До скорой бесконечности

      Том Реддл по вечерам не вылезал из скриптория, переводя книгу, полностью целую книгу в этом веке, с латыни. Листы могли быть вырваны кем угодно: Оминисом или детьми Марволо, те явно знали об этом месте. Крестражи — темнейшая наука, которую ему необходимо было досконально изучить, чтобы избежать ошибок. Ослепительное желание создать первый крестраж вспыхнуло в его уме с той поры, как он выпустил Василиска из тайной комнаты. В глубине души Том чувствовал, что готов распадаться на благодарности девушке, что неосознанно помешала ему совершить убийство грязнокровки.       Слишком рано ему было лишаться части души. Как оказалось, даже один крестраж впитывал эмоции, заполняя его создателя пустотой, за которой едва ли можно было найти здравый смысл. Поиски привели его к еще одному тупику — последствия. Том боялся лишиться рассудка под воздействием крестражей. Неизвестно, куда он сам мог завести себя, следуя лишь своим желаниям, не подправленным человеческими чувствами. Они могли привести его в пропасть к непоправимым ошибкам, которые вскоре разрушат его самого.       Он понимал, что не может допустить потери человечности, но и от бессмертия отказываться не собирался. Реддл пока только искал путь по протоптанной кем-то тропе, но в случае недостатка знаний был готов сам создать её, лишь бы узнать больше о всех тонкостях.       Здесь книг в кабинете было множество. Кто-то осмелился за полвека расчистить святая святых Салазара, убирая ценную информацию, которую, по чьему-то мнению, следовало скрыть от любопытных умов.       Темпусом он проверял время, чтобы не засыпать на уроках. Том понял, о чем говорила Алексис, когда хвалила систему образования в конце девятнадцатого века. Слизнорт ни шел ни в какое сравнение с Эзопом Шарпом. Временами жесткий бывший мракоборец Эзоп Шарп знал свое дело и болел зельеварением, вкладывая в своих учеников по максимум знаний. Он вызывал только восхищение; лишь глупцы недолюбливали его за щепетильность к мелочам.       Дина Гекат ничем не уступала Галатее Вилкост по защите от темных искусств. Хрупкая старушка вызывала у него только неодобрительный взгляд презрения. Первые десять минут урока… Кто бы знал, что полностью седая, сгорбленная старуха стоит на платформе для дуэли лучше любого ученика из его времени? Она показывала на практике, как отражать и пускать заклятия; возраст для неё был не больше, чем цифра. Его мечта стать профессором по ЗоТИ только укреплялась, глядя, с какой легкостью она объясняет материал и как студенты подходят к ней за советом, а она добродушно отвечает. Том знал, что мог многому научить волшебников; он был бы отличным преподавателем. Диппет был согласен с этим, когда парень невзначай сказал об этом. Место Вилкост, которая уходила на заслуженный отдых, было создано для него.       Положив пергамент на нужную страницу, Том встал, разминяя затекшие конечности после утомительной долгой работы с текстом. Прихватив мантию с края стула, он вышел в коридор с помощью статуэтки. Громкие голоса рядом заставили его наложить дезиллюминационные чары, и он притаился в тени.       — Откуда ты знаешь парселтанг? Ты даже двух звуков не могла связать, читая по транскрипции!       Знакомая блондинка возмущенно хватала ртом воздух, оборачиваясь к парню, стоящему сзади. Том беззвучно усмехнулся — как же ему удавалось всегда оказываться в нужном месте в нужное время.       — Научили, — сквозь зубы процедила девушка.       — Тот же, кто снял с тебя проклятие?       Сэллоу оказался рядом с ней слишком быстро, чтобы она успела среагировать. Он вновь схватил её за предплечье, развернув к себе. Наблюдая за этой картиной, Реддл не мог сдержать раздражение. Бесцеремонность Себастьяна его поражала. Он часто становился свидетелем того, как парень хватает девушку, словно она его собственность. Он сжал челюсти, надеясь хоть как-то подавить в себе желание проклясть зарвавшегося паренька.       — Я тогда говорила тебе, что ты последний человек, к которому я обращусь за помощью! — напомнила она, её серые глаза блестели злобой и раздражением, отражая свечение факела напротив.       — Ты не даешь мне ни одного шанса, Алекс! У тебя кто-то был в будущем? — её молчание лишь разжигало его настойчивость, в то время как она пыталась выдернуть руку из его хватки. — Знаешь, это не важно. Потому что здесь ты будешь со мной!       — Что ты несёшь? Как можно насильно полюбить кого-то? — нахмурилась девушка, останавливая свои попытки. — Посмей только подлить мне что-то в большом зале…       — Не мои методы, — выплюнул Сэллоу, потянувшись и сжимая её плечи, притягивая ближе к себе, — между нами уже есть влечение. Ты поймёшь это, как только перестанешь бегать в будущее…       — Я никогда не выйду замуж за полукровку, Себастьян! У меня есть долг перед семьей! — крикнула Алексис, теряя последние капли терпения.       Сэллоу опешил от её прямолинейности, но быстро собрался с духом.       — Родишь наследника, и ты свободна. Сама это знаешь…       — Нет! Потому что… потому что… — Алексис старалась подыскать слова, и вдруг произнесла: — Потому что ты прав — у меня уже есть человек, с которым я хочу прожить жизнь…       — Ты лжёшь!       — Не лгу, он, к слову, из рода Мраксов, и наш брак — выгодный союз. И именно он научил меня парселтангу, именно он избавил меня от слепоты, в то время как ты даже пальцем не пошевелил, предлагая свою помощь, только когда понял, что выбора нет. Я вернусь к нему, потому что…       — Ты его не любишь, Алекс, — мрачно отозвался Себастьян. — Ты не любишь никого, кроме своей чертовой древней магии.       Кровь кипела в жилах Сэллоу от злости на незнакомца, и, невольно, он усилил хватку на плечах девушки. Она не смогла сдержать стон боли.       — Отпусти меня, или я применю силу. Ты знаешь, на что я способна, и, похоже, забыл, с кем разговариваешь.       Такой холодный, ледяной тон Алексис Том слышал впервые. В нём сквозила яркая ненависть.       — Какого черта ты ошиваешься по ночам с новеньким? — он не слушал её. — Удивительно, что он появился в то же время, что и ты… — Алексис прокляла себя за оплошность, ведь сама сложила все кусочки мозаики в голове у парня. —… Том Реддл не из нашего времени, верно?       Хардман закусила губу от волнения. Теперь Себастьян не поверит ни в какую ложь; он уже составил своё мнение, и оно так идеально подходило под все его злоключения.       Алекс раздумывала, насколько опасен Себастьян и стоит ли впутывать в их конфликт постороннего человека. Впрочем, почему она не могла этого сделать? Она ведь пришла сюда именно из-за Реддла, в самый неподходящий для себя момент.       — Да, Сэллоу, — спокойно выдохнула она, — мы с ним… Это началось задолго до летних каникул. Благословение отца — вот зачем я пришла сюда. Он его дал, и в скором времени мы вернёмся. По твоим меркам, свадьба будет через пятьдесят два года. Хочешь — приходи…       Себастьян заставил её замолчать, прильнув губами к её губам, не давая отстраниться, крепко держа её за затылок. В последний момент она успела сжать губы, не позволяя парню задеть её рот.       — Silencio! Crucio!       Алекс вскрикнула, когда Сэллоу ослабил хватку и упал на пол, корчась в муках, безмолвно крича от боли.       Том вышел из тени с поднятой палочкой, смерив девушку с ужасом в глазах, нарочито равнодушным взглядом. В несвойственной ему манере он ждал окончание разговора, но не смог сдержаться. Себастьян, неумолимо быстро его разозлил, позволяя себе куда больше, чем мог на деле.       — П-перестань, — вырвалось у девушки, она вытирала губы рукавом мантии, не в силах смотреть на страдания бывшего друга. Но Том не слышал её, упиваясь чужой болью. Алекс дернула его за рукав мантии. — Том, довольно!       Реддл недовольно взглянул на блондинку, которая, обняв себя за плечи, гладила места, на которые Сэллоу больно надавливал. Ему казалось, что он ослышался, но слова из её уст уж очень походили на приказ.       — Понравилось? — желчно скривился он, опуская палочку.       Алекс отшатнулась, увидев его потемневшие от ненависти глаза.       — А то ты не видел, — нахмурилась Хардман. — Но круциатус за излишнюю эмоциональность — это жестоко!       Мысль прорезала сознание яркой вспышкой: она позволяла себе говорить с ним в таком тоне, и это было его упущение. Алексис была уверена, что он не посмеет причинить ей вред, но Том считал своим долгом доказать обратное. Нет, приказы отдает только он.       С этим решением на губах, Том вскинул палочку, направляя её на девушку, краем глаза замечая, что Себастьян отключился от боли после заклятия. Алекс замешкалась, но всё же принялась доставать палочку из кармана.       — Crucio!       С ужасом она приготовилась к худшему, зажмуриваясь.       Проходили секунды, но боли она не чувствовала, даже не пошатнулась.       — Crucio! — вновь произнес Том в замешательстве, глядя на девушку, которая продолжала стоять, как вкопанная. Заклятия не вылетали из палочки — лишь яркие зелёные искры падали на вымощенный пол. — Avada Kedavra! Imperio!       Ничего.       Алекс медленно пятится назад, но после убийственного заклятия остановилась, не веря собственным ушам.       — Что ты сделала ведьма? — вскричал он, растеряв хвалённое равнодушие, резко впечатывая её в стену. — Почему я не могу наложить на тебя непростительные?       — Я ничего не делала, — сдавлено прошептала Алекс, стараясь не разрыдаться прямо перед ним.       Для неё весь этот вечер был слишком… слишком… Она не желала продолжать его, ей хотелось лишь уйти в комнату и забыть всё, как страшный сон. Реддл резко отстранился от неё; осознание в его глазах говорило о том, что он знает истинную причину её беспокойства.       — Пошла вон, я сам сотру ему память.       Не в силах поспорить, девушка подняла выроненную палочку и скрылась за ближайшим поворотом. Ревность или чувство собственности — она не могла понять, что руководит Реддлом. Заклятия в будущем ей удавались так же, как и здесь; значит, дело было но во времени. Почему тогда он не смог причинить ей боль… убить… действительно ли он хотел её смерти? Столько вопросов врывалось в её сознание по пути в комнату. Смесь страха перед Реддлом и беспомощности, когда она не могла противостоять ему, в то время как её пусть и бывший, но друг корчился от боли на полу, вводила девушку в ступор. Почему она позволяла это? Почему согласилась прийти сюда с ним, прекрасно осознавая, чем это может обернуться? Девушка знала себя, и такое безропотное подчинение было для неё в новинку.

***

      Алексис сидела на занятиях по прорицанию, не вслушиваясь в то, о чём толковала Мадива Онай. Хардман чертила на пергаменте руны, которые помнила с изучения для ритуала, пытаясь занять себя хоть чем-то.       Три дня. Оставалось три дня, чтобы выбраться отсюда. Девушку накрывала пелена печали всякий раз, когда она думала о том, что её ждёт там. Ложь. Одна сплошная ложь. А здесь ничем не лучше. Для неё нет места ни в одном времени.       Том, сидя за задними столиками, в несвойственной ему манере, весело болтал с забывшим вчерашний вечер Себастьяном. Даже Оминис, расположившийся с Анной за соседним столом, присоединился к их беседе, наполняя атмосферу легкостью и дружеским теплом. Алексис, опустив голову и прижав щеку к круглому столу, сидела рядом с Натсай, которая внимательно слушала свою мать, не смея даже отвлечься.       Хардман, стиснув зубы, развернула пергамент чистой стороной, все еще выводя треклятую руну защиты двадцатый раз. Внутри неё бушевали противоречивые чувства: она всем своим существом стремилась к тем, с кем заклялась не общаться. Чертова уязвленная гордость не позволяла сделать первый шаг к Анне и Оминису. А Себастьян, устав от бесконечных попыток, нашел утешение в компании нового друга, которому уделял все свободные часы.       Мерзко от самой себя. Она не умела прощать, помнила каждую обиду от тех, кто позволял себе нелицеприятные высказывания. Алекс сама порой верила в то, что ей твердила мать все детство: — Чокнутая, ты недостойна любви, ты не заслужила её. Только ненависть будет спутником в твоей жизни, — говорила в тот день Сесилия Хардман наотмашь продолжая хлестать ребенка по мокрым от слез щекам.       «Мое место… где-то же должно оно быть» — думала Алексис, невольно оставляя некрасивую кляксу на пергаменте.       Прорицания закончились так же быстро, как и начались. Спокойно отсидев все уроки, девушка планировала провести остаток дня в объятиях своей постели. Аппетит пропал, как и чувство собственного достоинства, когда она осознала, что всё это время Реддл вертел ею, как игрушкой, а она позволяла ему это делать, подыгрывая.       Комната оказалась пуста, и это не могло не радовать. Имельда, вероятно, была на очередной тренировке, а Анна с братом. Алексис сбросила одежду и упала на кровать, завернувшись в пуховое одеяло, словно в защитный кокон, желая послать этот бессмысленный день подальше. Холод в подземельях отрезвлял, поэтому она специально отказалась от согревающих чар в последние дни, кутаясь всё сильнее в одеяло. В этот момент ей не хотелось ничего, кроме покоя.       Она не заметила, как уснула, лишь хлопок входной двери заставил её подскочить на кровати, пуще прежнего содрогаясь от холода.       — У тебя всё в порядке? — взволнованно спросила вошедшая Анна, когда её глаза наткнулись на дрожащий кокон.       — Отстань, — пробормотала Алексис, пряча лицо в подушку.       Анна, не обращая внимания на её недовольство, подошла ближе к кровати. Её голос, так непохожий на обычный, обиженный, заставил Алексис поморщиться, когда та протянула руку, чтобы пощупать её лоб.       — Ты вся горишь, — заключила Анна, присаживаясь рядом.       — Это от злости, что ты тронула меня против моей воли.       — Ты больна Алекс. Это объясняет твою невыносимость, — спокойно произнесла Анна, — вставай, я отведу тебя в больничное крыло.       — Сама иди, я не буду пить бодроперцовое зелье, — воскликнула Хардман.       Общее недомогание, казалось, стало сильнее, после слов о её болезни. И правда, Алекс и не додумалась, что заболела, списывая слабость на ненависть ко всему миру.       — Тогда я приведу Себастьяна, чтобы он отвел тебя в больничное крыло, — заявила Анна, не собираясь сдаваться.       — Анна, я раздета, — девушка скинула с себя одеяло, подтверждая свои слова, но через секунду вновь закуталась в него. — Мерлин, я просто хочу, чтобы от меня все отстали, — проныла блондинка, утыкаясь лицом в подушку.       — Ладно, я сама схожу в больничное крыло, — выдохнула Анна, стремительно покинув комнату.       Как только дверь захлопнулась, Хардман принялась ощупывать своё лицо, убеждаясь в наличии повышенной температуры. Ещё и Анна подобрела. Жалость — это то, что Алексис ненавидела больше всего, когда её жалели. Но от Анны это было скорее привычным, ведь девушка всегда старалась помочь каждому.       Зелья из больничного крыла были выпиты мгновенно. Облегчение пришло через пару минут. Очередное дежурство с гриффиндором она ещё могла пережить. Хардман надела школьную форму, плотно застегивая мантию. Согревающие чары она не стала игнорировать в этот раз — состояние и так было далеко не идеальным.       Леандер Пруэтт ждал девушку у подземелий, скучающе поглядывая на тёмные камни, пока, наконец, стена не отодвинулась.       — Нам повезло, — качнулся он на ногах, как только блондинка подошла к нему, — закончим раньше всех. Сегодня наши подземелья и первый этаж.       — Ты не представляешь, как обрадовал меня, — облегченно выдохнула Алексис, ступая за Пруэттом.       По подземелью долго бродить не пришлось, а вот первый этаж был огромен, поэтому было принято решение разделиться. Пруэтт не горел желанием провести всю ночь за дежурством, оттого при каждом случае желал слинять побыстрее.       Всё было спокойно, и они встретились у лестницы, обменявшись пожеланиями спокойной ночи перед тем, как разойтись по укромным уголкам своих гостиных. В дежурстве с Пруэттом был еще один немаловажный плюс — он всегда выбирал самые лёгкие этажи, в отличие от Сэллоу, которому вечно доставались только верхние. Полчаса идти к месту дежурства, полчаса — в подземелье, не считая часа на обход.       Камин в гостиной продолжал гореть, наполняя пространство тёплым светом. Алекс не удержалась и опустилась на диванчик, скинув туфли рядом и вытянув ноги. Тёплое дыхание огня касалось её кожи, принося наслаждение, которое не могли заменить согревающие чары.       Диван рядом прогнулся под весом того, кто сел рядом с ней. Удивленно распахнув глаза, Алекс повернула голову и встретилась с чёрными, как ночь, глазами напротив. Отражение языков пламени делало их менее холодными, чем обычно.       — Ты избегаешь меня, — не вопрос, прямое утверждение на которое требовалось объяснение.       — Я больна, — захныкала Алекс, тянув ноги ближе к камину. В её голосе ясно звучало осуждение, что он сам не понимал этого.       — Бодроперцовое зелье лечит простуду за пару часов…       — Правда? — наигранно удивилась она. — А то я не знала. Спасибо тебе большое, — пробормотала она с сарказмом, — обязательно приму к сведению. Может, поделишься ещё какой-нибудь необыкновенно важной информацией, о, лучший ученик столетия!       Из её слов лился яд, почти капая на пол. До бессмыслия провальное занятие угрожать ей, чтобы она следила за словами. Проходили и не единожды, девчонка границ не знала. Том без удовольствия понял, что сейчас это не вызвало даже злость.       — Не ерничай, — твердо произнес Реддл, всматриваясь в огонь, лишь искры раздражения блеснули во взгляде. — Злишься из-за Сэллоу?       — Он заслужил в этот момент наказания, но круциатус — жестоко, — подтянув ноги под себя, она перекинула белые волосы за спину, и они рассыпались по плечам, укрытым пледом.       — Тебя никто не держит здесь, кроме родителей. Зачем ты так рвалась в это время весной? — спросил Том, спустя минуту молчания.       — У меня есть друзья, по которым я скучаю. Пусть и в твоем времени я привязалась ко многим, но здесь моя жизнь…       — Жизнь подобна призраку, сошедшему с учебника, — произнес он, и его голос отразил её собственные мысли.       Алекс повернула голову к парню, натыкаясь на его проницательный взгляд, который словно пронизывал её до самой души.       — Я не здорова и способна сейчас разве что жаловаться, — усмехнулась она, прогибаясь в спине. Поясница ныла от того, что она долго не меняла положение, и это было невыносимо.       Неудобно. Скользнув взглядом по груди Тома, она не знала, чем руководствовалась в этот момент, но медленно прильнула к нему, опуская голову на его плечо. Реддл на удивление не сопротивлялся, но она ощущала на затылке его прерывистое горячее дыхание.       Завтра Алекс обязательно исполнит в жизнь то, о чем думала. Она покажет Тому Реддлу, что не является одной из тех, кем он может свободно манипулировать. Но только завтра. Сегодня ей было так удобно лежать у него на плече.       Том приобнял её, кладя руку на спину Хардман. Движение в тени он смог уловить краем глаза. Стоящий возле лестницы Себастьян Сэллоу не позволил Реддлу отстранить или накричать на больную девушку. Ему не нужно было ничего доказывать, но он хотел показать другу, от чьих касаний ведьма не отстраняется. Это нельзя было назвать соревнованием, ведь победитель был известен задолго до этого.       Давно забытое чувство. С третьего курса Тому слово никто не мог поперек вставить, тогда как этот Сэллоу имел право вступать с ним в противостояние. Том видел, что делал Себастьян ежедневно; медленно он старался вытянуть как можно больше информации о нем, выбалтывая одновременно и много, и так мало чего-то стоящего. Упорство Себастьяна было подобно греху. Такого лицемера еще надо найти.       До этой минуты Себастьян был уверен, что ему удается отвадить новенького от Алексис, применяя привычные для себя приемы. С момента, когда он впервые увидел их переглядки на уроке, а затем и в большом зале… на каждом уроке они искали друг друга глазами. Он стал сладко заливать в уши новенького, какой опасной и горделивой является девушка, подкрепляя свои слова примерами из жизни. Ненавязчиво он убеждал Реддла, что Хардман, подобно верной собачонке, всегда следует за ним, и Себастьян думал, что убеждает достаточно успешно. Он мог поверить во что угодно, но не в то, что Алексис прижималась по доброй воле к парню, которого знала от силы четыре дня. Если только вспомнить, как она дергалась при его прикосновениях… Точно нет. Это было нечто другое.       Сэллоу стремительно преодолел расстояние до своей комнаты, когда заметил, что молодые люди поднялись с дивана. Кровать Оминиса была задернута балдахином; он определенно спал, не обременённый обязанностями старосты. Парень на всякий случай наложил на друга заглушающие заклинания, чтобы тот не проснулся от голосов. Как только дверь комнаты открылась, Себастьян сдержал желание испытать на новеньком недавно выученные проклятия.       — Разгуливаешь после отбоя? — скрипя зубами и на редкость дружелюбным тоном усмехнулся Себастьян. — Смотри, как бы я не снял баллы с собственного факультета.       Реддл обернулся к нему, сверкнув обворожительной улыбкой, полон уверенности и беззаботности.       — Не мог отказать девушке, желающей провести со мной немного больше времени.       Скрип зубов все отчетливее был слышен в опустившейся тишине.       — Если ты про Хардман, то мой тебе совет: забудь о ней. Она любит играться с чужими чувствами, — прищурил глаза Себастьян, переодеваясь в спальную одежду. — Ты её не знаешь так, как знаю я.       — Напротив, у меня сложилось ощущение, что мы знакомы уже давно. Ведьма горяча, да? — Том вел беседу, словно с близком другом, нарочно выводя парня на эмоции.       Себастьян вспыхнул, но в этот момент заметил, как глаза Реддла сверкнули красным отблеском в вечерней тени. Ухмылка Тома выводила его из себя; руки чесались нарушить данное Оминису и Анне обещание не применять непростимые заклинания.       Все еще стараясь держать себя в руках, Себастьян тяжело выдохнул, растеряв весь свой пыл:       — Ты лжешь. У вас ничего не могло быть.       — Что же подкрепляет твою уверенность в этом?       Нет. Сэллоу уже не был уверен ни в чем.       — В каком году ты родился? — неожиданно для самого себя спросил он.       — А как ты думаешь?       — Мы явно не ровесники. Очевидно, когда ты родился мне было лет… этак пятьдесят… или я ошибаюсь? — ухмылка напротив, превращающаяся в звериный оскал, явно говорила о том, что Сэллоу был прав в своем предположение. — Зачем ты явился с ней? —спросил он, стальным голосом, уже лишённым показного дружелюбия.       — Смог догадаться даже во второй раз… Поздравляю, Сэллоу, ты не так глуп, как может показаться. Или работа твоего мозга руководима любовью, которую ты так рьяно пытаешься навязать той, кому она без надобности…       Во второй раз… эта фраза не была брошена случайно, но он ничего не мог вспомнить. Злость накалялась в нём, сжимая кулаки с желанием сделать больно слизеринцу, который не должен был находиться здесь.       — Что ты стер? — чистая ярость плескалась в карих глазах.       Убить. В его мыслях Том Реддл был уже трупом, над которым Себастьян Сэллоу радостно возвышался.       — Ты не знаешь, с кем связался, Сэллоу. Если хочешь дожить до моего рождения, не мешай мне, — ледяным тоном отрезал Реддл. Не угрожал, предупреждал.       — Нет, Реддл, это ты не знаешь, с кем связался, — вскочил Себастьян. — Не смей прикасаться к Алекс. Не смей даже думать о ней.       Никакой злости у Тома не было и в помине. Скорее, его веселила такая самоотдача. Он знал о Себастьяне практически всё, погружаясь в его мысли и воспоминания.       — Тобой руководят чувства к ведьме, но ты сам понимаешь, что не дашь ей ничего, кроме придуманной односторонней любви, а ей нужно больше… гораздо больше. Её сила — это магнит для тебя, такой желанный, но недоступный. Ты любишь ту силу, которой она учится пользоваться с моей помощью, любишь видеть её такой могущественной, но был готов отказаться от неё, когда она была слепа, улыбаясь ей в лицо, — произнёс Том, говоря медленно, без ненависти, указывая на одно простое: он знает всё.       — Я бы никогда не бросил её одну, когда она была слепа, — тут же вскричал Сэллоу, бегая глазами по комнате, он не знал за что зацепиться. Том начал пугать его, а давление в голове росло с каждой секундой все сильнее.       — Я читаю тебя как учебник по истории магии. Мне скучно, и до безобразия все очевидно. Любишь её силу и желаешь получить её тело, твои грязные, пошлые мысли проявляются всякий раз, когда она оголяет шею, убирая волосы, или поправляет юбку, — поднял бровь Том, смотря на покрасневшего парня. — Её материальное состояние ты тоже не упускаешь из виду, не так ли? Пусть это не на первом месте в твоих мыслях, но как же тебе нравится представлять себя и её в большом поместье, дорогой одежде… мечтать, как сможешь купить себе всё, о чём когда-то желал.       — Не смей копаться в моих мыслях! — взревел Себастьян, сокращая расстояние между ними и вытягивая руку с поднятой палочкой. — Oblivio!       Реддл шумно вдохнул, стараясь мысленно отразить атаку, но ему не понадобилось. Заклятие не затронуло ни один из его выстроенных барьеров на пути к сознанию. Вот почему оно не сработало на Алексис, — думал Том. Время — такая хрупкая материя, оно не позволяет забрать воспоминания, которых просто нет. Человек не рожден — значит, у него не может быть воспоминаний. В случае с Алекс, время не позволяло забрать её память, потому что она не существует в том времени. Невозможно лишить памяти человека, которого нет.       — Ты совершаешь непростительные ошибки, — произнёс он, уже менее спокойно, сквозь сжатые зубы, — но я дам тебе шанс, которого никто не получал от меня прежде — ты останешься жив. От твоего дальнейшего поведения зависит, узнает ли Алексис о твоих мыслях…       — Она не поверит тебе…       — Ей и не нужно мне верить, ведьма сильна в легилименции, — страх на лице Себастьяна говорил громче любых слов. — Ты даже не знал этого, — покачал головой Том, парень вызывал в нём отвращение. — Ей стоит только увидеть в моей голове наш разговор и те моменты, когда я читал твои мысли. Она наивнее, чем я думал, раз даже не проверила тебя на чистоту помыслов. А теперь ложись спать, Себастьян, и не думай совершать ошибки. Алексис не та, кто прощает. Вряд ли тебе захочется узреть её месть, не говоря уж о моей, — безапелляционно заявил Том, глядя сверху вниз на растерянного Сэллоу, который, не найдя чем парировать, поплёлся к своей кровати.       Дружба Реддла давно уже начала его утомлять. Слизеринец должен был знать своё место в этой партии, и сегодня он его увидел. Неважно как, но Том был уверен, что заставит Себастьяна встать на то место, которое было уготовано для него. Место стороннего наблюдателя.       Ничто не мотивирует людей сильнее, чем страх. Том знал этот взгляд, которым его одарил Себастьян напоследок, прежде чем закрыть глаза на своей кровати. Первобытный испуг, который затыкает рот даже самым строптивым. Найти слабое место и давить на него, пока человек не подчинится. В случае с Себастьяном он действовал жестко. Однако с другими Том медленно и аккуратно подводил их к служению через скрытые желания, которые, по их мнению, мог помочь достичь только он. Их страх Реддл вырабатывал долгое время, чтобы только один его взгляд мог заставить падать на колени чистокровных волшебников.