Стань моей... Наставницей?

— Н-ничего такого, — черт, а это намного сложнее, чем кажется. Но кто же здесь может знать, как надо? — Ну, я думал, это будет приятно, — смущенно поджал губы парень. Да. Глупо, конечно, глупо. Надо было хоть цветов подарить. Конфеты там красивые такие, в коробочке. Да только в кармане у него давно барахтается так хорошо известная всем, но не принимаемая никем в качестве валюты, баранка от бублика. За неё ему даже девки в Луганске не давали — а тут, коленкор покруче будет. — Дурак! — невыразительно — совсем как эти дамы, скривила губки Ангелина, посмотрев на него обиженно, не по-ведьмовски совсем. Чисто по-людски, по-женски. — За такое и по щекам схлопотать можно. — Интересно, — Череватый хитро наклонил голову на бок, разглядывая вернувшуюся на место, и какую-то насупившуюся, женщину. — Вы будете бить ребенка? — Дети таким не занимаются, — глухо отозвалась женщина, теребя свой, практически полностью законченный вольт изящными, заметно подрагивающими, пальчиками. Острый укол вины неприятно кольнул сердце. — Я ж не хотел вас обидеть, ну, — Владик пожал плечами, преодолевая нестерпимое желание взять эти проклятые ручки в свои — и гарантированно получить оплеуху. — Вы красивая очень. Не знаю я… Наверное, действительно не с того начал. Как-то иначе все это делается. Цветы, подарки. Это, конечно, сложно пока. Но я ж заработаю… Ангелина усмехнулась. Обидно. Раняще. Непривычно. — Мальчик, ты рехнулся, что ли? — ласково, но сейчас ни фига не приятно, сказала она, глядя на него, как на несмышленного первоклассника. Впрочем, это было лучше — чем слышать ее менторский, не оставляющий никакой надежды и снисхождения, тон. — Я держу тебя только из-за того, что ты в Ремесле из себя хоть что-то представляешь. Лет через десять я вижу тебя офигенным практиком и хорошим, искренним, готовым самоотверженно отстаивать нашу традицию, человеком. Не заставляй меня видеть другой исход — в котором, поверь, тебя ни ждет ничего хорошего. Череватый понуро опустил голову. Что ж. Проебался так проебался. И зачем он только полез? Видимо, разгулявшиеся в организме гормоны устроили анархию. Революцию сексуальную, блять. И это еще хорошо, что они проявились столь бурно здесь и сейчас — а не в тот миг, когда она расправляла Яше диван, совершенно ненарочно так соблазнительно наклоняясь вперёд и туманя рассудок дразнящими картинками из порнофильмов. Черт. И зачем вот он вспомнил? — Я — наставница. Ты — мой ученик, — сухо и безапелляционно, точно судья в каком-то дешевом теле-шоу, постановила строгая преподавательница, до кучи поднимаясь с места. — Полотно доли порвешь — ни одно веретено не заштопает, — она ушла. Владислав остался один — в полном недоумении. В болезненном и тяжёлом смятении. «Дурак ты, — наконец подал голос этот гребанный Толик. — Такую бабу так просто не взять!» «А как взять-то?» — угрюмо спросил парень. «Слушать меня будешь — все будет» — злобно хохотнул бес, а Череватый вдруг вспомнил слова Ангелины о том, что фамильяр — та еще сволочь, а значит, слушать его не следует. «Как знаешь. Но я всегда готов подсобить. За мной не заржавеет! Она пищать под тобой будет, да просить продолжения! Дело ведь за малым. Дело за тобой. Решайся».