, вздохнул и продолжил: — Я уверен, что милая девушка перед нами подходит для этого больше, чем все остальные души, отданные во имя Моракса. — Аракс, насколько ты уверен? Я не ожидала услышать женский голос. Мне не хотелось принимать то, что женщины способны на подобные зверства, хотя прекрасно знала, что мои размышления — утопия. Любой человек способен на жестокость, а её извращённость не определяется полом. Женщина не стояла в общем круге. Она вышла из тени чёрного дыма, быстро рассеявшегося вокруг неё, вставая рядом с Араксом. Теперь и я знала его имя, но было ли оно им? Мне было неважно. Если по какой-то невиданной случайности удастся выжить, это будет деталью, способной помочь, найти их и поймать. Но способен ли суд справедливо наказать их за то, что они здесь творили? Вопрос, на который я не знала ответа. Мне хотелось верить, что рано или поздно все они получат по заслугам и расплатятся за каждого, кого погубили, даже если я не буду к этому причастна, догнивая в безымянной могиле. — Я готов отдать вам свою жизнь. — Мужчина встал на колено, преклоняя перед ней голову, но звучал слишком игриво. Его интонация больше напоминала сладкую патоку, чем обращение к тому, кто стоял на голову выше, но все кто присутствовал здесь, видимо, не замечали этого. Женщина рассмеялась. Звонко и злобно. — А ты смел, Аракс. Отдать мне собственную жизнь — очень высокая плата. — Она усмехнулась и приблизилась к Гермионе. — Я взгляну на неё. Ко мне протянулась ладонь с длинным чёрным маникюром, приподнимая подбородок. Её движения были небрежными, и острые ногти поцарапали щеку. Впервые на меня смотрели без капюшона. Её гладкую смуглую кожу просвечивали красные блики от креста, а длинные чёрные волосы, заплетённые в дреды, обрамляли лицо с острыми чертами. Я задумалась. Увидев эту женщину на улице, я никогда бы не подумала о ней плохо. Она напоминала модель с обложки журнала, но не участницу культа, убивающего людей. Первое впечатление всегда было обманчивым, и, чем больше я всматривалась на неё, тем больше замечала, каким суровым был её взгляд, светящийся азартом. С каждой секундой её карие глаза темнели, заполняя чернотой белки. Её скулы ещё больше вытягивались, приобретая неестественную форму, а дреды начинали извиваться, превращаясь в ярко-бордовых змей. В ней отражался сам дьявол, превращая улыбку женщины в оскал. Резко отпустив меня, она отвернулась. — Значит, ты хочешь, чтобы мы отдали её душу сегодня? — заинтересованно спросила женщина. Аракс продолжал стоять на одном колене, явно проявляя уважение к той, что сейчас обращалась к нему. — Да. — Ещё ни разу ты не заставил меня усомниться в твоей верности и уме с момента, как я приняла тебя в наши круги, Аракс. Но… — замолкла она на мгновение. — Она ценный экземпляр, ты безусловно прав, но я не увидела в её душе ничего, что могло бы меня привлечь. Она не является закрывающим звеном цикла, ты ошибся. Аракс напрягся. Это было заметно по его натянувшейся спине и сжимающимся кулакам. Все остальные молчали, не смея встревать в их разговор. — Посмотри ещё раз, Лилит, — твёрдо отвечал Аракс, подняв голову. — Почему я должна потакать твоим желаниям? - прокричала ведьма. Она подняла свою руку, и Аракс упал на пол. Я видела, как из его глаз и рта начинает сочиться кровь, но он не издал и звука, будто бы ничего не чувствовал и легкая тень улыбки коснулась его губ. — Прошу, Лилит. Женщина вновь рассмеялась. Она прекратила мучить мужчину, опустив ладонь, а Аракс кашлял, выплёвывая красные сгустки на доски. — Я посмотрю на неё последний раз, Аракс, а после с удовольствием заберу твою душу. Она начала идти по кругу, шепча про себя слова, собирая их в предложения, звучащие несвязно, но каждая свеча, мимо которой она проходила, загоралась синим пламенем и поднималась в воздух. Змеи вновь извивались вокруг её головы, и я отчётливо слышала, как они шипели, выпуская клыки наружу. Пройдя до конца, женщина остановилась. Она вновь повернулась ко мне, но в этот раз не коснулась моего лица, а лишь присела рядом, гипнотизируя чернеющим взглядом. — Бойся не меня, девочка, бойся того, что увидишь. Весь мой страх испарился, как только она появилась здесь. Я не смогла себе объяснить, почему внутри больше не зарождалась паника, а тело не тряслось от каждого услышанного шороха. Я знала, что он ещё во мне, но казалось, будто бы из меня стёрли возможность чувствовать. Однако сейчас словно по щелчку пальцев всё, что сдерживалось последние минуты, вновь поглотило меня. Я утопала в море собственного бессилия, оцепеневшая от ужаса. Но в следующий миг произошло что-то странное. Злобный яростный крик заполнил пространство, оглушая. Перепонки в ушах завибрировали, и я почувствовала, как тёплая кровь стекает по скулам, капая с подбородка. Я закричала от невыносимой боли, но даже мой крик был слишком тих в сравнении с воплем Лилит. Я видела, как размытые фигуры в мантиях, стоявшие ранее смирно, пытались подойти к нам ближе, но никто не мог переступить через очерченный круг алтаря. Яркое белое свечение, которое я не замечала ранее, не давало им это сделать. Я продолжала чувствовать адскую боль, но теперь принимала её как давнюю подругу после долгой разлуки. Впервые за всё это время я больше не боялась. Смерть больше не пугала меня, и я впустила её. А потом наступила темнота. И всё стихло.

***

Габриэль выехал на загородную дорогу. Вечерние огни и шум Лондона остались позади, сменяясь лесным пейзажем за окном. Джаз тихо звучал из магнитолы в сопровождении скрежета мотора и полицейской сирены. Его старенькая «Альфа Ромео» каждую неделю требовала ремонта. Что-то постоянно выходило из строя, вынуждая Эшвуда ехать в мастерскую Карлоса. Тучный мужчина с залысиной знал в этой машине каждую гайку. Стоило ему заехать в гараж, то Карлос вздыхал и бормотал под нос, что Габриэлю пора покупать новую. Но он не хотел с ней расставаться. «Ромео» была для него памятью о человеке, которого уже не было рядом. Когда Габриэль был мальчиком, то сидел на пассажирском сидении, пачкаясь шоколадным мороженым. Сестра Мередит улыбалась, вытирая его щёки носовым платком, а после везла его на залив наблюдать, как за горизонт опускается редкое для здешних мест солнце. Женщина с веснушками и рыжими волосами до пояса оберегала его и наставляла. Она была для него тем самым солнцем, светящимся каждый день. Но, как и любой другой звезде, рано или поздно ей приходит время погаснуть. Сестра Мередит ушла тихо, уснув с Библией в руках, но так и не открыв глаза на следующее утро. Теперь Библия лежала в бардачке, а Габриэль сидел за рулем, никогда больше не выезжая к заливу. Минуя ещё один поворот, он заехал на территорию коттеджного посёлка. В этой части города редко кто появлялся. Когда-то построенный комплекс из маленьких двухэтажных домиков должен был стать райским уголком, но его судьбу решило неудачно выбранное расположение, превратив в заброшенную обитель. Единственными гостями здесь были бунтующие подростки, бездомные наркоманы и случайно забредшие животные. Добравшись до самого конца посёлка, Габриэль заглушил мотор, оставляя машину на обочине. Вокруг царила суета. Кинологи с собаками исследовали окрестности, а несколько полицейских с фонариками ходили вокруг дома. Дом, когда-то являвшийся для кого-то островом безопасности, возвышался на небольшом пригорке, погружённый во мрак наступающей ночи. Стены были усыпаны мелкими трещинами, в каких-то местах краска вовсе отпала, образуя дыры, а окна, заколоченные досками, словно пытались скрыть зловещие тайны, похороненные внутри. Выбравшись из салона, Эшвуд двинулся в его сторону. При каждом вздохе промозглый осенний воздух проникал в лёгкие, опаляя их холодом. Габриэль старался сильнее укутаться в ворот пальто и не обращать внимания на болезненное покалывание в районе груди, но оно продолжало его беспокоить, напоминая о Лори. Низкая пышная женщина из отдела улик постоянно причитала, повторяя, что ему нужно лечиться. Приносила лекарства в бежевых крафтовых пакетах из ближайшей аптеки и оставляла их на столе с запиской, написанной красивым каллиграфическим почерком. Все они лежали в ящике его стола, и ни один он ни разу не распаковывал. Габриэль всегда лишь махал рукой. Со временем он привык к постоянной тяжести, мешающей свободно дышать. Она сопровождалась першением в горле и раздирающим гланды кашлем в течение последних трёх или четырёх недель. Сейчас, когда новый порыв ветра коснулся его шеи, заставляя поёжиться, новый приступ не заставил себя долго ждать. Но Эшвуд не мог позволить себе остаться дома. Он давно забыл, что значит приятный уютный день, проведённый вне работы, и его это нисколько не беспокоило. Каждая минута стоила чьей-то жизни, и Габриэль хотел сохранить их все. Ещё в детстве, находясь на попечительстве женского монастыря, он тайком убегал из общежития и проникал в полицейский участок, расположенный вверх по улице. Его привлекала работа полицейских. Он видел в них великих людей, спасающих беззащитных, и стремился к тому, чтобы стать таким же. Его детская мечта сбылась, но никто не рассказывал о том, каким тяжёлым бывает взрослое разочарование. С каждым годом службы Габриэль всё больше сталкивался со смертью. Она поджидала его на каждом углу, ехидно улыбаясь в спину. Старая карга насмехалась над ним, вновь выходя победительницей в их бесконечной игре в шахматы. Но Эшвуд не сдавался. Он вновь бросал ей вызов, ища тех, кто убивал. И радовался, когда партия приносила ему маленькую победу в их постоянной гонке на опережение. Переступив через жёлтую ленту ограждения, Габриэль подошёл к заброшенному дому. — Детектив. К нему подошёл парень с бейджиком стажёра и протянул руку. — Введите меня кратко в курс дела. — Габриэль не ответил на рукопожатие. Сохранил расстояние, лишь мотнул головой в знак приветствия. — Подростки забрались в дом и обнаружили тело девушки. На вид не больше двадцати пяти лет. Пока не удалось выяснить, кто она, при ней не было никаких документов, — запыхавшимся голосом проговорил патрульный. — Медики определили, как давно она умерла? — Они в доме, сэр. Прибыли чуть раньше вас. Габриэль ничего не ответил. Поднявшись по скрипучим ступенькам, он зашёл внутрь. Затхлый смрад сразу ударил по обонянию. Здесь пахло смертью. Он ненавидел этот запах. Прикрыв лицо воротом, детектив прошёл по длинному коридору туда, где слышались голоса. И стоило ему переступить порог, его взгляд сразу наткнулся на надпись на стене: «Vires sumo. fio vi». Ему были знакомы эти слова. Кулаки инстинктивно сжались от злости, но, быстро вернув самообладание, он осмотрелся. Весь пол и стены были покрыты чёрными символами. Растёкшийся воск от свечей застыл в причудливых формах, и они были повсюду. Расставлены по периметру всей комнаты. — Габриэль, мы тебя ждали. — Не думал, что вы теперь тоже принимаете участие в выездах на места преступлений, капитан. Зайдя в помещение, Эшвуд удивился, увидев здесь Джона. Капитан редко выходил из своего кабинета, погрязнув в бумагах. — Вынужденная мера. — Крупный седоволосый мужчина нахмурил брови. — Я знаю, что ты не стал бы слушать наших гостей, не будь я здесь. Габриэль сразу заметил трёх молодых людей, находившихся чуть дальше Брука. Двое стояли рядом с ним, а третий ходил вдоль стены, изучая надписи. Эшвуд не проявил интерес первым, сосредоточившись на другом. Взглянув в их сторону сейчас, он присмотрелся, не узнавая их лица. Он не видел их раньше в отделе. Нахмурившись, детектив подошёл ближе. — И почему они здесь? — удивлённо спросил Габриэль. — Агенты Гарри Поттер, Драко Малфой и Теодор Нотт прибыли для участия в расследовании. — Брук проводил рукой с одного к другому, называя их имена. — Добрый вечер, детектив Эшвуд, — повернулся к нему высокий брюнет в очках. — Капитан Брук обратился к нам за помощью, и мы согласились разобраться с этим делом. — И чем же вы можете мне помочь? — скептически спросил Габриэль. — Раскрыть его, разумеется, — улыбнулся блондин с надменными серыми глазами, стоявший рядом. Белая чёлка падала на его глаза, но даже она не смогла скрыть синяки под ними на бледной коже. — Я могу справиться и без вас, — категорично бросил Эшвуд в их сторону. — Капитан, мне не нужна помощь дилетантов. Вы прекрасно знаете моё отношение… — Габриэль замялся, сдерживая ругательства. — К ним. В свете прожекторов на их пиджаках сверкали золотистые значки. На первый взгляд их можно было принять за полицейских из-за одинаковой формы, но наличие выгравированной буквы «М» давало понять, что они сотрудники Министерства магии. Много лет назад волшебники открыли себя маглам, но не всему человечеству, а лишь тем, кто занимал посты правителей государств. Они долго скрывались в тени своего мира, боясь повторения того, о чём рассказывали в страшилках своим детям. История Салема оказалась не вымыслом или бессмысленной инквизицией. Люди, не готовые к чему-то новому, приняли их за послушников дьявола, сжигая их на кострах. Тогда те, кто смог спастись от «очищающего» пламени, вновь скрылись в своём измерении на долгие годы, отрешённо существуя и создавая свою собственную цивилизацию. То время прошло, оставаясь лишь текстом в древних книгах на полках библиотек, и на смену ему наступило новое. Стремление к новому витку развития поглотило человечество, открывая все двери для тех, кто владел магией. Габриель до сих пор не имел представления, как им удавалось сохранять свою тайну. Обычные обыватели ничего о них не знали, лишь считая мифологическим вымыслом. В глубине души Эшвуд желал, чтобы их раскрыли. Он знал, что предрассудки и боязнь неизвестного сохранились по сей день, и поэтому был уверен, что, стоит всему тайному выйти наружу, как их ожидает крах. Ему чертовски этого хотелось. Габриель их не боялся, но его личные счёты подпитывали ненависть, которая не спешила угасать, лишь сильнее разгораясь. — Габриель, это приказ, и он не обсуждается. Не заставляй меня отстранить тебя от расследования, — вернул его из размышлений голос капитана. — Джон… Но не успел Эшвуд договорить, как из соседней комнаты послышались копошения, а через минуту к ним ворвалась девушка-медик. Она смотрела на них ошарашенным взглядом, стараясь восстановить сбившееся дыхание. — Мы были уверены, что она мертва, пульса не было и пятна на коже, но она… — Девушка запнулась на полуслове. — Она очнулась.